Целитель. Назад в СССР

Глава 13

— Вот о чем хотел поговорить с вами, Михаил Васильевич, — сказал Билл.

Он буквально напросился ко мне на встречу. Мы сидели, пили чай у меня в кабинете. Сначала я, как директор фонда «Содействие», отчитался о потраченных «фондовских» деньгах, рассказав, что отремонтировали, подготовили к посадке и засадили овощами теплицу. Хоть и поздно взялись… Пришлось покупать рассаду помидор у частников, но процесс, как говорится, пошёл. Что приступили к ремонту крыши по японским технологиям, которые не боятся нашего июньского тумана.

— Заливаем специальным бетонно-пластовым составом, что бы не ремонтировать крышу каждый год. В перспективе что-нибудь на крыше установим полезное. Хоть те же теплицы на гидропонике.

— Что такое «гидропоника»? — не смог сдержать любопытство Билл.

— Это, когда растения без земли растут, прямо из воды берут питательные вещества. А садят их в «маты» из кокосового волокна или минеральной ваты.

— Хм! Чего только не придумают учёные. Но я не об этом хотел вас спросить.

— А о чём же? — удивился я.

— Помнится, почти два года назад, вы мне сказали, что меня должны убить. И это едва не случилось. Я не говорил вам, но именно двадцатого апреля, как вы и предсказали, на меня напало четверо и пытались увезти. На нас двоих. Как вы и сказали. Странно, что вы не поинтересовались, почему я до сих пор жив? Вам было не интересно, сбылось ли ваше предсказание, или нет?

— Михаил Иванович, я не предсказатель. Я не предсказываю будущее, а знаю что будет со мной и с теми, кто рядом. Чуть-чуть знаю про других. Но тоже опосредованно, так сказать. То есть, косвенно касающихся меня.

— Хм! Косвенно? Значит не про всех?

— И это не так просто, Михаил Иванович. Это нужно думать, напрягаться и зачем это мне? Да и вам нужно ли что-то знать про других?

— А про меня? — сощурился Билл.

— Про вас.

Про него я не знал ничего, но признаваться в этом не собирался.

— Помните, что я сказал, что о том, что с вами случится до двадцатого апреля девяносто четвёртого года я говорить не буду потому, что опасаюсь испортить то, что закончится для вас благополучно. Вот и сейчас. Скажу только, что устоять Приморью от проникновения москвичей не удастся. Те, кто не подчинится, будет рано, или поздно убит. Только в этом году убьют четверых. В том числе и «Сверида». Но вы ему не говорите об этом. Не надо. Он не хочет отдавать якутское золото и чукотские алмазы. Они с Джемом возомнили себя супер-пупер дельцами. Думают, что если они «греют» зоны, то они неприкасаемые? Другое время сейчас. Закончились воровские понятия. Рухнула система. Москвичи делят Россию. Сепаратизм на местах будет жестоко подавлен. Иваньков по прозвищу Япончик и из американской тюрьмы рулит. Да и Дед Хасан остаётся у руля.

— Откуда вы это всё знаете? — ошеломлённый моими словами Билл откинулся на спинку стула. — Вы так говорите, словно знаете всех лично. Это ведь такие «люди»! А вы про них так просто рассуждаете.

— Не говорите ерунду, Михаил Иванович, — скривился я. — Это для вас они, может быть, «такие люди». Для обычного человека, каким являюсь я, они тоже обычные люди.

— Ничего себе, обычный, — хмыкнул Билл.

Я посмотрел непонимающе.

— Это я про вас, — снова хмыкнул Билл.

— Я обычный директор школы и немного целитель. Кстати, у вас в поясничном отделе грыжа образуется. Сходите к врачу.

— Да? А вы не сможете помочь?

— Я бы помог, но вправляю диски только в бане. Не станете же вы поворачиваться ко мне, кхм, голой спиной.

Бил напрягся. Потом улыбнулся.

— Понимаю вашу шутку. Но, в каждой шутке есть доля правды.

— В каждой шутке есть только доля шутки, — сумничал я.

— Или так… Значит не расскажете даже мою судьбу?

— Не расскажу. Тут же есть определённая зависимость. Произошедшего с будущим. Уже сейчас будущее у вас изменилось по сравнению с тем, что я мог бы вам, кхм, предсказать два года назад. У вас всё будет относительно хорошо, если вы не станете слишком, э-э-э, настаивать на лидерстве. И вообще… Отдали бы шапку «Мономаха» Михо.

— Вы и про Михо знаете. Вы не мент, случаем?

— Кхм! Звали, да. Сразу в «Управление по организованной преступности». Чуть было не пошёл. Да передумал.

— Даже так⁈ Вы со мной так откровенны! Почему?

Я посмотрел на него и вздохнул.

— Потому, что с вами можно иметь дело, Михаил Иванович. В это трудное для страны и для людей время вы — один из немногих, с кем можно иметь дело.

Я беззастенчиво врал, но Билл, и вправду, «немного» изменился после нашей с ним первой встречи.

— А вот скажите мне Михаил Васильевич, если уж вы со мной настолько откровенны, откуда у вас связи с японскими якудза? Мне сказали, что в Японии сейчас никто пукнуть не смеет без вашего разрешения. Это я про автобизнес и бизнес вторичного шмутья.

Я посмотрел на Мишу Билла и понял, что возомнил о себе невесть что. Этот мужик не даром назначен положенцем. Не зря, да-а-а… Что-то волчье проявилось в глазах собеседника. Словно эти глаза увидели перед собой жертву.

Я прижал палец к губам и посмотрел на дверь. Бил удивлённо обернулся.

— Не дай Бог жена услышит. Скажу уж, так и быть если мы откровенны, ха-ха… Я знаком с дочерью главы одного из центральных Токийских кланов. Не буду говорить какого.

— Я и сам знаю, — усмехнулся Билл. Его глаза оттаяли.

— И не буду говорить, как мы с ней познакомились.

— Не надо, — ещё больше разулыбался собеседник.

Такой расклад ему был понятен. А мы, действительно, были с Тиэко знакомы. Но не так, хе-хе, близко, как я заявил. Но проверить это никто не в состоянии. А у Тиэко ко мне имелись чувства, да. И не имелось мужа. Дети были, а мужа не имелось. Мальчик и девочка, да. Как и в другом мире, где мы с ней были близки и эти дети были от меня. А может это был тот самый мир? И именно поэтому Тиэко, может быть, так смотрела на меня, когда мы с ней впервые повстречались в «офисе» её отца. Долго и будто что-то вспоминая. Но тогда она должна была меня помнить. Или я всё-таки немного тут другой?

Я, действительно, находил некоторые отличия во внешности себя того, от себя этого: родинки, шрамы, фигура, походка, взгляд. Взгляд совсем другой. Но ведь в том мире «я» был крут и мог перескакивать из мира в мир и жил я совсем по-другому. Не-е-е… Бред. Просто Тиэко так же как и другие девушки чувствовала моё мысленное проникновение в её тонкое тело. В её мозг. Вот она и пыталась меня вспомнить. Но дети какие похожие на меня… Особенно девочка Мичи. Как и в том мире… Странности, однако… Главное, что про отца этих Мичи и Мичи, Тиэко мне ничего не сказала, а странно посмотрела на меня.

Я долго-долго и тщательно-тщательно «копался» в своей «этой» памяти, пытаясь найти хоть что-нибудь про Тиэко и Тадаси, но, даже разложив «свою» жизнь практически по дням, ничего не нашёл. Не встречались они с «этим» мной в этом мире. Но и поведение Тадаси было какое-то неправильное. Слишком он мне доверял. С чего бы это?

Ну, пришёл человек, знающий гэбэшный пароль ну и что? Мало ли гэбэшников с ним связывались? Хм! И что, у всех был один и тот же пароль? Не смешите мои тапочки. Пароли — вещь индивидуальная. Стоп! Твою мать! Меня прошиб пот. Это же был пароль, который я давал Тадаси для того, чтобы он узнал меня, в каком бы я обличи не был. Мало ли в каком я «боте» предпочту к Тадаси явиться? Это был провал, как иногда говорят в кино про разведчиков.

Хотя, почему провал? Это был не провал, а… а что? Не мог этот Тадаси знать пароль того Тадаси. Из того мира. Из мира, откуда в меня вселился «первый». Или какой он там по счёту? Млять! Млять и млять! Сука! Неужели, это и есть мир «первого»? Но почему тогда он совершенно другой? Я же «свалился» в него, когда «этот» я был простым слесарем-судоремонтником. Не-е-е-е-т что-то тут не совсем так, как кажется, ага, как видится.

Все эти мысли мелькнули у меня за долю секунды и, видимо, моё лицо вдруг изменилось, потому что Билл вдруг напрягся.

— С вами всё в порядке, Михаил Васильевич? Вы как-то резко побледнели.

— Наверное сахар упал. Я сегодня весь день в спортзале. Физрук уволился. Уж я и так и этак, а он ни в какую. Домой, говорит, поеду. На Украину. А другого пока не нашли. Даже мне разрешили замещать, ха-ха. Без образования. Теперь я ещё и физрук, ха-ха.

Я, тем временем, налил ещё чаю, сыпанул в кружку четыре ложки сахара и стал «жадно» пить. Потому, что вдруг понял, что с этим миром что-то не так. И со мной что-то не так. И с Тадаси и Тиэко что-то не так. Короче — всё не так. И, главное, Флибера так и нет. Где он, мать его, делся? Десять дней, десять дней! Много раз прошло по десять дней! Меня вдруг затрясло от страха и зубы мои застучали по кружке.

— Может доктора позвать⁈ — взволновался Билл.

— Надо же! — удивился я, но сказал. — Я сам себе доктор. Пройдёт сейчас. Говорю же!

Придушив центр чувств почти до нуля, я истерику прекратил, но посидел некоторое время, как истукан.

— Загоняли вы себя, Михаил Васильевич, — качая головой, проговорил Билл. — Не бережёте здоровье. В школе трудно работать. Не всякому дано. Тут надо быть таким же стальным, как в «Республике ШКИД, помните? Ему об голову табурет разбили, а он говорит: 'не шали». Не всякий потянет. Вы, всё же, извините за откровенность, излишне эмоциональный. И философствуете излишне много. Каратэ это ваше… Медитации. Одно дело самому тренироваться, а другое дело других учить. Две больши-и-и-е разницы. Я ведь тоже когда-то спортсменом был.

— Да-да, — не стал я перечить собеседнику, дабы не затягивать разговор. Надо было остаться одному.

— Мне надо отдохнуть.

— Да-да, — сказал гость. — Я пойду. Спасибо, что были со мной откровенны. До свиданья.

Я покивал.

— Да-да. До свидания.

МЫ пожали руки. Он ушёл. Я остался при своих мыслях-раздумьях, которые крутились вокруг да около Флибера. Даже стишок сложился:

— Флибер-флибер, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две закружилось в голове…

— А может быть он не может сюда попасть? Не не хочет, а не может? Если предположить, что этот мир вдруг стал «первым»… Не-е-е… Бред! Нет тут ничего от того «первого» мира. Нет изменений, нет других «попаданцев»: Судоплатова, Женьки Дряхлова, Дроздова… Хотя, нет! Дроздов не попаданец. Он из того мира. Голова кругом! А может быть они тоже в этот мир переместились? Зачем? Вслед за «первым». Хотя… Какой он первый? Он, млять, последний. Первый ушёл в нирвану. Он ушёл и всё полетело в тартарары.

Мне вдруг показалось, что я понял, что происходит. Последняя мысль подтолкнула разум.

— Правильно. Он ушёл, но ведь это он создал все «его» миры. Вот они и «тают»… Да-а-а… Таю-таю, таю на губах… Как снежинки таю я… Да-а-а… Херня получается, если это правда. Ведь кто-то же Флибера в том мире заблокировал. Он сам сказал. Значит кому-то не нравится то, что происходит. Не нравиться ему такое множество параллельных миров. Кому ему? Но кто-то же Флибера создал. Или изготовил? Вот, пришёл этот кто-то, посмотрел на кучу-малу из множества повторяющихся реальностей и сказал: «Это не хорошо». В первом случае Он сказал: «И это — хорошо», а в этом: «И это — не хорошо». Да-а-а… Этот кто-то, кто-то, к то-то, он похож на бегемота… прости, Господи. Глупые стишки лезут в голову. Это от нервов. Но я-то что нервничаю? У меня мир изначален. Ну, почти… Биллу вот жизнь сохранил… Но, не на долго, полагаю. Москва слезам не верит. Зачистят поляну и заберут всё. Вон, Милашевич, хлопчик двадцати лет, выпускник «физмата», со своим фондом собрал приватизационные чеки и выкупил акции «Востортрансфлота» и ВБТРФа, а кто-кто в эом фонде живёт? Ага и мышка-норушка, и лягушка-квакушка, только все в больших чинах и с большими звёздами на пагонах. А краевого прокурора Василенко, который против него сейчас войну ведёт, в две тысячи двадцать пятом году посадят. Бывшего прокурора на тот момент. Не прощает мафия никому и ничего. И пишется это всё через букву «и».

— Ибуки, млять! — выругался я и начал прокачивать через лёгкие кислород. Дыхание — наше всё.

Решил не тянуть кота и других животных мужского пола за причендалы, и рванул «в Париж по делу срочно». Кхм… То есть, в Японию, ближайшим пароходом. Зудело так, что я чесался во всех, даже самых интимных местах. Прибыл в Сакаиминато, взял машину и даванул на газ, с трудом сдерживая себя на поворотах и под знаками, ограничивающих скорость. Можно было бы и самолёт попросить. Тадаси бы выслал, но я только узнал у него, на месте ли он и, получив утвердительный ответ попросил никуда не исчезать, бо «дело есть».

За девять часов езды я хотел точнее сформулировать вопросы и ещё раз обдумать версии происходящего. Я ехал и думал, почему они, если помнят меня другим, не спрашивают меня, что со мой случилось? Ведь даже дети, мальчику Мичи уже было пятнадцать, а девочке Мичи — четырнадцать, смотрели на меня с удивлением и обидой. С другой стороны, если они полностью зависели от «последнего», то ждали инициативы от него, то есть от меня. А я инициативу не проявлял. Значит, или у меня что-то с головой, или одно из двух…

— Ещё раз… Какие есть варианты? Этот мир девственен, как слеза младенца и аналогичен первому миру. Я уже проверил и сопоставил. Вообще самому первому. Без всякого попаданчества. То есть, предположительно отсюда ушел в свой первый «скачок», или как он там называется, этот переход, сознания «первого» в другой мир и другого «меня»? Во второго, так сказать. Во второго, который, с помощью подаренного ему инопланетянами Флибера, попытался изменить будущее. Изменил его, но что-то пошло не так, и его снова закинуло в другое тело. И пошло поехало…

Круговорот, е*ать его в р… Господи! Как же отучиться матами думать⁈ Я же не матерюсь вслух… Эмоции, мл… Прав Билл. Прикручиваешь, прикручиваешь сердечный центр, а натура всё равно берёт верх. Вылазит натура, как не старайся её спрятать за… И все эти мальчики и девочки, и их родители… Все снова станут такими, какими их сделала природа. Гены, мать их, прости Господи! Надо заставить развить их другие центры. Центр творчества, например, или ума. Всё равно больше трёх центров редко у кого активно работают. Хоровое пение! Шахматы! А ты со своим каратэ! Значит, игра в «го».

— Что то ты сбился с темы, — сказал я сам себе, давя на педаль и внимательно смотря вперёд.

Левостороннее движение, однако, как бы не вырулить на встречку. Часов пять у меня уходит, чтобы привыкнуть, что встречный транспорт проносится справа. Страшно поначалу. Вздрагиваешь даже. Особенно, когда большегруз тебе на встречу… Ух! Холодком по сердцу.

— И та-а-а-к… Если этот мир первый, то как тут оказались «мои», кхм, дети? Ну и их мама, конечно. И Тадаси, который знает нужные слова. И, может быть, кто-то ещё. Вот прикол будет, если тут и Джон Дряхлов, и Судоплатов. Хм. А ведь кто вселился в Джона Дряхлова я так и не знаю. Какой-то парень из школы номер один. И кто это? Какой-то спец в электронике, который потом учился в ДВПИ и на гитаре играл отлично. Хм! А они нужны мне? Судоплатов? Тот парень? Не-а! Не нужны. Тиэко с Тадаси — да. У меня с Тадаси бизнес, а Тиэко с детьми оставлять без внимания нельзя. Дети то тут причём, если их закинуло чёрти куда, а у их отца крыша поехала. Забыл он, что они его дети!

— Б-р-р-р… Бред какой! — тряхнул я головой.

Спал плохо эту ночь перед поездкой. Не впендюриться бы… Надо было самолёт попросить. Надо было бы! Да, кабы! Два часа и в Токио. Хорошо Тадаси мне права сделал. И визу рабочую. Фирма тут у меня. Инвестиции японцы любят. Да-а-а… И-и-и…

— Допустим, остальным мирам кирдык. И Флиберу тоже кирдык. Его в этом мире у меня ещё нет. Он может появится только в двадцать каком-то там году, если я нырну и спасу инопланетян тохов. Но тегда снова завертится эта карусель. Или не завертится? Ведь это зависти от меня. Нахрена мне что-то менять? Я уже сам вижу, что и человека-то не поменяешь, а мир… Сам себя изменить не могу. О и дело срываюсь на эмоции. Как ты гены подправишь? Генная инженерия, мать её! Надо тебе что-то менять? Изменись сам, и изменится мир. Примером своим меняй других! При-ме-ром! Целитель душ, млять! Прости, Господи!

Тадаси ждал меня у себя в офисе, куда я вошёл внешне спокойный.

— Здравствуй, Мичи-сан.

— Здравствуй, папа Тадаси.