Игры иерархов (Рейн 7)

Глава 23

Когда человек умирает, его душа уходит к богам. У шибинов — к Восставшему из Бездны. У верных имперцев — к Пресветлой Хейме.

А царство Пресветлой Хеймы, как известно, находится в Верхнем Мире. Там, в облаках, невидимые с земли, плывут зеленые острова, на которых обитают Небесные Лисы; есть среди этих островов и самое любимое место богини — двенадцать горных пиков, обиталище душ благих и святых, избранных ею для жизни в свете…

Только вот мне не досталось ничего, хоть самую малость напоминающего Верхний Мир!

Сперва было падение — но падение странное, наверх. Потом — пустота, а затем — звездное небо.

Звезды в нем оказались куда многочисленней, чем я привык видеть по ночам над Империей, многочисленней, ярче и прекрасней. Под этим звездным небом лежал океан — черный, спокойный, лишь с пробегающей местами мелкой рябью, какая случается не от ветра, а от движения под водой чего-то живого.

Некоторое время я бездумно любовался звездами и океаном, но потом вдруг осознал, что делаю это не глазами. И что глаз у меня нет. И вообще ничего нет. В смысле — тела. Имелось лишь сознание, и каким-то непонятным образом оно умудрялось видеть. А еще слышать — тихий шелест воды и нечто, напоминающее слабую, невероятно далекую музыку.

Может, я мог ощущать и запахи?

Стоило подумать об этом, и на меня повеяло морским соленым бризом.

Странно, ведь вода оставалась гладкой, как черное стекло, а значит, ветра здесь не было.

Едва эта мысль промелькнула, бриз стих, и я ощутил сладковатый цветочный аромат. Потом — терпкий травяной. Потом — аромат свежих булочек с корицей…

Нет, ну хорош! Не надо подбирать то, что мне больше понравится. Я вообще-то хотел узнать, чем тут пахнет реально.

Все запахи разом исчезли, и я как-то неожиданно понял, что для их передачи нужен воздух — тот самый, который должен наполнять легкие, — а здесь, над этим черным океаном, он отсутствовал. Просто он был не нужен — живых существ тут не водилось.

А я?

А я живым уже не был.

В сознании толкнулось сожаление — и сменилось спокойствием. И пониманием. Этот бескрайний черный океан был мною, а я был им. Смерти не существовало. Только вечность.

Сам океан находился вовне, там, куда не было доступа никому из живых — ни людям, ни демонам.

Другой мир.

Как Теневое Королевство, только иначе.

Мое сознание, изначально ощущавшееся как нечто почти плотное, нечто почти материальное, начало меняться, сливаясь с разумной водой, наполняющей тут всё. Это оказался медленный процесс — понятие спешки было океану чуждо. Медленный, неостановимый, неизбежный.

Теперь я видел не только поверхность этого океана, теперь мой взгляд проникал куда глубже, скользя по малым и большим теням, проплывающим в толщах вод, по теням с плавниками и щупальцами, с руками и ногами, с иными формами, которым мое сознание еще не знало имен. Я видел тени погибших флотилий, руины древних городов и целых стран. Я видел затонувшие континенты и…

Слияние меня и океана дрогнуло и остановилось.

Что-то мешало.

По черной поверхности океана плеснула волна — удивление. Такого прежде не случалось. Что-то новое.

Я-океан ощутил любопытство.

Как странно.

Как интересно.

Кто смог?

И зачем?

Слияние пошло вспять — так же медленно и неторопливо. Кто-то там пытался вытянуть мою душу из этого места. Я-океан знал, что могу в любой момент прервать эту попытку. Но зачем? Слияние неизбежно, но так ли уж важно, когда оно произойдет — сегодня, через пять лет, через пятьдесят или через пять тысячелетий? Нет, мне-океану это было совсем неважно. А вот любопытство требовало своего утоления именно сейчас.

Я-океан…

Вернее, нет. Уже нет.

Я-Рейн потянулся к тому неведомому, что пришло сюда за мной. А оно в ответ окутало меня невидимыми и несуществующими сетями и потащило прочь…

Я открыл глаза.

Глаза, которые у меня снова были.

И глаза, и все остальное, что полагалось иметь человеческому телу.

Был я вновь в нашей комнате в дормиториях, только уже не на полу, куда я рухнул, а на своей кровати. За прошедшее время кто-то успел затащить туда мое тело.

Тело это, кстати, ощущало себя вполне неплохо. Даже, я бы сказал, хорошо. А если вспомнить последние моменты жизни, то и вовсе чудесно. Во-первых, нигде ничего не болело. Во-вторых, дышал я нормально и в легких при этом не булькало. И, в-третьих, никакой слабости в руках и ногах, что было бы ожидаемо после болезни, и уж тем более после отравления.

Да, ощущал я себя хорошо, и похоже, что причина этого скорчилась сейчас рядом со мной, вцепившись одной рукой мне в плечо, а другую держа над моим солнечным сплетением. Бинжи — узнал я его с трудом. Все же огонь, облегающий тело подобием солнечного ореола, сильно меняет облик.

Мне вспомнился императорский советник — когда он сопротивлялся ментальному давлению, то алые огни бежали по его коже, одновременно подсвечивая изнутри кости его скелета и особенно черепа. С Бинжи ситуация оказалась похожа, только огонь был белым.

И еще одно отличие — глаза подростка. Я не мог различить в них ни радужной оболочки, ни зрачка, лишь огонь, даже более яркий, чем тот, который окружал тело.

И огонь этот вливался в меня, по ощущениям напоминая жидкий солнечный свет… если такой, конечно, бывает.

— Бинжи, — позвал я и, подняв руку, осторожно похлопал его по плечу. — Я очнулся, слышишь? Хватит тратить магию.

Что-то изменилось в устремленных на меня невидящих глазах, однако поток силы не прекратился.

— Эй, все в порядке. Честно!

Огненные глаза на мгновение прикрылись веками, а когда открылись вновь, сквозь слепящую белизну я уже смог различить очертания радужной оболочки.

— Ты… живой? — голос у подростка звучал чуждо, с иным тембром и иными интонациями.

— Живой, — согласился я, а потом добавил: — Ты меня вытащил.

В этом я был почти уверен. По крайней мере, никаких иных объяснений у меня не было, да и других кандидатов в спасатели не наблюдалось.

— Живой, — повторил Бинжи. — Живой…

Магия, текущая в меня, запнулась.

Веки опустились снова, а когда поднялись, взгляд стал уже нормальным, человеческим. Белый огонь задрожал и погас. Теперь рядом со мной скорчился обычный подросток, только болезненно худой и очень бледный. Похоже, белый огонь действовал на тело как долгий голод. Будто и не было последних недель, когда Бинжи начал есть нормально и перестал напоминать обтянутый кожей скелет…

Последняя мысль была словно толчок в спину перед падением в пропасть. Перед глазами у меня потемнело, а потом реальность сдвинулась.

Шею мне давил ошейник, широкий и тяжелый, из холодного металла, изначально предназначенный вовсе не для ребенка, но переделанный местным кузнецом. Цепь от ошейника шла к каменной стене, к которой был пристроен сарай, и крепилась к железному кольцу, глубоко вмурованному в кладку.

Голод — он был моим постоянным спутником. Зимой к нему добавлялся холод, летом мучила жара. Иногда я думал о том, как хорошо было бы замерзнуть насмерть — заснуть и не проснуться. Но этого так и не случилось. Я будто не мог умереть — ни от холода, ни от постоянной гложущей пустоты под ребрами… Я даже не мог заболеть.

Они кормили меня. Иногда. Нормальной едой редко, чаще — объедками.

Били. Просто так, ни за что.

Оно всё тут было ни за что.

Они говорили, что я был мерзостью. Порождением скверны. Извращением природы. Что я сам был виноват во всем, что со мной происходило. Говорили, что выбьют из меня это врожденное зло и заставят служить человечеству…

А я ненавидел.

Ненавидел их. Каждого по отдельности и всех вместе. Ненавидел то, во что они верили и чему служили. И ненавидел человечество, ради процветания которого мне приходилось страдать.

Ненавидел, ненавидел, ненавидел.

Реальность вернулась, и я резко втянул воздух.

Это… Что это было? Очередной вариант будущего?

Но нет, нет. Там я видел свои руки — тонкие худые запястья, принадлежащие ребенку.

Прошлое?

Вот только моё ли?

Пальцы, форма ногтей на них — нет, эти руки точно были не мои.

Я перевел взгляд на Бинжи, на его ладонь, все еще зависшую над моим солнечным сплетением. Да, там, в видении, были его руки, только меньше.

Это было его прошлое.

Раньше видения чужого прошлого мне не приходили.

Бинжи моего выпадения из реальности не заметил. Похоже, длилось оно совсем недолго.

— Пообещай, что не умрешь, — голос у подростка вновь стал нормальным, привычным, только сейчас слегка подрагивал. — Пообещай!

А потом вдруг разревелся в голос.

— Ну… я постараюсь, — проговорил я, пытаясь его успокоить. — Хватит, хватит. Уже не маленький — лить слезы из-за каждой ерунды.

— Ерунды⁈ — он вскинулся, сердито на меня глядя. — Это не ерунда! Ты умер! По-настоящему, понимаешь? Не дышал, сердце не билось! А внутренности — они все стали как… как кровавая каша. Я не… Я не…

Что именно он «не» уловить я не смог — все звуки потерялись в новой волне рыданий. А потом он весь как-то обмяк, а глаза закатились…

Я торопливо прижал пальцы к шее Бинжи — пульс был, хороший, четкий пульс. Значит, просто потерял сознание.

— Магическое истощение, — проговорил за спиной у меня чужой голос.

Я резко развернулся, одновременно задавшись вопросом, как так получилось, что я не слышал скрипа двери. Наверное, дверь открыли еще до того, как я очнулся, и все это время пришедшие молча стояли на пороге.

Чужой голос принадлежал незнакомому мне пожилому целителю в зеленой мантии, а рядом с ним застыл Теаган.

Вот ведь! И за весь мой разговор с Бинжи никто из них не проронил ни звука, просто слушали.

Хотя, судя по выражению лица Теагана и по тому, с каким видом он смотрел то на меня, то на подростка, был он в состоянии шока. Причем настолько сильном, что даже не попытался надеть ни одну из своих привычных масок.

А вот целитель шокированным не выглядел, скорее заинтригованным.

— Если позволите, юноша, — проговорил он, проходя вглубь комнаты, — я проверю ваше состояние и состояние мальчика, а потом займусь изучением яда.

Я кивнул и сел так, чтобы мне было удобно смотреть в сторону двери — и Теагана, который там так и замер.

— В коридоре кто-то есть? — спросил я его. — В смысле, лишние свидетели?

Он вздрогнул, будто вырванный из транса.

— Там моя охрана. Но я проверю.

Отсутствовал он минуты три. За это время целитель успел изучить мое состояние — «Отлично, юноша, просто отлично! Если бы не знал, никогда бы не поверил, что вас недавно отравили!» — и состояние Бинжи.

Подростка я перенес на его кровать и уложил поудобней. Над ним целитель укоризненно поцокал языком и сообщил, что магическое истощение — это не шутка, и что «талантливому ребенку необходим как минимум недельный полноценный отдых и обильное разнообразное питание». И с тем, и с другим советом я мог только согласиться.

Потом целитель подошел к выложенным на столе отравленным пирожкам, которых, судя по их виду, после меня никто не касался, и начал правой рукой чертить в воздухе руны, все до единой мне незнакомые, и так быстро, что линии предыдущих почти сливались со следующими.

Чем дальше, тем более недоуменным становилось выражение его лица. В середине вычерчивания очередной руны целитель замер с таким видом, будто что-то сообразил, затем поднял обе руки и начал создавать уже не руну, а скорее пиктограмму, напомнившую мне виденные в Городе Мертвых. Когда закончил, она вспыхнула белым огнем и распалась туманом, на мгновение накрыв кулек с пирожками, и карамельные крошки на них заблестели, будто свежие снежинки на солнце.

— Аррахо, — проговорил он недоверчиво. Потом посмотрел на меня. На Бинжи. Снова на меня. На лице его отчетливо читалось: «Нет, не может быть. Чушь какая-то».

— Объясните, — попросил я.

— Хм… Да, юноша, конечно. Аррахо — это очень редкий яд, добываемый из определенного вида тварей Бездны. На вкус он сладкий, поэтому его обычно смешивают с медом или вот, как тут, с сахарной карамелью. Действует очень быстро и противоядия от него не существует. И… Видите ли, человека, отравленного им, спасти невозможно. В принципе. Даже теоретически. Если бы я находился тут, рядом, и вы бы приняли этот яд, я бы ничем уже не смог помочь… Разве что обезболил бы, сделав последние мгновения жизни не такими мучительными… Но… Простите, юноша, если бы вы действительно были отравлены аррахо, вы были бы мертвы.

Я посмотрел на Бинжи, потом на целителя.

— Я и был мертв. И я тоже прошу прощения, но вам придется принести клятву именами обоих богов, что вы никому не расскажете об увиденном здесь.

Целитель заморгал.

— Вы уверены, что умерли? И — клятву? Но тогда… тогда этот талантливый ребенок вас не просто вылечил, а воскресил?.. Но воскрешение мертвых невозможно. Только чудо богини… И я, конечно, слышал, как он говорил о вашей якобы смерти, но, знаете, детям свойственно преувеличивать и драматизировать… Подождите, клятву обоим богам — зачем обоим?

Похоже, целитель никак не мог решить, что тревожит его больше — мое возвращение из мертвых или мое требование.

Вновь открылась дверь, потом закрылась, и Теаган произнес, обращаясь к целителю:

— Боюсь, брат Геррен, вам действительно придется дать эту клятву.

— И еще кое-что, — добавил я, повернувшись к нему. — Ты официально объявишь, что спасти меня все же не удалось. Что я умер и мое тело забрал клан аль-Ифрит для похорон по своему обычаю — для очень скромных семейных похорон, на которые не пригласят никого, кроме ближайших родственников. И мертвым я останусь до тех пор, пока мы не найдем моего убийцу.