Инженер. Система против монстров – 3

Глава 20 Гром

Я на секунду замер, держа в руке банку с зелёным горошком. Вопрос был настолько неожиданным, настолько… мирным, что на мгновение выбил меня из колеи.

— Не знаю, — честно ответил я, возвращаясь к своему занятию. — Вероятность этого была крайне мала. Мы жили в разных мирах, Искра.

— Ну, а ты представь, — не унималась она. — Просто пофантазируй. Вот, например, я бы зашла в какой-нибудь бар. Вся такая… в коже, с яркой помадой, немного нагловатая. А ты бы сидел за стойкой. Один. Пил бы какой-нибудь свой… крафтовый сидр. Или что там пьют умные мальчики-инженеры?

— Пиво, — буркнул я и как раз засунул в инвентарь несколько банок для берсерков и остальных. — Скорее всего, тёмное.

— Вот! — обрадовалась она. — Ты сидишь, пьёшь тёмное пиво. Один. Весь такой из себя серьёзный, думаешь о сопромате и термодинамике. А тут я. Подсаживаюсь рядом и говорю: «Эй, красавчик, угостишь даму выпивкой? А то у меня деньги кончились, а веселье только начинается». Соврала бы, конечно. Денег у меня всегда было больше, чем я могла потратить. Но не суть. Что бы ты сделал?

Я на мгновение задумался, представив эту картину. Образ оказался настолько ярким, что почти заставил усмехнуться.

— Скорее всего, — медленно проговорил я, отправляя в инвентарь очередную пачку чипсов, — я бы посмотрел на тебя, хмыкнул и сказал, что приличные девушки не стреляют выпивку у незнакомых парней. А потом всё-таки угостил бы. Просто из любопытства.

Искра рассмеялась. Звонко, искренне, с полным наплевательством к безопасности. Этот смех, отражаясь от пыльных полок и разбитых витрин, показался чем-то инородным, чем-то из другого мира.

— Из любопытства, значит? — она подошла ближе, её глаза блестели. — А что бы случилось дальше?

— Дальше? — я повернулся к ней, на мгновение отвлёкшись от поисков. — Дальше ты бы начала рассказывать какую-нибудь невероятную историю о том, как сбежала с собственной свадьбы или проиграла в карты состояние своего отца. А я бы сидел, слушал, и пытался понять, где ты врёшь, а где нет.

— А я бы не соврала ни слова! Честно! — с жаром возразила она, подходя ещё ближе и заглядывая мне в глаза. — Я бы рассказала тебе, что учусь на журналиста, но на самом деле мечтаю стать рок-звездой или участвовать в фаер-шоу. Что пишу стихи, которые никому не показываю. Что ни парня, ни жениха у меня нет. И что ненавижу оливки. А ты? Что бы ты рассказал о себе?

Её лицо было совсем близко. Я видел смешливые искорки в её глазах, чувствовал лёгкий запах газировки и дезодоранта. Мой методичный сбор припасов был окончательно и бесповоротно прерван.

— Я бы, наверное, промолчал, — честно ответил ей. — А потом рассказал бы какой-нибудь дурацкий анекдот про инженеров. Или начал бы объяснять тебе, почему пиво, которое мы пьём, имеет такой насыщенный вкус с точки зрения химии и технологии пивоварения.

— Зануда, — вынесла она вердикт, но в голосе её не было и тени осуждения. Только тёплая, весёлая насмешка. — Ты был бы невыносимым занудой. И я бы, наверное, влюбилась в тебя с первого взгляда.

Она произнесла это так просто, так обыденно, будто говорила о погоде. Но эти слова повисли в густом, пыльном воздухе магазина, и он вдруг стал наэлектризованным. Я почувствовал, как что-то внутри меня дрогнуло, как напряжение последних дней, всего этого бесконечного кошмара, на мгновение отступило, вытесненное чем-то тёплым и почти забытым.

— А потом? — шёпотом спросил я, сам не до конца понимая, почему продолжаю эту игру.

— А потом мы бы вышли из бара, — так же шёпотом ответила она. — И пошли бы гулять по ночной Москве. Ты бы рассказывал мне о звёздах, которых совсем не видно из-за городского освещения, и о том, как устроены двигатели самолётов, которые пролетают над нами. А я бы смеялась и говорила, что ты самый умный зануда на свете. Мы бы дошли до Красной площади, и там, под бой курантов, ты бы меня поцеловал.

Её фантазия была такой живой, такой реальной, что я почти увидел это. Ночная Москва, огни, гул машин, смех… Мир, которого больше нет. Мир, который мы потеряли. И от этого стало невыносимо горько.

— Красивая сказка, — тихо сказал я.

— Да, — она вздохнула, и её весёлость на миг угасла. — Красивая. Но у нас есть только это. Только здесь и сейчас.

И она сделала последний шаг, сократив разделявшее нас расстояние до нуля.

Её руки легли мне на плечи, а губы коснулись моих.

Поцелуй получился нежным, но слегка горьким, полным тоски по несбывшемуся. В нём сконцентрировалась вся хрупкость этого момента, этого короткого затишья посреди вечной войны. Мы целовались так, будто пытались удержать, закрепить эту секунду, не дать ей раствориться в рёве дизельного двигателя, в запахе солярки, в неизбежности следующего боя.

Я обнял её за талию и прижал к себе. На мгновение позволил нам обоим забыть обо всём. О «Метке», о Вестнике, о том, что за стенами этого магазина нас ждёт мир, кишащий чудовищами. В этот момент существовали только мы. Двое выживших, укравших у апокалипсиса несколько минут тишины и нежности.

За окном продолжался мерный скрип насоса и глухие удары канистр. Наши товарищи работали, обеспечивая нам возможность двигаться дальше. А мы стояли здесь, посреди разрухи, и целовались, хотя следовало быстро собрать припасы и возвращаться.

Искра отстранилась первой, тяжело дыша. Её щёки раскраснелись, а в глазах стояли слёзы.

— Надо идти, — прошептала она, быстро моргая.

— Да, — так же тихо ответил я. — Надо.

Она смахнула слёзы тыльной стороной ладони. На её лице снова появилась привычная, немного дерзкая усмешка.

— Пойдём, поможем нашим качкам, — добавила она. — А то они там, наверное, уже надорвались без нас, бедняжки.

Она развернулась и, виляя бёдрами, направилась к выходу, оставив меня одного в тишине магазина. Я ещё секунду постоял, глядя ей вслед, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Потом провёл пальцами по подбородку.

Сказка закончилась. Пора возвращаться в реальность.

Тряхнул головой, отгоняя наваждение, и быстро прошёлся по оставшимся полкам, скидывая в инвентарь последние уцелевшие припасы. Затем, перебросив вперёд пневмат, вышел из магазина.

Борис снял футболку и остался в одной майке, демонстрируя бугрящиеся мышцы. Он мерно качал рычаг насоса. Его лицо блестело от пота, но дыхание оставалось ровным. Рядом Медведь таскал канистры к БТРу, где Руль принимал их и заливал топливо в баки. Работа кипела, слаженная и эффективная, как на хорошо отлаженном конвейере.

— Боря, — окликнул я. — У нас теперь пиво есть. Сейчас дальше поедем, холодильник запущу.

— О! Ништяк! — обрадовался тот и продолжил работать.

Я вышел из-под тени навеса и посмотрел на небо… Спокойное и безмятежное, лишь слегка подёрнутое облаками… А потом оглянулся. И сразу же чуть не споткнулся на ровном месте! На фоне ясного неба, прямо над крышей заправки, висела фигура.

Вестник.

Полупрозрачный силуэт в капюшоне. Свободные одежды, развевающиеся на ветру или сами по себе. Он не летел, не парил. Он просто находился там. Присутствовал. Как ошибка в коде, которую невозможно исправить. От него не исходило ни звука, ни угрозы. Но стоило его пустым глазницам посмотреть мне в лицо, как я ощутил его присутствие всем своим существом. Возникло чувство абсолютной неправильности, иррационального, леденящего ужаса.

В прошлый раз его появление предшествовало атаке Серпорезов. Целенаправленной, хирургически точной атаке на меня. Эта тварь — маркер. Предзнаменование. Чёрная метка, которой меня наградило Бесформенное.

Холодный пот прошиб меня.

— Варягин! — заорал я, не отрывая взгляда от неба. — Тревога!

Борис вздрогнул и чуть не выронил насос, Медведь тоже обернулся, как и остальные. Командир, как раз недавно вылезший подышать, мгновенно посмотрел на меня.

— Что такое, Иванов? Мутанты?

— Хуже! — я указал пальцем в небо. — Вон! Смотрите!

Варягин и Искра одновременно подняли головы.

— Где? — непонимающе спросил паладин. — Я ничего не вижу.

— И я, — подтвердила девушка и покосилась на меня, всё поняв.

Чёрт! Они его не видят! Как и в прошлый раз! Только я!

— Короче, командир, нужно немедленно уезжать! — тяжело дыша, сказал я.

Варягин посмотрел на меня. Брови сдвинулись, в глазах отразилось сомнение. Но он профессионал, а такие доверяют чутью своих бойцов, особенно тех, кто уже доказал свою правоту.

— Сворачиваемся! — рявкнул он. — Борис, Медведь, Руль, бросайте всё! Сколько залили?

— Около двухсот литров, командир! — крикнул Руль. — Хватит, чтобы убраться отсюда подальше!

— Живо все в машину! Убрать насос! Быстро!

Команда засуетилась. Канистры и насос запихнули в БТР. Борис и Медведь, подхватив оружие, уже неслись к десантному отсеку. Искра схватила меня за руку и тихо спросила:

— Лёша, что ты там увидел? Это как в торговом центре?

— Да, это оно, — коротко ответил я и скорее запихнул её в машину. Забрался следом.

Дверь с лязгом захлопнулась. Двигатель взревел, и БТР выехал с заправки на Мосфильмовскую улицу, набирая скорость. Я посмотрел в триплекс. Разглядеть что-то было трудно, но я всё же заметил его. Точнее, заметил, как он исчезает.

Фигура в небе начала медленно таять, растворяясь в пространстве, словно её никогда и не было. Я тяжело сглотнул и выдохнул. Возможно, мы только что успешно сбежали из ловушки. Если эта тварь нулевого уровня призвала каких-то мутантов к заправке, то они вряд ли нас догонят. Разве что очень быстрые, летающие или… если их много.

И… ЧЁРТ! ЧЁРТ! ЧЁРТ!!!!!!

Началось!!!

Сначала из переулков, из-за брошенных машин, из разбитых витрин магазинов, подъездов и метро начали выползать обычные мутанты первого-второго уровня, Мутировавшие Псы и Шипохвосты. Люди, собаки и кошки. Стандартный набор городских жителей.

Десятки мутантов. Они мчались на рёв нашего дизеля, как мотыльки на свет.

— Сокол, работай! — скомандовал Варягин.

Башенный пулемёт загрохотал. Крупнокалиберные пули разрывали тварей на куски, превращая их в кровавое месиво. БТР шёл напролом, давя тех, кто подбирался слишком близко. Началась очередная бойня, как возле Кремля.

— Сокол, сзади три наглых пса! — раздался голос Варягина.

Наводчик развернул башню, КПВТ ударил короткими, злыми очередями по собачьим мордам. Но их было слишком много. Они не представляли угрозы для брони, но их количество замедляло нас. И в этом вся соль.

Не думаю, что Вестник явился, чтобы натравить на нас эту мелочь. Это только разогрев.

— Руль, быстрее! — заорал я в шлемофон. — Нужно немедленно прорваться! Они просто задерживают нас!

И тут мы услышали приближение чего-то крупного.

Глухой звук, но такой мощности, что по корпусу БТР прошла дрожь.

ТУМ!

Звук чудовищного удара, от которого подпрыгнули машины на обочине.

ТУУМ!

Снова. Ближе. Что-то огромное, невероятно тяжёлое, передвигалось прыжками. Каждый прыжок, как удар гигантского молота по земле.

— Что за хрень⁈ — выдохнул Руль.

ТУДУМ! ТУДУМ! ТУДУМ!

Впереди, метрах в двухстах, нагромождение брошенных машин взлетело в воздух, словно кегли в боулинге. Из облака пыли и осколков на проезжую часть выпрыгнуло чудовище.

Громорог — Уровень 35

Я видел носорогов только в документальных фильмах. Но даже самый крупный африканский носорог показался бы карликом рядом с этой тварью. Гора мышц, ярости и брони, высотой с двухэтажный дом. Шкура, покрытая костяными пластинами, выглядела непробиваемой. Ноги-тумбы заканчивались массивными копытами. Те на каждом скачке оставляли трещины в асфальте. А на его морде… на его морде красовался рог. Огромный, толщиной с телеграфный столб или больше, заострённый на конце. Он тускло светился изнутри багровым светом.

Мутант остановился, втянул воздух огромными ноздрями и издал рёв, от которого задрожали стёкла в уцелевших окнах. Его маленькие, налитые кровью глазки сфокусировались на нашем БТРе.

Он опустил голову, выставив вперёд светящийся рог. Начал рыть копытом землю, а затем рванул вперёд. Живой, бронированный таран весом в десятки тонн, несущийся на нас с неумолимостью локомотива.

— Руль, уходи! — заорал Варягин. — Вправо, во дворы! Сокол, огонь!

Дистанция сокращалась с чудовищной скоростью.

— Не успею! — крикнул водитель. — Держитесь!

Я вцепился в поручень. Ни единой секунды не осталось, чтобы сделать хоть что-то.

БАБАХ!

Мою голову дёрнуло так, что мозг расплющился о черепную коробку. Послышался визг рвущегося, сминаемого металла. Удар прокатился по всему корпусы бронетранспортёра, по нашим позвоночникам, вышиб воздух из лёгких.

И отправил нас в полёт.

БТР подбросило. Пятнадцать тонн стали, оружия, топлива и людей взлетели в воздух, будто игрушечная машинка, которую пнул великан. На долю секунды наступила невесомость. Абсолютная, сюрреалистическая тишина и невесомость. Тела моих товарищей, как тряпичные куклы, оторвались от сидений и поплыли в тесном пространстве десантного отсека. Я увидел перекошенное от ужаса лицо Веры, пролетевшее в сантиметре от моего, разинутый в беззвучном крике рот Бориса, мелькнувшие в воздухе фантики от конфет, чей-то пистолет.

А потом мы начали падать. Кишки стянулись в тугой узел.

ТЫДЫЩ!!!

Последовал чудовищный удар о землю. Бронетранспортёр рухнул на крышу. Все, кто находился в воздухе, с силой грохнулись на потолок, который теперь стал полом. Моя голова с глухим стуком ударилась о какой-то выступ. Мир померк, в глазах взорвались тысячи белых звёзд. Боль пронзила затылок, острая, тошнотворная.

Но это только начало.

БТР не остановился. Он покатился, начал переворачиваться. Теперь мы полетели к боковой стене. Я врезался в неё плечом, сустав сместился. Вспышка дикой боли. Рядом с криком впечаталась в броню Искра. Её голова мотнулась, ударившись о металлический поручень. Она обмякла.

— СУКА-А-А-А-А-А-А-А!!!

Это кричал Сокол. Его голос, искажённый и усиленный шлемофоном, доносился из башни. Он сидел там один, в тесном пространстве, превратившемся в центрифугу. Но ему повезло, что не погиб, ведь башня наверняка деформировалась.

Второй переворот. Нас швырнуло на противоположную стену. Я упал на кого-то мягкого, кажется, на Медведя. Его огромное тело смягчило удар, но тут же сверху на меня рухнул Борис. Я оказался зажат между двумя берсерками, двумя горами мышц, которые сами превратились в неуправляемые снаряды. Задыхался, рёбра трещали. Скрежет металла снаружи стал ещё громче. Слышал, как отрываются бронелисты, как сминаются шипы, как лопаются триплексы.

Третий переворот. Снова потолок, снова пол. На этот раз я успел сгруппироваться, но сверху что-то тяжело ударило по ногам. Взвыл от боли. Крик Сокола оборвался. Так же внезапно, как и начался.

И наконец, после вечности боли и хаоса, всё прекратилось.

С последним, оглушительным ударом БТР замер, завалившись на правый бок.

Наступила тишина. В ушах барабанила кровь, во рту ощущался солоноватый привкус. Всё тело ныло, как после тяжёлого избиения. Кабину наполнили стоны, тяжёлое, прерывистое дыхание и тихий, мерный звук капающей жидкости. Кап. Кап. Кап.

Запах солярки заполнил отсек удушливым облаком.

— Все… живы? — раздался хриплый голос Варягина.

Я попытался пошевелиться. Левая рука не слушалась, плечо горело огнём. Ноги гудели от боли.

— Жив, — прохрипел я, с трудом выталкивая слова.

— Жива… — еле слышно простонала рядом Искра. Я повернул голову. Она лежала в неестественной позе, прижатая к стене, из рассечённой брови текла струйка крови.

— Я… вроде в порядке, — пробасил Медведь.

Борис зашевелился и с натужным стоном перекатился на бок.

— Нормально… — выдохнул он. — Как в стиральной машине побывали, блин.

Постепенно отзывались и другие. Женя, Фокусник, Тень. Все были побиты, контужены, ранены, но живы. Олег Петрович стонал, держась за голову. Вера тихо плакала, Алина сжимала губы и хваталась за ушибленный локоть.

— Олеся! — с тревогой позвал Варягин.

— Папа… я тут, — донёсся тоненький, испуганный голосок. — Я не ушиблась. Мики не позволил, он ловкий.

Я посмотрел в тот угол. Хвостокрут сидел с девочкой в обнимку и поскуливал. Глаза стали дикими, испуганными. Уши стояли торчком, он часто дышал. Олеся побледнела, но не пострадала.

Все, кроме двоих, отозвались.

— Сокол? — позвал Варягин. — Сокол, ответь!

Никакого ответа из башни не последовало.

— Руль? — снова позвал командир.