Дух экстаза

Глава 8 Дом, милый дом

Как сказал один умнейший человек, «если ты жил в сарае, а тебе предложат построить дворец, ты построишь большой сарай». Мне-то по судьбинушке поближе казарма будет. Я не хотел жить в большой казарме! К черту, индивидуальные нары и крашенные белой краской бордюры! У меня в кармане приличные деньги и однозначное отсутствие вкуса в голове. Как и маломальских знаний в архитектуре.

Что делать? Обратиться к профессионалам.

Вот тут я влип как кур во щи. В очередной раз убедился, что ученье — свет, а неученье — как секс с незнакомкой: сперва приятно, потом разгребаешь последствия. Один поиск архитектурных бюро — мытарства, каких врагу не пожелаешь. Дальше — больше. Не знаю, где учили этих вундеркиндов от чертёжной доски, но одно они в своих колледжах (или не знаю, где таких фокстерьеров для охоты на лохов натаскивали?) выучили твердо. Разводу клиента на бабки путем выноса мозга с помощью специальных терминов.

Я, когда десяток усвоил, сразу себя зауважал. А что? Сидишь в теплой компании дельцов и так, между делом, прокинешь: «вы не находите, джентльмены, что у мистера N антаблемент косоват?» Если сразу в глаз не дадут, значит, в культурное общество попал. А если потом правильно среагируешь на заумь, вроде, «дорические капители нынче не в моде», точно сойдешь за всезнайку. Что-что, а пыль в глаза пустить в Америке любят.

В общем, когда я продрался сквозь дебри классических греческих колонн, расписанных в умных книжках до последней завитушки, наступил момент выбора. Один шибко умный не то профессор, не то шарлатан, на которого я положил глаз, вопреки подозрительному имени Эбинезер, клятвенно божился, что знает всех и вся в мире архитектуры. Прицепился как репей:

— Вам, сэр, сперва стоит определиться со стилем, который вам по сердцу. А уж потом подберем вам нужную школу — чикагскую, калифорнийскую, нью-йоркскую…

Совет был дельным. Наскоро обмозговав варианты, понял одно: с идеальным домом не прокатит формула «вам шашечки или ехать». Я же не новый русский, чтобы удивить весь мир кирпичным уродцем. Мне нужно такое, чтобы ух! В смысле, и удобно, и чтоб душа пела, и чтоб соседи потом не сказали: «этот господин — нувориш и нам не компания»! Я это выражение от архитекторов услышал и принял на вооружение. А как иначе? Соседи у меня ожидались непростые, хотя еще сами об этом не подозревали. Я купил под дом приличных размеров участок в Голливуде с шикарным видом на будущий Беверли-хилз за смехотворные, по моему мнению, деньги. И еще несколько, повыше — под будущую киностудию для Изи (но об этом пока тссс).

Поехал смотреть варианты вместе с профом и еще парочкой его то ли учеников, то ли младших партнеров, стоя рядом с которыми хотелось не отпускать руки с рукояти моего Боуи. Я и так весь на нервах: поездка ожидалась непростой. Выбор стиля — это вам не хухры-мухры!

— Викторианский Истлейк! — торжественно объявил проф, указав на красочный «пряник» в бело-розовых тонах с кокетливой башней.

Меня чуть не вывернуло наизнанку от вычурности сего творения, наряженного в деревянную резьбу.

— Понял! — тут же отреагировал гуру от архитектуры. — Судя по всему, Шато-де-ла-Вилль тоже не подходит?

— Это что? — еле выдавил из себя.

— Вы же из Нью-Йорка приехали? Пятая авеню. Дворец Вандербильдта.

— Только не это!

— Хорошо! Снизим планку. Большие белые колониальные колонны? — я замотал головой. — Фархверк? — я скривился, ибо, спасибо моим немцам, уже знал, о чем речь. — Галечный дом?

— Из морской гальки? Или отделка речным камнем? — рискнул блеснуть знаниями. — Видел такой в Сан-Каролине, The Saugos Cafe. Не мое!

Проф взлохматил чахлую гриву. Один из «учеников» решился на подсказку:

— Может, пуэбло?

Эбинезер (Господи, как же мне не хотелось его так называть!) заумно изрек:

— Мы пойдем другим путем! Скажите, уважаемый мистер Найнс, отчего вы выбрали ковбойскую шляпу? Вам близка эстетика прерий?

«Черт его знает, что он имеет в виду? — всполошился я. — Перегон скота, охота на бизонов, перестрелки с индейцами? Эти их дурацкие стремена? Или подшитые кожей широкие штанины, в которых запросто можно не то что паспорт — браунинг можно потерять? Или он мне фигвам хочет построить?»

— В каком смысле интересуетесь? — решил осторожно уточнить.

— Лучше покажу. Ехать недалеко, в Пасадену.

— Погнали!

Меня привезли к дому Игрока (или просто фамилия владельца была Гэмбл?). Что сказать? Мне понравилось. Как выразился проф, автор проекта отказался от всяких искусственных финтифлюшек и предоставил природе украшать дом так, как она украшает скалы. Сочетание дерева и камня, нависающих низкоскатных крыш, похожих на грузинские кепки торговцев гвоздиками, обилие зелени. Неплохо, неплохо! Но не хватает изюминки.

— Это и есть творчески переработанный стиль прерий, — удивил меня Эбинезер. — С добавлением японских элементов. Райт из Чикаго — гений!

— В принципе, мне направление нравится, — признался я. — Но с оговорками. Гонтовые крыши — мимо. Только черепица. Никакого дерева — только камень или декоративный кирпич. И хотелось бы нечто вроде внутреннего дворика — с фонтаном, мраморной плиткой и рядами апельсиновых деревьев, бугенвиллией и розами.

— Я же говорил: пуэбло! — вновь вмешался «ученик». — Ему нужен патио!

— Эклектика! — возразил проф. — Ранчо в неоиспанском стиле.

— Эээ… — вмешался я. — Зачем ранчо?

От меня отмахнулись как от надоедливого москита. «Ученики» оказались борзыми и в споре с Эбинезером не стеснялись ни в выражениях, ни в хватании за грудки.

— Эй-эй! Горячие архи! — растащил я спорщиков, когда осознал, что мое терпение на исходе. Откуда только у этих интеллектуалов берется кретинская привычка нести всякую чушь разной степени благоглупости? — В споре рождается истина, а не синяки! Быть может, послушаем мои мысли про то, что мне нужно?

— Вот! — заголосил проф, спугнув охранников дома, устремившихся было к нам проверить, что за чудики устроили потасовку у ворот приличного дома. — Как верно заметил Салливан, «форма следует функции».[1]

Я изложил свою концепцию «функции».

— Будет непросто! — тут же пришли к согласию непризнанные гении, мечтавшие за мои деньги забраться на свой арх-Олимп.

— Главное, чтобы вышло крепко! — сразу предупредил я, памятуя о лос-анджелесских землетрясениях в будущем и о недавней трагедии Сан-Франциско.

— Что-что, а строить на века — это наш конек! — уверили меня творцы будущих ревущих 20-х, чью творческую карьеру наверняка помножит на ноль Великая депрессия, а веру в силу бетона и стали — силы природы.

Отчего-то терзали меня неясные подозрения, что зодчие, на которых пал мой выбор, несколько увлеклись. Пусть тешатся, лишь бы трещины не пошли по стенам через год. И подвал не затопило, а дом не дал усадки.

«И попрошу, — решил я, — чтобы чикагцы провели экспертизу проекта. Все по-взрослому! Хорошо, что нет у меня домашней пилы с вопросом „куда деньги дел?“. Для себя, любимого, строю. И для парней».

… Для братьев Блюм, по моей задумке, предполагалось возвести не только совместный со мной дом, но и парочку иных зданий. Автосалон на выезде из Лос-Анджелеса на границе с округом Ориндж и большой кинопавильон в самом Голливуде, который должен был заложить основу для будущей супер-пупер киностудии от «Найнс энд Блюм бразерс индастри». Такие были планы. Казалось, более чем реальные. На нефтевышках удалось сбросить текучку на техасцев из «Святого сахара», контролируемых Зигги. Джим Гиббсон и Стив Перри оказались отличными ребятами, и наше бизнес-партнерство крепло день ото дня. Пришла пора двигаться дальше.

«Как там говорят биржевики? Диверсици… Ну, кто придумал такое заумное слово? Попадись мне в руки, оторвал бы ноги! — заглянул в блокнотик, который специально завел на такой случай, и прочел почти по слогам — Дивер-сифи-цироваться. Нет, чтобы по-простому: разложить яйца по разным корзинам? Мне — нефтянку более широкого профиля, чем сейчас, Осе — автосалон, Изе — кинопроизводство».

С Джо было проще. Он влюбился в тачки, в запах машинного масла, в ветер, треплющий волосы, когда втопишь педаль газа до упора, в гаечный ключ, если нужно что-то подшаманить в авто, и, конечно, в возможность прокатить с форсом девчонок.

С Изей была проблема. Увы, пока у него не проснулись нужные гены, хотя моя память услужливо мне подсказывала: именно у русских евреев обнаружилась особая склонность к американскому кинопроизводству. Айзек продюсерства пока не понял, несмотря на мои намеки. Мечтал об ином. О том, чтобы блистать на экране. Смело в бой под дуговые угольные лампы, опасные для глаз, не пасуя перед любыми трудностями. Даже перед издевательствами над рожей, которую пачкали перед съемками диким разноцветным гримом. Я имел неосторожность затащить его в павильон на Алессандро-авеню, где снимали нечто вроде «Кармен». Сам-то туда отправился, чтобы навести мосты с киношниками и поглазеть на технологию съемок. А Айзек…

Говорят, так бывает: подойдет ребёнок к витрине магазина игрушек, замрет на мгновение — все! Песенка родителей спета! Как боевой ревун, постепенно набирающий громкость благодаря твердой руке дежурного по роте, так и мелкий спиногрыз будет усиливать свое «Хочу! Хочу! Хочу!», пока не добьётся своего. Вот и Изя нам с Осей всю плешь проел — вынь да положь ему кинороль.

«Положил», куда деваться. Даже денег давать не пришлось. Снимаемые сейчас короткометражки имели столь мизерный бюджет, сколь же нетребовательных режиссеров. Айзика засунули в кадр в роли актера второго планы, можно сказать, за тарелку супа. Я угостил обедом прыткого парня из Чикаго, Уильяма Селига, отвечавшего за создание фильма и всем представлявшегося полковником, хотя, по слухам, раньше занимался мебелью.

Кино слепили по-быстрому и выкатили на широкий экран в узких залах электрических театров ЭлЭй. Когда нам довелось лицезреть нашего друга на экране, не смогли удержаться от хохота, хотя смотрели совсем не комедию.

— Ося, почему ты похож на мулата? — все спрашивали мы по дороге из «Никельодеона», где, потратив по пять центов с человека, смогли оценить результат.

Будущая кинозвезда злился, ругался и пытался нам втолковать особенности ортохроматической пленки, на которую повсеместно снималось кино:

— Если не накладывать на лицо зеленые и желтые тона разной насыщенности, на пленке естественные розовые и красные оттенки становятся черными.

— А тебе почему не наложили?

— Грим очень дорог, — неохотно буркнул Изя. — Его делают только актерам первого плана.

— А почему вы, массовка, толпились как на базаре и мешали друг другу в кадре?

— Во-первых, я участвовал не в массовке, — возмутился Айзик, падая в кресло в нашем бунгало. — Во-вторых, мистер Селиг ничего нам не объяснял. Просто сказал: «стойте сзади». Тут все принялись махать руками, пытаясь привлечь к себе внимание. Тогда Селиг как заорет: «всем замереть!» Мы замерли, кто где был. Камера пожужжала, и нам сказали: «все свободны».

— Не съемки, а балаган. Неужели тебе понравилось?

— О!

Я задумчиво оглядел Изю с ног до головы. Чем бы ему помочь? Внезапно меня озарило. Сценический образ — вот что ему нужно!

— Ну-ка, актер погорелого театра, встань и надень мой костюм с пиджаком.

— Он же мне велик!

— Не спорь! Делай, что тебе говорят. И еще мой котелок найди и нацепи.

Айзек, путаясь в длинных брючинах, нарядился. Водрузил на голову шляпу.

— Теперь мои выносливые ботинки!

— Ты издеваешься? — взвился Изя. — У тебя нога на два размера больше моей.

— Надевай!

— Зачем?

— Братка! — подключился Ося. — Босс что-то задумал.

— По-моему, он задумал надо мной еще раз посмеяться.

Надел. Выжидающе уставился на меня.

— Ну⁈

— Тросточку возьми. А теперь попробуй пройтись вразвалочку, крутя ее в руках.

Изя понимающе кивнул — до него в конце концов дошло, что я пытаюсь подобрать ему амплуа. Так и выразился, прежде чем принялся вышагивать из угла в угол по диагонали комнаты, то и дело меняя по моей команде походку. Выписывающая петли тросточка грозила и нашим головам, и напольным светильникам.

— Не то, не то, — бормотал я себе под нос, но Изя слышал. Щеки его розовели.

— Может, без тросточки? — заикнулся он. — Или без котелка?

— Все нужно!

На мой печальный вздох последовала ожидаемая реакция:

— Я, вообще-то, школу актерского мастерства посещал! Если такой умный, сам покажи.

Ося попытался вступиться за друга:

— Правда, Босс, объясни, чего ты добиваешься?

Как объяснить? Сказать, что образ маленького человечка в котелке, костюме с чужого плеча и тросточкой завоюет весь мир?

«Ой, а усы-то я забыл! Углем нарисовать? Нет, не поможет. Ларчик открывается элементарно — нужен Чарли Чаплин, а не Изя».

Он все понял по моему помрачневшему лицу — образ не удался, фанфары не взревели, аплодисменты откладываются на неопределенный срок.

— Раздевайся! — устало подвел я итог смотринам.

Следовало отдать Изе должное, он принял приговор, не меняясь в лице. Надежда в его глазах хоть и потускнела, но еще жила. Не сбежала, как последняя фишка из кармана азартного игрока. Ибо осталась вера. В меня, в Босса, который решает все вопросы.

«Придется пошевелить извилинами, — пообещал я себе и Айзику. — Но попозже. Сперва с домом закончу».

… Коли так вышло, что строительство киностудии временно откладывалось, ограничился покупкой под нее земельного участка в Голливуде. За 25 акров (10 гектаров) с меня взяли 36000 долларов. Деньги немалые — тот же Хантингтон в Сан-Марино заплатил всего 400 долларов за акр. Но я знал, что они окупятся с лихвой и довольно быстро. Процесс уже пошел. Мой знакомый Селиг активно приглядывался к месту, а узнав, что я уже покупаю, взял да приобрел себе разрушенное ранчо, от которого осталось несколько сараев. На нас обоих смотрели как на буйнопомешанных. Транспортная доступность Голливуда оставляла желать лучшего. Да, была узкоколейка и трамвайчик. Вот только дорога на нем занимала до Лос-Анджелес-Сити почти два часа. И что? У меня вообще-то Роллс-Ройс есть, а Ося активно осваивал езду на не менее шикарном Packard в кузове Landaulet (подарил ему на Рождество).[2] А те, кто рассуждал «захочешь покурить — убей на дорогу полдня из-за паршивой сигары, это ж никаких сил не хватит», пусть идут лесом.

Четвертую часть всей моей земельной империи занимал склон холма, красиво спускавшийся в лимонную рощу. Вот на нем-то я и решил возводить себе дом — не на унылой плоскости, а с несколькими каскадами сада, с лестницей, упирающейся в бассейн.

Когда я о нем заикнулся, меня посчитали уже не идиотом, но сумасшедшим. Муниципалитет испытывал хроническую проблему с водой. Ее просто-напросто не хватало. Кому нужен бассейн, если нет воды?

— Вы полагаете, что властям Лос-Анджелеса удастся провести воду в город, а Голливуд решит присоединиться? — пытал меня при встрече Эбинезер. — Все очень сложно, насколько я мог слышать. Есть лишь одно место, откуда можно зацепиться акведуком — река Оуэнс. Но жители ее долины против…

А мне-то почем знать, откуда в будущем взялась вода в Голливуде? Только помню, что все крутые виллы на окрестных холмах непременно будут с бассейнами. А значит, воду рано или поздно сюда проведут. И зачем мне терпеть стройку в доме, который уже успею обжить? И как же быть без бассейна, раз я такой весь из себя процветающий капиталист в ковбойской шляпе?

«Бассейн — это вещь! Правда, мне еще братьев Блюм учить плаванию, чтоб не потонули».

— Бассейн, лестница к нему и фонтан в патио — без этого никак!

— Мистер Найнс! Не могу не предупредить: пока Голливуд, как и весь Лос-Анджелес, не решит вопрос с большой водой, даже ваш фонтан, не говоря уже про бассейн, останется сухим. Систему фильтрации еще не изобрели. Вода в замкнутой системе очень быстро зацветет…

— Плевать!

— Желание клиента — для нас закон, и мы выполнили все, как вы заказывали. Даже подготовили макет, чтобы вы смогли все увидеть вживую.

«Ученики», неожиданно превратившиеся во вполне благопристойных сотрудников архбюро, торжественно сняли большой бумажный колпак и открыли моему взору дом моей мечты.

Вау!

А ведь неплохо. Я бы даже сказал: бомба! Все, как заказывал. Большой двухэтажный дом для братьев Блюм с общей зоной для совместных посиделок на первом и с личным пространством для каждого в правом и левом крыле — на втором. Это сейчас они станут бузить и восклицать: «зачем нам столько комнат⁈» Но жизнь не стоит на месте. Обзаведутся половинками, детишки пойдут…

«Чур, меня, чур! Нам только детсада не хватало».

Но и этот случай я предусмотрел. Для меня был предусмотрен отдельный дом, соединенный со вторым открытой галереей на уровне второго этажа. Не такой просторный, с меньшим числом комнат, чем у братьев, но зато с оружейкой и большим кинозалом на первом этаже! Выглядело мое жилище как блокгауз. С узкими окнами, всего с одним входом со стороны сада, на который глядел балкон моей спальни — единственное уязвимое место обороны.

— Вы будто защищаться от индейцев собрались, — сетовал проф, покорно реализовав мои хотелки.

— Кто знает, как может сложиться ситуация? — пожал я плечами. — Я следую четкому британскому правило: мой дом — моя крепость!

— Вообще-то, это выражение следует понимать иносказательно. А вы еще и забор двухметровый заказали перед Сансет-стрип.

— Все хорошо, проф! Мне нравится ваш проект. Когда приступим?

— Изыскательские работы мы выполнили еще на стадии проектирования. Осталось выбрать подрядчика. И приступить к созданию эскизов интерьеров.

Я застонал в голос. Когда на все найти время? Как разорваться на пятерку маленьких Васей, которые смогли бы одновременно тянуть все направления? Особенно, связанное с кинопроизводством. Раз уж я взялся возводить дом в Голливуде, накупил земли под будущие киностудии, мне сам Бог велел освоиться в этом бизнесе. Раз надежда на Изю пока скорее мертва, чем жива, придется все самому.

А еще автосалон — не шоу, а торговая точка, фордовское агентство. Пришло время поплотнее заняться продвижением марки «Форд» в Лос-Анджелесе. Из Детройта уже пишут: «вы, мистер Найнс, парень не промах, но ждем от вас новых свершений».

— Проф! Когда будет готово мое здание под автосалон?

— Осталось недолго, мистер Найнс. Работы идут полным ходом. Мистер Блюм в курсе.

— И все же? Когда ленточку перережем?

— Полтора-два месяца, сэр.

Фух! Нужно срочно переключаться на демонстрационную модель «Т». Не открывать же лучшее агентство Форда во всех Штатах показом обычной «Жестяной Лиззи»? Коль я пообещал мистеру Генри нечто выдающееся, так тому и быть. Научим хроноаборигенов глубокому тюнингу!

И когда только я найду время заняться кино, ума не приложу.

[1] Л. Салливан — знаменитый теоретик чикагской архитектурной школы начала XX века. Ф. Л. Райт — выдающийся архитектор того же времени, дом Гэмбла в Пасадене — его творение.

[2] Популярный в начале XX века кузов ландоле: водителя и переднего пассажира отделяла перегородка от задних, защищенных откидным верхом. Переднее сидение могло быть открытым или полностью закрытым от непогоды, как в случае с Packard 1900.