Когда Мари заступила на смену, то решительно удивилась тому, что инспектор уже за своим столом и работает с бумагами. За весь месяц с момента вступления в должность ей доводилось видеть Камаля за чтением отчетов раз или два. Так что у д’Алтон сложилось впечатление, что ничего подобного он не делает. Оказалось, она круто ошибалась. Инспектор сидел, погруженный в чтение, и что-то тихо бормотал. Эти мелкие движения губ придавали ему вид не в меру серьезного ребенка.
— Садись, будешь помогать, — произнес начальник, не отрываясь от чтения и даже не поднимая головы.
— В чем именно?
— Показания свидетелей будешь читать и находить нестыковки. Не может быть такого, чтобы эти уроды ни разу не прокололись, просто мы это еще не заметили.
— Мне не нужно, — спокойно произнесла Марианна и села на выделенный ей стул.
Под опергруппу Радд не пожалел целого кабинета. Тесного и углового, но все же. Окна выходили на запад и юг, так что с самого раннего утра внутри ярко, жарко и душно. Камаль распахнул окна и старательно боролся с запахом плесени и пылью. Свежий ветерок приносил с собой легкий аромат выхлопных газов и гнилой листвы, но это было даже немного приятно. В центре комнаты сдвинули четыре письменных стола, сверху они напоминали лепестки детской вертушки.
— Прости, это как, Куколка? — Йона оторвался от бумаг и взглянул на подчиненную с вызовом. Она не стала делать хорошую мину при плохой игре. Пусть лучше он узнает сейчас и от нее.
— У меня есть маленькая особенность… — Начала Мари. — В общем, у меня абсолютная память. В интернате упала с лестницы, пришла в себя неделю спустя и с тех пор ничего не забываю. Доктора говорят, что так бывает.
— Только в книжках такое читал. — Неожиданный поворот, судя по виду, оставил инспектора без аргументов.
— Я знаю четыре, могу пересказать по памяти каждую. Еще есть три монографии, один очень подробный медицинский справочник выделил целый разворот под описание подобных феноменов.
— Теперь понятно, откуда у тебя диплом с отличием. Думал, что тебе его купили, как выгодное приданое.
— Не в традициях моего отца. — Последнее Мари произнесла демонстративно холодным тоном.
— Знаю, Яни рассказывал. И у вас папаша — еще большая сволочь, чем у меня, судя по его рассказам.
— Да… мой средненький еще тот болтун был. С его умением трепаться можно писать книги, но он решил пойти в юристы.
Инспектор невольно улыбнулся. Яни, что уж говорить, ему нравился. Простой открытый парень, лишенный такой вещи, как врожденный снобизм. Такие взгляды сплошь и рядом встречались у обитателей «высоких» кварталов типа Хайгардена. Что уж греха таить, до встречи с парнишкой Йона придерживался абсолютно радикального мнения относительно верхняков — чем больше их перевешают при следующем погроме — тем лучше. Теперь инспектор был не так радикален, так что он сократил приемлемое число висельников примерно на треть.
— Ну и что он рассказывал?
— Из того, что пропустила цензура? Про Стерфорскую операцию.
— Когда мы стратегически драпали со всех ног так, что гутты нас выцелить не могли? Пример храбрости, ничего не скажешь…
— Он не писал такого. Почему вы отступили?
— У них кончились патроны, — произнес незнакомый бас, и д’Алтон обернулась на голос. В дверях стоял старик в черной сутане. Девушка взглянула мельком, но уже натренированный взгляд подметил все важные детали образа. Было ему далеко уже за шестьдесят, лицо его казалось худым и морщинистым, а жидкие седые волосы едва покрывали обтянутый кожей череп.
— Привет, Гай. — Камаль поднялся и протянул руку для приветствия. Священник пожал ее и улыбнулся.
— Простите, мадемуазель, что влез в ваш разговор, — заговорил он вкрадчивым голосом. — Понимаю, что это крайне некрасиво с моей стороны.
— Ничего страшного, отец…
— Варломо. Гай Варломо. Я из службы церковного дознания. — На последних словах у Мари невольно пробежал холодок по спине.
Если в городе существовала сила, которую боялись больше полиции, то ею точно считались церковники. Эдикт императора Карла IV от 1556 года провозглашал практически полную независимость церкви в вопросах веры, а также закрепил за ней отдельные привилегии. Церковь обзавелась таким влиянием, что даже сейчас, триста лет спустя, обладала значительными силами.
Внутри у девушки все сжалось, когда они встретились глазами. Мари знала такой взгляд — взгляд человека, который способен одним своим словом отправить другого на смерть и который это отлично понимает. Взгляд хищника. А главное в общении с хищниками — не показать страха.
Святой отец улыбнулся.
— Простите, дочь моя, вы не оставите нас с моим старым другом наедине? У меня к нему есть пара вопросов.
— Конечно.
На негнущихся ногах д’Алтон поднялась и вышла из кабинета. Как только дверь за ней закрылась, священник изменился в лице. Все его добродушие куда-то делось. Старик вытащил небольшой листок бумаги, сложенный втрое, развернул его и бросил инспектору.
— Что это? — Йона посмотрел на бумагу с подозрением.
— Анонимка.
— Анонимка?
— Ага, на тебя. Рассказать, что там?
Йона молчал. Говорить сейчас — признавать свою вину, а он виновным себя не считал. Не дожидаясь ответа, священник взял лист и, щурясь, начал читать отрывок из доноса:
— «…Находясь в явном состоянии подпития, медиатор Камаль проводил допрос покойного. После этого он выполнил обряд отпущения грехов, искажая смысл святого писания». Нравится?
— Гай…
— Что Гай? Тебе мало приключений? — старик не на шутку завелся. — Ты можешь так вести себя с Нелином за бутылкой, но не публично. Черт тебя дери, Йона.
— Да что я такого сделал?
— А… ты еще и не помнишь? «Пусть те боги, в которых ты веришь, будут милостивы к тебе». Или будешь мне вешать лапшу на уши, что такого ты ни разу не говорил.
Варломо покраснел от гнева, ноздри его раздувались, и казалось, что сейчас его хватит удар. К счастью, обошлось. Он плюхнулся на стул, который занимала Мари и строго взглянул на своего подопечного.
— Малыш, — произнес он спокойно, — пойми меня. Кальберта за подобные мысли шестьсот лет назад сожгли. Мне не хочется ехать в какой-то богом забытый медвежий угол из-за того, что ты не умеешь держаться общих норм. Никакого политеизма. Понял меня?
— Да, господин дознаватель. Я понял.
Гай медленно и тяжело вздохнул. Ситуация его не радовала. Он не соврал инспектору, неприятности действительно могли начаться. За долгие шестьдесят семь лет своей бренной жизни Варломо многое повидал. И опыт этот практически всегда оказывался печальным. И до недавних пор он оставался спокоен относительно этого. Гай сам выбрал свой путь — третий сынок мельника, он не мог претендовать ни на что. Так что, когда у него проклюнулся черный исток, вариантов было немного. Либо семинария, либо удавиться — вот и весь выбор, если честно. Но все же выбор. Отличная учеба, отличная характеристика, и вот он уже в дознании. Только один раз Варломо задумался о том, что делает что-то не то. Тогда из дальнего северного гарнизона к нему на разговор притащили мальчишку. Потрепанный и контуженый паренек обрел дар. Придурок не нашел лучшего решения, чем начать отпускать на тот свет только что убитых.
— Этой бумаге, — священник поднял анонимку со стола, — я хода не дам. Считай это моим подарком на день рождения.
— Спасибо.
— Не за что, инспектор, — произнес дознаватель официальным тоном. — От лица службы церковного дознания и посмертия приношу вам благодарность за отпущение грехов невинно убиенного Данни… как же его дальше?
— Даниеля Вальтера.
— Невинно убиенного Данниеля Вальтера. При этом напоминаю, что слишком частое применение силы ведет к разрушению вашего истока и чревато. Вы понимаете это?
— Да, святой отец, — Йона для убедительности кивнул.
— В таком случае повторный инструктаж закончен. Сиди тихо и не отсвечивай. Понял меня?
Инспектор кивнул.
— У тебя появился недоброжелатель. Так что лишний раз не трепись, не провоцируй и вообще… сам понимаешь.
— Еще раз спасибо.
— Не за что. Мертвецов тоже старайся отпускать пореже. Я не горю желанием брать твой дом штурмом, но если ты сбрендишь, то именно это и произойдет.
Здесь Варломо не врал. Он хорошо помнил, к чему приводит отсутствие контроля. Это происходит всегда, когда медиатор беспечен или считает, что правила не для него. Сначала он просто отпускает души. Через его тела проходит колоссальная волна энергии. А сила пьянит. Дальше он начинает забирать эту силу. Сначала мало, он боится всего, совершая этот грех. Но с каждым разом, когда наказание так и не настигает преступника, его уверенность в себе растет. Следующая остановка — полное поглощение душ и начало череды собственных убийств.
Гай не хотел такого развития событий, так что действовал на упреждение.
— Ногу покажи, — приказал священник.
— Гай, — попытался возразить инспектор.
— Именем святой церк…
— Да господи!
— Не богохульствуй! — Старик хлопнул по столу с такой силой, что папка едва не слетела на пол.
Спорить не было смысла, так что Йона быстро расшнуровал туфлю и оголил ногу. Варломо взглянул на покалеченную стопу. Ни следа регенерационных процессов. Ни единого отличия.
— Обувайся, — коротко бросил Гай. — Больше вопросов к тебе нет.
— Спасибо, — повторил инспектор и еще раз кивнул.
— Еще раз скажешь мне спасибо, и клянусь — я тебя ударю. Лучше не делай глупостей, понял? В Колгрейв не самые удобные камеры.
— Я туда не собираюсь.
— Ну вот и хорошо, — старик улыбнулся впервые за весь разговор. — Как сам? И где этот старый ушастый прохвост?
— Я нормально. А насчет Нелина — не имею ни малейшего представления. Шляется где-то.
— Воин на черном пути не шляется. Он ищет либо кровь, либо смерть. Одно из двух.
— Не думал, что ты про такое знаешь.
— Знаю, и побольше твоего, сопляк. Пару раз натыкался на подобных д’эви. И… скажу так, твой дружок еще прилично себя ведет.
— Мы все еще про Нела?
— Угу… он хотя бы не убивает каждого, кто криво на него взглянет.
— Что, и такое бывает?
— Подними как-нибудь архив газет и прочитай про бойню в Салгене. Это было лет сорок назад. Тот несчастный вырезал половину пивной, пока его не свалили и не связали.
— Звучит так, будто тебе его жаль.
— Конечно. Я много знаю про их черный путь, потому и жалею.
— Расскажешь?
— Сам узнавай. У тебя источник под боком.
— Он ничего не расскажет.
— Ну, значит, не время. Ладно, я у тебя задержался, а ведь у меня еще куча своих дел.
— Тебя проводить?
— Я еще не настолько стар.
Святой отец поднялся со стула, и колени его щелкнули. Инспектор проводил старика до выхода из кабинета и еще раз пожал ему руку. Не хотелось признавать, но Гай для него не столько друг, сколько тот, кто хоть немного, но сумел заменить отца. Этот грубый и резкий старик был откровенен в своей враждебности. Он не заигрывал с миром и людьми. Зло называл злом, трусость — трусостью, а идиотизм — идиотизмом. Он не искал обтекаемых форм, чужие чувства его тоже не заботили. Старик словно говорил: «Мир, стань лучше, и тогда я изменю свое к тебе отношение».
Но в чем Варломо сейчас железно прав, так это в том, что Нелина он оставил без присмотра зря. В последние несколько дней тот сам не свой. И судя по всему, произошло что-то странное в их прошлый визит в Олдтаун. Мысли об интрижке или чем-то таком Йона отвергал. Старый друг в вопросах женщин оказался классическим д’эви, а значит чванливым, несдержанным на язык и считающим всех женщин вокруг набитыми дурами.
Так что версию с интрижкой можно опустить ввиду ее несостоятельности. А значит, либо рабочий загул превратился в настоящий, либо наклевывались проблемы. Из раздумий инспектора вырвал телефонный звонок. Йона быстро поднял трубку:
— Слушаю.
— Привет, красавчик, — голос Галарте на том конце оказался веселым и игривым.
— Привет, Ирма. Чем обязан?
— Ну… если, по-твоему, я не могу соскучиться и позвонить любимому мужчине.
— Ирма! — В последние слова Камаль не верил ни на грош.
— Хорошо, своему любимому человеческому мужчине. Так лучше?
— Нет, но в это я хотя бы смогу поверить.
Мысленно Йона записал себе одно очко.
— Так в чем дело? — повторил Йона чуть настойчивее.
— Я прислала тебе все бумаги с курьером, как мы и договаривались.
— А мы о чем-то договаривались?
— Ага, где-то между третьим и четвертым заходом ты обещал на мне жениться, а потом перед сном я обещала подкинуть тебе всю информацию про твоих сослуживцев.
— Вспомнил.
— Ну вот и отлично, а то страдать старческой деменцией тебе еще рано.
Мысленно Камаль записал на счет любовницы ответный гол. Теперь вполне можно будет какую-то версию отбросить.
— А еще… — Голос Ирмы стал серьезен. — Ты же не думал, что голая красотка в твоей кровати, ванной, коридоре и на письменном столе — это то, что я приготовила тебе на день рождения.
Вот тут следовало бы напрячься, потому, как кабинетчики за слишком яркие или дорогие подарки спрашивают. Как бы варра не ухудшила его и без того шаткое положение в полиции.
— Что ты там еще придумала?
— Дома сам увидишь. Я очень долго выбирала. Плюс если вдруг тебе понадобится веский аргумент в спорах, то просто выкрути колечко, а дальше видно будет — кто чего стоит.
— Что ты там такое придумала? Говори немедленно!
— Тогда пропадет элемент неожиданности.
— Подарок дорогой?
— Для тебя, любовь моя, бесценный…
— Ладно, черт тебя дери, но если это очередная дорогущая хрень, то я тебя убью.
— Не успеешь. Ладно, пойду. У меня настоящая гора работы.
Ирма положила трубку, и Йона с удовольствием ослабил узел на галстуке. Второй звонок оказался еще неожиданней, чем первый. Что еще ей нужно?
— Чего тебе?
— Простите, сэр. — На том конце провода была явно не Галарте, а мужчина солидного возраста. — Этот номер мне дал один ушастый прохвост, чтоб ему пусто стало.
— Что он натворил?
— Тут такое дело… Вам бы забрать его от нас, а то он всех распугал у нас в участке.
— Диктуйте адрес…