Большуха остановилась передо мной и хотела что-то сказать. Однако почти сразу по ее лицу скользнула гримаса, словно вызванная воспоминанием о чем-то неприятном, и она резко повернулась к Цилле.
— Спасибо, что проводила наших гостей. А теперь ступай домой.
Молодая шибинка недоуменно заморгала, но не стала спорить. Лишь кивнула нам на прощание и пошла дальше, вскоре свернув в один из переулков.
Потом большуха повернулась к девочке-подростку:
— Беги к деду, помоги ему по дому.
— Но мам…
— Живо.
Спустя несколько секунд мы остались втроем, если не считать младенца.
— Прошу, заходите, — коротко сказала большуха.
Во дворе она указала Теагану на стоящую под раскидистым деревом скамью:
— Подожди здесь, пока я побеседую с твоим кузеном
И тут же обратилась ко мне:
— Оставь с ним своего демона.
Странная просьба. Впрочем, помощи от Кащи мне сейчас не было бы никакой, так что спорить я не стал и протянул Теагану уже почти высохшего «кролика». Протянул, и только потом подумал, что для иерарха коснуться демона, даже ручного, было, вероятно, кощунством. Однако ни в лице Теагана, ни в движениях не отразилось ни колебаний, ни неприязни. «Кролика» он взял с готовностью и спокойно положил себе на колени.
Кащи приоткрыл один глаз, покосился на Теагана, но тоже ничего не сказал.
В дом мы вошли с большухой вдвоем.
— О чем вы хотели поговорить со мной? — спросил я.
— Погоди, — она сняла перевязь с младенцем, занесла в комнату, где стояла пустая колыбель, положила его туда и вышла, плотно закрыв за собою дверь. — Таким ведь было твое условие — не обсуждать случившееся в присутствии кого бы то ни было.
Да, действительно, я потребовал и от нее, и от двух спасенных подростков клятву молчания. Правда, о младенцах в качестве «кого бы то ни было» я точно не думал. Как, кстати, и о Кащи.
Мы зашли в просторную, хорошо обставленную комнату, которая бы к месту смотрелась даже в доме богатого купца. Сели. Шибинка заговорила почти сразу:
— Освободи меня от клятвы.
— Что? — от неожиданности я моргнул.
— Из-за нее у меня возникли неприятности со старшими. Я не могла объяснить им, куда пропала, почему оказалась в столице человеческой Империи, почему нуждалась в помощи.
Освободить от клятвы? Я ведь и потребовал ее именно потому, что не хотел позволить демонам узнать обо мне и моих способностях — по крайней мере, узнать больше того, что им было уже известно.
— Нет, — сказал я категорично. — Не освобожу.
— Ты! — большуха гневно вскинулась.
— Я спас вашу жизнь, — напомнил я. — Или грех неблагодарности для шибинов больше не существует?
Большуха тяжело выдохнула, ее плечи опустились.
— Существует, — проговорила она. — Мы чтим долг жизни… Но почему ты не хочешь отозвать клятву? Ты ведь сам теперь оказался здесь, еретик по законам Империи, связанный с демоном. Чего тебе опасаться?
— Не отзову, — снова отказался я и добавил: — У меня свои причины.
Шибинка нахмурилась, но больше ничего не сказала. Я молчал тоже. Наконец, после долгой паузы, она вздохнула.
— Ну нет значит нет… Дочь рассказала мне странную историю о том, как вы с кузеном упали с неба. Но человеческие маги неспособны путешествовать через Бездну, срезая пространство. Как вы тут оказались?
— Это заслуга Кащи, — сказал я, и пояснил: — Моего демона. Но не будет ли лучше, если я все расскажу на общем собрании? Цилла говорила, что оно проходит в общинном доме, и что вы его созовете из-за нашего появления.
— Созову, — согласилась большуха, — как раз на закате, когда вернутся охотники… Ладно, расскажешь сразу всем. Тогда ступай вниз к своему кузену. Подождите там, пока я покормлю ребенка. Потом отведу вас.
— Один вопрос, — проговорил я, уже поднимаясь на ноги. Циллу об этом я тоже спрашивал, но она, к сожалению, ответа не знала. — Когда мы с кузеном упали в реку, вода нас не держала и мы сразу пошли ко дну. Почему так?
— А, это магия тишайших, — отозвалась большуха. — Они изменили структуру воды во всех водоемах в округе и наложили на них заклятия притяжения. На нас их магия не действует, но любой чужак, подошедший к реке или озеру, ощутит тягу шагнуть в воду и сразу утонет.
— Но разве обычные люди здесь появляются?
— Это не столько против людей, сколько против бездумных монстров — тех, которые слишком глупы, чтобы служить Божественному, — отозвалась она.
Тут мне подумалось, что Кащи единственный из нас ко дну не пошел, оставшись на поверхности реки. Значит, магия Могильных Гирз посчитала, что он служит Восставшему из Бездны и достаточно разумен.
А еще мне подумалось, что большуха ничего не сказала про имя моего приемного клана. Значит, она все же не знала? Впрочем, даже если знала, с учетом клятвы рассказать никому о нем не могла.
Когда я вернулся во двор, Теаган и Кащи обнаружились там же, где я их оставил. Кащи притворялся спящим, а жрец с задумчивым видом разглядывал единственное ухо «кролика», осторожно водя пальцем по кисточке, которым ухо заканчивалось.
Услышав мои шаги, Теаган поднял голову.
— Забавно, что демонов, имеющих облик фиолетовых кроликов, не существует, — проговорил он. — Твой демон — мимик?
Я задумался. Кащи действительно мог изменять свой облик, но при этом кисточки на его ушах всегда сохранялись. Настоящие же мимики, по идее, менялись полностью.
— Спроси у самого Кащи, — предложил я. Хотя, наверное, говорить с демонами жрецам не полагалось?
— Спрашивал, — неожиданно ответил Теаган. — Молчит.
— Кащи осторожный! — «кролик» открыл глаза и уставился на меня с негодованием. — Кащи очень осторожный! Поэтому Кащи никому ничего не говорит! Пффф!
— Кащи молодец, — отозвался я, пряча улыбку, и сел на скамью рядом.
«Кролик» фыркнул снова, но уже не так возмущенно, вскочил на задние лапки и перепрыгнул ко мне на колени.
— Кащи нужна магия, Кащи совсем-совсем пустой, — опять пожаловался он.
— Потерпи до завтра. К утру мой резерв должен восстановиться, — сказал я ему.
— Ты так уверен, что до утра мы доживем? — негромко спросил Теаган.
— Ну… местные вроде как настроены дружелюбно.
— Вроде как, — согласился он, криво усмехнувшись. — Только вот тишайших мы пока не встречали.
— Может и не встретим? — предположил я оптимистично. В конце концов, каков был шанс, что именно сегодня демоны явятся в свою поднадзорную деревню? — Насчет Кащи. Его истинный облик — это теневая гончая. А уж считаются гончие мимиками или нет — этого я не знаю.
— А в человека он может превратиться? — тут же спросил Теаган.
Хм, мне такая мысль в голову не приходила.
— Кащи, можешь? — спросил я.
— Кащи может, — отозвался тот ворчливо. — Кащи все может, но только если ему дадут много-много ке силы.
Большуха появилась минут через пятнадцать. Младенец опять висел в перевязи у нее на груди и, кажется, спал.
Общинный дом по размеру оказался велик, но весь состоял из одного единственного помещения, способного вместить, как я прикинул, больше тысячи человек. Впрочем, сейчас там собралась едва половина от этого числа. У трех стен в несколько рядов стояли длинные скамейки, у четвертой возвышалась крепко сколоченная деревянная платформа. Народ в основном толпился в центре, стараясь держаться к платформе поближе, и мужчин среди присутствующих было где-то около половины. Значит, охотники вернулись.
Когда мы вошли, толпа тут же уважительно расступилась. Гомон стал громче, но когда большуха поднялась на возвышение, стих.
Она кратко поведала о нашем падении с неба в реку и спасении оттуда. На общинный дом была явно наложена магия, поскольку речь ее разносилась по всему помещению, хотя голос она не напрягала.
Потом поднялся я. Рассказывать придуманную историю вторично оказалось действительно легче; настолько, что несколько раз я даже боролся с искушением добавить к ней еще что-нибудь интересное.
Примерно в середине моего рассказа в дом вошло еще несколько человек. Один из них, заросший неопрятной черной бородой, тут же начал проталкиваться вперед, к помосту, и потом, до самого конца речи, сверлил меня слишком уж внимательным взглядом.
Он меня откуда-то знал? Сам я, как ни пытался, вспомнить бородача не мог.
Или же мы встречались в моей прежней жизни, еще до потери памяти?
Когда я закончил говорить, на помост вновь поднялась большуха.
— Гости поживут у нас три дня. Потом придут старшие и заберут их, как полагается, к Черному Престолу. У кого-то есть возражения?
Устремленный на меня взгляд бородача стал настолько пронзительным, что я уверился — сейчас он что-то скажет. Может, провозгласит меня самозванцем, заявив, что на самом деле я Энхард. Или же назовет Безлицым… Кстати, я понятия не имел, как шибины относились к этим бесклановым бандитам…
Но бородач промолчал так же, как и все остальные.
Может, он меня вовсе не знал, а просто с подозрением относился к новым выходцам из Империи?
А еще интересно, что большуха даже не поинтересовалась нашим мнением насчет будущей поездки к Черному Престолу. Предполагалось, что других вариантов у нас просто нет?
— Всё объявили? Вот и чудесно! — к нам, едва я спустился с помоста, протиснулась улыбающаяся Карисса. — Вам у нас, мальчики, еще три дня жить, так что приглашаю к себе. Дом большой, невестящихся дочерей у меня нет, так что будет вам спокойно.
— Благодарю за приглашение, — сказал я. — Но при чем тут дочери?..
Она рассмеялась.
— При том, что к молодым симпатичным чужакам у девиц интереса куда больше, чем к давно знакомым деревенским парням. Только учтите, если будете с кем из девиц уединяться, мы вас быстро оженим.
— Понял, — сказал я. Женитьба на случайной шибинке в мои жизненные планы точно не входила.
Дом у Кариссы действительно оказался большой, и дочери у нее все же были, целая куча, только совсем мелкие. Появился и ее муж, высокий кряжистый мужчина. Буркнул что-то, похожее на приветствие, и исчез в сарае, откуда сразу же донесся звук рубанка. А я проводил его взглядом, подумав, что и этот шибин, и остальные, увиденные мною в общинном доме, растительность на лице сбривали начисто. Все, кроме того странного бородача.
— Конечно, знаю его, — подтвердила Карисса, когда я спросил. — Он тоже недавно прибыл из Империи. И чем-то он заинтересовал наших старших — они забрали его сразу после клятвы Божественному и привезли сюда. Вот уже три месяца он живет в охотничьей сторожке, но в деревню к нам приходит нечасто. Почему, спрашиваешь? Ну, он маг, как и ты. А у магов, после клятвы, иногда возникают какие-то волнения потоков, и пока все не улягутся, им тяжело жить рядом с людьми… Ты лучше спроси обо всех деталях у старших, я ж не разбираюсь.
Значит, бывший имперский маг… Но нет, даже это уточнение вспомнить его мне не помогло.
За ужином выяснилось, что у Кариссы имелся скрытый мотив нас пригласить — ее живо интересовали особенности имперской женской моды. Длина и крой юбок и брюк, высота и форма каблуков, популярные расцветки тканей, мотивы узоров вышивки — и сотни других мелочей, на которые я никогда не обращал особого внимания. А вот теперь приходилось мучиться, выуживая все это из возмущенной памяти.
Теаган же от расспросов Кариссы умело открутился и теперь чуть заметно усмехался, наблюдая за моими страданиями.
Еще за ужином я обратил внимание на одну из дочерей Кариссы. Было бы сложно не обратить. Если и сама шибинка, и ее муж были белокожи и кудрявы, то у девочки волосы были прямые и черные, а кожа — на несколько тонов смуглее. Но спросить напрямую, почему она так от них отличалась, казалось неловко.
После ужина остальные сестры разбежались по своим делам, а черноволосая осталась. Притащила откуда-то кучу цветов и села на коврике в углу плести венок. Но то и дело тревожно вскидывала голову, смотрела на мать с отцом, успокаивалась и плела дальше.
— Это наш приемыш, — вполголоса сказала Карисса, заметив, что я смотрю на девочку. — Единственная выжила в своей деревне. Та находилась недалеко от пограничья, ну и клановцы на них вышли. Сперва их хранителей убили, а потом и людей. А Милли, — она кивнула на ребенка, — успела спрятаться в подпол, из которого до леса вел тайный ход. Там, в лесу, ее через несколько дней нашли наши старшие и привели к нам в деревню. Мы с мужем тогда решили — пусть у нас еще одна дочка будет.
Поток вопросов Кариссы про женскую моду наконец иссяк, и теперь ее расспрашивал уже я — об обыденной жизни шибинов. Выяснилось, например, что они уже несколько лет как вели дела с Гаргунгольмом — и именно туда, с торговым караваном, уехали ее старшие сыновья.
— Это все большуха, — с гордостью объясняла Карисса. — Она только-только мужа взяла да в собственный дом переехала, когда старшие ее заметили и нам всем заявили — мол, выбирайте ее главной, не пожалеете. И что ты думаешь? У большухи у нашей оказалось просто волшебное чутье на то, где можно заработать денег. Сперва придумала продавать редкие целебные грибы — у нас-то их тьма растет, а вот севернее их вообще нет. Потом раздобыла рецепт настойки на грозовых травах — мы ее теперь в пять городов поставляем. А там и вовсе решила с гаргунами торговать. С ними сложно, они даже от старших наособицу держатся, не желают общаться, но она и к ним подход нашла…
— Почему ты такой грустный? — перебив Кариссу, спросил тоненький голосок. Я повернулся — но спрашивали не меня. Милли смотрела на Теагана. Все это время он слушал наш разговор и, как по мне, грустным вовсе не выглядел. Выражение его лица было привычным доброжелательно-нейтральным, но девочке отчего-то показалось иначе.
Теаган, тоже не ожидавший вопроса, недоуменно моргнул.
— Ты, наверное, по дому скучаешь? — продолжила девочка.
Теаган ответил не сразу.
— Да, — проговорил он наконец. — Скучаю.
— Я тоже, — Милли вздохнула. Потом подошла к месту, на котором сидела, взяла уже сплетенный венок и, вернувшись, с торжественным видом надела Теагану на шею. — Не грусти! — велела.
Я посмотрел на Теагана. Выражение его лица стало абсолютно нечитаемым и даже отдаленно понять, о чем он думает, было невозможно.