Дух экстаза

Глава 6 Бесплатно, за 126 бакинских

В Калифорнии нефти — море разливанное. Сам, Лос-Анджелес можно сказать, стоит на нефтяном озере. При желании, можно во дворе какого-нибудь дома вышку поставить — и будет тебе счастье. Или прямо на пляже, или на небольшом удалении от берега, в заливе.

Откуда я это знаю? Так видел как-то раз по зомбоящику старую черно-белую фотографию: стройные ряды нефтяных вышек, встроившихся вдоль песчаной полосы, омываемой ласковыми водами Тихого океана, и уходящие за горизонт, а под ними лежат люди и загорают. Или играют в волейбол. Или выходят из церкви приморского поселка. Не важно, в какое время так индустриализировался пейзаж любимого места отдыха богачей Северной Америки. Даже не важно, в каком месте была сделана фотография, запавшая в мою память. Главное, здесь, в окрестностях Лос-Анджелеса, вполне реально найти нефть, не особо напрягаясь. Не надо по болотам Сибири ползать, или вступать в конфликт с муслимами, или морозить зад в вечной мерзлоте. Сиди себе на пляже под зонтиком, кушай апельсины, медитируй на шум волн и жди, когда в твой карман хлынет поток гринбеков, если буровая установка покрутится-повертится в поисках нефтеносного слоя, да и выдаст тебе фонтан. Лафа!

(одно из фото, которое припомнил Вася. Залив Лос-Анджелес, Лонг-бич. Подобная картина была на всем побережье)

Не сказать, что я в переносном смысле Америку открыл. Еще в 1892 году Эдвард Доэни с помощью кирки и лопаты докопался до нефти в самом центре Лос-Анджелес-Сити. Офигеть! Нищеброд в мгновение превратился в богача. А еще раньше в Калифорнии активно добывали асфальт и битум, которыми покрывали улицы столицы штата. Бросит кто-то тлеющую сигару, и целая улица полыхает. Наслушался подобных историй в Детройте в офисах компаний, производящих бурильные установки и сопутствующее нефтехимическое оборудование.

С ними, кстати, все вышло куда плодотворнее, чем с Фордом. Все мои капризы, хотелки и предзаказы встретили полное понимание у ловкачей-менагеров в чесучовых пиджаках. Нужны емкости для хранения нефти через полгода-год? Не проблема. Нужны бурильщики со своим оборудованием? Вот вам контакты суровых парней с золотыми мозолистыми руками из Луизианы, готовых прибыть по вашему свистку. А не желаете ли маленький нефтеперегонный заводик? Или квоты на железнодорожные перевозки? Или бензозаправки с самым совершенным счетчиком отпускаемых галлонов (по правде, жуткий примитив)? Только отстегивай — все будет олрайт, мистер Найнс!

Одного не могли мне сказать эти приятные во всех отношениях молодые люди с дежурными улыбками на устах — где бурить? А я их и не спрашивал. Все давно для себя решил. И имел на руках готовый план. Его первым пунктом стояло посещение тюрьмы.

САШ — страна идиотских законов. Не так давно какой-то шибко умный конгрессмен протолкнул закон, согласно которому любого въезжающего в страну тормозили сотрудники иммиграционной службы, если он заявлял, что имеет на руках приглашение на работу. Ну не чушь? Человек с профессией на руках заранее подстелил себе соломки, чтобы легче было начать на новом месте, а вместо того, чтобы приносить новой родине пользу, оказывался в центре приема эмигрантов, вроде острова Эллис в Нью-Йорке. Или в тюрьме — в Лос-Анжелесе не было специального центра для отстоя эмигрантов, и несчастных переселенцев запихивали в каталажку вместе с уголовниками. Незаконно? А кто сказал, что в Америке всех ждет теплый прием?

Люди сидели в тюрьме и ждали, пока их кто-нибудь выкупит. Традиционно этим занимались железнодорожные компании, постоянно нуждавшиеся в дешевой рабочей силе. Но сейчас у них не лучшие времена. Даже моих куцых знаний, почерпнутых на Бирже, хватало, чтобы сделать единственный напрашивающийся вывод: и «Юнион Пасифик», и ее конкурентов ждали нелегкие времена. Денег не было. Значит, и рабочие не так уж нужны. В общем, сидеть и сидеть эмигрантам, если бы не я, весь из себя такой благодетель.

Стратегия превращения миллионера на троих — из меня и братьев Блюм — в мультимиллионеров была разработана с помощью заранее нанятого в Лос-Анджелесе лойера-правоведа, совмещавшего функции юриста-консультанта, адвоката и нотариуса. Мистера Сайруса Дарлингтона, человека в «белых туфлях».[1] Заранее вступил с ним в переписку, и к моменту нашего появления в Калифорнии многое уже было согласовано.

Сайрус, почувствовав запах больших денег, которые вознамерился с нас поиметь, возбудился не на шутку. Этот проныра предложил мне войти в нефтяной бизнес, где участвуют серьёзные дяди и люди, не расстающиеся с чековой книжкой и револьвером, элегантно и незаметно. Зарегистрировав на наше имя компанию «Найнс энд Блюм бразерс индастри», он посоветовал присмотреться к одному, ничем особо не выделяющемуся поселку на побережье.

В 36 милях к югу от Лос-Анджелеса, в Апельсиновом округе, за болотистой низменностью, на морском берегу с кочующими песчаными отмелями, разместился Хантингтон-бич, названный в честь железнодорожного магната. Этот самый магнат, Генри Хантингтон, был царем и богом обширных земель. Приторговывал участками, построил морской пирс, связал пригородным сообщением через свою «Пасифик Электрик» город ангелов с посёлком свекловодов, мечтал о развитии туризма и, разумеется, владел всеми правами на недра. Жители занимались сельским хозяйством — на выращенной здесь сахарной свекле работал перерабатывающий завод Holly Sugar. Обычный сельский муниципалитет, вот-вот готовой превратиться в город благодаря предприимчивости своего главы Эда Мэннинга, грезившего о мэрстве. Тихая дремлющая община. Именно то, что мне нужно.

Все вводные условия сложились для меня в Хантигтон-бич самым благоприятным образом. Во-первых, он находился не так далеко от Лос-Анджелеса и не так близко, чтобы суету, которую я планировал устроить, быстро заметили. Во-вторых, в наличии имелся амбициозный местный политик, с которым легко договориться. В-третьих, железная дорога, соединявшая Хантингтон-Бич с Лос-Анджелесом, могла пропускать тяжелые вагоны и цистерны, плюс сахарный завод, который можно при желании переоборудовать в нефтеперегонный. В-четвертых, имелось много шансов на то, что я угадал с локацией верно. Местный длиннющий пляж смотрелся прямо как на том самом фото из будущего. Если я ошибся, не беда. Попробую тогда на Лонг Бич, хоть он и ближе к Лос-Анджелесу. Ну и в-пятых, и, очевидно, в-главных, в этом поселке одна компания, занимавшаяся изданием энциклопедий, бесплатно раздавала земельные участки, при условии оплаты 126 долларов за полный пакет документов. Откуда у нее появилась земля, зачем она ее выкупила у железнодорожного магната, Сайрус объяснить мне не смог. Не суть важно. Куда существеннее то, что в Хантингтон-бич можно легко зацепиться и попробовать пробурить первые скважины.

126 баксов — сумма для переселенцев, в отличие от меня, неподъемная, так что свободных участков хватало. Вопрос был в том, где взять этих переселенцев? Ответ очевидный — в тюрьме.

Туда я и направился вместе с моим адвокатом, оставив ребят в пансионе Кэролайн Северанс обхаживать нашу хозяйку. Мы остановились в ее доме по совету Сайруса.

— Очень влиятельная старушка, — объяснил нам адвокат. — Если вы с ней столкуетесь, может крепко нам подсобить. К ее голосу в Лос-Анджелесе прислушиваются, несмотря на то, что ей почти девяносто.

— Чем же она так знаменита?

— О, весьма энергичная дама. Крайне бойкая!

Оказалось, что миссис Кэролайн была старейшей в городе аболиционисткой и суфражисткой. Нет, она не била витрины, не носила штаны и не поражала общество иными эксцентричными выходками, как развлекались дамы из благородных семейств, боровшиеся за права женщин. В прошлом веке она создавала клубы, открывала детские сады и даже церковь, заслужившую славу маяка справедливости. Даже сейчас, когда силы были уже не те, в ее обширном поместье «Эль Нидо», в Мид-Уилшер, существовал клуб «Мать клубов», дававший приют прогрессивным литераторам и прочим, кто ратовал за социальное равенство.

— Я прибыл в Лос-Анжелес, чтобы спасти несчастных эмигрантов, томящихся в тюрьме, — выдал я на голубом глазу этой энергичной, хоть и очень старой бабуле и тут же получил в свое распоряжение симпатичное бунгало в глубине тенистого сада. За почти символическую плату.

Пацан сказал, пацан сделал. Пообещал, что «прибыл освобождать» — пошел освобождать. Отправился в загон для «бродячих собак» на Эллизиан-Хиллс.

Тюрьмы Лос-Анджелеса являлись жутким местом. Заключённых было так много, камеры настолько переполненны, что людям приходилось ждать своей очереди, чтобы немного поспать. Для эмигрантов там места периодически не находилось. Тогда городские власти ничего лучше не придумали, как окружить пустырь у подножия голливудских холмов частоколом и загнать туда задержанных переселенцев, имевших глупость сказать что-то не то иммиграционным властям или не имеющим на руках нужных документов. Смешали их с толпой бездомных, арестованных за бродяжничество. По странному совпадению этот «загон» под открытым небом соседствовал с первыми в городе киностудиями на Аллесандро-авеню.

«Это знак, Вася! Сюда стоит впоследствии заглянуть еще разок», — отметил я про себя и пошел творить добро.

Коррупция среди полицейских Лос-Анджелеса была столь же распространена, как сифилис в портовом районе. За горстку никеля мне готовы были разрешить творить любую дичь.[2] Но мои планы куда благороднее.

— Русские есть? — поинтересовался я у надзирателя.

— Да хоть японцы!

— Джапов не нужно. Нужны работяги. Славяне.

— Полдоллара за голову — и будут лучшие. Такие, кто и гайки крутить умеет, и плотничать. Пригляделись к контингенту, когда на общественные работы гоняли.

— Давай тридцать человек за «бизона».

— Ща все устроим, босс!

Полицейские кинулись в толпу заключенных и непонятно как вычленили из нее нужных мне людей. Пригнали их к воротам, где я с комфортом устроился в тенечке на выданном мне стуле. Рядом примостился Сайрус, разложивший на обрезке доски кипы бумаг с хитрыми контрактами.

18 русских мужиков, пятерка поляков, серб с хорватом, финн и шесть немцев, непонятно за какие заслуги превращенные надзирателем в «славян», столпились напротив меня с такой лютой надеждой в глазах, что я решил не мелочиться и взять всех, хотя изначально планировал ограничиться двумя десятками.

— Я вытащу вас отсюда, мужики. Мой лойер сделает вам все нужные документы, чтобы вы стали американцами, имеющими права на земельный участок. Дам вам работу и перспективу. Не останетесь ни без крыши над головой, ни без цента в кармане, ни без куска хлеба с мясом.

— Вы хотите превратить нас в белых рабов? — на сносном английском спросил один из поляков.

— Вали отсюда, умник! Ты не принят! — разозлился я, решив сходу обозначить, кто в доме хозяин.

Вместе с поляком ушли двое русских. Скатертью дорога! Мне не нужны ни склочники, ни маловеры.

— От вас мне нужна только абсолютная преданность, — объяснил я политику партии по имени «Найнс энд Блюм бразерс индастри». — Вы не задаете лишних вопросов, делаете то, что вам говорят, а я забочусь о вашем благополучии. Держать никого не буду. Любой, после того как выполнит предварительные условия, волен идти на все четыре стороны. Или остаться с нами, в трудовой артели, которая станет вашей новой семьей и которую я буду финансово поддерживать.

Да, я решил объединить своих будущих работников в подобие кооператива, опирающегося на индивидуальные контракты. Каждый ее член получит участок земли в Хантингтон-бич. И передаст этот участок моей компании в пользование на тридцать лет без права досрочного выкупа и со всеми правами, включая недра. На дольше я не загадывал, сообразив, что нефть не бесконечна.

Делиться будущими доходами не собирался. С какой стати? И так делал работягам царский подарок — натурализация, перспективная работа, спецодежда, питание и, конечно, баня. С нее мы и начали, прежде чем выкупленные мной работяги отправились со мной в снятый для их проживания склад. После помывки каждый получил несколько комплектов нижнего белья, мыльно-рыльные, пару рабочих комбинезонов и ковбойскую шляпу. А также тарелку густой похлебки и бутылку пива отметить начало новой жизни.

Наутро мы недосчитались хорвата и еще одного поляка, решивших, что в компании серба и русских им некомфортно. Ну не идиоты? Хотя бы дождались получения документов, которыми энергично занимался Сайрус, раздавая направо и налево мои кровные баксы.

— Наступил момент выбора, мужики, — сообщил я, когда через три дня выдал новоиспеченным американским гражданам их «аусвайсы». — Можно сказать мне спасибо и исчезнуть в тумане. Можно попытать счастья вместе со всеми.

За прошедшее время Изя и Ося потолкались на складе. Пощупали каждого. Выяснили их трудовые навыки. Немного рассказали о том, что всех ждет. Недоверия к нам у выкупленных страдальцев, конечно, не устранили, но хоть подобие ясности внесли. Без подробностей.

— Если вы, мистер Баз, выполните хотя бы половину того, о чем нам рассказали ваши партнеры, было бы глупо с нашей стороны сейчас сбежать, — просто и без затей высказался крепкий мужик по имени Алексей.

Невысокий, русоволосый, неизвестно какими судьбами добравшийся до Калифорнии, он уже превратился в неформального лидера будущей артели. Прибыл, как и многие другие наши, с Южного Сахалина, уступленного Японии по Портсмутскому миру.

— Да какой я Баз или Базиль. Василий я. Василий Петрович.

Все славяне радостно заулыбались, будто встретили давно потерянного родственника. Все, кроме немцев.

— Герр Найнз, — с жутчайшим акцентом обратился ко мне парень по имени Ганс. — Мы с соотечественниками, пожалуй, воспользуемся вашим предложением самим устроить свою судьбу и попытаем счастья на сталелитейных. Фабричные мы — сидеть в деревне нам непривычно.

— Да, да! — подержали его трое.

— Глупцы вы! — попытался их одернуть бранденбуржец Мориц. — Судьба дает вам шанс, а вы…

Его речь убедила двоих из бошей. Оставшаяся тройка нас покинула (к моему сожалению, ибо я всегда считал немцев настоящими трудягами). Ровным счетом теперь осталось 24 человека. Если добавить в пул меня и братьев Блюм, ибо мы как британские поданные могли покупать землю, будущая компания по отъему у недр их черной крови могла рассчитывать на 27 бесплатных участков (ага-ага, за 126-то долларов каждый).

… Убив целый день и утро следующего на оформление бумаг на землю, наконец-то добрались до Хантингтон-бич. Что сказать? Сонная дыра, хоть и с претензией на нечто-то большее — Мейн-стрит, бывшую скотопрогонную тропу, украшало здание средней школы, похожую скорее на здоровенную церковь, если принять в расчет высокую колокольню, возвышавшуюся над всей округой. На кой черт школьникам колокольня, я так и не понял. Зато быстро сообразил, что за странные игры с «бесплатной» раздачей участков здесь творятся. Глава сельского поселения Эд Мэннинг, простой нечванливый мужик, не скрывал своего интереса в этой истории.

— Мне нужно поднять численность населения общины, чтобы получить статус города. Вот я и уговорил мистера Хантингтона на эту схему, — объяснил мне шустрый будущий мэр.

Вслух этого сказано не было, но нетрудно догадаться, что часть, если не половина от 126 долларов осели в карманах старины Эда, а энциклопедическая компания — его «прокладка». Уж очень он сокрушался, что остались три свободных участка.

Отведенная нам земля — унылая пустошь — оказалась компактным единым прямоугольником, что полностью меня устраивало. Как и соседство с высоким зданием сахарного завода. Мэннинг ждал от меня возмущенных криков из-за вони, которую испускали бурты с гниющей свеклой. Я же только пожал плечами и поинтересовался, нет ли у владельцев желания продать фабричку.

— Исключено! — отрезал Эд. — Они часть большой структуры из Техаса.

«Ну-ну — подумал я. — Если у меня все получится, сами прибегут. Когда жители расчухают, что здесь можно заработать на нефти, кто будет выращивать свеклу для „Святого сахара“?»

— Все-таки ты их спроси, старина, — мы сразу договорились с Эдом вести себя друг с другом запанибрата. — Подскажи, где бы мне остановиться?

— В отеле мистера Генри. Он его построил в расчете на приток туризма, но сейчас не сезон. Да и в сезон отель стоит пустой, так что вам будут рады.

— Нас туда заселится только трое. Остальные и под открытым небом поспят. Им не привыкать. А скоро соорудим времянку для жилья. Завтра начнут прибывать материалы.

Начали мы стройку не с возведения барака, а с высокого глухого забора. К нам сразу потянулись ходоки из местных с вопросом, а на хрена такое безобразие?

— Увы, господа, это национальная русская традиция. Привыкли. Ваши хлипкие изгороди нам не подходят.

Будущие горожане немного поворчали, но смирились. Особенно, когда я организовал вечеринку-вписку. Проставился от души. И на бухло денег не пожалел, и на сосиски от колбасника из ЭлЭй, выбранного по совету Морица, и на мясо для гриля. Научил аборигенов еще одной русской традиции — шашлыкам. Не важно, что мои работники о маринованном мясе не шампурах — ни сном, ни духом. Сказано «традиция», значит, традиция. Тем более что за отсутствием столов лопать мясо с шампура куда удобнее, чем стейки.

— У мексов есть что-то похожее, только намного острее. В испанских ресторанах в ЭлЭй попробовал, — поделился со мной Эд.

Я уже подметил, что калифорнийцы всячески старались стереть любые следы мексиканцев в истории региона. Все, что от них брали хорошее, тут же объявляли наследием испанцев. Так что, если захотелось тако или тамале, следовало искать ресторан с вывеской «Спэниш фуд».

— Баз! Выручай! — взмолился Мэннинг, муниципальный мечтатель. — Может, найдешь еще желающих на оставшиеся участки? Я бы сразу запустил процесс регистрации города. Дело это не быстрое. Год пройдет, пока в столице округа, Санта-Ане, все утрясу. И в правительстве Штата.

Я отметил, что деньги деньгами, но политические амбиции Эду были важнее. Иначе бы он просто-напросто продал бы мне оставшиеся свободные участки. Но нет, только одна штука в руки. Плюс три в списке городских жителя в его системе ценностей стоили дороже комиссионных от энциклопедической компании.

— Хорошо, Эд. Обещаю тебе решить твою проблему за неделю. Но тогда услуга за услугу.

— Я — весь внимание!

— С водой проблема, сам знаешь. Хочу артезианскую скважину пробурить.

— Не дешевое удовольствие.

— Деньги есть. Доберемся до воды, поставлю водонапорную башню. Всему поселку польза.

— Зачем тебе это, старина? — прищурился Мэннинг, пытаясь разгадать, что у меня на уме.

— Очень ванну люблю. И зеленые газоны. Я же британец, — навешал лапши на уши Эду.

Он купился:

— Так и быть — выправлю тебе документы на изыскательские работы.

… За частоколом загона для бродяг и эмигрантов все также многолюдно, вонюче и мерзко. Узнавшие меня полицейские обрадовались, будто к ним прибыл долгожданный дядюшка Скрудж, решивший на старость лет поделиться золотишком с проказливыми племянниками. Только обрадовать меня им было нечем.

— Извините, мистер Найнс, но с русскими ныне напряг. Не завезли. Есть только троица буянов, вместо работы предпочитающая раздавать зуботычины.

— Я бы глянул. Мне как раз и нужно троих.

— Отчего ж не посмотреть? Но пеняйте на себя.

Привели. Среди этих трех оборванцев выделялся один — не нужно быть гигантом мысли, чтобы сообразить: передо мной бывший офицер. А парочка рядом с ним — солдаты. Один — обычная серая шинель, второй, с окладистой бородой и суровым взглядом, явно из казаков.

— Подпоручик Жириновский! — щелкнул черными босыми пятками стройный молодой человек.

Как-как? Жириновский? Жирик? Неужто предок того самого, кого при жизни считали клоуном на политической сцене, а после смерти — пророком?

— Случайно, не Владимир Вольфович? — уточнил я на русском, заставив все троицу вытаращить глаза.

— Нет! Сигизмунд Карлович!

«Беру! Заверните и красной ленточкой обвяжите! Какой типаж! Сразу видно офицерскую косточку!»

Нечто вроде родства душ углядел во мне и подпоручик. Не родственность на почве радикулита, а на почве человекоубийства и кормления вшей в окопах. Того самого боевого братства, которое бывалый воин видит невооруженным глазом.

— Воевали? — на всякий пожарный уточнил Сигизмунд.

— Воевал. Могу вам помочь. Но сперва хотелось бы понять, кто передо мной.

Жириновский показал глазами на своих спутников — на мозгляка и заросшего волосьями здоровенного детину, не меньше меня ростом. На его фоне тощий смотрелся Жучкой у ног слона. Колоритная парочка. Контрастная.

— Тот, кто помельче — мой денщик Сенька. Еще со времен японского плена. В лагере для военнопленных в Наросино ко мне прибился. А крупный — это Федя. Мы все трое Порт-Артур прошли.

— Дядя Федя, дядя Федя, съел японского медведя.

— Точнее сказать, поломал. Семерых. С него-то и началась наша американская эпопея.

— Расскажите!

— Что тут рассказывать? — вздохнул подпоручик. — Я был в составе делегации военных, отправленных на торжественное захоронение наших павших в Порт-Артуре. Японцы, следует отдать им должное, к ним отнеслись с подобающим уважением. У них свои азиатские заморочки — чем почетнее враг, тем значительнее наша победа. В общем, создали военный мемориал павшим русским солдатам. Но по праву победителя взяли да урезали размер старого, довоенного русского кладбища. А у Феди (он тоже был включен в состав делегации как ездовой) жена там похоронена. Он сам из порт-артуровских старожил. Вот он и взбеленился. Полез в драку, разметал макак. Мы поддержали. Пришлось бежать… Подсобили американские торговые моряки. Вывезли. Ну, а далее начались наши мытарства. Документов нет…

Положительно, нужно брать! Мне силовой блок никак не помешает. Если Жирик… Нет, буду звать его Зигги — за Жирика «ваше благородие» может и в морду дать. Так вот, если Зигги еще и крестиком умеет вышивать, в смысле, снайперкой владеет, ему же цены нет. Федя, сразу видно, знатный рубака. А Сенька хоть и мелкий, но знает, наверняка, с какой стороны за ружье браться.

Сообразив, что Жириновский — человек с образованием и играть его втемную не стоит, коротко, без подробностей, изложил ему свой план.

— Знаете, я, пожалуй, соглашусь, — обрадовал меня Зигги. — Ценю вашу откровенность, да и выбора у меня особого нет. Новая жизнь — тут не до форсу и прочего соплежуйства. Какова диспозиция? Куда и когда выдвигаться?

Когда? Да как только, так сразу. Гринбеками похрустеть, свой новый боевой отряд в цивильный вид привести и на поезд до Хантингтон-бич. С ксивами Сайрус разберется. А мне некогда баклуши бить. Ко мне вот-вот подъедут бурильщики из Луизианы.

Прибыли эти развеселые хлопцы через пять дней — аккурат, как артель второй барак под крышу подвела. И с первого взгляда я понял, что просто не будет. Даже на скорую руку слепленная СБ из Зигги с его бойцами не вывезет ситуацию. Потому что проблема была не в том, что нам не хватило бы кулаков. Бурильщики оказались из каджунов.

[1] «Белые туфли», ботинки-дерби, были отличительным знаком студентов Лиги плюща.

[2] Никель — монета в пять центов. Массово открывающиеся в то время кинотеатры-«Никельодеоны» получили такое название из-за цены на билет в пять центов.