Демон Жадности. Книга 3

Глава 5

Трюм торгового судна «Стойкий купец» превратился в импровизированный разделочный цех. Воздух гудел от возбужденных голосов моих бойцов, грузивших ящики с медикаментами, рудами и прочими ценностями в шлюпки для переправы на «Дивный», «Голубя» и «Грозового всадника» — корабль Киогара. В центре этого хаоса, вокруг вскрытого сейфа капитана, стояли мы четверо.

Ярана с легкостью поднимала слитки драгметаллов, бросая их в три отдельных ящика. Силар молча наблюдал за процессом, его взгляд, тяжелый и оценивающий, постоянно возвращался к Киогару. Сам Киогар пытался сохранить подобие достоинства, но его глаза жадно следили за растущим, пусть и медленнее всего, содержимым третьего ящика — его долей.

Наконец, все было поделено.

— И вот твоя часть, «Длиннорукий», — я пнул ногой кучку Киогара. Это была примерно шестая часть от общего. — Подавись. Хоть что-то унесёшь с этого позора.

Киогар вздрогнул, его скулы задрожали от унижения. Он потянулся за своим ящиком, но я резко кашлянул.

— Слово «спасибо» вымерло? Или у тебя в Братстве манеры не в ходу? — я скрестил руки на груди, смотря на него сверху вниз.

Пират сглотнул, его пальцы сжались.

— Спасибо, — просипел он, едва сдерживая ярость.

— Вот видишь, — Ярана сладко улыбнулась ему, нарочито поворачиваясь спиной ко мне. — Он ведь может быть вежливым. В отличие от некоторых, кто только и может, что рычать и унижать. — Она бросила на меня укоризненный взгляд, полный мастерски сыгранной усталости, и снова обратилась к Киогару. Ее голос стал еще более томным. — Не обращай на него внимания, Киогар. Он просто не умеет по-другому. Вечно всем недоволен. Мужчина должен быть… галантным. Сильным, но с изяществом.

Она положила руку ему на предплечье, и пират замер, словно его ударили током. Его взгляд прилип к ее пальцам, потом поднялся к ее лицу, а с лица скользнул ниже, в явно намеренно расстегнутое Яраной шире обычного декольте. И в его глазах вспыхнул не просто интерес, а настоящий, животный азарт. Он расправил плечи, пытаясь казаться больше.

И это было уже слишком. Идеально слишком.

— Что⁈ — мой голос прозвучал как удар кнута. Я шагнул вперед, отталкивая Ярану в сторону, и встал между ней и Киогаром. Моя рука легла на эфес сабли. — Ты куда смотришь, а? Ты на что глаза пялишь, мусор недобитый? Она моя! Понял? Моя собственность! И если ты посмеешь еще раз посмотреть на нее так, я вырву твои грязные глазницы и отправлю их твоему вожаку в подарочной упаковке!

Я кричал, брызжа слюной, играя роль ревнивого параноика до конца, в какой-то момент даже вошел в роль и схватил Киогара за ворот, пару раз встряхнув. Но внутри я холодно вычислял каждый его вздох, каждое движение.

Киогар отпрянул, его рука инстинктивно потянулась к своему топору, но он вовремя остановил себя, вспомнив о Силаре, чья тень накрыла его сзади.

— Я… я ничего… — начал он запинаться.

— «Ничего»! — передразнил я его. — Я видел! Я все вижу! Ты думаешь, я не знаю, о чем ты думаешь⁈

Тут Ярана, выждав подходящий момент и изобразив испуг и раздражение, вклинилась между нами.

— Седи, хватит! Прекрати этот цирк! — она толкнула меня в грудь, но ее удар был скорее театральным жестом. — Ты опять за свое! Я просто поговорила с человеком! Я не твоя вещь!

— Молчи! — заорал я на нее, но в моем крике уже слышались нотки не ярости, а скорее беспомощности. Я схватил ее за руку, но не грубо, а скорее удерживая. — Я сказал, ты моя! И точка! И ты, — я ткнул пальцем в Киогара, — исчезни с моих глаз, пока я тебя не прикончил!

Но эффект был достигнут. Киогар наблюдал за этой сценой, и его первоначальный страх начал сменяться другим чувством — презрением и внезапным пониманием.

Теперь он видел перед собой не непредсказуемого и опасного безумца, а очередного сильного, но слабого духом мужа, которым вертит женщина. Его поза расслабилась, на губах появилась кривая, снисходительная усмешка.

— Понимаю, понимаю, — произнес он, и в его голосе снова появились знакомые нотки развязности. — Дела семейные. Нелегко, видать, с таким сокровищем управиться.

Я сделал вид, что снова готов взорваться от ярости, но Ярана снова «остановила» меня, уже обращаясь к Киогару с легкой грустью:

— Видишь, с чем мне приходится мириться? Сплошные крики и угрозы. Никакой светской жизни. Никакого уважения среди достойных людей.

Киогар выпрямился, польщенный.

— Эх, красавица, да с твоим-то характером… тебе бы в другом обществе вращаться. Где ценят и женщин, и… силу. — Он многозначительно посмотрел на меня, а потом на нее. — У нас, в Братстве, например… там мужики знают цену и добыче, и красивым дамам. И лишних вопросов не задают.

Он сделал паузу, явно довольный собой, и выпалил то, чего я и ждал:

— Вот если бы вы, скажем, заглянули к нам на огонек… к нашему лидеру, Гирму… уверен, тебе, Седрик, нашлось бы место среди сильных. Может, даже и поучился бы, как с дамами обращаться.

Он сказал это с такой снисходительной легкостью, как будто предлагал зайти на чай. Идея исходила от него. Его гордость была удовлетворена. Он был хозяином положения, милостиво предлагающим жалким выскочкам присоединиться к настоящим хозяевам Неба.

Я сделал вид, что обдумываю это, хмурясь и бормоча что-то невнятное под нос, продолжая играть роль обиженного ребенка. Но внутри все замерло в предвкушении. Крючок был заброшен. И рыба клюнула.

— Да, давай, — сказал я наконец с вызовом. — Посморим, что этот Гирм из себя представляет. Но насчет обращения с дамами ты особо языком не мели. Я сам знаю, как мне поступать, понял?

— Понял-понял, — кивнул Киогар, явно уще совершенно меня не уважая. — Ладно, давайте тогда заканчивать с дележкой и отправляться. Надо только решить, что делать с командой. Обычно я Артефакторов вырезаю под ноль. Без них команда — мокрые цыплята. Корабль с места не сдвинут, сидят, ждут, пока их либо свои найдут, либо стервятники добьют. Чисто, быстро.

Мой желудок сжался в холодный узел. Я знал, что это произойдет. Знакомый, тошнотворный запах пиратской «прагматичности».

Ярана, стоявшая рядом, чуть заметно уапряглась, но на ее лице сохранялась томная, равнодушная маска. Мы не могли возразить. Не могли сказать «нет, это слишком жестоко». Для «Белого Клинка» и его подруги такая жестокость должна была быть нормой.

Но я уже давно придумал, что говорить в ответ на подобные предложения.

— Под ноль? — я фыркнул, смотря на Киогара с презрением. — Это по-твоему по-хозяйски? Убивать рабочий скот, который можно выгодно сдать? Ты что, совсем тормоз?

Киогар нахмурился, оскорбленный.

— А что с ними делать? Тащить с собой? Кормить? Они же лишние рты!

— Продать, кретин! — я развел руками, будто объясняя очевидное идиоту. — На невольничьих рынках Зейсавии или в подпольных домах Амалиса или Исхаки за артефактора уровня Истории дают в среднем десятку. За Сказание — сотню! Ну, правда это цены на самих аукционах, доставщики получают меньше. Но все равно их несколько десятков Артефакторов — это где-то тысяч триста! И ты хочешь это все просто так, в пустоту, пустить?

Среди пиратов Перекрестка обращение пленных в рабство было своеобразным табу. Это не запрещалось напрямую, но подобные методы никем, в том числе пиратским советом, не поощрялись.

Во-первых, пираты в принципе презирали рабство и потому заниматься этим считалось чем-то грязным.

Во-вторых, проданные рабы, если их найти и освободить, могли выдать какую-нибудь информацию о своих пленителях, и чем больше было рабов, тем больше были шансы, что кто-то из них заметит что-то важное.

В-третьих, это было заморочно, так как к крупным Руинам, где могли рабов купить, пиратов не особо-то допускали государственные военные силы.

Наконец, в-четвертых, в некоторых странах, например в том же Амалисе, продажа человека в рабство считалось преступлением даже худшим, чем его же убийство из-за вопросов статуса страны и надежности ее для жителей. Так что, хотя поимка и продажа рабов была крайне прибыльным делом, связываться с этим хотели очень немногие пираты.

Однако я предположил, что такой отбитой компашке, как Дикое Братство, не только обосновавшейся не в нейтральном пространстве, а непосредственно на территории Амалиса, но и начавшей атаковать напрямую правительственные суда, будет плевать на подобные условности. И оказался прав.

В глазах Киогара загорелся меркантильный огонек. Идея прибыли всегда была сильнее простой кровожадности.

— Продать? — он переспросил, почесывая щетину на подбородке. — Ну… это да. Это дело. Но возни с ними много. Могут и бунт устроить.

— С чего бы? — я парировал. — Нацепим на них блокирующие наручники, спустим в трюм на хлеб и воду. Куда они денутся? А как приплывем к точке — сольем перекупщикам. Легкие деньги.

Ярана, видя, что Киогар колеблется, мягко встряла, играя свою роль миротворца:

— Седи прав, Киогар. Зачем портить то, что может принести доход? Да и… убивать без нужды… это так по-деревенски. Не по-капитански.

Ее слова, подкрепленные финансовой выгодой, подействовали окончательно. Киогар пожал плечами.

— Ладно, ладно. Ваша взяла. Забирайте свой живой товар. Только смотрите, чтоб не набуянили.

— Мои ребята смотрят, — буркнул я, уже поворачиваясь к своим бойцам. — Эй! Всем артефакторам — надеть наручники! Истории и Сказания — отдельно! Конвоировать на «Дивный» и в трюм! Живо!

Началась суета. Мои люди, уже наученные, достали из ящиков партию массивных, тускло поблескивающих браслетов. С лязгом и щелчками их защелкнули на запястья испуганным людям.

Я видел, как тухнет блеск хоть какой-то надежды в их глазах, как плечи опускаются под грузом безысходности. Их повели к шлюпкам под недобрым присмотром Гронда и Нервида.

Я проследил за этим взглядом, а потом незаметно кивнул Хамрону, который как раз руководил погрузкой. Тот едва заметно подмигнул в ответ. План приводился в действие.

Когда последний пленный, закованный в наручники, был затолкан в грузовой отсек «Дивного», я позволил себе выдохнуть. Самый опасный момент был позади. Теперь все зависело от Хамрона.

Там внизу, в сыром и темном трюме, он объяснит им, что наручники эти — для вида. Что они сейчас на корабле спецподразделения Коалиции Яростных Миров. Что я — не такой же пират, как Киогар, а командир взвода, посланного с миссией вычислить местоположение Руин Дикого Братства. И что их задача — сидеть тихо, не отсвечивать и делать то, что скажут.

И судя по тому, что впоследствии никаких проблем не было, поняли Хамрона более чем отлично.

###

Два дня пути пролетели в напряженном молчании. «Дивный» и «Голубь Войны», как призраки, шли в кильватере потрепанного корабля Киогара. Я то и дело поглядывал на «Око Бдительности», но следов других кораблей или засад не обнаруживал. Киогар вел нас сложным, петляющим маршрутом, явно пытаясь сбить с толку, и я молча одобрял его осторожность — это означало, что он нам плюс-минус доверяет.

На третий день на горизонте возникли очертания Руин. Однако на базу Дикого Братства это не походило. Всего одно здание гигантов, немаленькое, но частично разломанное. Ни огней, ни признаков активной жизни. Идеальное укрытие.

— Вот и наш «гостиничный комплекс», — через громкоговоритель раздался голос Киогара, и в нем слышалась снисходительная усмешка. — Небогато, зато свое. И главное — тихо. Никто не найдет. Отсюда я и подам сигнал своим насчет вас.

Наши корабли причалили к массивному, но сколоченному явно из подручных материалов, причалу. Воздух здесь был неподвижным и пыльным, пахло озоном и древним камнем.

— Размещайтесь в тех домиках, — Киогар, выйдя на причал, махнул рукой в сторону нескольких рядов кустарно выстроенных без понимания архитектуры и свойств разных материалов, домиков. — Мои ребята займут другой конец. Не скучайте. — Он бросил многозначительный взгляд на Ярану, которая томно потянулась, изображая усталость от пути.

Мои бойцы начали выгружаться, организуя периметр и разбирая снаряжение. Я сделал вид, что собираюсь пройти в самый большой из домиков и потянул Ярану за собой.

— Пошли, дорогая, осмотрим наши апартаменты, — произнес я с нарочитой грубоватостью, играя роль собственника.

И тут она взорвалась. Идеально, как по нотам.

— А ну отпусти! — она рванула свою руку, ее голос звонко и гневно прокатился по пустынному причалу, заставив оглянуться даже пиратов Киогара. — Надоели уже твои приставания! Я вся в синяках от той драки, я не выспалась, я хочу отдохнуть одна! Не видишь, что ли?

Я сделал вид, что опешил, потом нахмурился.

— Какие еще одна? Ты что, совсем охренела? Ты где — там, я где — тут. И точка.

— Нет уж, Седрик! — она ткнула пальцем мне в грудь, ее глаза сверкали настоящими, неигровыми искрами — видимо, ей самой уже начинала нравиться эта роль. — Или ты сейчас же идешь в соседний дом, или я на весь месяц обижаюсь. Серьезно. И будешь потом сам со своей саблей развлекаться!

Она сказала это так громко, так вызывающе, что даже Киогар, наблюдавший за этой сценой с усмешкой, замер с открытым ртом. Несколько моих бойцов, проносивших мимо ящики, сделали вид, что ничего не слышат, но их плечи тряслись от едва сдерживаемого смеха.

Я замер, изображая шок, потом бессильную ярость. Мои щеки покраснели — тут уже не надо было и притворяться.

— Ты… ты что, угрожаешь мне? — я попытался вложить в голос гнев, но он прозвучал скорее обиженно.

— Не угрожаю, а обещаю! — парировала она, подбоченясь. — Выбирай. Или свой дом, или месяц тишины и спокойствия. Решай быстрее, а то я устала.

Она повернулась к Киогару, который уже не скрывал довольной ухмылки.

— Киогар, милый, будь другом, скажи своим, чтобы один из домиков подготовили для меня. Чистый, чтобы паутины не было. А то тут некоторые думают, что женщина — это мебель.

Киогар, польщенный обращением «милый» и возможностью унизить меня еще раз, с радостью закивал.

— Конечно, красавица! Сию минуту! Для тебя — самый лучший! — Он что-то крикнул своим людям, и те бросились выполнять приказ.

Я стоял, опустив голову, изображая побежденного. Потом мотнул головой и, бормоча что-то невнятное про «стервятниц» и «неблагодарных женщин», побрел к назначенному мне дому, демонстративно хлопнув дверью.

Сцена была сыграна безупречно, подтверждая мой образ сильного и опасного, но все-таки подкаблучника, что делало меня в его глазах предсказуемым и менее угрожающим.

Его бдительность должна была еще больше ослабнуть. А у Яраны появилась своя, отдельная база для маневров и, что важнее, законный предлог отдалиться от меня для «тайных» переговоров с ним. План работал.

Оставалось только ждать, когда рыба клюнет на эту наживку окончательно.

Дверь захлопнулась за мной с глухим, удовлетворяющим стуком, окончательно отсекая шум причала и любопытные взгляды. Воздух в доме был затхлым и неподвижным.

Я прислонился спиной к шершавой, прохладной каменной стене, позволив маске гнева сползти с лица. Выходить наружу сегодня мне уже было нельзя, нужно было придерживаться роли. Оставалось только одно. Не сон, к сожалению.

Медитация.

Сон был для нормальных. Мое тело, пронизанное белоснежными нитями Маски, спать уже не могло.

Однако за последний месяц я обнаружил, что глубокое погружение в себя, отключение от внешних стимулов, позволяло не только снять ментальное напряжение, но и немного повысить КПД превращения энергии Маски в ману. Считанные проценты, но это отодвигало момент, когда начнется деградация моих сил, на час-два за каждую ночь медитации, что было уже неплохо.

Я сбросил с себя кожаную куртку, расстегнул воротник рубахи, обнажив золотой узор на груди. Он мерцал в полумраке тусклым белым светом. Усевшись на голый каменный пол в позу лотоса, я закрыл глаза и запустил процесс.

Это было похоже на погружение в смолянистый, черный океан. Сначала — шум собственного сердца, скрип суставов, так и не переставших ощущаться немного инородно из-за пронизавших тело нитей, тактильные ощущения холодного камня под бедрами.

Потом я стал отключать чувства одно за другим, как гасил бы лишние огни на корабельных мачтах. Звуки снаружи — затихли. Ощущение тела — растворилось.

Осталось лишь внутреннее пространство, пронизанное золотыми энергетическими потоками, которые текли от Маски, питая артефактные татуировки и поддерживая видимость жизни. Я направлял сознание вдоль этих линий, уплотняя их, заставляя течь ровнее, экономнее, выжимая из каждой крупицы энергии максимум возможного. Это была изнурительная, монотонная работа, но, парадоксально, настолько монотонная, что мозг, войдя в поток, мог реально отдохнуть, расслабив все остальные свои части.

Время в таком состоянии теряло смысл. Это могло длиться минуты или часы. Пока резкий, настойчивый стук в массивную каменную дверь не прорвался сквозь барьеры моего сознания, как гвоздь, вбитый в тишину.