Генеральный попаданец 3

Глава 20 23 февраля 1966 года. Вена. Будет ли прочен наш мир?

Государственный секретарь Дин Раск с хмурым настроем разглядывал советских переговорщиков. Премьер Косыгин всегда слыл сторонником сотрудничества с Западом, и его присутствие, казалось бы, говорило о многом. Но Василий Кузнецов, помощник Громыко и возможный его преемник слишком часто в последнее время появлялся с Брежневым. И непонятно, кто из этих двоих тут главный. Но пока разговор вел Косыгин:

— Для этого мы и здесь, господа. Обозначить свои позиции и начать с них переговоры.

— Ваши позиции пока лишь в том, чтобы убивать наших парней!

Госсекретарь поморщился. Навязанный ему на переговоры глава комитета по вооруженным силам Ричард Рассел-младший слыл ярым расистом и антикоммунистом. Но зато и в их делегации есть баланс.

— Мы имеем право помогать нашим братьям по идеологическому воззрению. Ваша страна делает абсолютно то же самое.

На лице у опытного дипломата не отразилось никаких эмоций. Раск подумал, что с Кузнецовым будет невероятно сложно договариваться. Он каждый цент в договоре начнет оспаривать.

«Интересно. Это позиция Брежнева или советского МИДа?»

Госсекретарь развел руками:

— Американский конгрессмен отчасти прав. Противостояние между нашими странами заходит слишком далеко. При такой эскалации возможно всякое…

— Как прямое нападение на советское торговое судно?

— Это была ошибка. Мы уже признали её и принесли извинения. У вас есть сумма компенсации? Мы готовы возместить ущерб немедленно.

— Конечно!

Раск еле удержался от улыбки, получая бумагу от МИДовца. А ведь он оказался прав. Каждый цент нам припомнят. Похоже, у Советов возобладала политика: Друзьям все, остальным — счет на оплату. Ничего, Америка не обеднеет. На кону намного большее.

Косыгин испытывающе оглядел американцев:

— Тогда давайте перейдем к вопросам, где мы можем быть полезны друг другу.

— Вы опять хотите заплатить нам деньги? Откупиться? — ощерился Рассел.

— Американцы разучились делать бизнес?

— Вы считаете, что нас, как в ваших пропагандистских роликах, беспокоят только деньги? В наших жилах течет золото?

Госсекретарь чуть не повернулся к напарнику от удивления. А этот конгрессмен хорош! Что он еще о нем не знает?

— Сначала мы хотим узнать, что желаете вы?

Кузнецов подался вперед:

— Покончить с отголосками Второй мировой войны в Европе. Это поистине дикость, что старая столица в самом центре Европы поделена между иными державами и не является единым городом.

Раск живо поинтересовался:

— Вы про Берлин?

— И не только. Нам следует парафировать окончательные границы, сложившиеся на настоящий момент, и закрепить их во всеобъемлющем акте. Чтобы на этом покончить со всеми взаимными претензиями раз и навсегда. Потому что Европа имеет колоссальный опыт кровавых конфликтов за клочки земли. Без такого всеевропейского договора нет смысла вести какие-либо международные переговоры в дальнейшем. Нам не от чего будет отталкиваться. Мы с вами находимся на весьма зыбком болоте.

Госсекретарь замер, стараясь быстро прокачать довольно серьезное предложение Советов. Конгрессмен оказался шустрее.

— Вы хотите, чтобы мы вывели войска из Берлина? Тогда и сами прекратите оккупацию Восточной Европы.

Кузнецов был непреклонен:

— Наши войска находятся в ряде стран Варшавского договора на вполне законных основаниях. Но если союзники выведут свои военные формирования из Германии, то Советский Союз готов сделать то же самое в Восточной Германии.

Ответ Ричарда Рассела застрял у него в горле, он вовремя заметил предостерегающий жест Раска. Да и до самого дошло, что происходит нечто важное, имеющее мировое значение. Тут не до иронии.

— Ваше предложение сделано всерьез?

— Конечно же! Но одним из условий взаимного вывода оккупационных войск будет окончательная денацификация ФРГ. Мы крайне неудовлетворены тем фактом, что многие важные посты, в том числе и в силовых структурах Германии занимают бывшие нацисты. Они провоцируют преступления, не имеющие никакого отношения к настоящей демократии.

Конгрессмен чуть не задохнулся от возмущения. Комми шантажируют их принципами демократического мира. С ума сойти!

Но замглавы МИДа, предвидя возражения, выложил перед американцами пачку фотографий:

— Это кадры разгона студенческой манифестации. Заметьте, они не нарушали закона и не хулиганили. Неизвестные спровоцировали неадекватный силовой ответ немецкой полиции. Много студентов, в том числе и девушки оказались зверски избиты. В демократической прессе об этом ни слова.

— Ну да, тогда это что? — Рассел кивнул на стопку газет.

— Это независимые издания.

— Коммунистические?

— Разве в Западной Германии не демократия? Или не у вас на улицах избивают чернокожих?

Конгрессмен покраснел от возмущения и зло выпалил:

— Не комми учить нас правам человека! Что вы сами делаете с недовольными?

Косыгин пожал плечами:

— Мы с ними сначала разговариваем. Стараемся переубедить.

— А затем отправляет в ГУЛАГ?

Но вывести из себя советского премьера было сложно.

— Управление по лагерям давно расформировано. Да и количество так называемых политзаключенных преувеличено.

— Но у меня есть фамилии!

Госсекретарь с интересом глянул на руководителя комитета. Что еще у него имеется в загашнике для давления на Советы? Но еще больше его удивил Косыгин.

— Зачем нам беспредметно спорить, господин Рассел? Если у вас есть желание, то вы сами можете посетить любой лагерь на территории СССР. Ознакомиться с уголовными делами, поговорить с заключенными.

Пока конгрессмен хватал ртом воздух, Рас чуть не сломал в руках карандаш.

«Шит! Это что за представление? Плохой и злой полицейский?»

— Мы сообщим вам о своем решении.

— Договорились. Как видите, мы открыты и готовы к диалогу.

Госсекретарь не мог отделаться от чувства, что его только что поимели.

— В каком формате будут наши переговоры?

— Да все просто. Нас больше всего беспокоит противостояние НАТО — Варшавский договор. Считаю, что необходимо создать постоянную комиссию при какой-нибудь нейтральной международной организации. Во-первых, таким образом мы уменьшим вероятность случайно спровоцированного конфликта. Во-вторых, нам будем, где смотреть в глаза друг друга, понемногу двигаясь к консенсусу.

Раск задумался. Предложение Советов не лишены полезных моментов. Возможно, Брежнев таким образом протягивает им руку. В конце концов, именно в Европе находятся важнейшие интересы для Америки, а не где-то там в Юго-Восточной Азии. Да и в космосе полезней сотрудничать, а не устраивать гонки. Президент недавно пришел в ужас от суммы, в которую им обходится «Лунный проект». СССР поступил умнее, они съехали с самоубийственной гонки под предлогом постепенности завоевания космоса и оказались мудрее. Американские налогоплательщики уже задают вопросы: почему мы не зарабатываем на сотрудничестве с русскими, как тридцатые годы при Рузвельте, а тратим деньги на непонятную им ерунду.

— Мы проконсультируемся с союзниками и сообщим вам.

— Договорились.

Если Косыгин улыбался, то Кузнецов ни на йоту не изменил выражение лица.

25 февраля 1966 года. Подмосковье. Дача Молотова

ПЛЕНУМ ЦК КПСС

Москва.

19 февраля 1966 года

Пленум обсудил проект Директив XXIII съезда КПСС по пятилетнему

плану развития народного хозяйства СССР на 1966—1970 гг. и принял соответствующее

постановление.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ПЛЕНУМА

ПРОЕКТ ДИРЕКТИВ XXIII СЪЕЗДА КПСС

ПО ПЯТИЛЕТНЕМУ ПЛАНУ РАЗВИТИЯ

НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА СССР НА 1966–1970 ГОДЫ

1.Одобрить проект Директив XXIII съезда КПСС по трехлетнему

плану развития народного хозяйства Советского Союза на

1966–1968 гг.

2. Опубликовать в печати проект ЦК КПСС 'Директивы

XXIII съезда КПСС по трехлетнему

плану развития народного хозяйства Советского Союза на

1966–1968 гг.

3.Провести обсуждение проекта ЦК КПСС 'Директивы

XXIII съезда КПСС по трехлетнему

плану развития народного хозяйства Советского Союза на

1966–1968 гг.' в партийных организациях,

на собраниях трудящихся и в печати.

Непросто мне дались прошедшие заседания Президиума и Пленум. Если раньше я мог свалить их проведение на Суслова, то сейчас пришлось действовать самому. Ведь главное происходило в кулуарах. Предложение отдать идеологический отдел Фурцевой поначалу встретили в штыки. Нет, я не планирую ставить её вторым человеком в партии. На эту роль кандидата еще долго искать придется. Ведь дело еще сложнее. Мне требуется настоящий преемник. И тренировать, как и проверять на вшивость лучше заранее. Проблема буквально всех советских вождей в преемственности. Этим же страдал наш Гарант, заведя страну в тупик.

Екатерина Алексеевна нужна мне совсем для другого. Уничтожить эту проклятую пропаганду раз и навсегда! Именно к такому выводу я пришел недавно, решив не ждать, пока она само по себе погаснет. Пожалуй, нет ничего более страшного, что принесло зла Союзу, как тупая и непробиваемая коммунистическая пропаганда. Поначалу кумачовые лозунги и плакаты часто резали мне взгляд, затем глаз «замылился». Видимо, так происходит и с советскими людьми.

Все эти красивые слова и девизы воспринимаются не иначе как часть интерьера. Зачем они тогда нам? Указать путь красивые слова не могут, помочь в понимании аналогично. Огромная машина от ЦК до первичек работает вхолостую. Хочешь быть коммунистом — будь им! Веди себя как коммунист, а не член партии. Как это вложить в мозги идиотов из ЦК? Все эти секретари и парторги давно стали частью властной системы. Винтиками и шпунтиками без собственного разумения. Банальное слово номенклатура и красная книжица как гарант ее покладистости и служебного рвения. Индульгенция на будущее.

И какова реальная польза от окостеневшей системы для государства и страны?

Я называю это явление «окочуривание». Кто-то окостенением. Без притока свежей крови и смыслов возникает «Застой». То есть как бы новых людей хватило пнуть историю дальше, но придать необходимую инерцию и направление уже не вышло. По итогу имеем «Гонки лафетов» и приход к власти откровенных маргиналов. И все это на фоне политических и экономических потрясений из-за разразившегося кризиса. Цена им в нашей стране миллионы жизней. Вот что меня волнует в первую очередь, а не взбрыки партократов из ЦК.

Потому и веду линию изгибами, стараюсь принимать компромиссы, иногда делаю два шага назад. Перед очередным прыжком. Наглое продавливание Фурцевой тому пример. Имея большинство, удалось. Хитро выделанные начальники отделов отчего-то считают эту женщину не такой умной, как они. Дорогие мои, Екатерина Алексеевна работала с нашей, мать ее, богемой. Общалась с умнейшими людьми страны. Её так просто на кривой козе не объехать. Она сразу видит, кто говорит правду, а кто постоянно юлит ради карьеры. Кто пытается честно, пусть и туповато работать, а кто вредит умышленно.

И я дал Фурцевой карт-бланш карать и миловать. Самых одиозных выкину лично. Остальные вскоре завоют. Но чем дальше, тем больше прихожу к выводу, что нужна чистка и новая кровь. Об этом я совершенно открыто заявил на Пленуме ЦК. И меня поддержали. Потому что предварительная работа с делегатами была проведена огромная. Спасибо Ворону и Кириленко. Да и Щербицкий с Рашидовым в стороне не стояли. В этом я повторяю Ильича, здесь секрет его политического долголетия. Брежнев был удобен многим, но мог прогнуть любого. Просто не хотел. Почему? Вот тут память реципиента помалкивает. Хотя до сих пор бурчит по некоторым поводом. Здорово подозреваю, что моя депрессия из-за смерти Суслова родом оттуда. Как и стремление решить все «полюбовно».

Но сейчас у меня серьезная встреча. Молотов все также подтянут, молчалив и предупредителен. Только круглые очки поблескивают, пока он разливает чай.

— Вишневое или малиновое?

— Вишневое, Вячеслав Михайлович.

Некоторое время молча пили чай с травками.

— Жаль, что не смог подойти на похороны. Приболел.

— Да ничего. Проводили достойно. Причину смерти знаете?

Молотов ответил не сразу. Испытывающе глянул на меня, затем сухо заметил:

— Думаете, у меня нет источников?

— Не думаю, знаю. Что все было сложнее. Есть такая наука, психология, Вячеслав Михайлович. С ее помощью можно довести до точки кипения любого. Вам интересно?

А вот сейчас в глазах загорелся огонек.

— Я и так догадывался, что все не просто так.

— Не теряете хватку. Только тут добавили специальную химию. Вместе с лекарствами.

— Вот как? — хозяин задумался. — Значит, большие возможности у заказчика имелись.

— И помощники не из последних. Я вам сейчас покажу фотографии, а вы просто ткните пальцем.

Молотов некоторое время сидел, раздумывая, затем сделал разрешительный жест. Только одно из указанных лиц меня удивило. И я не смог удержаться от вопроса, который, в свою очередь, поразил хозяина.

— Откуда у них появилось такое желание?

— Изучите группы, из которых они вышли. Партия большевиков никогда не была однородной.

Ясно, очередной троцкизм, маоизм или что там у них.

— Спасибо.

— Будете наказывать?

— Никаких репрессий, Вячеслав Михайлович. Есть много способов выкинуть людей из системы. Дальше они не опасны или пойдут как изменники родины.

Молотов только хмыкнул, а затем вздрогнул. На столе появилась маленькая красная книжица.

— Ээто?

— Откройте.

Тут руки старого большевика дрогнули.

— Спасибо. Не ожидал.

— Я свои обещания выполняю, Вячеслав Михайлович. Или не даю вовсе.

Взгляд сейчас был пронзителен.

— Вам это будет стоить.

— Ничего, привык платить по счетам. Но пока не распространяйтесь, пожалуйста.

Молотов кивнул и после паузы заметил:

— А вы намного сильнее, чем я думал. Страна у нас такая, любит сильную руку.

— Тут вы правы. Отпустишь вожжи, русская тройка помчится незнамо куда.

Так мы и просидели рядом молча минут пять. Каждый думал о своем.

— Такой человек, как Тухачевский, если бы заварилась какая-нибудь каша, неизвестно, на чьей стороне был. Он довольно опасный человек на самом деле. Такой самоуверенный наполеончик. Я не уверен, что в трудный момент Тухачевский целиком остался бы на нашей стороне, потому что он был правым. Правая опасность была главной в то время. И очень многие правые не знают, что они правые, и не хотят быть правыми. Троцкисты, те банальные крикуны: «Не выдержим! Нас победят!» Они себя выдали сразу и наглядно, опрометчиво. А эти кулацкие защитники, эти глубже сидят. И они осторожнее. И у них сочувствующих кругом очень много — крестьянская да мещанская масса. Она ведь никуда по сути и не делась. У нас, — Молотов посматривает на меня и трясет пальцем, — в 20-е годы был крайне тончайший слой партийного руководства. И в этом слое все время появлялись трещины: то правые, то национализм, то рабочая оппозиция. Как выдержал Ленин, можно поражаться. Ленин умер, они все остались! И потому Сталину пришлось очень туго. Одно из доказательств этому — Хрущев. Он попал из правых, а выдавал себя за сталинца, за ленинца: «Батько Сталин! Мы готовы жизнь отдать за тебя, всех уничтожим!» А как только ослаб обруч, в нем заговорило…заколобродило.

Я слушаю затаив дыхание. Этот человек — прямой свидетель истории! И рассказывает мне то, что другим неведомо.

— Вопрос о разделе Берлина был решен еще в Лондоне. Договорились разделить и Германию, и ее столицу на три части. А потом, когда союзники предложили, что надо и французам дать зону, мы сказали: «Дайте за ваш счет; они ж не воевали». Ну, они выделили, а наша зона осталась неприкосновенной. Все дело в том, что, если б не было Берлина, был бы другой такой узелок. Поскольку у нас цели и позиции разные, какой-то узел обязательно должен быть, и он завязался именно в Берлине. Как мы могли отказать им в этом, если они говорят:

«Мы же вместе боремся!»

Сталин не раз говорил, что Россия выигрывает войны, но не умеет пользоваться плодами побед. Русские воюют замечательно, но не умеют заключать мир, их обходят, недодают. А то, что мы сделали в результате этой войны, я считаю, сделали прекрасно, укрепили Советское государство. Это была моя главная задача. Моя задача как министра иностранных дел была в том, чтобы нас не надули. По этой части мы постарались и добились, по-моему, неплохих результатов.

— Ленин понимал, что с точки зрения осложнения дел в партии и государстве крайне разлагающе действовал Троцкий. Опасная фигура. Чувствовалось, что Ленин рад бы был от него избавиться, да не может. А у Троцкого хватало сильных, прямых сторонников. Были и прохвосты, ни то ни се, но признающие его большой авторитет. Троцкий — человек достаточно умный, способный и пользовался огромным влиянием. Даже Ленин, который вел с ним непримиримую борьбу, вынужден был опубликовать в «Правде», что у него нет разногласий с Троцким по крестьянскому вопросу. Помню, это очень возмутило Сталина, как не соответствующее действительности. И он сам пришел к Ленину. Ленин отвечает:

«А что я могу сделать? У Троцкого в руках армия, которая сплошь из крестьян. У нас в стране разруха, а мы покажем народу, что еще и наверху грыземся!»

— Кто был более суровым, Ленин или Сталин?

— Конечно, Ленин! Строгий был. В некоторых вещах строже Сталина. Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам, когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал подавить, сжигать все вокруг. Я как раз был на обсуждении. Он никакую оппозицию терпеть не стал бы, если б была такая возможность. Помню, как он упрекал Сталина в мягкотелости и либерализме. «Какая у нас диктатура? У нас же кисельная власть, а не диктатура!»

— Что думаете по новой экономической линии партии?

— Честно скажу: проскользнуло в докладе Косыгина на пленуме, что надо, значит, распространять все дальше хозрасчет. Но по-моему, это очень опасно. Ни слова о недостатках этого пагубного метода. И я считаю, не только убыток будет, разложенческие элементы в обществе начнутся усиливаться. Не будет должного контроля, все заинтересованы будут лишь в одном. В выгоде любой ценой! Косыгин будто не понимает! Нет у него теоретической грамотности? И нет политической чуткости? Не верю! Все смотрят на этот процесс с узкой деляческой точки зрения. То, что вы называете материальной заинтересованностью, Ленин прямо называл капиталистическим методом! Если вы не хотите отличаться от хрущевского типа коммунистов, это очень печально. А пора об этом подумать. А если не подумаете, вырастут другие, которые об этом будут думать, я не сомневаюсь.

— Спасибо.

Значит, старый большевик правильно оценил мои потуги. Его моральное влияние мне поможет еще не раз.

Информация к размышлению:

Одним из переломных моментов в истории Федеративной Республики Германия был 1968 год. Впрочем, этот год был переломным для большинства стран Западной Европы. Он отмечен массовыми студенческими волнениями и демонстрациями. В Германии студенческие демонстрации имели свою специфику в связи с историей Германии, в связи с национал-социализмом. В 1968 году сошлись многие факторы, которые ранее оставались в тени или были табуированы на официальном уровне в ФРГ. Прежде всего это отношение к прошлому. Чем являлся национал-социализм? Почему он возник? Какую ответственность несут за установление национал-социализма нынешние политические деятели Германии?

В 1966 году формируется первая большая коалиция — коалиция между Христианско-демократическим союзом и Социал-демократической партией Германии. Это умеренные центристы, или в терминологии студенчества 1968 года правые силы, и социал-демократические силы. Но канцлером был избран Курт Георг Кизингер от Христианско-демократического союза. И после его избрания начались протесты и разговоры, связанные с тем, что в период национал-социализма он был членом партии.

Получается, что канцлер современной Германии, Федеративной Республики Германия, в прошлом был членом Национал-социалистической рабочей партии Германии, и это уже перестало быть нормальным для молодого поколения. Это вызывало все больше и больше вопросов. Более того, вопросы возникали и к Социал-демократической партии: как могла Социал-демократическая партия пойти на союз с бывшими нацистами? В частности, в этом правительстве «большой коалиции» пост вице-канцлера, то есть второго человека в правительстве, занимал Вилли Брандт — ярый сторонник и деятель антифашистского движения в эмиграции. Как он мог пожимать руку бывшему нацисту?

Немецкое студенчество начинает все больше обсуждать и протестовать. Это происходит в рамках Социалистического союза немецких студентов, аффилированного с СДПГ. СДПГ никак не реагирует на это, что приводит впоследствии к разрыву между радикальными группами студентов левой ориентации и умеренной и политически легитимизированной СДПГ. В 1968 году происходит первое убийство. С официальным визитом в ФРГ прибывает иранский шах. Немецкое студенчество протестует против его визита и против него лично, обвиняя его в диктаторском режиме и в многочисленных незаконных казнях и пытках, которые происходили в тюрьмах Ирана того времени. В результате столкновений с полицией погибает студент, и это вызывает бурю протестов.

В 1968 году происходит принятие чрезвычайных законов, позволяющих федеральному правительству отменять часть демократических свобод, гарантированных конституцией. Все это отсылает к Веймарской республике, к 1933 году, к той самой 48-й статье Веймарской конституции, которая позволяла с помощью чрезвычайных декретов принимать внепарламентские и иногда внеконституционные законы. Опять всплывает тень прошлого. Если сейчас принимают такие законы, то где гарантия того, что не повторится 1933 год?

И наконец, в 1968 году происходит окончательная радикализация студенчества, связанная с протестами против войны во Вьетнаме, которую вели Соединенные Штаты, и против общества потребления. Как говорили студенты, «против потребительского террора», который был развернут в Федеративной Республике Германия. Радикальные группы студентов поджигают торговые центры во Франкфурте, в Западном Берлине, чтобы показать, насколько ничтожным является потребление и общество потребления, которое выстраивается.

Особую роль в радикализации студенческих настроений сыграет Франкфуртская социологическая школа, которая была сформирована еще до 1933 года: Адорно, Хоркхаймер, Маркузе. Многие из представителей Франкфуртской школы вернутся из эмиграции в Федеративную Республику Германия — тот же самый Адорно и Хоркхаймер — и будут руководить этим институтом во Франкфурте. Знаменитая работа Герберта Маркузе «Одномерный человек» становится «библией» студенческого радикализма, как раз направленная против капиталистического общества с его потребительством, отчужденностью, наемным трудом и так далее. Все это приводит к радикализации.

Так как эти радикальные настроения не смогли быть оформлены и каким-то образом институционализированы в рамках существующих легитимных систем (а студенты отказались от сотрудничества с СДПГ, сказав, что они предали идеалы социализма, в том числе приняв знаменитую Годесбергскую программу, которая носила очень либеральный характер), происходит формирование нелегальных организаций. Одной из таких организаций станет «Фракция Красной Армии» (Rote Armee Fraktion, RAF), которая возникнет в 1968 году и просуществует до 1998 года. Это левая террористическая организация, целью которой является очищение ФРГ от приспешников и бывших членов НСДАП — национал-социалистов — и которая утверждает ультралевые идеи.