Червь-2

Глава 17

Вечер стремительно набирал обороты.

С улицы, сквозь разбитое стекло на кухню вливался прохладный воздух и стрекот цикад.

Чуть не спалив полдома, я сумел поджечь свечи, найденные в комоде. Окутанный мягким светом колышущихся огоньков, Ал сидит за столом и жрёт. Его пальцы блестят от куриного жира. Блестят как дорогущие алмазы в свете софитов. Он хватается за куриную ногу, отрывает её от тела, и откусывает смачный кусок. Поймав мой взгляд, он зачёсывает густую чёрную чёлку, и вся его причёска, все его зализанные назад волосы блестят, словно он посетил дорогущий барбершоп, где его подстригли на «отъебись», но модельного воска не пожалели.

Ночь обещает быть волшебной.

— Доставай вторую бутылку, — говорю я.

Он выдвигает ведро из-под стола. Вода успела нагреться до комнатной температуры, но глиняная бутылка сохранила пивчело холодным. Огромное ей за это спасибо!

Бутылка быстро летит на стол. Откупоривается. Мы уже прихмелели, но что поделать? Пока сидим, не падаем. Держимся. Содержимое желудков тоже держится, наружу не лезет. Картинку перед глазами еле заметно штормит, но разливать пивасик по глиняным кружкам не мешает. Чутка ливанул на стол — ничего страшного. Залил пол — высохнет.

Всё, так больше не может продолжаться! Вырываю из жирных рук Ала бутыль, и разливаю сам. Наполняю две кружки. Поднимаю свою над столом и говорю:

— Давай выпьем за знакомство! До дна!

Губы Ала жадно присасываются к кружке. Кадык как заведённый бегает взад-вперёд. Я, тем временем, сделал маленький глоток и поставил кружку на место. Нажираться мне не стоит. Хочется, но нельзя, бля.

Ал, осушив кружку, ставит её на стол. Вежливо отрыгивает, успев в последний момент закрыть рот ладонью. Какой воспитанный мальчик. Ладно, пришло время магии. Кондиция достигнута, теперь понадеемся на женские чары. Надеюсь, я ими обладаю, не смотря на мой причесон, разбитую губу и фингал под глазом. Зубы-то все на месте!

Подсев к нему поближе, я уставился на него. Пробежался глазами по лицу. Запустил пальцы в его жирные волосы и убрал чёлку на бок. Мужчина заметно отреагировал. От такого приёма мало кто устоит, лишь педик подзаборный. Ловлю его взгляд. Смотрю. Смотрю и улыбаюсь.

Поначалу Ал жёстко тормозит. Скукоживается весь. Но когда я кладу ладонь ему на колено и веду пальцы к паху, он набирается смелости. Вытягивает спину. Пытается заглянуть мне в глаза, но его глаза непослушно прыгают по моему лицу как блохи по собаке. Он еле заметно отрыгивает, надув щёки, а губы сжав со всей силой. Крутит головой.

Успокойся, всё хорошо, тебе не мерещится. Нет времени церемониться, охать и ахать. Пора приступать к делу.

Я встаю перед ним во весь рост. Расстёгиваю крохотные пуговички на груди платья. Ал следит за моими пальцами. Смотрит молча, боясь меня спугнуть. Закончив, я вынимаю руки из рукавов и опускаю верх платья до пояса. Повязку пока не снимаю, держу момент.

Паренёк явно напрягся. Покраснел. Опустил глаза и начал рассматривать половые доски. Во всяком случае, он хотел, чтобы я в это поверил. То, что он смотрел на меня иcподлобья, я заметил сразу. Рассматривал мой живот с синяком от ботинка, взглянул на повязку, опоясывающую мою грудь. Я потянул руку к его голове, хочу взять за подбородок и приподнять голову. Я хочу, чтобы он смотрел на меня. Мысленно пожирал меня, представляя обнажённой! Наслаждался блеском моей кожи. Но когда мои пальцы уже в сантиметре от его подбородка, он уворачивается. Берет меня за руку и притягивает к себе. Ну, наконец-то! Я уже обрадовался, но, не тут то было…

— Откуда у тебя такая рана? — спрашивает он, уставившись на моё плечо.

Он встаёт со стула. Тянет мою ладонь на себя, выпрямляя мою руку. Его тёплый палец рисует круг вокруг пореза от меча Амбала, оставляя овал блестящего жира.

— Это? Пустяк, — отвечаю я. — Упала с лошади.

— Ты умеешь ездить верхом на лошади?

— Умею. И не только на лошади.

Надеюсь, он понял намёк.

Я сжимаю его ладонь. Поворачиваюсь в сторону своей комнаты и делаю шаг, утягивая за собой неуверенного в себе мужчину. Сейчас будет самое интересное. Начинку тортика он, конечно же, не получит, но слизать сливки я ему дам.

Как собачонка, он покорно семенит за мной.

— Свечку возьми, — говорю ему, увидев перед собой стену тьмы.

Босыми ногами он влезает в разлитое по полу пиво, берёт со стола свечку и спрашивает:

— Куда мы идём?

Ну что еще за тупые вопросы!

— Сюрприз, — подмигиваю ему.

— А мы твою тётю не разбудим?

— О, за это можешь не переживать, она спит как убитая.

Он сжимает губы, скрывая улыбку. Кивает головой. Явно расслабился. Это хорошо.

Оставляя на полу липкие следы босых ног, мы двинули к намеченной цели.

Зайдя в комнату, я сразу же впиваюсь ему в губы. Он тормозит, но когда я засовываю язык ему в рот, он словно просыпается после глубокого сна. Начинает водить своим языком мне по дёснам, по зубам. Обвивает мой язык, смазывая его горячей слюной со вкусом тёплого пива. Я поймал себя на мысли, что не целовался ни с кем уже больше года. Уже больше года мои губы не касались женских губ с чувством. Не обменивались слюной по обоюдному согласию. Всё, что брали мои губы — чайные кружки, пластиковые стаканчики, горлышки холодных пивных бутылок и 5500 фильтров дешёвых сигарет.

Вот и вся моя романтика.

Вот и все мои чувства.

Но сейчас другое. Сейчас я испытываю неподдельное возбуждение. Удовольствие.

Мужская ладонь ложится мне на талию, и я чувствую, как тёплый куриный жир отпечатывается на моей коже. Хорошо. Разгоняемся! Медленно, в таком деле торопиться нельзя. Углубляемся в комнату. Ал ставит свечку на комод, примостившийся возле кровати. Освободившаяся рука быстро находит мою талию. Мы уже на середине комнаты. Стоим возле кровати, окутанные порывом страсти. Страсти такой силы, что у меня между ног всё намокло. Набухли соски. Мурашки бегают по коже, словно ветер по водной глади.

А что творится в штанах у моего приятеля?

Запускаю ладонь ему в штаны. О-ба-на! Тут и нечего было сомневаться. Дрын на голове! Быстро набухает, становясь горячее с каждой секундой. Я пару раз его дёрнул, и мужчина заметно дёрнулся в ответ. Чуть застонал, уткнувшись мне в шею. Весь центр его нервной системе находился у меня в ладони. Вся его мужественность, все его чувства и эмоции были под моим управлением.

Рычаг.

Руль.

Удочка.

Рыбка поймана.

Я вытаскиваю руку. Ал только успел прикусить мою кожу на шее, как тут же выпустил её. Отвёл голову и уставился на меня с таким обломом, как будто я уже сказала ему: нет! Ну а что ты хотел? Может еще в рот его взять? Ну, простите, сегодня я не готова!

Я скидываю его руки с талии, медленно, стараясь быть нежной. Отхожу к кровати. Снимаю платье. Развязываю повязку, заменяющую мне лифчик. Обнажаю крохотные груди, похожие на два укуса комара.

Ал жадно облизывает губы. Сканирует меня, водя свои глаза вверх-вниз.

Вниз-вверх. И так по кругу, пока я не подзываю его к себе пальцем. На ходу он снимает рубашку. Встав возле меня, снимает штаны. Сняв свои трусы, он снимает с меня мои. Затем обнимает, и жадно хватается за мою задницу. Хочет меня поцеловать, но я кладу ему палец на губы и тихо произношу:

— У меня будет к тебе просьба.

Сквозь мой указательный палец он шепчет:

— Всё что попросишь.

Конечно. По-другому уже быть и не может.

— Привяжи меня к кровати, — прошу я.

Голубые глаза, смотревшие на меня сквозь полупрозрачный целлофан алкоголя, полезли наружу. Он замер. Даже отстранился, отойдя от меня на шаг. Но его член продолжал стоять башней, подёргиваясь он наплывов горячей крови.

Я понимаю, что он ничего не понял, а если и понял, то всё неправильно. Хотя, как можно по-другому понять мою просьбу? Придётся всё объяснять.

Достаю из-под подушки веревку, порезанную на четыре части. Первую часть привязываю к запястью, туго, кожу больно сжимает, но я должна быть уверенной, что не смогу вырваться. Затем привязываю вторую верёвку к другой руке. Привязываю верёвки к щиколоткам. Закончив, расставляю ноги на ширине плеч, а руки вскидываю в стороны.

И вот, в мерцающем свете свечи, я стою у кровати, а от моих рук к полу тянутся две верёвки. От моих ног две верёвки тянутся к Алу, словно две змеи быстро приближаются к сонному зверьку.

Я говорю Алу:

— Привяжи меня.

Я говорю:

— Привяжи меня к кровати.

Он открывает рот, разводит руки, не понимая, что происходит. Он словно испугался меня.

Ложусь на кровать. Погружаюсь в чистое бельё, вытягиваю руки и ноги. Вытягиваюсь как «Витрувианский человек».

Паренёк напрягся основательно, до конца не понимая, на что подписался. Начиналось всё как обычно, всё как всегда, но вот сейчас, в эту минуту, когда уже было всё наготове, наступает облом. Одно дело — когда тебя силой привязывают к кровати. Но у нас тут совсем другой расклад.

Я смотрю на Ала, и снова прошу:

— Привяжи меня к кровати, я обещаю, тебе понравится.

Вначале он ведёт себя, как будто глухой. Смотрит на меня, продолжая стоять как вкопанный. Но вид моего обнажённого тела, моя улыбка, мои сверкающие глаза в свете свечи пробуждают в нём уверенность. Решившись, он, всё же, переступает преграду сомнений. Подходит к кровати, не отрывая от меня глаз. Я уж не знаю, что он там себе навоображал за эти пару секунд, но на его розовой головке заблестела смазка, стремительно набухая густой каплей. Капля растёт на глазах. Увеличивается. И срывается на пол, растянувшись тонкой блестящей леской.

Ну же, не стесняйся! Будь я на твоём месте, уже скакал бы во всю, потея как в сауне.

— И как тебя привязать? — спрашивает Ал таким серьёзным, готовым соблазнить любую цыпу, тоном.

— К кровати.

Сам привязываю свои ноги к спинке кровати. Ложусь и протягиваю руки к оголовью кровати, похожей на деревянный забор из штакетника. Ал привязывает меня, но как-то халтурно, словно ребёнок впервые шнурует шнурки. Если я пару раз дёрну со всей силой — верёвка распутается.

— Привяжи крепко, на узел, чтобы я не смогла вырваться.

— Зачем?

— Для меня это важно. Мне так спокойнее. Понимаешь?

Согласно кивнув, он развязывает узлы, и уже со второго раза завязывает как надо — надёжно и туго. Я дёрнулся всем телом, изогнулся, сжался, насколько позволила длина веревок, чем напугал Ала. Но это была проверка. Я был привязан как надо. Надёжно.

— Поцелуй меня, — прошу я, вытянув губы трубочкой.

После моей простецкой просьбы, всё пошло не по плану.

Ал забирается на кровать. Пристраиваться между моих ног, мнёт коленями бельё, прямо как кот в лотке.

— Поцелуй меня! — снова прошу.

Он плюёт на головку члена. Растирает слюну, тщательно, чтобы не осталось сухих мест. И погружает свои два пальца прямо в меня. Прямо между ног моих ног. Даже не спросив разрешения!

Ох… как приятно… да что, мать вашу, со мной происходит! О, да! Как же хорошо, продолжай…

Я застонал. Стиснул губы и продолжил стонать от удовольствия.

Набухший член смотрит на меня словно дуло пистолета. Вытащив из меня пальцы, он снова смазывает свой болт. Левой рукой упирается в кровать возле моей груди, а второй пробует войти в меня. Даже не спросив разрешения!

Мне это не нужно! План совсем другой! Я на это не подписывался!

— Поцелуй меня! Пожалуйста! — уже выкрикиваю я. — Мне это важно!

Волнение накатило жаркой волной. Свожу ноги, пытаясь хоть как-то притормозить несущийся в мой туннель паровоз.

Сработало!

Ал замер. По его искривившемся бровям и отвисшей челюсти легко можно было увидеть, как в его голове идёт глубокая перезагрузка мыслей. Улыбнувшись, он выпускает своего зверя, ставит правую руку возле моей груди, и жёсткий матрац прогибается под нашим весом. Он так нежно смотрит на меня. Изучает каждую складку, каждый волосок. Вдыхает мой аромат. А затем наклоняется, и тянется к моим губам, водя своим дрыном мне по животу.

Ближе…

Ближе!

Отлично!

Он жадно впивается в мои губы. Наши языки переплетаются. Я отрываю голову от подушки и ещё страстней засасываю его, раскрыв рот целиком.

Время пришло.

Вот и мой выход.

Сжимаясь и разжимаясь как пружина, я пополз через все кишки прямиком в желудок. Раздвигая горячие фекалии, я полз, оставляя за собой влажный след. Поворот налево. Поворот направо. Когда я уже сбился со счёта, моё тело куснула поджелудочная кислота. Совсем не больно. Я был готов, окутав своё скользкое тело молофьей. Ползу мимо разбухших от бухла хлебных мякишей. Пробираюсь сквозь пережёванные куски куриного мяса. И хорошо, что моё тело (тело Инги) продолжающее страстно целоваться с молодым человеком, находится в горизонтальной плоскости. Я без труда добираюсь до глотки. Темно, как в жопе, но я знаю дорогу. В любом состоянии пройду по ней, не заблудившись. Вот и язык. Перемазываюсь тёплой слюной, скольжу вперёд, касаясь дёсен и зубов. Вот и мужской язык — он чуть шершавее и толще. Я словно макаронина, которую всосали с обеих сторон два любящих человека. Главное — чтобы не перекусили пополам! Хотя, пофиг, живём один раз!

Я почувствовал, как Ал попытался отвести голову в сторону, но я продолжаю удерживать его в поцелуе, ровно на столько, на сколько хватает длины шеи Инги. И хватает её с достатком.

Когда мужчина отрывается от моих губ, я уже на базе. Мой хвостик пощекотал верхнее нёбо Ала, оставив полоску молофьи, и пропал из вида, погрузившись в темноту глотки. Вокруг меня всё сжалось. Мужик быстро отпрянул от Инги, выскочил из кровати. Согнувшись, начал кашлять. Вставил два пальца в рот. Вот хитрый засранец!

Тем временем я уже в желудке, скрученным в агонии рвотных спазмов. Опасный момент. Может на раз-два рвотной массой выкинуть на берег, и буду барахтаться на полу, как дельфин на берегу. Нужно действовать. Срочно!

Стрелой вонзаюсь в переваренную пищу. Трусь… Трусь о куски курицы, о хлебный мякиш. Желудочная кислота покусывает моё тело, но уже новая порция моего защитного слоя обволакивает меня целиком. Желудок снова охватывает спазм. Вокруг меня всё сжимается. Меня сдавливает. Но это мне только на руку. Я извиваюсь, ползу.

Ползу и извиваюсь, и прямиком устремляюсь к своей цели. Большая часть тела уже в кишках прогуливается как по бульвару. И вот, когда первая партия еды покидает желудок, смачно окропив пол комнаты, я уже целиком размещаюсь на новой хате. А когда я на новой хате — то пора пускаться в пляс!

Я трусь.

Снова трусь.

Трусь и трусь!

Ух, как тут тепло. Жарко и приятно. Душно и влажно. Погнали!

Охх…. Уууу… Да-да! Сука, получи по полной!

На!

На!

На!

Моё тело содрогается, выплёскивая в кишки горячую молофью. Вязкую, как клей ПВА. Маслянистую и густую. Смердящую белком.

Когда наши тела, то есть моё и тело Ала, прекратили конвульсировать в общем порыве, и когда моё воображение успокоилось, я прозрел. Продолжая стоять в три погибели, смотрю на пол. Там, внизу, вокруг моих мужских ступней разбрызгана рвота. Во рту горький вкус курицы. Все пальцы на руках жирные и скользкие. Голова кружиться, но стоять я могу. Я поднимаю голову. Вижу Ингу. Она лежит на кровати неподвижно, опала в бельё, словно потеряла сознание. Странно, мои предположения оказались неверными. Получается, что с верёвками можно было и не заморачиваться. Эх, кто ж знал. Век живи — век учись.

Подобрав одежду с пола, одеваюсь. Ощущаю усталость такой силы, что чуть с ног не валюсь. Нужно прилечь на пять минут, отдохнуть.

Глядя на обнажённое тело Инги, понимаю, что ничего не хочу. Да и между ног мой дружок давно уже приуныл, свесив нос. Накрываю Ингу одеялом. Мало ли еще простынет. Завтра постараюсь быстро управиться. Схожу на разведку, составлю план, прикину: что и как, раздобуду ключи и ночью смело пойду на дело, вернувшись в тело Инги. Как два пальца обоссать. Ведь я теперь — троянский конь.

Допив бухлишко, я разместился на полу, рядом с кроватью Инги. Еще не дай бог проснётся и как начнёт вопить во всю глотку, а я, словно спаситель, приду ей на помощь.

Спа-а-а-ать.

Впереди у меня волшебная ночь.

Глаза быстро слиплись, утащив меня в буйный мир грёз.