Целитель. Назад в СССР

Глава 3

Почему-то я чувствовал раздражение по отношению и к коммунистической партии, и к Комитету государственной безопасности, и к правительству Горбачёва, и к набирающей силу Ельцинской банде, то и дело собирающей многотысячные митинги против СССР. К чему это приведёт я знал, но ничего поделать с этим не мог. Хотя была мысль поехать в Москву и пристрелить Ельцина, но я понимал, что «свято место пусто не бывает» и приведёт ли его смерть к «взрыву негодования» и не подтолкнёт ли к ещё скорейшему перевороту.

Хотя… Формальным поводом к возвышению Ельцина и его шоблы стал августовский путч и можно было «замочить» Горбачёва, чтобы неповадно было объявлять в стране чрезвычайную ситуацию, а потом открещиваться от людей вставших на защиту социализма. Тогда, может быть, и Ельцина выбрали бы президентом СССР? Ельцин стремился к полной власти, а в этом ему мешал Горбачёв с Союзом «Нерушимым» республик свободных. Президент СССР звучит громче, чем РСФСР. Ельцин мог и повестись.

Но «колёса», закрученные дядей Генной уже закрутились, а разочаровывать родственника мне не хотелось.

Я на все деньги, полученные при увольнении, накупил круп три мешка, макарон целый ящик, консервов: сайры, горбуши, тушёнки. Хотел прикупить доллары, они уже у населения появились, хотя открытого «хождения» не имели, но передумал. Всё-таки надеялся вскрыть в Сингапуре пару-тройку «гэбэшных» тайников. Или счетов. Второе было менее вероятным, но я тешил себя мечтами, надеясь на русский «авось». Хотя… Почему «авось»? Если в других мирах срабатывало, то почему не в этом?

Дроздов начал заниматься переводом финансов на другие счета сразу после распада СССР и своего увольнения из КГБ, а это — декабрь девяносто первого, а сейчас — только февраль. Ну и что! Зато я первичные счета знаю, с которых снимал валюту. Это даже лучше. Но эти счета, в основном в Европе и в Америке. Но и в Сингапуре один имелся. Хиленький, правда… Ха-ха… Придут снимать, а уже и нету ничего. Да-а-а… И где лежит паспорт на имя Джона Смита, я тоже знаю. Хотя… Там ли он сейчас лежит? И моя ли там фотокарточка? Это — вопрос. Был кто-то другой, кто пользовался этим паспортом. Дроздов называл его «твой двойник». А может быть, это я был его двойником? Может быть Дроздов и выбрал меня, потому, что уже имел «двойника», а я был на него похож. Двойник — это хорошо. Это и алиби, и перемещать паспорта можно, чтобы нужные таможенные штампы стояли.

Так размышлял я, плывя, или «идя», как предпочитают говорить моряки, по южно-китайскому морю и загорая на «крыше» ходовой рубки. Я — пассажир, мне было можно. Хотя и другие члены экипажа в свободное время загорали, например штурмана. Танкер «Дальнереченск» имел пять тысяч тон дедвейда и двадцать пять человек экипажа. Внутри него стояла «машина» под управлением автоматики и дизельная команда не стояла вахт, а обслуживала механизмы с восьми до семнадцати. А потому днём была занята. Но в обеденный перерыв и некоторые мотористы выскакивали погреться на «южном» солнце. Уже напротив Тайваня можно было загорать смело, а «ниже» становилось только теплее.

Судно шло прямым ходом в порт Пасир-Гуданг, там выгрузилось. У меня валюты не имелось и потому я со штурманами в город не поехал, а немного погулял по бережку и подивился на местных длинноногих, словно «борзые», собак-дворняжек.

Было непривычно жарко, душно. Экватор, млин…

После выгрузки дизельного топлива танкер обогнул остров Сингапур в востока и встал на внешнем рейде на якорь. Тут капитан попытался меня удивить, выдав тридцать сингапурских долларов, и подсунув документ, где я должен был расписаться в получении тридцати американских. Всего-то разница в трёх буквах, а доходность от операции — сорок процентов…

— Вы перепутали валюты, капитан, — сказал я по-английски спокойно и чуть насмешливо.

— Хм! Да, перепутал, — ничуть не смущаясь, кивнул капитан и вынул из стола другие деньги. — Сейчас подойдёт рейдовый катер. Там вы отдадите десять американских долларов, а отдали бы капиталистам сингапурские.

Я хмыкнул.

— Так и поменяйте мне по курсу, — предложил я.

— Один к ноль четырём, — предложил капитан.

— Один к ноль пяти, — предложил я.

Капитан подозрительно на меня глянул и снова достал сингапурские тридцать баксов и добавил к ним доллар и двадцать центов. От неожиданности я едва не подавился слюной, которая выделилась у меня глядя на американские доллары.

— Э-э-э… А как вы считаете? — спросил я. — Что это у вас за курс такой.

— Хм! — выдавил из себя капитан не очень уверенно. — Шестьдесят американских центов за сингапурский доллар.

— И-и-и…

Капитан «деланно» стукнул себя ладонью по лбу и, надо же, покраснел.

— Извините, — сказал он и к тридцати сингапурским добавил ещё двадцать долларов. Мелочь он, естественно, смахнул в ящик стола.

— Вы отлично считаете, — хмыкнул капитан.

— Чему учили, — промолвил я и улыбнулся.

Поездка на катере мне обошлась не в десять долларов, а… бесплатно. Это был муниципальный портовый транспорт и я знал, что он совершенно бесплатный, а моряки не знали и платили. А я нагло посмотрел сборщику подати в его бесстыжие глаза и, сказав по-английски: «Бог подаст!», отвернулся к морю.

— Сори, сэр, — сказал индус и двинулся дальше.

— А что, так можно было? — спросил штурманец с «Дальнереченска».

— Нужно! — сказал я, не оборачиваясь.

Я дышал Сингапуром. Город приближался и всё больше меня поражал высотными зданиями. Некоторые ещё строились и своим орлиным зрением я видел на них краны. Не рядом с ними, а на них.

— Восемьдесят этажей, — насчитал я. — Строится Сингапур.

Высадившись на причал и махнув рукой бывшим попутчикам, на меня, впрочем, почти не отреагировавшим, а о чём-то спорившим между собой, я перешёл по виадуку, содержавшему небольшие магазинчики, через улицу и зашёл в большой торговый центр. Там у эскалатора стояла корзинка-стойка с рекламками и картами. Вот карту я и взял. Там посмотрел от какой остановки отходит «мой» автобус и пошёл в другую сторону.

И без карты Сингапур мне был знаком, как собственный карман, который я и собирался пополнить уже сегодня. Не мог я удержаться от соблазна. Жажда обогащения за чужой счёт искушала и иссушала меня.

Чайнатаун начинался метрах в пятистах от моего месторасположения и я, закинув ремень сумки через плечо, отправился к известному мне адресу. Двух- и трёхэтажные дома района Аутрам стояли здесь с девятнадцатого века, а магазины-лавки в них были так сильно покрыты пылью, что в древности строений не имелось никаких сомнений. Как и в древности китайцев, сидевших, отстранённые от мирской суеты в своих закутках, как Будды. Мне показалось, что и они были покрыты пылью времён.

— Откуда пыль в этом чистейшем городе? — подумал я, походя наблюдая, как кое-где китайцы перед своими лавчонками моют тротуар, выложенный из каменной плитки.

Поднявшись на верхний третий этаж одного из домов, стоящих на Пагода стрит, к двери конспиративной квартиры, я постучал в неё три раза, подождал, стукнул ещё один раз, подождал, стукнул два раза, подождал. Осмотрел и ощупал торец дверного наличника, а потом торчащую из щели почтового ящика бумажку.

На наличнике сверху я нашёл то, что искал — небольшую щель, как от дверного «английского» замка, куда я засунул вой домашний ключ от квартиры, провернул его три раза и… вынул «настоящий» ключ, который подошёл именно к этой двери.

За дверью, которую я закрыл за собой на тот же ключ, имелась одинокая комната, разделённая небольшой перегородкой. Перешагнув приличную кучу почтовой макулатуры, я прошёл вовнутрь. На всех предметах скудной мебели были надеты коричневые чехлы, которые я стал аккуратно снимать и вытряхивать прямо за распахнутое мной окно. Вытряхивать и аккуратно сворачивать.

Под чехлами оказалась очень качественная и добротная на первый взгляд мебель.

— Хотя, почему на первый взгляд? — усмехнулся я.

И на первый и на стосороковой взгляд мебель была добротной. Постельного белья на полутораспальной кровати по понятным причинам не было. Оно лежало в прозрачных пакетах в небольшом двустворчатом шкафу с дверками, украшенными стеклянными вставками. Там же имелось и какое-то личное чистое нательное бельё, тоже упакованное в целлофановые пакеты.

Паспорт на имя Джона Смита, уроженца Лондона, жителя Австралии лежал за кирпичом несущей стены выходившей на Пагода стрит в тайнике. Кстати, из Лондона прилетевшего в восемьдесят шестом году.

— Ох ни хрена себе, — сказал я и присел на кровать, заправленную покрывалом с двумя великолепными драконами.

Я оглядел квартиру и удовлетворённо хмыкнул. Даже если я вывезу отсюда имеющееся тут имущество, уже моя «командировка» окупит мои нервы. В квартире имелись: телевизор, двухкамерный холодильник, аудиосистема с усилителем и небольшими колонками, микроволновая и двух-конфорочная электрическая печки, электро-кофейник и кухонная посуда.

Судя по почте здесь никого не было чуть больше года.

— Как у нас всё завертелось-закружилось, так и отозвали «товарища», — подумал я, опираясь на память «первого».

В моём мире мы пришли в эту квартиру в январе девяносто первого и почты было больше. В основном, это была информация из банка о снятии средств на те платежи, которые я поручил им оплачивать по приходу счетов от разных поставщиков услуг: коммуналка, электричество, налоги. Ну… Не я, конечно, а мой «двойник». В паспорте фотография соответствовала моей физиономии.

— Ничего не меняется, ска, — подумал я, дёрнув головой.

В дверь постучали.

— Кто там? — спросил я и глянул в дверной глазок. — О, Чен! Входите уважаемый!

Я отпер дверь и впустил «знакомого мне» китайца.

— Здравствуйте, господин Смит! Как поживаете? Вас долго не было. Отсутствовали в Сингапуре, или жили в своей резиденции на материке?

— Ох, Чен, любопытство тебя погубит. Ты же знаешь, что разговаривать о своей жизни с другим, значит — терять «цы» и удачу. А вопрошающий, не получающий ответ на свой вопрос, теряет свою «цы» и свою удачу.

— Вы правы, вы правы, мистер Смит, — потупил глаза старый китаец, выглядевший лет на сто. — Поэтому, не стану вас спрашивать, надолго ли вы?

— Меня никто не искал? — спросил я в свою очередь, не отвечая на вопрос.

— Приходили разные люди. Оставляли вам записки и письма.

— А! Хорошо, сейчас разберу. А у вас, как здоровье, мистер Чен? Как здоровье вашей супруги Мэй и ваших пятнадцати детей и внуков?

— Слава всевышнему, все здоровы, только вы, как всегда, ошиблись. У меня четырнадцать детей, — ответил китаец и мне показалось, что он облегчённо вздохнул, услышав от меня этот вопрос.

Я не «помнил», был ли Чен агентом Дроздова или нет. А может и не знал про то «первый». Но эта фраза всплыла в моей голове сама по себе. И ответ Чена мне почему-то тоже понравился.

— Ну и слава Богу, — кивнул головой я.

— Приходите на вечерний чай, мистер Смит, — кивая головой, сказал китаец и спиной вышел в открытую дверь.

— Спасибо, мистер Чен. Если буду дома, зайду обязательно.

Прикрыв дверь, я постоял задумавшись о дальнейшем. С паспортом в тайнике лежали две тысячи английских фунтов и знакомая мне по «прошлым делам» чековая книжка на предъявителя. Теперь можно было бы расслабиться и просто дожидаться окончания ремонта, потихоньку и не торопясь отовариваясь. Тут же в китайском квартале рядом с жилым районом начинался «торговый ряд» — несколько крупных торговых центров, построенных на месте старых китайских лачуг. Здесь в «бутиках», в которых торговали китаянки неплохо знающие русский язык, и отоваривалось большинство советских моряков, покупающих товар оптом на перепродажу на родине.

Те, кто брал для себя, покупали в другом торговом центре и я знал в каком. А лучше всего было затариваться в индийском квартале, называемом «Маленькая Индия». В «Мустафа Центре» можно было найти всё, от спортивных костюмов до телевизоров и холодильников.

Немного повалявшись на «хозяйской» кровати, посмотрев по телевизору сингапурские новости, и немного вздремнув, я оставил паспорт в тайнике, запер дверь на ключ, который вставил на прежнее тайное место, и пошел на остановку автобуса номер сто шестьдесят девять, на котором и доехал до судоремонтного завода ровно за час сорок пять минут, заплатив восемьдесят центов. То есть, к обеду я уже находился на танкере «Ванино» — брате-близнеце «Дальнереченска». «Мой танкер» всё ещё стоял в доке.

В принципе, я уже считал свою миссию выполненной и был готов к возвращению домой. Деньги, как говорится, «ляшку жгли». И чековая книжка, да… С которой, кстати, нужно было ещё умудриться снять деньги. Сколько в банке «лежит» на счёте, в чековой книжке прописано не было. Функции чеков простые. Я прихожу в банк, выписываю чек, его проверяют, проверяют наличие средств на счёте и выдают наличность если она есть.

Старший механик был мужчиной лет за пятьдесят, низкого роста, выделяющийся очень густыми неопределённого цвета бровями и пышной седой шевелюрой, повышенной кучерявости. Имел стармех фамилию Волков.

— Опыт обслуживания и ремонта дизелей есть? — спросил он меня, глядя в предписание.

— Есть, — почти не соврал я.

— Каких? — удивился он, вскинув свои шикарные брови.

Я перечислил штук пять наименований главных и несколько вспомогательных.

— Хм! А мне сказали, что ты «блатной» и, э-э-э, другого профиля механик.

— Я перевёлся с пятого курса судомеханического на другой факультет. Зрение испортилось.

— Хм! Четвёртый, значит закончил? Что за вуз? Ценз есть?

— Дальрыбвтуз. Двенадцать месяцев, но корку я с собой не брал. Не планирую механиком работать.

Я врал складно.

— Хм! Ладно, там видно будет, что ты за фрукт, пошли, покажу каюту.

Каюта была одноместная и довольно большого размера. Иллюминатор выходил на правый борт.

— Хм, как у меня на плавбазе, — подумал я и спросил. — А почему не открывается?

— Это танкер. И кондиционер у нас, — буркнул стармех.

Я поднял руку к потолочной дуйке.

— В ремонте стоим. Каждый киловатт электроэнергии валюты стоит. Экономим. Потом расписываем на экипаж. В конце года.

— Полная хрень, — подумал я. — Расписывают они, ага. Знакомы мы с вашими экономиями на здоровье трудящихся в свою пользу.

Подумал, но промолчал, даже не хмыкнув, прикинув, что этот механик мог и у угольных котлов стоять с лопатой. Такому никакая жара нипочём, а я от повышенной температуры воздуха уже стал уставать.Такой он — экватор. Днём только под кондиционером и спасёшься. Не всякому по нраву жара. Я, например, больше жары холод люблю. А жару люблю в умеренных количествах.

Приписали меня к третьему механику в обслуживании которого находились вспомогательные дизеля, насосы и сепараторы. Вот это всё мы и ремонтировали, вскрывали, чистили, меняли кольца, форсунки. На одном сепараторе меняли нижний опорно-упорный подшипник. Поменяли на простой радиальный. Я это дело заметил и своему механику сказал. Тот сказал «деду», но тот послал Толика подальше. Я удивился, но лезть вперёд батьки в пекло не стал. Я не собирался долго работать на этом танкере, планируя с первым же заходом во Владивосток, попасть в больничку и уволиться из ПМП, оставив у себя «паспорт моряка». Благо, за поводом ходить далеко было не надо. Голова — вещь сама в себе, которую постичь невозможно.

Работали, как я и говорил с восьми утра до пяти вечера. После работы я ужинал, уходил в город, гулял, анализируя цены, что-то прикупал для жены и детей, относил на «конспиративную» квартиру. На судно нести было нельзя. Денег же у меня иностранных ещё быть не должно. Темнело в Сингапуре мгновенно, а потому гулял я по темноте. Но темнота никого не смущала. Улицы были битком забиты, тем более, что наступил «китайский новый год».

Китайские магазины закрылись и мне приходилось покупать продукты где-нибудь за пределами «Чайнатауна». Потому, что вторично я ужинал у «себя» на квартире, где ночевал и в шесть часов утра уезжал на судно.

— Ты где ночуешь? — как-то спросил меня старший моторист-сварщик Толик Суворов.

— Как, где? В каюте. Иногда на верхней палубе.

— Не пи*ди! Сегодня тебя не было. И раньше тоже.

— Тебя поставили подглядывать, что ли? — усмехнулся я.

— Скажешь тоже, — обиделся Суворов, но тут же хитро улыбнулся и его верхняя губа, обрамлённая щетиной усов, приподнялась, а усы оттопырились вперёд. Виктор был старше меня лет на пять, худощав, низкоросл, русоволос. Он ходил, выпятив вперёд грудь, и отклячив зад, а потому выглядел со стороны презабавно.

— Что лыбишься? — спросил я.

Мы сидели на корме и курили. С нами курили и несколько «заводских» бригадиров. Все они были индусами.

— Да так, — сморщил свое лисье личико Суворов. — Странный ты. Не похож на моториста.

— У меня высшее образование, я был секретарём пятитысячной комсомольской организации, поэтому я никак н е могу быть похожим на простого моториста. А вот у тебя на лбу написан максимум техникум, а скорее всего ВМУ или «шмонька».

Улыбка сошла с лица Суворова. Он сплюнул в обрезанную поперёк бочку, отведённую под «пепельницу», бросил туда окурок и ушёл.

— Зря ты так, — сказал Виктор Митрофанов, — моторист, председатель профкома и библиотекарь в одном лице.

— Как так? — спросил я.

— Ну… Коллектив должен знать, почему член экипажа не ночует на судне.

— Сху*ли? — спросил я. — Может я до утра хожу по Сингапуру, находясь в полном ахуе? Боитесь, что сбегу?

— Да, в общем-то, пох*й, — проговорил Митрофанов.

Это был высокий и сильный парень на год меня старше. Очень сильный и хорошо играющий в настольный теннис. Обыгрывал меня, да. Пока обыгрывал, но я вдруг недавно почувствовал в себе потенциал. Это мы в обеденный перерыв с ним соревновались. Он был светловолос, но короткострижен, светлобров и имел арийский тип черепа и лица.

— Ну, так и что кому от меня надо?

— Зря ты на коллектив плюёшь.

— Вить, вы свои деньги все потратили, поэтому вам в городе делать нечего. Мне выдали аванс, вот я и шляюсь по городу. А где и с кем ночую, не ваше дело.

— Тётку, что ли нашёл? — выпучил глаза Виктор.

Я посмотрел на него сурово.

— Сказано же, не лезь не в своё дело.

Виктор выпятил нижнюю губу и улыбнулся, отстранясь.

— Ну, ты мастак. Не в красных фонарях, хоть?

— Сказано же, отъ*бись, — скривился я и бросил окурок «Лаки Страйк» в 'пепельницу.