Демон Жадности. Книга 3

Глава 13

Я сглотнул, пытаясь совладать с дрожью в руках, и обернулся к подошедшему управляющему.

— Этот… предмет, — мой голос прозвучал хрипло. — Что это? И какова его цена?

Управляющий посмотрел на золотой слиток, потом на меня, и в его глазах мелькнуло удивление, быстро сменившееся профессиональной оценкой.

— А, этот лот… Любопытный экземпляр. Найден в руинах на дальних границах Неба. Наши лучшие эксперты изучали его. Результаты… неоднозначны. — Он сделал паузу для драматизма. — Материал — чистейшее золото, но с аномальной плотностью и структурой. Никаких следов магии, никаких скрытых свойств обнаружить не удалось. Но все без исключения сошлись во мнении, что эта вещь — невероятная редкость. Возможно, осколок или компонент артефакта уровня не ниже, а то и выше Легенды.

Он посмотрел на меня прямо, и его голос стал твердым, как сталь.

— Его цена — пятьдесят миллионов золотых. И ни монетой меньше.

Пятьдесят миллионов. Цифра повисла в воздухе, тяжелая и безрадостная, как надгробный камень. Практически весь остаток гонорара, вырванный с таким трудом у мэра.

Огромное состояние, которое можно было вложить в развитие взвода, в новые корабли, в сети информаторов. Выбросить все это на кусок бесполезного, пусть и аномального, металла… это было безумием.

Но Маска внутри меня не умолкала. Ее зов был подобен физической боли, сверлению в висках, не оставлявшему места для сомнений. Она никогда не реагировала так ни на что. Никогда.

Значит, это было что-то большее. Нечто, чью истинную ценность не смогли разглядеть их эксперты.

— Беру, — сказал я, и голос мой прозвучал чужим, отстраненным. Я даже не попытался торговаться. Понимал, что он не уступит.

Управляющий, стараясь скрыть довольную улыбку, лишь кивнул и сделал пометку в своем блокноте.

— Мудрое решение, господин Марион. Такой шанс выпадает раз в жизни.

Пока он оформлял документы, я, уже почти автоматом, прошелся по остальным стеллажам, прислушиваясь к более слабым, но все еще отчетливым импульсам Маски. Я выбирал то, что отзывалось в ней ярче всего, но при этом стоило немного, стараясь максимально эффективно потратить оставшиеся деньги и при этом оставить что-то про запас для взвода.

Несколько потрескавшихся табличек с угасшими рунами, почерневший медальон на обрывке кожаного шнура, сломанный наконечник стрелы из кости неведомого существа. Вся эта дребедень обошлась мне еще в полтора миллиона. Но я знал — Маска превратит этот хлам в чистую силу, с эффективностью, недоступной простому золоту.

Чек был подписан, ценности упакованы в прочный кейс. Мы молча забрали свое оружие у стражей, прошли обратно через служебные коридоры и через выставочные залы вышли на залитые солнцем улицы Яркого Дня.

В наших апартаментах, предоставленных мэром, царила неестественная тишина. Я поставил контейнер в угол и повернулся к Яране.

— Держи, — сказал я, протягивая ей коробку с поясом. — Мне показалось, что он тебе идеально подойдет. По всем параметрам.

Она с удивлением приняла коробку, хотела было открыть, но вдруг ее пальцы сжались вокруг упаковки так, что побелели костяшки, а ее лицо исказилось вспышкой чистого, острого раздражения.

— Знаешь, если ты думаешь, что каким-то подарком сможешь… купить мое расположение после того, что было, — ее голос дрожал от сдержанной ярости, — то ты жестоко ошибаешься. Я не одна из твоих подружек, которых можно было задобрить побрякушкой.

Я посмотрел на нее, усмехнулся, беззлобно.

— Успокойся, Ярана. Это подарок. Не более того. Ты заслужила его за все то, через что прошла вместе со мной, хотя не должна была. Да и вообще, почему я не могу подарить тебе что-то просто потому, что хочу? А насчет того, что было… — я сделал паузу, выбирая слова. — Я все прекрасно понимаю. Ты была на взводе, напугана, нуждалась в опоре, каком-то якоре. А я оказался рядом. Не придавай этому больше значения, чем оно того заслуживает. Хотя, — я позволил себе легкую, почти что джентльменскую улыбку, — должен признать, ты была невыразимо хороша.

Его гнев словно выдохся, сменившись растерянностью, а затем — смущением. Она потупила взгляд, щеки ее покрыл легкий румянец. Она разжала пальцы и наконец открыла коробку, дотронувшись до мерцающих кристаллов пояса.

— Спасибо, — прошептала она, и ее голос стал тихим, почти неслышным. Затем, сделав нерешительный шаг вперед, она поднялась на цыпочки и быстро, почти неловко, коснулась губами моих губ.

И в тот же миг я снова увидел это. Ее лицо — обвисшее, серое, с выпадающими из глазниц червями. Запах тления ударил в нос, хотя в комнате пахло только пылью и дорогими духами.

Я застыл, не двигаясь, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не отшатнуться, не вытереть рот. На моем лице застыла натянутая, деревянная улыбка.

— Всегда рад, — выдавил я.

Ярана, ничего не заметившая, смущенно улыбнулась в ответ, сжала в руках коробку с поясом и, пробормотав что-то о том, что пойдет примерить, быстрыми шагами вышла из комнаты.

Дверь за ней закрылась. Я остался один. Улыбка спала с моего лица. Я медленно поднес руку к губам, к тому месту, где еще горел призрак ее поцелуя.

Теперь я понял. В тот раз, когда мы были вместе, видения не пришли не потому, что мне повезло или потому что подсознание решило дать мне передышку. Все было с точностью да наоборот.

Мне позволили отдаться страсти, проникнуться ее красотой, вкусить этот сладкий плод. Но не из милосердия, а для того, чтобы теперь я страдал в десять раз больше, видя ее искаженное галлюцинациями лицо и тело.

Желание предпринимать какие-то попытки для развития наших с Яраной отношений начисто отпало, будто отрезало. Я был далеко не из пугливых и тем более не из брезгливых, но видеть, как из улыбающего рта женщины, с которой у тебя намечается бурный роман, выползает могильный червь или как ее блестящие карие глаза, горящие влюбленностью, покрывает смертельная муть…

Такого не выдержит ни одна психика.

И впервые мне в голову закралась мысль: а точно ли эти галлюцинации насылает мое подсознание? Слишком уж мастерски меня отваживали от всего, что может сбить меня с намеченного курса, задержать или смутить.

Что-то я не помнил никаких галлюцинаций, когда я, например, пару раз захаживал в бордели в Руинах Трех Лун или когда вкусно ел в дорогих ресторанах. А совместные посиделки с Хамроном и ребятами, далеко не такие роскошные и вкусные, то и дело вызывали видения копошащихся в мясе личинок.

Складывалось ощущение, что это Маска влияет на мой разум, заставляя меня возвращаться на единственно верный, в ее понимании, курс — курс как можно более стремительного и яростного накопления богатств.

И если это было правдой, надо сказать, у нее пока что неплохо получалось. Контейнер с сокровищами стоял в углу, словно излучая собственное, невидимое напряжение. Я подошел к нему, отщелкнул замки и откинул крышку.

Внутри, на мягком бархате, лежало то, за что я отдал целое состояние. Просто кусок металла. Тусклый, невзрачный, ничем не примечательный. Пятьдесят миллионов золотых. Безумие.

— Ну что ж, — пробормотал я, вынимая его. Он был на удивление тяжелым для своего размера, холодным и инертным на ощупь. — Докажи, что ты того стоишь.

Я сжал его в ладони, закрыл глаза.

— Мое!

Металл в моей руке словно размягчился, потек сквозь пальцы, не пачкая их, впитываясь в кожу, как вода в сухую землю. Процесс занял несколько секунд. В руке не осталось ничего, кроме легкого ощущения пустоты.

Я открыл глаза. Комната была прежней. Ничего не изменилось. Разочарование, горькое и едкое, начало подниматься в горле. Пятьдесят миллионов… и ничего?

И тогда мир погас.

Не постепенно, а мгновенно, словно кто-то выключил свет. Абсолютная, всепоглощающая чернота. Я не видел ничего. Не чувствовал тела. Не слышал звуков. Я был просто сознанием, парящим в пустоте.

Затем в этой тьме вспыхнул свет. Сначала как тусклая точка, потом разрастаясь, пока не заполнил все вокруг ослепительной, белой белизной. Я стоял — или мне казалось, что стою — в бесконечном пустом пространстве.

Передо мной парил он. Лик Маски Золотого Демона. Не татуировка, а сама сущность, гигантская, непостижимая, высеченная из самого понятия жадности и власти. Ее пустые глазницы смотрели сквозь меня, в вечность.

Между мной и Маской висел сгусток чистейшей, сияющей энергии. Он пульсировал, переливаясь всеми оттенками золота, от бледного желтого до густого, почти красного. Я знал, без тени сомнения, что это и была та самая сила, что была заключена в куске металла. Не просто топливо, а неочищенная, концентрированная возможность.

И тогда в моем сознании прозвучал Голос. Без слов, без звука. Чистое значение, впечатанное прямо в душу.

Этой энергии достаточно для одного изменения. Улучшения.

И мне предлагалось выбрать: Глаза. Язык. Почка.

Я замер, пытаясь осознать услышанное. Глаза? Понятно. Зрение — ключевое чувство в бою и не только. Но… язык? Почка? Что это за дикий выбор? Зачем мне улучшать язык? Или почку?

— Почему? — мысленно спросил я, вглядываясь в безразличный лик Маски. — Почему именно это? Что даст улучшение?

В ответ — лишь ледяное молчание. Маска не была хорошим собеседником.

Я отбросил почку сразу. Здоровье — это важно, но не сейчас. Язык… что, красноречие? Умение врать? Вкус? Бессмысленно.

Оставались только глаза. Зрение. Информация. Возможность видеть то, что скрыто. На самом деле в моей жизни, полной опасностей и обмана, это казалось единственно верным выбором.

— Глаза, — произнес я мысленно, и мое решение прозвучало как приговор. — Я выбираю глаза.

Лик Маски не дрогнул. Сияющий сгусток энергии рванулся с места и вонзился мне прямо в лицо.

Визг.

Визг раздирающей плоть боли. Белой, ослепляющей, абсолютной. Меня резко выкинуло в реальность, где я тут же рухнул на колени, вжавшись в ковер апартаментов.

Комната плясала передо мной, залитая кровавыми пятнами. Казалось, кто-то вогнал мне в глазницы два раскаленных докрасна железных прута и теперь проворачивает их, выжигая все внутри.

Я зарычал, вцепившись пальцами в ковер, пытаясь не закричать, не выдать свою агонию на весь этаж. Слезы ручьем текли по лицу, но это были слезы не боли, а чего-то иного, словно сама сущность моих глаз переплавлялась, ломалась и собиралась заново.

Мир состоял из огня, залитого в мои глазницы, и ничего больше. Казалось, прошла вечность. Часы? Минуты? Время потеряло смысл.

И так же внезапно, как началось, это прекратилось.

Боль не утихла — она исчезла. Словно ее и не было никогда. Я лежал на спине, тяжело дыша, весь в поту, ощущая влажную прохладу ковра под щекой.

Слабость была такой, будто меня вывернули наизнанку. Я боялся пошевелиться, боялся открыть глаза. Что я увижу? Вечную тьму? Искаженный, поломанный мир?

С осторожностью, на какую только был способен, я приподнял веки.

Свет не резал глаза. Комната предстала передо мной во всей своей обыденности, но при том… иной. Я лежал, не двигаясь, просто впитывая зрелище.

Пылинки, танцующие в луче света из окна, были видны так четко, будто я рассматривал их через лупу. Тени в дальнем углу комнаты не были сплошной черной массой — я видел фактуру стены, рисунок плинтуса, каждую щель между досками пола.

Я поднял голову и посмотрел прямо на окно. Ждал чисто инстинктивного зажмуривания, за окном был яркий день. Но ничего не произошло. Я мог спокойно смотреть на светло-голубое, почти белое небо.

А когда я встал и подошел к окну, стало понятно, что теперь я мог смотреть даже на само солнце, видя при этом не просто сияющую сферу, а его форму, границы, даже легкую рябь на поверхности.

Это было потрясающе. Но настоящее открытие ждало впереди.

Мой взгляд скользнул по комнате, и я заметил нечто… новое. Каждый предмет был окружен едва уловимым сиянием, тончайшим контуром света. Стул, стол, шкаф — их аура была призрачной, едва отличимой от воздуха, цвета пыльной фольги.

Но затем я посмотрел на свой подсумок, где лежали оставшиеся золотые монеты. Они светились ровным, теплым золотистым свечением, чуть более ярким и насыщенным. Я рванулся к контейнеру с купленными древностями, уже понимая, к чему все идет.

Каждый из этих потрепанных временем обломков — табличка, медальон, наконечник стрелы — горел изнутри ярким, чистым, почти белым светом. Их аура была интенсивной, живой, она пульсировала едва уловимым ритмом, притягивая взгляд.

Я провел рукой над ними, не касаясь, и видел, как свечение усиливается в ответ на приближение. Я больше не нуждался в сомнительных подсказках Маски, в ее ненасытном гуле. Я мог видеть ценность. Видеть ее на расстоянии.

Это меняло все. Охота за ресурсами для прожорливой Маски из мучительной лотереи превращалась в целенаправленный сбор.

Воодушевленный, я подошел к зеркалу, встроенному в дверцу шкафа, чтобы увидеть, как эта новая способность проявляется на мне самом.

И застыл.

Мои глаза… Это были не мои глаза.

После того, как меня воскресила Маска, каряя радужка сменилась на янтарную. Но теперь и этот янтарь исчез. Вместо него было чистое, густое, расплавленное золото.

И не только радужка. Даже зрачки, которые должны были быть черными, сияли тем же металлическим, мерцающим светом. Это был взгляд инопланетного существа, идола, ожившей статуи. В них не было ничего человеческого.

С леденящим кровь предчувствием я сосредоточился, пытаясь активировать «Ольву». Я чувствовал, как мана потекла к лицу, пряча артефактные татуировки, меняя и перестраивая черты. Но что бы я ни делал, глаза продолжали сиять тем же неземным золотом. «Ольва» была бессильна против них.

###

Утро следующего дня было наполнено суетой отплытия. «Дивный» и «Голубь Войны», залатанные и перегруженные, один за другим отчаливали от пирса Яркого Дня, беря курс на базу 35-й дивизии.

Путешествие заняло несколько дней, но прошло без происшествий. И вот на горизонте выросли знакомые очертания Руин нашей дивизии. Едва мы вошли в зону патрулирования, как на связь вышел диспетчерский пункт с заранее подготовленными инструкциями: «Дивному» и кораблям с трофеями и пленными — в доки для разгрузки и детального досмотра, личному составу — на обязательный медосмотр. Мне — к Вейгарду.

— Марион, — произнес он, не сидя, как обычно, за столом, а стоя рядом с ним, будто не в силах сдержать рвущийся наружу восторг. — Черт возьми, Марион! Я читал предварительные отчеты из Амалиса. Слухи уже ползут по всей базе. Это… это даже не успех. Это форменный погром.

Он прошелся по кабинету, не в силах усидеть на месте.

— Ни я, ни комдив, ни кто-либо еще наверху не ожидали такого. Ликвидация базы, пленение высшего руководства, освобождение заложников, трофеи… Вы выполнили миссию по обнаружению на все двести процентов, а затем еще и сверхурочные работы провели. Начальство довольно. Очень.

Он остановился передо мной, его глаза сверкнули.

— Ваши методы… неортодоксальны. Местами — вопиюще против устава. Но они дают результат. Поэтому вам дается карт-бланш. Продолжайте в том же духе. Единственное и непреклонное условие — ваша преданность Коалиции. За этим будем следить.

Он сделал паузу, наслаждаясь моментом.

— И, учитывая масштабы успеха, ваше подразделение расширяется. Поздравляю, капитан Марион. С этого дня вы командир роты. Ваш взвод станет ее костяком. И вам предоставляется уникальное право — самостоятельно набирать в свою роту артефакторов любых званий, должностей и рангов. Единственное условие — их добровольное согласие и моя виза в их личном деле. Собирайте свою элиту.

Это было больше, чем я мог надеяться. Свобода действий, свой отряд, собранный под нужды… Я вытянулся в струнку, отдавая честь.

— Благодарю за доверие, господин полковник. Я сделаю все, чтобы его оправдать.

Затем я слегка расслабился, приняв более деловой вид.

— Для формирования роты и ее оперативной деятельности мне потребуются средства. Я прошу выделить два миллиона золотых из фонда дивизии на первоначальные расходы: вербовку, экипировку, премиальные.

Лицо Вейгарда моментально остыло. Его брови угрожающе сдвинулись.

— Два миллиона? Капитан, по моим сведениям, от муниципалитета Яркого Дня вы получили сумму, значительно превышающую эту. Где эти деньги?

Я сохранял невозмутимость.

— Господин полковник, средства, полученные мной от властей Амалиса, являются личным гонораром за выполнение контракта, выходящего за рамки первоначального задания Коалиции. Они не имеют никакого отношения к бюджету дивизии и финансированию новой роты. Они уже потрачены на оперативные нужды и покрытие расходов, понесенных моими людьми во время миссии.

Мы смерили друг друга взглядами. Он искал слабину, я — держал оборону. Он знал, что я вру, я знал, что он знает. Но формально я был прав.

Вейгард тяжело вздохнул, потер переносицу.

— Ладно. Два миллиона. Заслужил. — Он вдруг пристально всмотрелся в меня, его взгляд задержался на моих глазах. — Эти «оперативные нужды»… Они как-то связаны с твоим новым… внешним видом?

Вопрос повис в воздухе, острый и неудобный. Я выдержал его взгляд, не моргнув.

— Господин полковник, перед отправкой к Дикому Братству мне прямым текстом сообщили, что, если я провалю эту миссию, моя ценность уже не будет ничего стоить по сравнению с ценностью Маски. Но теперь, когда я выполнил поставленную задачу и, как вы сами сказали, выполнил блестяще, мне бы хотелось думать, что ценность моя и некоторых моих секретов все-таки будет перевешивать. Прошу прощения, если мои слова показались вам бестактными, но это… больная тема, скажем так.

Наступила тишина. Вейгард изучал меня, явно взвешивая риски. Наконец, он фыркнул и махнул рукой.

— Валяй, загадочный парень. Иди получай свои деньги у интенданта. И попробуй только опозорить свою новую роту.

— Так точно, господин полковник, — я снова отдал честь, развернулся и вышел из кабинета, чувствуя на спине его тяжелый, задумчивый взгляд.

###

Следующий месяц пролетел в вихре почти безумной активности. Каждый день был расписан по минутам, каждая задача требовала максимальной концентрации. Я стал капитаном роты, и этот груз ответственности давил на плечи куда сильнее, чем любое ранение.

Первым делом я провел чистку. Мой бывший взвод прошел суровую проверку боем, и некоторые эту проверку не выдержали. Я вызвал к себе каждого, кто струсил в критический момент, кто не показал роста, кто попытался спрятаться за спины товарищей или, того хуже, подставить их.

Разговоры были короткими и безэмоциональными. Я не кричал, не унижал. Я просто констатировал факты и выносил вердикт: «Ты не соответствуешь стандартам моей роты. Собери вещи, тебя переводят в общий резерв».

Их лица, то потухшие, то злые, я пропускал мимо себя. Сентиментальность была роскошью, которую я не мог себе позволить. Помимо троих погибших и четверых, списанных со службы из-за слишком серьезных ранений, мой взвод потерял еще шестерых человек. Осталось тридцать.

Затем начался набор. Я объявил открытые испытания, и на плац выстроилась очередь из желающих попасть в «элитную роту Мариона». В первую очередь я смотрел на тех, кто тренировался с нами до миссии — их упорство и настрой уже были мне известны.

Но главным критерием, разумеется, были навыки и сила, видимые моими новыми глазами. Да, это был еще один бонус, полученный после того ада, что мне довелось перенести.

Теперь я мог буквально видеть «ценность» человека. Не уверен, какими критериями пользовалась Маска, такой информации мои глаза не предоставляли. Но с учетом того, что «яркость» бойцов моего взвода почти идеально совпадала с моим мнением об их потенциале и будущих возможностях, золотым глазам вполне можно было доверять по крайней мере для первого отсева.

В итоге я набрал полный состав — двести сорок человек.

Сорок из них были на Развязке и Эпилоге Истории — примерно половина из старых проверенных бойцов, еще не успевших прорваться, вроде Лорика (он, кстати, светился ярче многих, в том числе ярче Хамрона и даже ярче Силара. Из «старой гвардии» превосходили его лишь Бьянка, Ярана и, неожиданно, Дренн — наш самоучка-мэйстр), половина — перспективные новички с огнем в глазах.

Сто девяносто семь — артефакторы всех стадий Сказания, ставшие костяком роты. И еще трое Хроник. Я, Силар… и неожиданно присоединившийся к нам отец Гронда, командир третьей ударной роты, суровый ветеран с сединой на висках и взглядом, способным пробить броню.

Он нашел меня после испытаний, крепко сжал мою руку и сказал всего несколько слов: «Вы сделали из моего мальчика мужчину. Теперь моя очередь отдавать долг». Отказываться было бы глупо.

Деньги утекали сквощь пальцы. После покупки драгоценных камней и траты пятидесяти миллионов на кусок мистического золота у меня осталось около пятнадцати миллионов.

Примерно три миллиона я раздал подчиненным, так как обещал им долю добычи. А остаток вместе с двумя миллионами от Вейгарда почти весь потратил на закупки. Горы препаратов маны, бочки с тонизирующими эликсирами, ящики с боевыми артефактами — все лучшее, что можно было достать на базе и привезти из ближайших Руин.

Результат превзошел ожидания: все «историки» рванули на Сказание, а «сказочники» в среднем поднялись на целую стадию. Моя рота по общей силе теперь могла тягаться с обычными батальонами.

Флот тоже пришлось расширять. Я продлил аренду «Дивного» и «Голубя Войны» и взял еще один корабль — «Штормовой Пророк», быстрый и хорошо вооруженный.

К тому же теперь каждый день мы проводили учения в Небе: отработка сцепки и расцепки кораблей, маневры в строю, абордажные атаки, стрельба по манекенам. Я вбивал в головы бойцов своей новой роты азы того, что для меня было второй натурой — пиратской науки выживания в пустоте.

Свободного времени не оставалось. То, что раньше уходило на сон, я теперь тратил на тренировки, так как сон все равно уже был не нужен. Я оставался на плацу после всех, отрабатывая контроль над маной Хроники до автоматизма.

Я заставлял свои артефактные татуировки реагировать быстрее, работать согласованнее, потреблять меньше энергии. Каждая секунда, каждый джоуль маны были на счету. Я чувствовал, как с каждым днем мой срок истекает.

А когда я все-таки возвращался в свои комнаты, не прохлаждался, а изучал информацию о возможных недоброжелателях Бала Невинности в Зейсе, предоставляемую разведкой Коалиции.

Из-за того, что Зейс было одним из немногих королевств, где рабство и работорговля были легальны, Бал Невинности там был не подпольным, а вполне официальным, одобренным правительством мероприятием, так что на него вполне могли нацелиться не только воры.

И вот месяц истек. Корабли были готовы к выходу, рота — приведена в состояние боевой готовности. Ярана подошла ко мне накануне отлета.

— На этот раз я не полечу с тобой, — сказала она, избегая моего взгляда. — Мне нужно… время. Разобраться в себе. И потренироваться. Отдельно.

Я кивнул. Ее решение было понятным. После той истории в пиратской базе между нами повисло невысказанное напряжение и краткий диалог после того, как я подарил ей пояс, это напряжение полностью рассеять никак не мог.

— Хорошо. Оставайся. Держи связь.

И вот я стою на капитанском мостике «Дивного», глядя на строй моих кораблей. Силар — на «Голубе Войны», Дорган — отец Гронда — на «Штормовом Пророке».

По пятьдесят человек обслуживающего персонала на каждый корабль и двести сорок Артефакторов, трое из которых — Хроники. О таких масштабах во времена пиратства я мог только мечтать.

Но, как сказал один дядя, с большой силой пришла и большая ответственность. Где-то там, в Зейсавии, меня ждал «Бал Невинности», новые враги и, вероятно, очередная сделка с дьяволом золота.

— Отдать швартовы! — скомандовал я. — Курс — на Зейсавию!