Пробуждение в собственной избе ощущалось совсем иначе. Пусть кровать — просто лавка, подстилка — старый тулуп, а из угла дуло сквозняком, но всё равно — своё.
Я разжёг печь, подбросил сухих щепок, потом бросил горсть крупы в чугунок. Овёс с кипящей водой — не пир, но желудок сказал спасибо. К избе уже привычно тянуло запахами дыма, золы и сырого дерева.
Утро было тусклым, с редкими снежинками. Деревня просыпалась. По улице кто-то уже погнал скот, крики, лай собак, хлопанье дверей. Я вышел на крыльцо, вдохнул морозный воздух.
Жив. И, похоже, на месте.
Не успел толком разогреть воду, как в дверь снова застучали. На этот раз громко, с отчаянием.
— Эй! Лекарь! Выходи! У нас беда!
Открыл. На пороге стоял парень лет двадцати, разгоряченный, в поту. За ним был мужик постарше, держась за плечо.
— Упал, — пояснил тот, — с бревна. Плечо вон как встало… не как было.
Поднял взгляд — действительно. Рука неестественно оттопырена, плечо вывернуто вперёд и вниз. Вывих. Классика.
— Заходите, — сказал я. — Быстро.
Усадил пациента, снял полушубок. Мужик кряхтел сжав зубы. Я оглядел сустав, проверил — да, передний вывих. Классика. Главное — не тянуть. Иначе начнутся отёки, и будет хуже.
— Сейчас будет больно, — сказал я. — Но быстро.
Он кивнул, не глядя. Я дал ему старый ремень — кусок кожи, чтоб сжал зубами. Устроил его сидя, прижал плечо к себе, зафиксировал руку, дернул — аккуратно, но резко.
Щёлк. И тишина. Только его дыхание, тяжёлое, хриплое.
— Всё, — сказал я. — Вставай.
Он молчал, потом вдруг… расплакался. От облегчения.
— Не ломал? — спросил старший.
— Нет. Вывих. Сегодня — лёд, компресс. Неделю беречь.
Наложил повязку из бинта, благо в сумке оставался чистый. Повязка, по сути, — простая восьмёрка, чтобы держать руку к телу. Дал пару советов: не напрягать, спать на спине, не поднимать конечность.
— Откуда ты это умеешь? — спросил молодой парень, что пришел с пациентом, разглядывая меня с подозрением.
Я улыбнулся.
— Я фельдшер. Это вроде как знахарь, только… учёный. Где я был, мы много людей лечили. В деревнях, посёлках, и по лесам ходили.
Он кивнул, но видно было — не всё понял. Запомнил, скорее всего, только "лечил".
— Спасибо, — сказал мужик, вытирая лицо. — А то я думал, всё, конец руке.
— Жить будешь, — сказал я, похлопав его по здоровому плечу. — Только в драки не лезь ближайший месяц.
Они ушли. А я сел, налил себе кружку горячей воды с остатками трав и впервые за долгое время ощутил… гордость. Это не была сложная операция. Но здесь, в этом веке, — это чудо. Не прибег к огню, не сыпал соль в рану, не крутил суставы наугад. Просто… знал, что делаю.
Днём я начал организовывать аптеку. Пока — прямо у себя в избе. Перебрал сумку, пересчитал остатки: бинты, салфетки, спирт — почти на донышке, шприцы — два. Анальгин, пара таблеток лоратадина. Пара капельниц — хлористый натрий. Всё — как золото.
Начал выписывать в тетрадь — всё, что есть. Всё, что потратил. И всё, что можно приготовить.
Травы. Отвары. Дезинфекция. Жгуты. Повязки. Настойки.
Записал: нужны прямые палки — под шины. Надо найти. Также — сделать носилки. Верёвки, палки, мешковина.
Сложил вещи в отдельный угол. Приготовил пару кусков чистой ткани — выварил, высушил. Сделал мешочки для хранения сухих трав. Понял — нужна сушка. Место над печкой — пойдёт.
Вечером пришёл староста. Осмотрел избу, сел на лавку, достал кусок сала, положил мне:
— За дело.
— Спасибо.
— Люди говорят, ты руку вправил. Без костоправа, без трав, без ломов. Говорят — как по волшебству.
— Никакого волшебства. Только знание. Где жил — таких случаев было много. Главное — вовремя.
Он кивнул.
— Лечи. Но аккуратно. Ты ведь чужак. Кто-то радуется, а кто-то — шепчется.
— Я понимаю. Но я не ведьмак. Я просто умею лечить.
Староста посмотрел мне в глаза. И тихо сказал:
— Надеюсь, что так.
Поздним вечером я лежал у печи, глядя на потрескавшийся потолок.
Вот она, деревня. Суровая. Простая. Но честная.
Люди пока держатся настороже. Но нужда сильнее суеверий. Если я продолжу — докажу, кто я.
Не волхв. Не чернокнижник. Просто… фельдшер.