Дар

Глава 5

Не обманула пресветлая Иллариэль. Я даже остыть не успел после нашего разговора, как дверь снова открылась. Вошли конвоиры, вытащили меня, проволокли по коридору, потом вниз по лестнице, потом наверх. И так, пока не вывели на воздух. Протащили под аркой выхода, мимо кованых ворот, проволокли по брусчатке, даже осмотреться как следует не дали. А что смотреть, правильно я догадался. Каменные стены с мрачными квадратами окон, низкое небо над головой; острый, цвета солнца, шпиль собора… Петропавловская крепость. Та самая, где декабристы сидели. А может, в этом мире они здесь не сидели, но я-то знаю.

Возле арки каменных ворот ждала карета, запряжённая четвёркой вороных. Дверца открылась, меня втолкнули внутрь.

В карете меня тут же приняли крепкие руки жандармов. Ухватили, втиснули на сиденье. Я оказался между двух здоровенных мужиков в синих мундирах. Напротив уже устроились двое — тот самый парень в блестящем мундире, что в Летнем саду прогуливался с эльвийкой под ручку, и та самая эльвийка под вуалью. Эннариэль, магическая охранница государя.

Парень на меня глянул, нос сморщил — не брезгливо, а будто смешно ему — сказал:

— Эк тебя разукрасили, голубок. Дяде не понравится.

Эльвийка кивнула, наклонилась ко мне, провела открытой ладонью над моим лицом.

Кожу на лице защипало, стало жарко, потом холодно, и всё прошло.

— Ну вот, другое дело, — весело сказал блестящий. — Как огурчик.

А хорошо. Чешется маленько, зато чувствую — ни крови, ни разбитого носа, и не болит вообще. Красивый на казнь пойду, весь из себя.

Лошадки тронули с места, бодро застучали копыта. Карета прокатила через ворота и скоро мы помчались по мосту. Бабахнула пушка — полдень. Потянуло свежим ветром, запахом мокрого снега, ещё чем-то знакомым, сразу не понять. Эх, хорошо вылезти из камеры! Я же помню, читал где-то, или в кино смотрел: декабристов на открытом воздухе вешали, во дворе крепости. Ладно, не в мрачном подвале, и то хлеб…

— Я не убийца, — говорю. — Я помешать хотел.

— Молчать, — бросила эльвийка. — Рот зашью.

И так глянула, что ясно — зашьёт, и даже без наркоза.

Посмотрел я на парня, тот ухмыльнулся и молча пальцем провёл крест-накрест себе по шее. Типа, помалкивай. Не то бритвой по горлу — и в реку.

Промчались мы через мост, свернули, понеслись по набережной. Потом ещё свернули, и снова промчались под аркой больших ворот. Копыта вороных так и цокают, мостовая булыжная, не то что какая-нибудь грунтовка. Рессоры хорошие, карету не трясёт, а мягко так покачивает.

Ещё прокатились маленько, потом карета замедлила ход и остановилась.

Опять распахнулась дверь, меня с рук на руки передали ещё парочке здоровенных жандармов. Была у меня мысль сбежать, но тут же завяла. Куда там бежать, тут вообще не дёрнешься.

Да, вот тебе экскурсия по городу, Димка. Прямо в Зимний дворец притащили, под белые ручки. Доставка с гарантией. И билета не надо, всё за счёт государства.

Полюбоваться видами мне не дали. Я даже ногами земли не коснулся — вжух, и уже внутри. Видно, государь ждать не любит, и слуги у него летают, как ошпаренные.

Потащили меня по коридорам, парень в блестящем мундире впереди, а эльвийка сзади идёт.

Остановились перед закрытой двустворчатой дверью, парень обернулся ко мне, сказал тихо, но со значением:

— Рот не открывать. Слушать, что говорят. Отвечать, когда спрашивают. Коротко, по существу.

Мы вошли. Зал небольшой, но красивый. Богато живут государи, ничего не скажешь. Я бы тут жить не смог. Неохота церемониться. Только и думай, как бы паркет не поцарапать.

Вижу, передо мной несколько человек стоят, все важные. Среди них и князь Васильчиков, с папочкой документов в руках. Посередине государь. Уж теперь-то я его точно узнал. Высокий, крепкий, волосы светлые, зачёсаны назад, видно, что лысеет. Остатки кудрей за ушами торчат, борода короткая, ухоженная. Почти как на портретах.

Остановились мы у двери, жандармы меня с двух сторон держат. Государь рукой шевельнул, меня подвели поближе.

Он шагнул ко мне, жандармы напряглись. Эльвийка сбоку встала, вся прямая, как палку проглотила.

— Этот юноша на меня покушался? — сказал государь. Глянул на парня в блестящем мундире.

— Именно он, дядюшка, — ответил парень. — Я его точно запомнил.

— Запомнил! — рыкнул государь. — Чем ты смотрел, бестолочь? Ждал, пока меня прикончат? А ты, моя милочка, что молчишь?

Это он Эннариэль. Та губы поджала, не ответила. Как видно, это был ещё не вопрос.

— Андрей Михайлович, что скажешь? — государь глянул на князя.

Васильчиков ответил, а голос мягкий, как будто кот мурлычет. Не то, что со мной в камере.

— Государь, очевидно, злоумышленники применили запретную магию. Револьвер злодея оказался зачарован. Пуля, вынутая из ствола дерева, серебряная, помечена знаком смерти. Я считаю, необходимо провести тщательное расследование. Возможно, придётся использовать крайние меры и пригласить его светлость господина Домикуса.

Государь поморщился.

— Ты же знаешь, князь, его светлость Домикус очень занят. У него минутки нет свободной. А ты его к делу притянешь. Сами не можете разобраться?

Васильчиков склонил голову, прижал папку с документами к мундирной груди. Типа, сам знаю, но что поделать — служба!

Государь повернулся ко мне. Обвёл взглядом, сказал, укоризненно так:

— Что же ты, голубчик, эдакое дело затеял? Разве не знаешь, что убийцы горят в геенне огненной? Особенно убийцы царские?

Я посмотрел на него, молчу. Это ещё не вопрос.

А государь продолжает:

— Вон ведь молодой какой, и с лица приятный. Что тебе не жилось, голубь?

Глянул на эльвийку, спрашивает:

— Он немой, никак? Или ты его успокоила?

— Здоров, разговаривать может, ваше величество, — отвечает Эннариэль.

— Так что же, зачем стрелял в меня? Отвечай! — говорит государь.

Ну я и ответил:

— Благодарю за сочувствие, ваше величество, только я в вас не стрелял.

Тот хмыкнул в усы, говорит:

— Не ты, так товарищ твой. Стоит ли юлить, юноша? Сие недостойно.

— Не товарищ он мне, — отвечаю. — Я мимо проходил. Увидел, как они с другим человеком перемигиваются. Потом смотрю — студент револьвер вынимает. Я на него бросился, на землю свалил. Тут ваша охрана меня и скрутила.

Государь бровь поднял, повернулся к Васильчикову.

— Что скажешь, князь?

Князь улыбнулся одними губами.

— Какой разговорчивый юнец, так бы в крепости разливался. Агенты охраны доложили, что сей субъект не просто мимо проходил, как заявляет. Его видели в Летнем саду. Долгое время прохаживался по аллеям, особое внимание уделив вашей персоне, государь. Следовал за вами по пятам вплоть до ворот, где и произошло покушение.

— Вот так, юноша, — государь покачал головой. — Стыдно! Имели смелость стрелять, имейте смелость и отвечать.

Меня аж зло взяло. Никто не верит, и слушать не хотят. А на плаху-то мне идти, за всё перед палачом отдуваться.

— Отвечу, раз такое дело, — говорю.

Государь кивнул. Выражение такое — говори, чего уж там. Выкручивайся. Хоть не скучно будет перед обедом.

— Ваши эльвы могут узнать, правду человек говорит, или нет? — спрашиваю. — Так давайте, скажите вашей охране. Пускай просветят меня своей магией насквозь. А я изворачиваться не приучен. Я офицер полиции, и здесь по делу. Увидел, что преступление готовится — помешал. В меру возможности.

Смотрю, князь Андрей Михайлович аж рот раскрыл, на меня уставился. Чуть папку с документами не выронил. Удивился очень.

Парень в блестящем мундире, который государя дядюшкой называл, рот ладонью прикрыл, глаза вытаращил, а сам ржёт, как конь, только молча — чуть не давится от смеха.

Эннариэль прямо в статую превратилась, аж ледяным холодом от неё потянуло.

Государь поморгал, сказал с удивлением:

— Да ты никак юродивый? Иль малахольный? А, Андрей Михайлович?

— Никак нет, не малахольный, — быстро ответил князь. — Здоров. Закончил университет с отличием. Сам из найдёнышей, причислен к разночинцам по причине сиротского происхождения.

— Матушка, стало быть, неизвестна, — заметил государь. — Что же, некому горевать будет.

Да что ж такое? Меня ещё и дураком обзывают? Что я сделал-то?

— Ещё как известна, — говорю. — И вы её знаете. Я вам жизнь спасал, а вы смеётесь.

Государь кивнул князю. Тот мне говорит, а сам улыбается, эдак с сочувствием:

— Как же не смеяться, когда ты глупость несёшь несусветную? Только самый тёмный дикарь не знает, что пред лицом потомка Петра Великого всякий человек смирен и миролюбив становится. И ежели он решился на драку пойти, стало быть, он или убийца безбожный, или сумасшедший!

— А правду говорить тебя ещё в крепости магией заставили, — фыркнул парень в блестящем мундире. — На то эльвы и нужны.

— Никак нет, не заставили, — сказала Эннариэль.

Все вдруг замолчали, на неё уставились.

— Не заставили, — повторила эльвийка. — При осмотре подозреваемого обнаружена печать, поставленная рукой высшего эльва. При попытке оказать воздействие методом, обозначенным в списке разрешённых под номером пять, воздействие не оказалось успешным.

— Что?! — гаркнул государь.

Вижу, терпение у него лопнуло. Аж покраснел весь. Куда всё добродушие девалось.

— Воздействие, бездействие… Говори толком!

Эннариэль отчеканила:

— Сожалею. Моей магии недостаточно.

— Как это — недостаточно? — государь побагровел ещё больше. — Ты же высший эльв!

— А это — сын высшего эльва, — отрезала Эннариэль. — Я не имею полномочий взламывать его печать. Это может сделать только сам Домикус. Таков закон.

Государь потёр лоб ладонью. Видно, растерялся. Повернулся ко мне, сказал медленно:

— Погоди-ка… Говоришь, мать твоя известна. Кто она?

Ну, мне терять нечего, а молчать меня об этом не просили. Говорю:

— Мою мать зовут Иллариэль. Она жена Домикуса.

Раздался звон. Государь покачнулся, поднял руки к горлу, ухватился за орденскую ленту и оборвал её. Орден сверкнул бриллиантами и брякнулся на паркет.