Демон Жадности. Книга 3

Глава 9

Мы притащили обездвиженного Киогара в заброшенный сарайчик на самом краю Руин. Силар молча, одним движением, сбросил тюк с телом капитана с плеча на грязный пол.

Тот глухо ахнул, издав сдавленный стон из-за кляпа. Я выдернул простыню, в которую его заворачивали, и отшвырнул в угол. Киогар лежал на боку, его глаза, широкие от ярости и унижения, метались между мной, Силаром и Яраной, которая молча прислонилась к косяку входной двери, скрестив руки на груди. Ее лицо было каменным, в глазах читалось напряженное ожидание.

— Ну что, Длиннорукий, — начал я, присаживаясь на корточки перед ним. Запах пота, страха и дорогого парфюма, которым он щедро полился перед свиданием, ударил в нос. — Давай поговорим по-мужски. Ты нам — информацию о твоих названых братцах. Мы тебе — жизнь. Без боли от пыток. Справедливый обмен.

Он что-то яростно забормотал сквозь тряпку, засунутую ему в рот. Взгляд обещал медленную и мучительную смерть. Я усмехнулся.

— Вижу, ты не в духе. Ладно, уговорил. Покажем спектакль без антракта.

Я приложил кончики пальцев к его обнаженному плечу. Татуировка «Сотни порезов», теперь действенная, так как наручники блокировали ману в теле Киогара, вспыхнула тусклым белым светом. Киогар вздрогнул, но это было ничто. Просто прикосновение.

— Сейчас будет немного больно, — предупредил я почти что вежливо. — Я начну с единицы. По шкале от одного до десяти.

Я мысленно повернул невидимый регулятор. Всего на градус.

Мышцы на плече Киогара напряглись, как струны. Из его горла вырвался сдавленный, хриплый звук. Глаза округлились от удивления — не от силы боли, а от ее природы.

Это не было похоже на удар или порез. Это было похоже на то, что кто-то воткнул ему в нерв раскаленную иглу и оставил ее там, заставив боль пульсировать с каждым ударом сердца.

— Где обычно тусуется Лемиан, когда не на своем корабле? — спросил я спокойно. — А что насчет Родрика?

Он сжал зубы на тряпке, смотря на меня с ненавистью. Я вздохнул.

— Два.

И повернул регулятор.

Киогар затрясся. По его виску заструился пот. Зрачки расширились, вбирая тусклый свет сарая. Хрип стал громче.

Боль теперь билась в его теле волнами, от плеча растекаясь по груди и спине. Он попытался вырваться, но наручники и паралич Маски держали его мертвой хваткой.

— Их привычки, слабости, — продолжал я, глядя ему прямо в глаза. — Говори, и это прекратится.

В ответ — лишь яростное, бессмысленное мычание. Упрямый.

— Три.

Его тело выгнулось дугой, пятки забили по гнилому полу, поднимая облачко пыли. Из-под век выступили слезы, смешиваясь с потом. Он закатил глаза, и я увидел в них уже не только ненависть, но и первый, крошечный проблеск животного ужаса. Тело начинало предавать его, реагируя помимо воли.

— Четыре, — продолжил я, не став задавать никаких вопросов.

Он закричал. Глухо, приглушенно, но это был уже настоящий, непритворный крик. Слюна проступила сквозь тряпку, потекая по щеке.

Все его существо сосредоточилось на этом одном, всепоглощающем чувстве. Мир для него сузился до боли, которую я держал в своей руке, как поводок.

— Его распорядок дня, черт возьми! — мои пальцы все еще лежали на его плече, передавая в его тело эту ужасающую симфонию страдания. — Во сколько он просыпается? Где пьет? С кем спит? Один ли?

Киогар судорожно замотал головой, пытаясь вырвать лицо из моей тени. Его дыхание стало частым и поверхностным, свистящим через нос.

— Пять.

Он взвыл. Звук был таким отчаянным, что Ярана невольно отпрянула от двери, ее каменная маска на мгновение дрогнула. Даже Силар, видавший виды, хмуро сдвинул брови.

Тело Киогара билось в немой агонии, его мышцы свело так, что казалось, они вот-вот порвутся. Боль была теперь везде. В костях, в зубах, за глазными яблоками. Она не оставляла места для мыслей, для гордости, для братской верности.

— Шесть, — сказал я безжалостно, и мой палец легонько пошевелился, нащупывая новый пучок нервов.

— МХРРРР! — он закричал сквозь кляп, закатывая глаза так, что были видны одни белки. Его тело обмякло, на полу начала разрастаться лужа. Запах дополнился новым, резким и неприятным.

Сознание начало отключаться, пытаясь спастись. Я тут же сбросил интенсивность до единицы, не давая ему этой возможности. Он судорожно вздохнул, придя в себя, и его взгляд, мутный и безумный, встретился с моим. В нем не осталось ничего, кроме панического, всепоглощающего страха.

Я медленно вытащил из его рта мокрую, пропитанную слюной тряпку.

— Говори.

Он несколько секунд просто хватал ртом воздух, слюна стекала с его подбородка.

— Я… я ничего не скажу… предатель… — прохрипел он, но в его голосе уже не было прежней силы, лишь слабая, отчаянная попытка ухватиться за последние остатки своего достоинства.

Моя рука снова легла на его плечо. Он зажмурился, заскулил, как побитая собака.

— Давай-ка сразу десять, как думаешь?

— Нет! Стой! Нет!

— Тогда говори, мать твою! Все, что знаешь!

Насчет Лемиана Киогар знал немного. Точно недостаточно для того, чтобы я мог пойти и с тем же успехом поймать самого подозрительного капитана из тех четверых, что мы видели. И с учетом того, что его особняк, который мы с Силаром видели днем, был окружен охраной, раза в три большей по численности и раз в десять более бдительной, чем у Киогара, Лемиана стоило оставить на потом.

А вот насчет Родрика информация поступила достаточно ценная. Во-первых, как и гласило его прозвище, он был самой настоящей совой. Спал днем, а всю активность оставлял на темное время суток: тренировки, разработку атак и, разумеется, развлечения.

В частности, особенно Родрик любил бордель «Незабываемое свидание», или, точнее, одну местную проститутку под псевдонимом Элегия.

Именно Родрик притащил Элегию в эти Руины, захватив вместе с каким-то транспортным судном и сдал в бордель, чтобы иметь взможность развлекаться с ней когда захочет, не испытывая при этом тех сложностей, что были у Киогара с Яраной.

Но в итоге, по иронии, Родрик по уши влюбился в Элегию и уже несколько месяцев уговаривал ее уйти из борделя с ним, она наотрез отказывалась, продолжая ненавидеть его всей душой, а он не хотел ее принуждать, понимая, что тогда окончательно лишится даже призрачного шанса наладить их отношения.

Потому, следуя довольно извращенной логике, он просто заявлялся в «Незабываемое свидание» при каждом удобном случае, продолжал убеждать Элегию в том, что с ним ей будет лучше, чем в борделе, а затем, фактически, насиловал ее, своими действиями старательно убеждая ее в обратном.

Когда Киогар рассказал об этом, я обменялся взглядами с Силаром. Тот едва заметно кивнул. Эта информация могла оказаться крайне полезной.

— И, что, он пойдет к ней сейчас? После того как заполучил наши корабли? Похвастаться?

— Конечно пойдет! — Киогар закивал с жутковатой, рабской готовностью. — Обязательно пойдет! Он любит перед ней красоваться своей силой, особенно после удачной вылазки. Будет рассказывать, какой он герой…

Я выдержал паузу, изучая его лицо. Страх в его глазах был настоящим. Лгал ли он? Возможно, в чем-то мелочном. Но в основном — нет. Боль выжгла из него все, кроме инстинктивного желания угодить мне, чтобы это прекратилось.

— Хорошо, — сказал я наконец, убирая руку с его плеча. — Очень хорошо. — Бросив взгляд на бесчувственное тело Киогара, я кивнул Силару. — Присмотри за ним.

Я выскользнул из сарая в прохладный ночной воздух. «Незабываемое свидание» оказалось украшенным красными лентами и цветами четырехэтажным зданием с тускло горящим фонарем у входа. Вошел внутрь.

Воздух был густым и сладким от дешевых духов, табачного дыма и чего-то еще, пряного и дурманящего. Негромко играла какая-то тоскливая мелодия. Хозяйка, дородная дама с уставшим лицом и слишком яркой помадой, подняла на меня взгляд.

— Доброй ночи, красавица, — сказал я, одаривая ее самой обаятельной улыбкой, на которую был способен. — Мне бы к Элегии. Она свободна.

Женщина покачала головой, лениво помахивая веером.

— Занята, милый. У нее гость. Очень важный гость. Выбирай любую другую девочку, не пожалеешь.

Мое обаяние сработало — она не стала грубить, лишь вежливо отказала. И подтвердила, что Родрик здесь.

— Да уж, не судьба, значит… — вздохнул я с наигранным пониманием. — Ну что ж, тогда я подожду. Только скажи, в какой она комнате? Когда она закончит со своим гостем, не хочу ждать ни секунды.

Для подкрепления запроса я положил на столик рядом со входом мешочек, взятый из дома Киогара. Целиком. Хозяйка улыбнулась, польщенная и довольная «чаевым».

— На четвертом, милый. Комната в конце коридора, с синей дверью и серебряной ручкой. Лучшая в доме. Для лучших гостей.

— Благодарю, — я кивнул и вышел, не став больше задерживаться.

Обойдя здание, я оценил фасад. Четвертый этаж. Окно с синими шторами — судя по планировке, оно должно быть тем самым.

Оглянувшись по сторонам и не найдя никого, кто мог бы меня увидеть, я поднялся в воздух и подлетел к нужному окну, замирая в воздухе прямо у подоконника. Окно было прикрыто, но не заперто наглухо. Из щели доносились приглушенные звуки — сдавленные стоны женщины и низкий, настойчивый голос Родрика.

— Я тебе дворец отстрою! Всего-то и делов — уйти отсюда. Я тебе жизнь другую устрою, Элегия! Почему ты не слушаешь меня⁈

Даже продолжая убеждать ее, он не мог остановиться. Больной ублюдок, с одной стороны, но с другой это было мне на руку.

Я приложил ладонь к раме, направляя тончайшую нить маны в простейший замок. Щелчок был почти неслышным. Я резко распахнул окно и влетел внутрь.

Комната была уставлена дорогой, но безвкусной мебелью. На большой кровати застыли две фигуры. Родрик, спиной ко мне, склонился над девушкой.

Он рванулся повернуться, услышав скрип рамы, его тело мгновенно окуталось аурой маны — но я был уже рядом. Используя всю скорость «Прогулок в облаках» вкупе с «Приларом», я налетел на него, ловя его левую руку, уже сжатую в кулак.

Щелкнули наручники, блокируя поток энергии. Его аура дрогнула и погасла.

— Что⁈ — рыкнул он, пытаясь вырваться.

Его свободная правая рука рванулась ко мне, но удар был слепым, яростным, лишенным привычной мощи и точности из-за дестабилизации маны. Я поймал его запястье, чувствуя, как мышцы напряглись в бессильной ярости.

Родрик судорожно рванулся, собираясь крикнуть, но в этот момент девушка под ним резко дернулась, выбираясь из-под тела пирата и подтягиваясь вверх по кровати и немного в сторону. Ее руки метнулись к прикроватной тумбочке, схватили массивную вазу и со всей силы опустили ее на голову Родрика.

Родрик замер на мгновение, его глаза закатились от неожиданности и боли. Этого мгновения мне хватило. Вторые наручники щелкнули на его правом запястье.

Я отпустил его руку, сжал свою в кулак и со всего размаха ударил его в висок. Голова Родрика дернулась, и он рухнул на простыни, без сознания.

Я пристально посмотрел на Элегию, все еще сидевшую на кровати с расширенными от адреналина зрачками. Слез не было, лишь сухая, холодная ярость, направленная на лежащего без сознания Родрика. Отлично. Она не донесет.

— Слушай внимательно, — начал я, голосом, не терпящим возражений. — Если хочешь не просто от него избавиться, а выбраться отсюда живой и свободной, сделаешь всё точно, как я скажу.

Она кивнула, пальцы бессознательно сжимая окровавленную ткань халата.

— Через эту дверь, — я указал на вход, — могут подслушивать. Или просто интересоваться, что за странные звуки доносятся из комнаты капитана. Поэтому следующие пару часов ты будешь работать актрисой. Будешь стонать, охать, скрипеть кроватью и изображать бурную, страстную любовь с Родриком. Поняла?

На ее лице мелькнуло недоумение, сменившееся пониманием, а затем — решимость. Она снова кивнула, уже увереннее.

— А потом выйдешь и скажешь хозяйке, что твой гость вдруг посмотрел на часы, вспомнил о каком-то неотложном деле, стремительно собрался и вылетел в окно. Скажешь, что подробностей ты не знаешь. И, разумеется, никому ни слова о том, что здесь было.

— Хорошо, — ее голос был тихим, но твердым. Потом она посмотрела на меня с внезапной, жгучей надеждой. — А вы… вы их уничтожите? Всех их?

В ее вопросе звучала не просьба, а требование. Месть.

— У них большие проблемы, — ответил я уклончиво, но она, кажется, увидела в моих глазах то, что хотела. Ее губы дрогнули в подобии улыбки, больше похожей на оскал.

— Тогда я всё сделаю.

Я грубо замотал тело Родрика в окровавленную простыню, подобрал разбросанную по комнате одежду и его артефактный пояс, и, выбравшись в окно, устремился обратно к краю Руин.

Допрос Родрика оказался куда сложнее. Он очнулся злой, собранный и молчаливый. Даже когда я показал ему бесчувственное тело Киогара, в его глазах лишь мелькнуло презрение к слабости товарища, но не страх за себя.

Два часа мы бились о каменную стену его упрямства. Даже доведенная до десятки боль его не пронимала, он лишь скрипел зубами и то и дело отключался, но продолжал молчать.

Силар предлагал более радикальные методы, но я понимал — сломать его физически можно, но это отнимет время, которое у нас на исходе. Нужно было найти его личный, уникальный предел.

Я устало провел рукой по лицу, делая вид, что мы в тупике. Потом посмотрел на него с feigned скучающим видом.

— Знаешь, Родрик, я устал. Мы играем в эти игры, а у меня другие планы на вечер. Признаюсь тебе честно, то, что я собираюсь сделать, мне, как мужчине, будет очень неприятно. Не настолько неприятно как тебе, конечно, но трогать другого мужика за член — это не то, чем я хотел бы заниматься. Поэтому в процессе я буду очень зол и не смогу нормально контролировать ману. Так что могу случайно активировать максимальную силу боли, а еще, возможно, схвачу как-нибудь неудачно, сожму слишком сильно или еще чего. И даже так, когда все закончится, я уже не буду чувствовать себя настолько же гетеросексуальным, как раньше, и от этого разозлюсь еще больше. Может быть даже отстрелю тебе член к чертям. Так что я в последний раз тебе предлагаю: расскажи, что знаешь, потому что в противном случае о последствиях будем сожалеть мы оба.

Впервые за все время его уверенность дрогнула. Не страх смерти, не страх боли вообще — а страх конкретной, унизительной, кастрирующей агонии. Его взгляд метнулся к моим рукам, к его собственному паху.

Горло сжалось. Он был пиратом, капитаном, мужиком, сука! И такая перспектива не могла его не ужасать.

— Ты… не посмеешь… — хрипло выдохнул он, но в его голосе уже не было прежней твердости. Это был страх животного, загоняемого в угол.

— Считаю до трех, Родрик, — холодно сказал я, поднося руку. — Один…

Он зажмурился. Мускулы на его шее напряглись как канаты.

— Ладно! — слово вырвалось у него сдавленным, надломленным криком. — Черт возьми… что тебе нужно⁈

— Всё, что знаешь о Гирме. Все, что поможет его поймать. Либо это, либо кастрация.

Он выдохнул, его плечи обмякли. Мост был сожжен.

— Охрана… — он говорил с ненавистью, отвращением к самому себе. — С ним всегда Бриоль. Бриоль Сизый.

Я обменялся взглядами с Силаром. Имя нам ничего не говорило.

— Кто это?

— Новый выскочка. Как ты… — он запнулся на полуслове. — Нет, не как ты. Он по-настоящему хочет в совет. Кульминация Хроники. Гирм его проверяет. Сделал своим охранником. Бриоль не отходит от него ни на шаг, спит у его двери, еду его пробует. Можешь не надеяться напасть на Гирма исподтишка, как ты это сделал со мной. Бриоль тебя почует.

Нахмурившись, я подошел к лежащему в углу Киогару и с силой пнул его в бок. Он об этом мне ничего не рассказал и, выбери я Гирма вместе Родрика, уже скорее всего был бы мертв.

Кульминация Хроники. Персональная тень Гирма. Это меняло всё. План, построенный на тихих ночных атаках, рассыпался в прах.

Я отвернулся от Родрика, сжимая переносицу. Оставался Лемиан. Но его особняк…

— Его особняк — крепость, — пробурчал Силар, словно читая мои мысли. Он стоял у двери, прислушиваясь к звукам снаружи. — Даже с твоими татуировками, капитан, тихо пробраться не выйдет. Слишком много глаз.

Я знал, что он прав. Штурмовать дом Лемиана — значило поднять на ноги всю базу. Будь он последним из присутствующих в городе Хроник — мне было бы особо плевать. Но если на сигнал тревоги примчатся Гирм и этот Бриоль вместе со своими командами, мы вряд ли вытянем.

Нам нужен был другой ход. Больший размен. Мы должны были выбить из-под них землю, заставить их играть по нашим правилам. И у меня созрел план. Отчаянный, безумный и единственно возможный.

— Меняем тактику, — сказал я, распрямляясь. — Мы не будем брать Лемиана или Гирма. Мы возьмем всё.