Эволюционер из трущоб. Том 8

Глава 21

— Ну всё, падаль! Молись своим богам! — выкрикнул я, формируя ледяное копьё для удара.

— Жрать! — послышался звонкий голос, и на меня уставились невероятно яркие зелёные глаза.

Тварь, которая ещё секунду назад с лёгкостью противостояла натиску моих гвардейцев, сидела на заднице и, высунув язык, игриво смотрела на меня. Большие уши торчат вверх, приплюснутая смешная мордочка с чёрным носом в виде кнопки, тёмно серая шерсть с белизной на шее. Сбитые бока, короткие лапки. Внешне существо напоминало смесь поросёнка и собаки. Я встряхнул головой, не понимая, что сейчас произошло, и снова услышал.

— Будем жрать или играть? — тварь повернула голову набок и с интересом уставилась на меня.

— Эм-м-м… Это ты мне? — растерянно спросил я, не сводя взгляда с существа.

— Хозяин, хорош тупить. Будем жрать или играть? — разинув пасть, рычащим человеческим голосом проговорил пёс.

— Будем жрать, — задумчиво сказал я и призвал из хранилища банку тушенки, которую тут же кинул псине.

— Ну ты издеваешься? У меня что, есть консервный нож? Или я должен жесть грызть? — спросила неведомая зверушка, глядя на меня исподлобья.

— Я думал, ты с лёгкостью раскромсаешь банку.

— Ага. С лёгкостью, — хмыкнул пёс. — А потом в туалет как ходить? Жестянка же мне всю жопу разорвёт, — псина начала часто дышать, и этот звук походил на смех.

— А ты забавный, — усмехнулся я и призвал их хранилища пакет с вяленым мясом. Достал из пакета полоску ароматной говядины и протянул её псу. Тот без разговоров выхватил кусок и принялся жевать, обливаясь слюной.

— Ещё бы пивка, было бы шикарно, — прокомментировал зверёк.

— Ты не только говоришь, но ещё и алкоголик? Замечательно, — хихикнул я и протянул руку, чтобы погладить пса.

Тот тут же ткнулся мне в лодонь массивным лбом и заскулил от удовольствия.

— Ага. Вот так, вот так. А теперь за ушком. О-о-о, боги! Как же хорошо! И пузико, пузико давай! — попросил пёс, рухнув на снег.

Он подставил мне тёмно серое брюхо и зажмурился, вывалив язык набок.

— Позволь узнать. Откуда ты такой умный взялся и с чего решил, что я твой хозяин? — спросил я, продолжая чесать пса.

Он вскочил на лапы и сделал шаг назад.

— Когда меня гладят, мысли путаются, — пояснил пёс причину резкого подъёма. — Взялся я из Перми. Точнее, пришел я оттуда. Очнулся, кругом кровища, задние лапы сломаны, жрать хочется. Смотрю, чей-то глаз лежит. Ну, я его и сожрал. А потом… — пёс скривился и чавкнул. — Дай ещё мяска-то. Или ты думаешь, я наелся?

— Сначала история, потом угощение, — весело сказал я, присев на корточки перед псом.

— Шантажист, — хмыкнул пёс. — Короче. Сожрал я эту гадость, живот скрутило. Думал, траванулся. Потерял сознание, а когда очнулся, задние лапы уже зажили. Потом шлялся то там, то сям. То здесь — ам, то там — хрум. На всякую пакость охотиться начал. И вот я здесь.

— Как-то ты сильно сократил историю, — недовольно буркнул я. — И совершенно не ответил на вопрос, с какого хрена ты такой умный?

— Хозяин, а я откуда знаю? Может, у меня дрессировщик хороший был или родители породистые? Вот и вышел такой уникум.

— Ага. Очень правдоподобно. Уникальный говорящий пёс-оборотень.

— Сам ты пёс. Я Французский бульдог, — с обидой заявил барбос и неуверенно добавил. — Наверное.

— Поздравляю. Только ты на территории Российской Империи. И да, с чего ты взял, что я твой хозяин?

— Я так решил, — уверенно заявил бульдог, подошел ближе и попытался выхватить у меня из рук пакет с мясом.

— Да погоди ты! Не с целлофаном же! — прикрикнул я на пса и выдал ему ещё парочку полосок.

— Ам-ням-ням! Офень фкуфно! Вфяко луфэ, фем жефать… — пёс громко проглотил мясо. — Чем жевать местную живность. От мяска хотя бы живот не болит.

— Решил, значит? — задумчиво проговорил я и протянул псу ещё пару полосок мяса.

Тот с охотой их принял и стал жевать, роняя слюни на снег. Я же поднёс ладонь к его голове и резанул ногтем по шерсти.

— Ай! Сука! Я ведь тебе доверял! — вскрикнул пёс, выронив из пасти мясные полоски.

— Всё в порядке. Просто хочу кое-что проверить, — успокоил я француза.

— В порядке, блин, — обиженно буркнул пёс. — Компенсацию гони! — Он зыркнул на пакет с мясом, и я тут же высыпал всё на снег.

— Никакого уфожения. Ням-ням-ням. Будто я пфина дфорофая. Ням-ням-ням. Как же вкуфно, — возмущался пёс, продолжая жевать.

Я же мазнул рукой по его тёмно серой макушке, собрав пальцем каплю крови, проступившей из раны. К слову, рана уже зажила, что говорило о том, что барбос, как минимум, обладает доминантой регенерации третьего ранга. Тут же в голове прозвучал голос Ут:

'Образец содержит следующие доминанты:

«Серповидные лезвия»,

«Мимикрия»,

«Перестроение тела»,

«Ускоренная реакция»,

«Инстинкт охотника»,

«Жажда крови»,

«Поглощение»,

«Сопротивление яду»,

«Сопротивление молнии»,

«Сопротивление огню»,

«Сопротивление холоду»,

«Мифриловая чешуя»,

«Кислотные выделения»,

«Главенство разума»,

«Нервнопаралитический газ ограниченного действия»…

И ещё десятки и десятки доминант, о которых я даже никогда не слышал. Это было поразительно, а ещё подозрительно. Подозрительно — потому что я уже встречал тварь, а точнее кровь твари, обладавшей доминантой «Поглощения». Неужели кровь принадлежала этому барбосу? Мои подозрения тут же подтвердила Ут, закончив читать список.

«Внимание! Повторное поглощение доминант невозможно. Но вы можете использовать модификатор похитителя для извлечения случайной доминанты».

Повторное… Выходит, этот и была кровь пса. Проклятье. Насколько же он силён, раз смог не только долгое время выживать в аномальной зоне, но и охотиться на тварей? Хотя, о чём это я? Этот зверёк с лёгкостью разобрался с моими гвардейцами. Даже с Гавриловым. Если бы не мой молот, развеявший заклинание трансформации, то…

— Слушай, а как к тебе обращаться-то?

— Да как хочешь. Мне без разницы. Главное, псиной не зови, это унизительно, — ответил пёс и принялся вылизывать лапы.

— А если я назову тебя Хрюхой?

— Чё? Я же француз. Какая ещё Хрюха? К тому же, я мужик. Видишь? Вот яйца, — нахмурился он прекратив умываться и взглядом указал на свои причиндалы.

— А если Месье Хрюн? Или Хрюн Де Лавуазье? — усмехнулся я.

— В задницу этих месье. Лавуазье получше звучит, — ответил Хрюн, взял в зубы молот и попытался подтащить ко мне, увы, но ему даже с места не удалось сдвинуть мой ударный инструмент. — Тяжелый, фука! — возмутился де Лавуазье, ощерив пасть. — Чуть зубы не сломал.

— Не думал, что ты потеряешь всю свою силу, — сказал я, поднимая со снега молот.

— Увы, моё кредо «Бей, беги!». Трансформация действует десять минут, а потом я превращаюсь в немощный комок шерсти. — Лавуазье почесал лапой за ухом и требовательно уставился на меня. — Есть ещё жратва?

— Михаил Константинович, ты кинологом заделался? — усмехнулся подошедший Гаврилов и положил мне руку на плечо. — Как ты сумел усмирить этого блохастого? — спросил он, насмешливо глядя на пса, чей размер сейчас был не больше среднего арбуза.

— Блохастый? — приподняв брови, спросил Лавуазье.

— Оно ещё и разговаривает? — изумился Гаврилов, разинув рот от удивления.

— Ну всё, сука. Сейчас я выражу тебе своё почтение, — зло выдохнул Хрюн и повернулся к нам спиной.

В следующее мгновение послышался свистящий звук, и из задницы пса вырвались клубы зелёного дыма.

Я успел отскочить в сторону, а вот Гаврилова зеленоватое облако укрыло с ног до головы.

— Ах ты, смердящая пси…! — начал было капитан, но договорить не успел и рухнул назад, как подкошенный.

Зелёная дымка через мгновение рассеялась. Лавуазье подошел к капитану и стал загребать задними лапами снег, бросая его в лицо Гаврилова.

— Хрюн, мать твою. Ты что наделал? — спросил я, подскочив к капитану.

— Ничего страшного. Отоспится и придёт в себя, — буркнул Лавуазье.

— Чтобы такого больше не делал. Понял?

— Держать всё в себе вредно. Так говорят психологи, — со знанием дела заявил пёс.

— И много ты видел психологов за свою собачью жизнь?

— Ну-у-у… — протянул Хрюн, плюхнулся на задницу и продолжил. — Не важно, сколько видел. Просто кто-то должен был проучить этого хама. Вот я и решил, почему бы это не сделать мне?

— Молись, чтобы Гаврилов не сделал из тебя отбивную, когда очнётся.

— Гориллов? То-то я смотрю, он на обезьяну похож, — хмыкнул пёс, заставив меня хохотать до слёз.

— А-ха-ха-ха! Гляжу, у нас с тобой мысли сходятся. Ладно, помолчи пока, не нужно шокировать моих людей. Обследуем город, а после поболтаем.

— А чё его обследовать? Вы всю живность перебили. Я ж сюда и прибежал, чтобы полакомиться падалью, а в итоге мяско перепало. Хы! Эт я, конечно, удачно зашел. — Довольная морда пса заставила меня нагнуться и потрепать его по холке.

— О, да! Ка-а-айф! — с наслаждением протянул Хрюн.

За спиной послышался хруст стекла, и через мгновение из окна первого этажа выскочил Артём. Лицо его было залито кровью, он поигрывал копьём, зыркая по сторонам.

— Где эта тварь⁈ Убью! — прорычал он, выискивая своего обидчика. — А что с Гавриловым? — ошарашенно спросил он, заметив на снегу бессознательное тело капитана.

— Устал и решил вздремнуть, — коротко бросил я, забрасывая Гаврилова на плечо. — Кстати, это мой новый друг. Зовут Хрюн Де Лавуазье. Прошу любить и жаловать, — я кивнул в сторону собаки, пристально глядящей на Артёма, а после приблизился к брату и шепнул. — Не называй его псиной, если не хочешь вырубиться, как и Гаврилов.

— Этот уродец — та самая тварь, что отправила меня в полёт? — догадался Артём.

— Ого! А ты умнее, чем кажешься, — присвистнул я и направился прямиком к Барбоскину.

— Эй! Что это значит? Я тупой, по-твоему? — возмутился Артём, провожая меня взглядом.

Хрюн подошел к Артёму и принялся нюхать его ноги.

— Отвали! — недовольно буркнул Прохоров и попытался пнуть собаку.

Зря он это сделал. Хрюн ловко уклонился от пинка, а после задрал лапу и пустил зелёную струю мочи прямо на древко Артёмовского копья. Древесина тут же задымилась под напором концентрированной кислоты и стала таять на глазах.

— Хы-хы-хы, — мерзко рассмеялся Лавуазье и побежал следом за мной.

— Он мне копьё испортил! — закричал Артём.

— Скажи спасибо, что моча на ногу не попала, а то бы инвалидом стал, — равнодушно ответил я, остановившись около Барбоскина. — Тимофей Евстафьевич, в городе не осталось ни одной твари. Займите круговую оборону рядом с разломом и проследите, чтобы Наум заминировал выход из разлома. Завтра на рассвете отправимся зачищать четвёрку.

— Будет сделано, ваше благородие! — рявкнул Тимофей Евстафьевич и присел на корточки. — Михаил Константинович, можно я этого пушистика заберу себе?

Как только рука Барбоскина дотянулась до Хрюна, тот резко развернулся задницей в сторону гвардейца и напряг все мышцы, готовясь к новому залпу.

— Не сметь! — заорал я так, что пёс и Барбоскин синхронно подскочили.

— Ваше благородие, да я же просто… — начал было оправдываться Тимофей Евстафьевич, но я его остановил.

— Это я не вам, а этому «пушистику», — последнее слово я устало выдохнул. — И нет. Он останется со мной.

— А погладить хоть можно? — с надеждой поинтересовался гвардеец.

— Попробуйте. Если руку не отхватит, то можно, — философски ответил я и с интересом уставился на происходящее.

Сперва Барбоскин протянул тыльную сторону ладони, дав Хрюну понюхать её. Пёс фыркнул и оскалился.

— Что такое? Злишься? Ну, оно и не мудрено. Поди, оголодал. На полный желудок все добреют, — заулыбался Тимофей Евстафьевич и вытащил из заднего подсумка разгрузочного жилета свёрток из фольги.

Лавуазье тут же стал принюхиваться, а через мгновение, как попрошайка, стал скакать вокруг Барбоскина, без остановки похрюкивая. Точнее, его лай звучал, как похрюкивания.

— А-ха-ха! Хороший пёс! — рассмеялся Барбоскин.

— Сам ты пёс! — возмутился Хрюн и, воспользовавшись замешательством Тимофея Евстафьевича, выхватил у него свёрток с бутербродами.

Барбоскин завис. Моргая глазами, он смотрел то на Лавуазье, то на меня. После засунул мизинец в ухо и, поковыряв в нём, прошептал:

— Ничего себе. Слуховые галлюцинации. Такого со мной ещё не бывало…

— Дядь, какие ефё галлюфинафии? — чавкая, спросил пёс. — Человеческую речь разучился понимать, что ли? — Хрюн с укоризной посмотрел на онемевшего Барбоскина и добавил. — Но бутерброды у тебя — восторг! Обожаю буженину.

— Ну ты и трепло. Просил же держать язык за зубами, — тяжело выдохнул я, осуждающе глядя на Хрюна.

От стыда он поджал уши, а через пару минут стал всеобщим любимцем, которому скормили половину припасов. Кто бы мог подумать, что этот мохнатый поросёнок настолько прожорлив. Объевшись, он плюхнулся на бок и блаженно свесил язык набок. Похрюкивая, Лавуазье закатил глаза и резко подскочил.

— Ой… Живот прихватило, — панически пискнул он. Живот пса заурчал. Выпучив глаза, он заголосил на всю округу. — Дорогу! Коричневый код! Коричневый код!

Проскочив между ног гвардейцев, он скрылся за поворотом, а в следующее мгновение оттуда выплыло облако зеленоватого дыма. Увидев это, я расплылся в улыбке и подумал: «О, боги… Ещё один безумный питомец на мою голову».

Посёлок Мирный.

Берег озера Плесецкое.

Одинокая фигура сняла капюшон, подставив лицо пронзительному ветру. Светлые волосы тут же растрепались, а изо рта мужчины вырвался пар. Он порылся во внутреннем кармане и вытащил потёртый ежедневник с ручкой, вставленной в корешок.

— Объект номер двести шестьдесят семь, — проговорил мужчина, аккуратно выводя буквы.

На морозе ручка писала плохо. Приходилось вырисовывать одну и ту же букву по десять раз. Но блондина это совершенно не раздражало. Он медитативно писал до тех пор, пока на странице не появилась отчётливо видная надпись. Мужчина с радостью бы сделал запись карандашом, вот только сражаясь с вервольфами он его выронил, вот и приходится мучиться.

В далёком прошлом родня мужчины владела княжеским титулом, а слава об их абсолютах гремела далеко за пределами Империи. Но это было слишком давно. Гордость стёрлась, время притупило боль утраты, оставив лишь ненависть. Ненависть к Императору, предавшему род Багратионовых, ненависть к чёртовой аномалии, унёсшей миллионы жизней. Ненависть к собственному бессилию…

Всё, что мог Артур, это найти фанатиков, таких же, как он сам, и объединиться в общем стремлении уничтожить аномальную зону. Раз и навсегда избавив человечество от опасностей разломов. От голодных тварей, жаждущих сожрать всё живое. К сущностям, жадным до… Впрочем, это не важно. Если удастся расшифровать символы, разбросанные по аномальной зоне, то…

Артур встряхнул головой, отгоняя мысли, и убрал ежедневник в карман куртки, после чего разделся догола. Ледяной ветер обжег кожу, но мужчина даже не вздрогнул. Босыми ногами он пошел по снегу к центру озера, откуда ощущалась легкая пульсация энергии. Оказавшись на середине, Артур потянулся к мане.

По его телу прокатилась волна абсолютного холода. Такого, что даже снег под ногами разлетелся во все стороны, а лёд треснул, открыв широкую тёмную полынью. Через долю секунды Артур уже погрузился в воду и поплыл в сумраке под ледяной толщей туда, где вдалеке виднелось тусклое свечение.

В темноте мерцали зеленоватые символы. Их было трудно разглядеть издали. Багратионов принялся остервенело грести, чувствуя, что воздух в лёгких заканчивается. Метр, ещё один. Символы совсем близко. Осталось запомнить и записа… Мимо на огромной скорости пронеслась какая-то тень, инерционной волной отбросив Артура назад.

Багратионов потянулся к мане, чтобы заморозить пространство вокруг, но было поздно. Стремительная тварь вынырнула из темноты, широко разинув пасть, полную крючкообразных зубов, и проглотила Артура, будто он был крошечной рыбёшкой.

Согласно моему приказу, гвардейцы обследовали Кунгур, проверив все подвалы, чердаки, кладовки и крошечные щели. Обнаружили десятки кладок яиц, принадлежащих различным монстрам. Всё это добро доставили ко мне, чтобы узнать, что делать дальше. А что тут делать? По словам Шульмана, в Хабаровске множество ресторанов, готовых платить за яйца чудовищ огромные деньги. А значит, мы сорвали куш!

Вот только радость была преждевременной. При виде яиц существ шерсть Хрюна вздыбилась, из пасти брызнула пузырящаяся слюна, раздалось похрюкивание, и этот проглот стал увеличиваться в размерах.

— Ваше благородие, что происходит? — с опаской спросил Барбоскин, инстинктивно положив руку на рукоять меча.

— Хрюндель, ты чего распереживался? — спросил я за мгновение до того, как пёс рванул вперёд.

— Нямка!!! — рявкнул он и со всего разбега врезался массивной башкой в полуметровые яйца, лежащие на полу многоэтажки.

Вонючая слизь полетела во все стороны, Лавуазье перепачкался, как настоящая свинья, и принялся слизывать содержимое яиц с пола. Иногда в слизи встречались зародыши тварей, их он тоже сжирал с превеликим удовольствием. Сожрав десяток яиц, он ошалелыми глазами посмотрел на меня.

— Ещё! — потребовал Хрюн.

— Да, конечно. Сейчас выдам, — нахмурившись, сказал я и потянулся за молотом.

Пёс сообразил, что вместо угощения огребёт по шее, и попытался сбежать. Но куда ты сбежишь, когда лапы примёрзли к полу? Подойдя ближе, я беззлобно и едва ощутимо опустил молот на его макушку. Размеры пса практически мгновенно вернулись к первоначальному состоянию.

— Яйца сразу грузите в вездеходы, пусть бойцы отвезут их Шульману, — приказал я и ткнул носком ботинка в бок Хрюна, притворившегося мёртвым. — Вставай. Актёрище, — усмехнулся я. — Топай на улицу и валяйся в снегу до тех пор, пока не перестанешь вонять.

Увы, яйца монстров жутко смердели. Даже Барбоскин, бывший прожженным бойцом, кривился от омерзения, едва сдерживая тошноту. Поджав уши, Лавуазье потупил взгляд и обиженно поплёлся на улицу. Я же отправился в центр Кунгура, чтобы полюбоваться на разлом четвёртого ранга.

Четвёрка была великолепна. Десятиметровая голубая дымка, поглотившая часть проезжей части и пару комнат многоквартирного дома. Поверхность разлома искрилась от синеватых молний, то и дело проскакивающих тут и там. Но больше всего мне понравились следы на асфальте перед разломом.

Асфальт вмялся на добрых полметра, края рваные от когтей. Надеюсь, эта образина ушла во время расширения аномалии, и мы не столкнёмся ни с чем подобным.

Закатные лучи окрасили снег в оранжевый, намекая, что пора искать место для ночлега. Я вместе с ребятами решил заночевать на пятом этаже многоэтажного дома, окна которого выходили прямо на разлом. Я лёг на диван у окна. Укрылся одеялком и почувствовал, как на мои ноги забрался Хрюндель. Он пару раз повернулся вокруг своей оси и улёгся, мирно похрюкивая.

— А чем тебя коврик не устраивает? — спросил я, приподнявшись на локтях.

— Я корокошерстный, если ты не заметил. И мне нужен кто-то, об кого можно погреться, — лениво проговорил Лавуазье и зевнул.

— Понятно, — улыбнулся я. — Как же ты раньше грелся по ночам?

— Убиваешь тварь. Вспарываешь брюхо, забираешься внутрь, греешься ещё неостывшей плотью, — буднично поведал Хрюн и, поскуливая, добавил. — Свет выключите, пожалуйста…

Света в доме и не было, так как весь город обесточен. Видимо, твари повредили подстанцию. Псу мешал лунный свет, льющийся в окно. Не успел я задёрнуть шторы, как Хрюн захрапел. Храпел он самозабвенно, заливисто, периодически похрюкивая и заливая моё одеяло липкой слюной. Не самый приятный сосед. Но в доме нет отопления, а значит, этот комок шерсти сможет согреть мне хотя бы ноги.

Спустя пять минут храпа сдался Макар.

— Ну нахрен. Пойду поищу другую комнату, — буркнул он, направляясь к двери.

— Я с тобой! — поддержал его Леший.

Терпение Артёма лопнуло в течение часа. Серому же было плевать. Он уснул, как убитый, и храпел если не громче Лавуазье, то, как минимум, также. Мне же храп не мешал. Я призвал Мимо, переключился на его органы чувств. Заставил мимика открыть окно и выползти наружу, после чего он обратился птицей и полетел в сторону разлома.

Паря над землёй, я видел, что в окнах мелькают красные огоньки. Гвардейцы несут дозор и курят. Хорошо, что мы не воюем с людьми. Иначе они бы стали отличными мишенями.

Сделав кружок над разломом, я направил Мимо в его эпицентр. Громкий хлопок ударил по ушам, перед глазами потемнело, а в следующую секунду картинка снова появилась. Весьма мрачная картинка.

Еловый безжизненный лес, подёрнутый серым туманом. Ели засохли, будто из них выпили все соки, но продолжали стоять, упираясь кронами в небосвод. Мимо пролетел над лесом и выяснил одну занятную вещь. Сверху ничего, кроме крон деревьев и тумана, не видно. Сам же разлом был округлой формы, в поперечном сечении не меньше пяти километров.

Это безусловно интересная информация, вот только совершенно не ясно, кто здесь живёт? Какой рельеф? Туман токсичен или нет? Одним словом, вопросов уйма, ответов нет. А значит, стоит приземлиться и всё разведать.

Мимик камнем рухнул вниз. Упав на землю, изменил свою форму, приняв облик кошки и, виляя хвостом, рванул в туман, который оказался чертовски густым. Не видно ничего в радиусе метра. Порой встречаются сломанные ветки, высохшая трава… Черепа… Расколотые человеческие черепа. Мимо бежал вперёд, скача среди костей, которых тут было превеликое множество.

От такого зрелища у меня по спине побежал холодок. Кто же мог всё это сдела… Из тумана вынырнула неясная фигура с бледным лицом и длинными волосами. Раззявив пасть, полную кривых зубов, она заорала, срывая глотку. Это было последнее, что я увидел, так как Мимо моментально умер и вернулся ко мне.

От этого вопля я испытал жуткую боль. Казалось, что голова вот-вот взорвётся. А ещё я понял кое-что. Если мы пойдём в туман все вместе, то потери будут чудовищными. Аккуратно выбравшись из-под одеяла, я прошмыгнул к двери. Серый услышал мои шаги, заворочался, пробубнил что-то невнятное и, повернувшись на другой бок, продолжил спать.

Облегчённо выдохнув, я приоткрыл дверь и выбежал в коридор. На цыпочках по лестнице вниз, пятьдесят метров бегом до разлома. И, не сбавляя скорости, влетел внутрь. Ну всё, Мишаэль. Настало время заварить ка…

— Ты куда рванул-то? В туалет приспичило? — раздался голос Хрюна де Лавуазье за моей спиной.