Целитель. Назад в СССР

Глава 8

На следующий день после Билла пришёл «Ворон» с братками. Они приехали до указанного в вывеске времени приёма и встретили меня у подъезда. Я увидел стоящий «джип» Паджеро' и ауры сидящих в нём четырёх ребят и напрягся. Человеческие ауры я теперь видел издали, особенно, если закрыть глаза. Метров с пятидесяти очень чётко, если сфокусироваться, дальше — хуже.

— Здравствуйте, Михаил Васильевич.

— Доброго здоровья, Константин.

Ворон улыбнулся. Это был симпатичный парень высокого роста с длинными руками. Видимо боксёр.

— Вашими молитвами… Кхе-кхе… Я что приехал? Если кто вдруг на районе вас не поймёт, отсылайте их ко мне в бокс, что выше Дальрыбвтуза. У нас там каждый день сходка в двенадцать часов дня.

Он посмотрел на меня ожидая вопросы, но я помолчал немного, потом сказал:

— Спасибо, Константин. Буду иметь ввиду. Но, полагаю, что если кто меня не поймёт с первого раза, второй раз меня не потревожат.

Я посмотрел на «Ворона» и он отшатнулся. Появился у меня, когда я смотрел «в человека», такой расфокусированный и, почему-то, тёмный взгляд, что люди пугались.

Вы не замечали, что когда собака смотри вам в лицо, она не следит за движением его глаз, а человек следит, фокусируясь на каком-то одном зрачке и переводя взгляд с одного на другой. Бойцам каратэ тоже рекомендовано смотреть либо в переносицу противника, либо в центр груди. Тогда работает периферийное зрение, реагирующее на движение.

Вот так и я приловчился смотреть сразу и на человека, ловя его реакции, и на его так называемое «тонкое тело», которое проецировало внутренние исходящие токи через излучающие центры. Например, проявление эмоций, определяемых разноцветным свечением через грудной центр чувств. Или агрессии, через центр в «солнечном сплетении». Кстати, о дурном характере говорила и «пылающая огнём» печень. И как прикажете лечить её, если у человека дурной характер, от которого и желчный пузырь переполняется камнями.

Лечи не лечи, а не изменит человек образ жизни, или отношение к окружающим, так и будет болеть. Как меня в этом мире желтуха скрутила от перенесённых переживаний. Так я боролся за выход в стройотряд, что печень взбунтовалась. Да и вообще… Тут я слишком эмоциональным был. До того как, это, да. Меня «тутошнего» по башке крышкой люка огрело и в этот мир переселился я «тамошний»… Тьфу! Запутаешься! Слишком уж «тутошний» я хотел людей лечить. Целитель душ, мля!

Циником я стал, после вселения в меня «первого» и передачи… Да, нет, не передачи, а обвале на меня «огромной кучи» знаний и себя любимого, и моих будущих жизненных вариаций, и обычных практических и, даже, научных знаний. Думаете для чего я занялся целительством? Чтобы лечить скорбных умом и телом? Хренушки! Чтобы заявить о себе, как о странной и опасной африканской пчеле, которую трогать себе дороже, но которая может принести и пользу, если её не расстраивать.

Слишком пугало меня скорое будущее. Я-то его не переживал, а только знал про него. А знать по рассказам и знать переживши, — это разные состояния. Не то, что я трусил… Хотя… Чего скрывать? Откровенно подссыкивал. А с другой стороны, пережил же «первый» и многие другие эти бандитские годы. Некоторые даже не заметили, что кто-то кого-то прессовал, отбирал бизнес. Правильно говорят, если ничего не имеешь, что с тебя взять? Кому ты интересен? А вот если у тебя есть, что отобрать, то почему бы и не отобрать?

Сейчас наступало именно такое время, когда те, кто мог отнимали то, что видели у тех, кто не мог сохранить нажитое непосильным трудом. Так и в «Иване Васильевиче». Вор пришёл к определённому человеку, точно зная к кому и зачем.

И я, кстати, знал, что такие, как Билл и другие братки-спортсмены, не впустили во Владивосток «воров», которые не просто собирали бы дань, а отбирали бы всё. Как во время революции и гражданской войны. Поэтому, я был за Билла, а не за Иркутских воров. Даже Джем, сидевший в Комсомольске на Амуре был не такой «падлой», как Московские или Иркутские воры. У нас, видимо, климат другой. А может, потому, что он был местным?

Потому-то я и не заводил сюда свои деньги, потому что не хотел привлекать к ним внимание ни правоохранителей, ни бандитов. Того бизнеса, что работал в Японии и который отдал мне Ямагучи-сан, а именно — продажу морякам восстановленной бытовой техники, мне на хлеб с маслом хватало.

Тибо — был нефтепортом и портом сыпучих грузов, куда заходили в основном танкера и сухогрузы. Чтобы «охватить» наших рыбаков, я предложил Ямагучи открыть «контору» в рыбном порту Сакаиминато, расположенном на северо-восточном побережье Японии. Зная будущее, можно было и «соломку стелить». Сакаиминато был не самым ближайшим портом к Владивостоку, о самым мне известным.

На этом побережье было ещё много портов, например, тоже известный порт — Таяма-Шинка, но все их охватить мы не могли физически. Людей не хватало. Хотя, Тадаси Минобэ оценив перспективы, подключил к моему' бизнесу своих людей. А что⁈ Якудза не брезговали ни какими доходами, а помощь от них была колоссальная. Хотя бы в борьбе на выживание с пакистанцами, которые тоже «прочухали» тему с машинами и стали, как и мы, варить кузова и по новой собирать «тачки».

А в Сакаиминато с помощью Тадаси Минобэ получилось взять в аренду большой кусок терминала и устроить прямо на нём участок по «реновации»[3] автомобильного хлама. Причём, ненужный металлолом мы пакетировали и, договорившись с местными рыбаками, безжалостно и без особого зазрения совести, топили в море за пределами Японской экономической зоны.

Было такое местечко перед банкой Кито-Ямато, в исключительной экономической зоне СССР, где японские суда вели незаконную добычу тихоокеанского кальмара, а также морских ежей, креветок и гребешков. Это было связано с тем, что район банки Кито-Ямато — один из главных миграционных путей кальмара к местам нереста. К слову, на банке «паслись» не только японцы, но и северные, и южные корейцы. А перед банкой имелся маленький такой треугольник, находящийся за пределами двухсотмильных исключительных экономических зон всех выше названых государств.

Супруга знала о моём бизнесе в Японии и мои ежемесячные туда поездки одобряла, тем более, что я привозил из Японии разные вкусняшки. Вкусняшки приходили, в основном, из Южной Кореи, с которой фирма Джона Смита наладила поставки продуктов и кожаных курток в Сакаиминато. А в Сакаиминато и Тибо куртки уходили «влёт», раскупаясь российскими (после декабрьского переворота) моряками.

Причём, первым в Сакаиминато за машинами пришёл Дальрыбвтузовский парусник «Паллада», а следом за ним и ДВИМовский парусник «Надежда». Отправили мы в эти высшие учебные заведения «коммерческое предложение» со списком предлагаемых на продажу автомобилей. Всё честь по чести и без обмана. Фирма «Джон Смит Авто Лтд» гарантировала качество предпродажной подготовки и наличие сопутствующих товаров, которые можно было выбрать по предзаказу, отправив заявку факсимильной связью.

Тадаси Минобэ удивлялся моей предприимчивости и организации бизнеса. Мои друзья-знакомые, которых я привлёк в Японию на работу, кстати, тоже. В Японии работали вахтовым методом две бригады. Отработав месяц в Японии, ребята возвращались во Владивосток и работали в автосервисе, который мы организовали недалеко от дома с Зауром Абсандзе, взяв в аренду приличный кусок земли под стоянку автомашин. Ка раз только-только начинал функционировать авторынок «Зелёный угол».

Я пока автомобилями торговать в России не собирался, а вот авторемонт, считал делом перспективным. Тем более, что японские машины, так как наши ребята, больше никто во Владивостоке, не знал, ха-ха… А ведь везли из Японии такой хлам, что машины можно было сразу загонять в ремонт. И загоняли… Уже через пару месяцев по «Зелёнке», как прозвали зародившийся авторынок, поползли слухи о наших мастерах, и возникла очередь. Так правильно! Зря, что ли наши ребята прошли курсы на автозаводах Тойота, Ниссан и Мицубиси?

И то, что никто не уйдёт на сторону, на, так сказать, «вольные хлеба», я был уверен. Потому, что все рвались на работу в Японию. А пока такую работу мог предоставить только я. И Тадаси Минобэ был мне в этом помощником и гарантом. Прессовали русских, которые хотели организовать такой же бизнес, по всем портам. Потом приходил я, весь в белом, и предлагал «крышу», материальную поддержку и официальное трудоустройство. Уже к середине девяносто второго года мы взяли под контроль девять портов, в том числе: Фусики, Ниигата, Кобэ, Миядзу, Майдзору, и на Хоккайдо: Хакодате и Отару.

Не то чтобы мы не зарабатывали на привезённых из Японии автомобилях. Было бы глупым не воспользоваться отсутствием пошлин. Но мы возили из раз в месяц, заказывая какой-нибудь «пароход» и забивая его под жвак. И когда приходил «пароход» во Владивосток, то, во-первых, его никто не встречал, кроме своих, во-вторых, машины сопровождала бригада из тридцати рыл, готовых за своё порвать любого, а в третьих, — наш пароход встречали вооружённые и очень опасные ребята из «Управления по борьбе с организованной преступностью», с которыми я таки сдружился в ходе общения по уголовному делу. Ну и городская прокуратура была тут, как тут. Куда же без неё. Мы обеспечивали гарантированный привоз машин не только Дальрыбвтузу и ДВИМУ, но и правоохранителям. По разумным ценам, естественно, но не в убыток, ха-ха, бизнесу. Приплачивали за охрану СОБРу, не без этого, зато с гарантией безопасности.

Наши «моряки» с удовольствием покупали не только машины, но и другую технику: холодильники, электроплиты, чайники, микроволновки, тостеры, бытовуюи автомобильную аудиотехнику, носимые вещи «секонд-хенд». В японских магазинах вторичной одежды продавались вещи «винтажные» и даже редкие дизайнерские вещи. Мы же собирали шмотьё с помоек, отдавали его в прачечные, выглаживали и торговали. Пришлось открыть небольшой магазинчик. Уходило всё быстро, даже детские плюшевые игрушки. Не было в России таких вещей: ярких, оригинальных. Да, никаких, собственно, не было, кроме медведей разных размеров, да-а-а…

Тадаси удивлялся тому, на чём я делаю деньги, но не выражал своего отношения к нему. Наоборот, выделял «помогаек», собиравшие по мусоркам и свалкам нужные нам вещи. В конце-концов пришлось брать эти свалки под контроль, так как на них «полезли» сами русские «моряки».

В девяносто втором году в Японии был принят Закон о форсировании использования вторичного сырья. Закон закрепил принцип «3R» (reduce, reuse, recycle) — сокращение количества отходов, повторное использование и переработка в качестве вторичных материальных ресурсов.

Государством выделялись территории для строительства полигонов, и комплексов где бы мусор сортировался и вещи использовались повторно, а всё что горело — сжигалось и приносило энергию.

Наибольшие резервы для складирования отходов были на юге Кюсю (префектура Кагосима), в обращённых к Японскому морю префектурах в средней части Хонсю, на северо-востоке и севере Хонсю, а также на Хоккайдо. Меньше всего возможностей для дальнейшего захоронения отходов — в районах Осака и Токио.

Вот мы с Тадаси и взяли приличный кусок земли, пообещав построить мусороперерабатывающий комплекс, куда бы входил сортировочный конвейер, измельчительные линии и мусоросжигательный завод. Нам даже выделили государственные субсидии и освободили он каких-либо налогов. А население заставили мусор сортировать, раскладывая по разным контейнерам.

Когда я предложил Тадаси Минобэ построить мусоросжигательный завод в центре Токио, его непроницаемое лицо потомственного самурая слегка дрогнуло.

— Если не мы, так другие построят и будут не только снимать с города плату за тепло- и электроэнергию, но и получать доходы от переработки пластика, стекла и алюминия. Плюс станет самым уважаемым человеком в Токио, спасшего экологию столицы. А это — прямой путь в муниципалитет, губернаторы или в правительство. Причём, цена вопроса всего миллионов десять долларов.

— У меня сейчас нет возможности выдернуть такие деньги из бизнеса, — честно признался Тадаси Миинобэ. — А идея мне нравится. Ты не подключишься финансово? А я займусь всем остальным. За тридцать процентов…

— Я готов с тобой Тадаси-сан, делить бизнес пополам, но если ты обязуешься в течение какого-то времени уровнять наши финансовые затраты. Не думаю, что в муниципалитете станут противиться такому проекту. Токио задыхается от мусора. А так, через четыре года там будут чистота и порядок. Поэтому, проталкивать проект не придётся.

— Я согласен.

— Отлично!

Мне всё равно не хотелось вкладывать «Сингапурские деньги» в какой-то бизнес сейчас. Во-первых, это привлечь к себе внимание, а во-вторых, не хотелось попадать под пресс процессов, набирающих ход в России. Может быть ближе к двухтысячному году, но не раньше. Слишком уж я мелкая сошка, чтобы не захотеть у меня отобрать то, что я построю. У государственного руля стоят такие же, как Билл, а то и беспредельнее. Отведут какой-нибудь участок земли, а потом окажется, что он отведён с нарушением, или построен неправильно. Нет-нет и нет! Туда я точно не ездец! С большими деньгами, в смысле.

Муниципалитет рассматривал наше с Тадаси коммерческое предложение на удивление долго, — около года. То есть, с середины девяносто первого, до середины девяносто второго. Но мне было чем заняться и я не особо нервничал, тем более знал, что иностранные инвестиции японским правительством поддерживаются. Однако проект установки мусоросжигательного завода в центре Токио был очень спорным и подвергался критики со всех сторон. Наконец, Тадаси Минобэ высказался от моего имени, что инвестор принимает все риски на себя и, в случае несоответствия проекта высочайшим экологическим требованиям, готов проект демонтировать за свой счёт. Это сообщение вызвало взрыв положительных эмоций в муниципальном комитете по надзору за экологией и проект прошёл.