Новгород.
Мы вошли в город под вечер.
Колонна тянулась неспешно, но уверенно. Уставшие, раненные, с запёкшейся кровью на одежде — мы шли как те, кто выполнил невозможное.
На улицах — толпы. Кто-то кланялся, кто-то крестился, кто-то шептал:
— Вон те… с Подберезья…
— Говорят, там было жарко…
— И лекарь с ними был. Сами видели, как в бою рубился!
Я не привык быть в центре внимания. Особенно в таком.
Но сейчас я шагал впереди обоза, и за мной — шли те, кого я вытащил с того света.
На следующий день меня вызвали. Не громко. Без глашатаев. Просто подошёл человек в простом, но чистом кафтане и сказал:
— Князь хочет видеть тебя. Сегодня. Прямо сейчас.
Я только кивнул.
Сменил рубаху. Умылся. И пошёл.
Княжеские покои не блистали золотом, как в фильмах. Но воздух — был тяжёлый. Там пахло властью.
Князь стоял у окна, за спиной — двое. Один из них был тем самым человеком, которому я вправлял плечо ещё в самом начале всей этой истории.
— Ты и есть Дмитрий, — произнёс князь, не поворачиваясь.
— Лекарь. Бывший чужак. Ныне — наш.
Я молчал.
— Мне докладывали. О том, как ты спас десятки.
О том, как ты в бою не прятался за телегу, а бился рядом.
— О том, как ты резал, клал, перевязывал, кричал на смерть и отгонял её голыми руками.
Он повернулся. Его взгляд был цепким. Хищным. Уставшим.
— Скажи мне, Дмитрий… зачем ты это делаешь?
Я вздохнул.
— Потому что иначе… никто не сделает.
Потому что мне больно смотреть, как умирают те, кого можно было спасти.
Потому что я ещё могу. Значит — должен.
Князь усмехнулся.
— Знаешь, что говорят про таких, как ты?
— Что вы — блаженные. Или святые.
Но я не в эти сказки верю.
Он подошёл ближе.
— Я верю в дело. А дело ты делаешь великое.
Не просто лечишь. Учишь. Становишь. Строишь.
А потому, — он поднял руку, — с сего дня жалую тебе титул свободного человека под моей защитой.
— Разрешаю построить в Новгороде лечебный дом.
— Даю землю. Людей можешь сам выбирать и обучать.
— А ежели будет нужно — буду снабжать из казны.
Я молчал. Мозг отказывался воспринимать.
— Но! — продолжил он. — Свобода — не вольница. А долг.
— Ожидаю, что ты не сбежишь в лес. А останешься. И сделаешь то, что начал.
Я поклонился.
— Не сбегу.
Он кивнул.
— Ступай. Отдохни. С завтрашнего дня — ты не просто лекарь.
Ты — дело княжеское.
Отдохнуть я, конечно, пытался. Но спустя ночь, полную тревожных снов и головной боли, понял: не могу сидеть сложа руки. Князь дал не только право — он дал ответственность.
А значит — медлить нельзя.
Уже наутро я отправился по городу.
Вместе с тем же человеком, что привёл меня на аудиенцию, я обошёл два десятка кварталов. Мы искали место под лечебницу.
— Тут рынок рядом, — говорил он, — тут кузница, тут церковь…
— А вот тут… вот тут старое подворье, что сгорело лет шесть назад. Земля княжеская, не раздана. Люди стороной обходят — мол, несчастливая. Но место — сухое. Центр недалеко.
Я осмотрелся. Действительно — заваленные остатки стен, обгорелая балка, бурьян.
Но место ровное, просторное, и самое главное — есть куда строиться и расти.
— Здесь. Мне подойдёт.
Он только кивнул.
— Тогда завтра сюда пришлют плотников.
Но здание — это не всё. Стены — не лечат.
Нужны руки. Глаза. Люди.
Я вернулся в казармы, где осталась часть новгородской дружины. Осмотрел раненых — всё стабильно. Один — жар, двое с воспалением. Всё под контролем.
А потом собрал человек десять вокруг себя.
— Слушайте, — начал я, — я не буду вечно жить и работать один.
— Нужны те, кто готов учиться. Не просто держать нож — понимать, что делают и зачем.
Они переглянулись.
— Я не обещаю, что будет легко.
Будет кровь, будут крики, будут бессонные ночи.
Но если вы научитесь — вы сможете спасать жизни.
Молчание.
И вдруг один поднял руку.
— Я хочу. Я видел, как ты моего брата с поля вытащил. Я тоже хочу так уметь.
Потом второй. Потом третий.
Через полчаса у меня было семь человек, готовых учиться.
С этого и началось.
Я выдал каждому по заданию:
— Один — за углём.
— Другой — найти чистую тряпицу и принести её столько, сколько сможет унести.
— Третий — искать кору, из которой можно делать ложки.
— А кто умеет писать — будет вести записи.
Так, среди пепелища, крови и разрушений, началась первая новгородская школа врачевания.
Без дипломов. Без кафедр.
Только по нужде и по совести.
К вечеру я вернулся на подворье, где уже расчищали завалы. Гриша нашёл лопату где-то у кузнецов, с энтузиазмом ковырялся в земле, ворча:
— Этому месту не страшна никакая зараза — тут даже земля уже перепугана!
Я устало рассмеялся. Мы разложили кусок брезента прямо на голом полу будущей лечебницы, сели. Дул ветер — тёплый, спокойный.
Такой, каким, наверное, бывает только после большой беды и перед новой жизнью.
Я достал тетрадь. Написал:
День 81. Новгород.
Получил от князя разрешение. Землю. Защиту. Ответственность.
Вместо того, чтобы прятаться — я теперь строю.
Лечебницу. Школу. Систему.
У меня семь учеников. Пока — просто руки и глаза.
Но если всё получится — будут головы и сердца.
Если не получится — всё равно буду пытаться.
Это не спасение. Это — основа.
Основа будущего, в котором умирать от занозы будет… стыдно.
С завтрашнего дня — начинаем рубить бревно. И строить.
Я закрыл тетрадь и взглянул на закат над Новгородом.
Теперь у меня было не просто имя.
Теперь у меня было — дело.