Глава 16

Эффект был мгновенным, чудовищным и… спасительным.

Пылающие золотые линии узора Маски Золотого Демона на моей груди вспыхнули непередаваемо огромной мощью и слепительным, холодным светом. Но это был не свет излучения — это был свет ненасытного поглощения.

До этого момента линии излучали энергию, отдавая мне часть того, что получили от ядра Предания. Теперь… они начали всасывать с яростной, неумолимой силой.

Ощущение было таким, словно все поры моего тела, каждая клетка, каждый разорванный магический канал внезапно стали устьями рек, устремившихся в бездонный золотой океан Маски.

Невероятное, почти экстатическое облегчение накрыло меня волной. Боль от распада, от разрыва плоти магическими вихрями, резко стихла, сменившись странным, ледяным онемением.

Хаотичные энергии перестали бушевать внутри, разрывая ткани на атомы. Они устремились наружу, к поверхности кожи, втягиваемые неодолимой силой Маски.

Я чувствовал, как мана вытягивается из глубины мышц, из трещин в костях, из самых потаенных уголков разрушенного энергией ландшафта моего организма, втягиваясь обратно в татуировку.

Но это было лишь преддверием. Следом началось нечто… неописуемое.

По мере того как буйство маны втягивалось обратно в золотые линии, сами линии… проснулись. Из них, из каждой тончайшей линии, изгиба, точки, завитка замысловатого узора Маски, начали выползать… нити. Тончайшие, тоньше паутины, но невероятно плотные лучи чистого, холодного света, начавшие проникать в мое тело.

Будто черви в кишках, — пронеслась кошмарная, отвратительная мысль. Мириады микроскопических червей из света.

Эти нити впивались в мою плоть. В мышцы. В связки. В кости. В органы. Каждое проникновение сопровождалось не болью, но леденящим, металлическим ощущением вторжения, глубокого и необратимого.

Я чувствовал, как эти золотые щупальца пробивают пучки мышечных волокон, оплетают кости словно искусные ювелирные сети, пронизывают плотную ткань печени, нежные структуры почек, губчатую ткань легких, мощную мышцу сердца.

Они не разрушали. Они… интегрировались. Занимали места, где секунду назад бушевал чужеродный магический хаос. И в этих нитях… текла энергия Хроники.

Дождевая мана — небольшие капельки, смешивающиеся в росчерки и ручейки — теперь не витала в хаосе. Я чувствовал ее. Чувствовал ее приятную тяжесть в каждой нити, пронзающей мое тело. Чувствовал ее белоснежный отблеск.

Маска, впитывая обратно бушующую ману, одновременно вплетала в мое тело нити собственной сущности, наполненные конденсированной, стабильной дождевой маной Хроники.

Она не восстанавливала мое разрушенное ядро. Она заменяла его собой, создавая новую систему распределения и хранения маны, с золотым узором на груди в качестве… центра управления? Коммутатора?

Облегчение от прекращения распада сменилось жутковатым чувством потери контроля над своим Я, пересобирающимся по чужой поле буквально на лету.

Нити с ледяной маной Хроники внутри ползли вверх по шее, к голове. Я чувствовал их холодное, неумолимое прикосновение к шейным позвонкам, их плавное, неостановимое проникновение в основание черепа. Они оплетали позвоночник, подбирались к мозгу, вплетаясь в его структуру.

И когда последняя из нитей заняла свое место, я отчетливо ощутил момент прорыва.

Пролог Хроники.

Победа? Но где триумф? Где ощущение власти? Было лишь… деревянное оцепенение. Как после долгих часов в неудобной позе, когда конечности онемели, а тело отказывается слушаться, скованное невидимыми тисками.

Я попытался сжать правую руку в кулак. Мышцы сократились, и куда быстрее, чем раньше, но произошло это словно через сопротивление чего-то внутри моего тела.

Хотя, как «чего-то». не нужно было долго думать, чтобы понять, что виноваты те самые нити, что породила золотая татуировка.

Суставы скрипели — не больно, а противно, как несмазанные механизмы. Кровь пульсировала в венах и артериях, ощущаясь тяжелой, вязкой волной, несущей в себе золотые искры.

Дискомфорт был во всем, что бы я ни делал, даже движения глаз казались какими-то странными. Но при этом дискомфорт никак не препятствовал телу с каждой секундой наполняться все большей и большей силой.

Мой взгляд нашел ледяного Хронику. Он только поднимался в полный рост с колена, на которое опустился, чтобы было проще удерживать защитный экран меньшей площади. Тот процесс, что, как мне показалось, продлился целую вечность, в реальности занял лишь несколько секунд.

— Выдохся, выродок⁈ — радостный хрип вырвался из-под его шлема.

Он сделал выпад. Стремительнее всего, что было раньше, наполненный гневом и болью от перенесенного унижения.

Я попытался отлететь в сторону на «Прогулке», но сапоги будто бы умерли, отказываясь принимать мою ману. Попытался блокировать удар вихрем ветра «Энго», но сабля в руках внезапно из как будто бы даже отчасти живого и мыслящего существа превратилась в обычный кусок металла.

Ледяной осколок был уже в считанных сантиметрах от моей шеи. Я видел каждую трещину на его поверхности, каждый блик на заостренном краю.

И только тогда я вспомнил, что у меня есть еще и артефактные татуировки.

Волна маны Хроники влилась в татуировки «Прилара», «Радагара» и «Энго». Вот только вместо ожидаемой и уже давно привычной реакции я вдруг ощутил несравнимо более мощный отклик.

Увеличение скорости от «Прилара» и силы от «Радагара» выросло более чем в десять раз (в три с лишним раза по сравнению с оригинальными артефактами). А секущий ветер, порождаемый «Энго», обратился бушующим штормом, встретившим выпад противника и с легкостью его подавившим.

Допустим, что ледяной Хроника был измотан противостоянием моей бушующей мане и теперь не мог показать даже половины от своего максимума. Но это все равно был далеко не тот уровень, который могли бы показывать артефактные татуировки Сказания.

Впрочем, времени на обдумывание ситуации у меня сейчас не было. В моей левой руке уже не было «Грюнера». Он расплавился от десятков последовательных выстрелов с использованием маны Предания. Но я все равно направил ладонь в грудь Хроники и «выстрелил» из татуировки «Грюнера».

Его броня не прогнулась. Она сложилась. Вмялась внутрь, как фольга под прессом, образовав идеальный отпечаток моей ладони. Под ней, с отвратительной, хрустящей четкостью, ломались ребра.

Его отшвырнуло. Хроника пронесся по воздуху, как сдуваемая ветром тряпка, не издав ни стона, лишь кровавый фонтан вырвался из дыхательных отверстий в шлеме.

Он пролетел пять метров и врезался в ту самую скалу, о которую я разбился несколькими минутами ранее. Удар был чудовищным. Тело на миг зависло, вдавленное в камень, создав паутину трещин вокруг себя, а затем безвольно сползло вниз, оставляя кровавый след.

Голова безвольно упала на грудь. Мертв. Мгновенно. Безоговорочно.

Я опустил руку. Дискомфорт — ощущение тяжелой, непослушной деревяшки — накатил с новой силой, заставляя мышцы ныть от непривычного напряжения. Но в этой деревяшке была сила, кратно превосходящая все, чем я когда-либо владел.

Я поднял взгляд, преодолевая сопротивление собственных, но чужих мышц. Остальные двое Хроник замерли. Гигант в черно-красных латах, только что заносивший исполинский молот над пригвожденным к земле Силаром. Мужчина в жидкометаллических доспехах, чей ядовито-зеленый клинок замер только что повторно ранил Ярану в ту же руку.

Ее левое плечо было ужасным зрелищем. Кислота разъела кожу и мышцы, обнажив местами кость. Ткани вокруг были красными, опухшими, сочились сукровицей и зеленоватым ядом. Кровь — алая, но уже не бьющая ключом, а сочащаяся слабо — стекала по пальцам ее здоровой правой руки, которой она прижимала рану, так и не отпуская эфес меча.

Лицо Яраны было мертвенно-бледным, покрытым каплями холодного пота. Она дышала прерывисто, поверхностно. Последнее издыхание.

И ее противник явно понял, что сейчас важнее не добить уже наполовину мертвую девушку, а расправиться со мной, вероятно, истощенным после убийства ледяного Хроники.

Вероятно.

Его жидкометаллические доспехи взволновались, как ртуть, и он рванул ко мне. Клинки засвистели в воздухе, выписывая сложные, отвлекающие узоры, заливая пространство передо мной ядовитыми зелеными дугами.

Дискомфорт в теле продолжал кричать протестом. Мышцы ног были тяжелыми, неповоротливыми. Но теперь я уже знал, что это — просто иллюзия разума.

«Прилар», «Прогулка», «Урия». Оторвавшись от земли, я устремился прямо на него на скорости, невозможной для Артефакторов ниже ранга Предания.

И я не стал уворачиваться от его танца с клинками. Я пошел сквозь него.

Первый стилет, быстрый как змеиный язык, метнулся мне в глаз. Моя правая рука взметнулась вверх, ладонь открылась. Я поймал стилет за клинок, в сантиметре от острия.

Ядовито-зеленое пламя зашипело, пытаясь прожить кожу, но «Лисфаль» в сочетании с другими артефактными татуировками защиты, почему-то активировавшимися все вместе, сумел нейтрализовать кислоту.

Он ахнул, попытался вырвать оружие. Бесполезно. Моя рука под воздействием «Радагара» была тисками. Второй клинок рванулся мне в бок, в почку. Тем же движением, только левой руки, я поймал его за запястье.

Хруст.

Кость под тонкой, жидкометаллической перчаткой хрустнула, как сухая ветка. Он вскрикнул — пронзительно, по-звериному. Клинок выпал из его онемевшей руки.

Рванулся назад, отчаянно пытаясь высвободить сломанную руку из моей хватки.

Я дернул на себя, параллельно отступая чуть в сторону и правой рукой атакуя через татуировку «Энго», снизу-вверх, прямо ему в грудь. Он полетел вперед как тряпичная кукла, врезавшись в скалу рядом с тем местом, где лежал его мертвый компаньон. Звук удара был таким же глухим. Он рухнул, не двигаясь.

Я подскочил к Яране. Она все еще стояла на коленях, уставившись на меня широкими, непонимающими глазами. Опустился на одно колено перед ней.

— Держись, — проговорил я, чувствуя, будто в горло засыпали песок. — Как рука?

Ярана попыталась пошевелить левой рукой. Только пальцы слегка дернулись. Лицо исказилось гримасой боли.

— К-кость… — прошептала она хрипло. — И… яд… жжет изнутри…

Я кивнул. Делать нечего было. Ни бинтов, ни антидота.

— Не двигайся. — Я поднялся. — Надо закончить.

Я повернулся к гиганту. Он уже оправился от шока. Видя, как я расправился с его напарниками, он понял — бежать бесполезно. К тому же он был сильнее них и наверняка понимал, что даже моим способностям есть предел.

Тем не менее сражаться в одиночку против двоих ему было совсем не выгодно. Так что он рванул своего исполинского молот вверх, готовясь обрушить его на голову Силара, чтобы поскорее добить его и остаться со мной один на один.

Я устремился вперед. Расстояние между нами исчезло в одно мгновение и я оказался между Силаром и падающим молотом.

Под действием «Урии» время замедлилось. Я видел каждую зазубрину на шипах, каждую гравировку на рукояти, искаженное яростью лицо гиганта под шлемом.

Мои руки взметнулись вверх. Ладони раскрылись навстречу несущейся массе.

Удар молота обрушился на мои ладони. Камни под ногами треснули, пыль взметнулась фонтаном. Мои ноги проехали назад по камню на метр, и проехали бы дальше, если бы я не уперся в Силара, поддержавшего меня здоровой рукой.

Молот замер, его чудовищная инерция была погашена в моих ладонях. Гигант ахнул, его глаза за забралом расширились от неверия. Он навалился всем весом, пытаясь продавить, но молот не двигался.

Силар, поняв, что я стою стабильно, отпустил мою спину и, вдруг резко взорвавшись мощью, которую, вероятно, копил для последнего удара, крутанулся вокруг меня на триста шестьдесят градусов, вкладывая импульс вращения и всю свою оставшуюся силу в замах уцелевшего меча.

Звук был ужасен. Скрежет металла сначала о защитный барьер, а потом о металл, когда в щите кончилась мана. Тем не менее гигант устоял. Прочность его брони явно была ощутимо выше, чем-то, что смог бы пробить артефакт Сказания, к тому же почти остановленный защитным артефактом.

Вот только я никуда не девался. Воспользовавшись тем, что гигант сначала вложил тонну маны в удар, а потом еще и истратил остаток на блокировку замаха Силара, я, продолжая удерживать молот правой рукой, подался вперед, выстреливая из левой ему прямо в лицо.

Гигант замер. Шлем вмялся в череп, не оставляя никаких сомнений насчет его выживания. Спустя пару секунд его руки разжались, молот, отброшенный мной в сторону, с грохотом упал на камни.

Тишина навалилась на меня, нарушаемая только тяжелым дыханием Силара и прерывистыми всхлипами Яраны. Я оглядел поле боя. Три тела Хроник. Двое моих союзников — израненные, но живые. Я сам стал Хроникой. И все это за пару минут.

Золотые линии на груди пульсировали ровным светом. Это было мощно.

###

Хриплое дыхание Яраны, прерываемое сдавленными стонами, и тяжелое, ровное сопение Силара были единственными звуками, нарушавшими гнетущую тишину Изнанки.

Мы с Силаром тащили три бесформенных свертка — тела Хроник, завернутые в их же плащи. Ярана летела сама, на остатках маны. Слабый свет утра, пробивавшийся сквозь облака где-то высоко-высоко, едва очерчивал контуры нависающих над нами скальных выступов.

— Вон! — проскрежетал Силар, его голос звучал приглушенно, с усилием. Он кивнул головой в сторону зияющей черноты в скале — расселины, казавшейся бездонной. — Эта щель уходит вниз на сотню метров, не меньше. Укромнее не найти.

Мы молча двинулись туда. Ярана прижимала левую руку к животу. Ее пальцы были неестественно скрючены, а предплечье ниже локтя выглядело мокрым и темным даже в полумраке, несмотря на перевязку.

Моя собственная манна была притихшей, странно инертной после того кошмарного прорыва, но золотые нити под кожей все еще пульсировали тусклым теплом, напоминая о цене силы.

Спуск в расселину был медленным и аккуратным, чтобы не зацепиться за стенки и не потерять равновесие из-за усталости. Наконец, мы достигли дна — небольшой, заваленной обломками площадки, скрытой от взглядов сверху крутым изгибом скалы. Мрак здесь был почти абсолютным, лишь слабый отсвет сверху едва различал очертания камней.

Я сбросил свою ношу с глухим стуком.

Силар последовал моему примеру. Тела врагов упали в темноту. Я опустился на холодный камень спиной к стене, стараясь дышать ровнее.

Боль в мышцах была тупой, разлитой, как после долгого изнурительного похода, но куда страшнее было ощущение внутренней чуждости. Даже спустя уже почти полчаса после боя чувство не пропало, разве что я с ним немного пообвыкся.

Или, возможно, дело было в невероятной усталости, накатывавшей волнами, не позволявшей даже нормально думать. Так что Яраной, несмотря на собственные травмы, занялся Силар.

— Руку, — он опустился на колено перед девушкой, тоже севшей как только представилась возможность, начал рыться в сумке, куда мы сложили все полезные вещи, найденные у троицы Хроник. Доставал бинты и маленькую, пахнущую спиртом склянку. Его движения были точными, несмотря на размер рук и собственные раны. — Покажи.

— Дерьмо… — простонала Ярана, но послушно протянула ему изуродованную руку. — Сквозное. Кость цела, кажется. Но отрава…

Силар промокнул рану тканью, смоченной в настойке из склянки. Ярана вскрикнула, резко втянув воздух.

— Терпи, девочка, — пробурчал Силар. — Или хочешь, чтобы гнила?

— Лучше бы ты гнил, медведюга, — сквозь стиснутые зубы процедила она, но не отдернула руку.

Пока Силар накладывал тугую повязку с нейтрализующей яды мазью, закрепляя ее с профессиональной ловкостью бывалого вояки, Ярана повернула ко мне голову. Ее глаза блестели в полумраке, как у хищной птицы. Напряжение между нами висело почти осязаемое.

— Ладно, Мак, — ее голос был тихим, но каждое слово падало, как камень. — Игра в молчанку окончена. Что. Это. Было?

Она не уточняла. Не требовалось. И так было понятно, о чем шла речь. О ядре Предания, исчезнувшем в моей ладони. О моем прорыве через три стадии. О том, как я, только что едва державшийся против Завязки Хроники, вдруг сокрушил и его, еще двух других.

Я закрыл глаза на секунду, чувствуя, как золотые нити под кожей шевельнулись в ответ на мое волнение. Лгать было опасно. Но всего рассказать я никак не мог, иначе из меня сделали бы подопытного кролика где-нибудь в закромах Коалиции. Шутка ли, умерший и воскресший благодаря артефакту человек — где такое видано?

Так что нужна была часть правды. Только часть. И то только потому, что Ярана заслуживала этого доверия кровью, пролитой рядом со мной. Силар, перевязывающий ее руку, тоже замер, его присутствие стало тяжелее, внимательнее.

— Ты видела золото, — начал я, медленно, подбирая слова, которые не были бы прямой ложью, но и не раскрывали всей глубины бездны. Мои пальцы непроизвольно сжались, нащупывая под грязной тканью рубахи выпуклый контур татуировки на груди. — На моей коже. Линии. Узоры. Это не просто украшение, Ярана.

Она не отводила взгляда. Молчала. Ждала.

— Это артефакт. Древний. Очень древний. Вероятно, какая-то разновидность трансформационного, но я не уверен. — Я сделал паузу, слыша, как Силар чуть громче выдохнул. — Он… слился со мной. Стал частью тела. Как дополнительный орган. Или паразит. Не знаю. Но он дает силу. Ману. В обмен на драгоценности. Золото. Серебро. Редкие минералы. И… ядра артефактов. Чем мощнее, тем лучше. Он их… поглощает. Перерабатывает. Дает мне энергию. Для роста. Для силы. — Я кивнул в сторону темноты, где лежали тела. — То ядро Предания… Оно было слишком мощным. Отчаянная ставка. Я знал, что могу не выдержать. Но иного выхода не было. И мне повезло прорваться в Хронику, благодаря чему я и победил.

Тишина повисла снова. Ярана смотрела на меня. Потом ее взгляд скользнул вниз, к моей груди, скрытой одеждой, будто она пыталась разглядеть сквозь ткань мерцающий узор. Ее лицо было непроницаемым в темноте.

Силар закончил перевязку, закрепил конец бинта. Его огромная рука легла на ее плечо на мгновение — жест поддержки, или предостережения?

Потом Ярана медленно выдохнула. Длинный, дрожащий выдох. Она откинула голову назад, ударившись затылком о холодный камень.

— Черт… — прошептала она. Голос ее был хриплым, усталым, но в нем не было ни ужаса, ни отвращения. Скорее… удивленное принятие. — Вот почему ты так зациклен на золоте, что даже со всякими ублюдками типа Сирмака сделки заключаешь. — Она повернула голову ко мне снова. В ее глазах читалась усталость, боль, но и какая-то странная ясность. — Древний артефакт-паразит, пожирающий сокровища и встраивающийся в тело… Звучит как бред сумасшедшего из дешевой таверной баллады.

Она замолчала, смотря мне прямо в глаза в почти полной темноте.

— … но глядя на тебя сейчас, Мак, с этой золотой и белой паутиной под кожей и взглядом человека, только что выигравшего ставку против самой Смерти… — Она слабо, криво усмехнулась. — … в эту хрень чертовски легко поверить.

Тишина после слов Яраны повисла плотной, но уже не столь напряженной завесой. Ее дыхание стало ровнее, хотя боль все еще подчеркивала каждый вдох резкой ноткой.

Силар, закончив перевязку, откинулся на камни рядом, его массивная фигура сливалась с тенями, лишь слабый отсвет сверху выхватывал контур забинтованного плеча и усталое, но бдительное лицо. Его глаза, привыкшие к темноте, неотрывно следили за периметром нашей каменной ловушки.

Да уж, она явно преисполнилась в своем познании, что…

Стоп.

Золотые и белые?

— Свет, — хрипло сказал я, больше самому себе, чем им.

Мана послушно вытекла из ладони, вспыхнула мерным белым свечением, похожим на болотный огонек.

Я направил свет на себя. Сначала на руки, потом на ноги.

Артефактные татуировки. «Энго», «Грюнер», «Лисфаль», «Прилар», «Даганар»… Они были. Но не те.

Знакомые узоры, линии, очертания оружия и защитных элементов — все это осталось. Но линии, раньше бывшие тонкими, как паутина, чернильно-черными или серо-стальными, теперь были толщиной с тонкий шнурок.

И они разрослись, заняли больше места на коже. А цвет… Цвет был не черным, не серым. Он был ослепительно белым. Молочно-белым, под светом маны слегка отблескивающим.

— Черт… — вырвалось у меня само собой. Я рванул расстегнутую рубаху на груди. Холодный свет пальцев упал на золотой узор Маски.

Он тоже изменился. Тоже расползся, забравшись на бедра, спину и верхнюю часть плеч. Нити в целом стали толще, а главные линии, формирующие очертания самой Маски на груди, и вовсе стали толщиной в два пальца. И в самом их центре, между золотых полос, горело слабое, но неоспоримое белое свечение.

Я провел пальцем по одной из толстых золотых линий на груди. Кожа под ними была… не кожей. Она была гладкой, холодной, как отполированный камень, и уплощенной. Без привычной эластичности. Без пор.

Я схватился за рукоять «Энго», все еще висевшую у бедра. Легким движением высвободил клинок. Его лезвие, даже в тусклом свете, отливало сталью. Я приставил острие к золотой линии на запястье. Не давя, просто коснулся.

Ощущение было странным — будто тыкаешь ножом в очень твердый пластик или камень. Я надавил. Сильнее. Боль — острая, глубокая, как будто резали не кожу, а само нутро — пронзила грудь. Но крови ни капли. Кожа под лезвием не прорвалась, лишь побелела от давления.

— Ты совсем спятил⁈ — резко шикнула Ярана в ответ на мой неожиданный перформанс. Ее глаза, широко раскрытые, отражали призрачный свет моей маны. Силар тоже насторожился.

— Проверяю, — коротко бросил я, убирая «Энго». Боль еще пульсировала, но быстро стихала.

Мысль о маскировке пришла мгновенно. Ольва. Маскировочный артефакт, поглощенная Маской и ставший татуировкой на лице, позволявший скрывать золотые узоры хотя бы частично.

В бою мне было не до маскировки, а потом я просто забыл о ней из-за усталости и нервного напряжения, позволив Яране и Силару увидеть меня, что называется, «во всей красе». Но теперь-то она должна помочь, да?

Я активировал «Ольву». Посмотрел на руки. Белые линии артефактных татуировок — «Энго», «Грюнер», «Радагар» — исчезли. Скрылись под иллюзией «Ольвы».

Но узор маски не изменился ни на йоту. Золотое тату оставалось неизменным. Четким, ярким, мерцающим. Ни малейшего намека на маскировку.

Я попытался сконцентрироваться сильнее, мысленно толкая «Ольву» именно на золото. Ответом была лишь головная боль и… ничего. Золотые линии продолжали лежать на коже, бесстыдно открытые, игнорируя все попытки скрыть их.

Я посмотрел на них, потом поднял взгляд на Ярану. Она сидела, прислонившись к скале, лицо было бледным от боли и потери крови, но глаза смотрели на меня с ледяной ясностью.

Я глубоко вдохнул, запах пыли, крови и холодного камня заполнил легкие.

— Ярана… То, что я сказал… То, что ты видела… — Я кивнул в сторону своей груди, где золото свечение было видно сквозь разорванную рубаху. — Ты сможешь… оставить это между нами? В секрете?

Загрузка...