Колыбельная для ночницы

Глава 17

Ослепленная светом, Зося зажмурилась, но ожидаемого взрыва не последовало. Огненный шар завис перед стеклом, и кто-то невидимый ловко набросил на него темную тряпку. Повалил дым, завоняло палёным, а потом Таня, словно спохватившись, резко хлопнула в ладоши, заставив шар рассыпаться пеплом.

— Эмоции — зло! Правда, Зоська? — тяжело дыша, Таня повернулась к подруге. — Я, кажется, немного увлеклась… Ты сама-то как? В порядке?

— Я… не знаю… наверное… — пробормотала сбитая с толку Зося. — Только в голове туман какой-то… И цветок! Я потеряла цветок! Цикламен!

Зося снова растерянно заозиралась вокруг, а Таня не спешила объяснить подруге — что происходит.

Сконцентрировав внимание на зеркале, она поводила руками над стеклом, и его поверхность постепенно затянуло чем-то похожим на плотную сетку.

— Так будет лучше. А тебе спасибо за идею. И вообще — спасибо. За всё. — поблагодарила Таня непонятно кого, и в ответ послышался вздох. — Мы зеркало с собой прихватим. Как Чура и предлагала. А Петька пока поторчит у тебя.

Снова вздох.

— Петька? — изумилась Зося, едва не упустив обнаруженный на полу странно знакомый вязанный платочек. — Петька — здесь??

— Здесь. Куда ему деться. Каменным чурбаном в нише торчит. Никуда не убежит.

— Каменным?! Чурбаном!.. Но как же…

— Ау, дзейка! — вдруг донеслось из платка сквозь лёгкую трескотню помех. — Что там у вас? Получилось у тебя? Вытащила подружку?

— Чура?.. Баба Чура! — ахнула Зося и поднесла платок поближе к лицу, словно надеялась увидеть говорящую с ней бабку.

— Какая я тебе баба! — фыркнул голос насмешливо, и Зося немедленно покраснела, вспомнив, насколько Чура изменилась внешне.

Её голос пробудил память, и Зося вспомнила всё!

Пустой холодный коридор, скользящие по стенам жуткие тени, плачущую малышку с медвежонком, разговор Андрея и Полины…

Значит, всё это произошло в действительности, а не приснилось ей!

— Что с девочкой, Тань? — Зося неловко поднялась и покачнулась. Сил почти не осталось, и если бы не поддержка Тани, Зося точно бы упала.

— Все хорошо. Девчонка давно дома. — Таня легонько встряхнула Зосю и положила ей руку на лоб. — Не дёргайся. Потерпи. Будет немного неприятно.

— Что ты… делаешь? — охнула Зося, когда кожу больно закололо иголками.

— Восстанавливаю твой потенциал. Да стой ты спокойно! Я почти закончила.

Таня была какая-то странная. Что-то сильно изменилось в ней с тех пор, когда они виделись. Голос немного погрубел, во взгляде появилась жёсткость, а на дне зрачков иногда вспыхивали красные огоньки.

Сейчас они разгорелись сильнее, и коже под Таниной ладонью сделалось горячо.

Таня сморгнула и огни пропали, а Зося вдруг почувствовала, что к ней возвращаются силы.

— Спасибо, Тань! Как это у тебя получилось? — восхитилась Зося.

— Не спрашивай. Не важно. Переходим к завершающей части плана. Берём зеркало и валим в деревню.

— А… Петя? Мы его бросим здесь??

— За Петькой пока присмотрит здань. А потом решим, что с ним делать.

— Здань? — слово было Зосе незнакомо.

— Здань.

Видя замешательство Зоси, Таня сжалилась и объяснила, что здань — призрак бывшего хозяина дома.

— Давным-давно жили были два братца, и повздорили они из-за наследства со всеми вытекающими. Ну, ты понимаешь.

— Поэтому у дома плохая слава?

— Ну да. Сама посуди — кому понравится торчать в заточении, да еще невидимкой.

— Полина говорила, что дому нужна энергия живых!

— Я поначалу тоже так думала. Только ошибалась. На самом деле энергия живых нужна зеркалу.

— А дом…

— Все эти годы дом страдал без тепла и людей. Но когда здесь обосновались сестрички — всё стало гораздо хуже!

Рядом вздохнуло, и кто-то коснулся Зосиной руки, будто бы приветствуя девушку.

— Это здань с тобой здоровается. Будь вежливой. Ответь.

— Привет, — пробормотала Зося. — Как поживаете?

— Глупый вопрос!

— Вас… можно увидеть?

— Нельзя! — ответила за невидимку Таня. — Заканчивай базар, Зоська. Нам нужно отправляться.

— Не груби, Тань! Ты… какая-то не такая…

— Какая — не такая? — перекривила Таня Зосю и, примерившись, осторожно приподняла зеркало. — Тяжелое, зараза. Ничего. Удержу.

— Давай помогу! — Зоя шагнула к подруге, но Таня заорала:

— Не подходи!

И уже чуть спокойнее добавила:

— Справлюсь сама. Держись в стороне, Зоська. Меня может переклинить.

— Х-хорошо… — Зосю неприятно поразил тон подруги, но она благоразумно решила не заострять на этом внимание. — Мы сейчас прямо в деревню?

— Ага.

— Это обязательно? Я бы не хотела снова увидеть Филониду Паисьевну… и всех остальных…

— Обязательно. Мне нужно довести ритуал до логического завершения. Авигея и сестрицы нас заждались.

— Близнецы в Патрикевичах??

— Ага. Я их укротила до полночи. Нужно торопиться.

— И что ты собираешься делать дальше?

— Не я. Ты. Ты споешь им колыбельную. Чтобы усыпить.

Зося подумала, что ослышалась. Она? Она должна спеть? Но — что??

От ужаса вспотели ладони, и Зося непроизвольно протёрла их платком Чуры.

Она не сможет… она не знает — что нужно спеть!

Она не сможет подобрать нужных слов и сорвет ритуал! Подведёт Таню!

Что делать?

Признаться или смолчать??

Таня так надеется на неё! Не знает, что нет никакой колыбельной для ночницы!

Нужно признаться. Сказать. И лучше это сделать сейчас.

— Ну что вы там топчитеся?? — раздраженно донеслось из платка. — Солнце давно закатилось! Времени совсем трохи осталося, а они никак не наговорятся!

— Уже летим! — пропыхтела Таня, поддерживая зеркало коленом. — Зоська, видишь вон тот прутик у стены? Мне его Чура дала…

— На желание. — кивнула Зося. — У меня тоже был такой.

— Вот и славно. Значит, ты знаешь, что нужно делать.

— Кажется… кажется, знаю.

— Тогда командуй.

— Может лучше ты сама?

— У меня руки заняты! Делай, что тебе говорят! — прикрикнула Таня, а в глазах промелькнули красные искры.

Зося поспешно подняла прутик, поводила им вокруг себя, представляя дом бабки Филониды. И на всякий случай прошептала, что им с Таней нужно попасть в Патрикевичи.

Прутик исправно сработал.

Зося успела услышать печальный вздох зданя, а потом поняла, что стоит в темных холодных сенях Филонидиного дома.

— Проходи, — Таня подтолкнула её в спину. — У меня сейчас руки отвалятся!

Зося поспешно шмыгнула в дверь, и едва не вскрикнула, заметив стоящих по углам комнаты сестёр. Черные кружева Полины, и костюм Владиславы словно припорошило пылью, пряди волос переплела паутина, на бледных лицах полосами лежали тени. И только глаза оставались живыми и яркими и с ненавистью смотрели на вошедших.

Возле стола завозилась, захлопала крыльями курнеля.

— Привет… — зачем-то поздоровалась с ней Зося.

Курнеля вскинувшись, попыталась что-то ответить, но не позволила веревочка, плотно обхватывающая шею птицы.

Курнеля не сводила с Зоси поблёскивающих бусинок-глаз и резко помахивала пышным хвостом совсем как раздраженная кошка.

— Внучек… лисуна приведет… — донеслось до Зоси слабое шипение.

Лисуна… Лисуна??

Не ступи в лисунов след, иначе… — немедленно вспомнилось Зосе.

Сердце заколотилось так отчаянно, что она прижала руку к груди, пытаясь совладать со страхом.

— Авигея в соседней комнате. — как ни в чем не бывало сообщила ей Таня. — Сейчас приготовлю всё здесь, и пойдём к ней.

Таня положила зеркало на пол и потрясла затекшими руками. Из-за печи тут же прозвучала длинная треть — цвыркун поприветствовал вернувшихся девушек.

— Потерпи. Уже немного осталось… — подбодрила его Таня. — Андрюха не беспокоил больше? Лисуна не приводил?

Курнеля немедленно дёрнулась и что-то прохрипела,

А цвыркун протрещал коротко и резко.

— Не приводил, значит. Это хорошо. — усмехнулась Таня. — Плохое задание ты подкинула внучку, Прасковья.

— А если он придёт… Андрей? — голос подвел Зосю, и она прокашлялась.

— Если придёт — встретим. — хмыкнула Таня. — Иди сюда. Подержи зеркало. Оно должно стоять вертикально.

Зося послушно подошла, а в голове настойчиво твердило: «Признайся, пока не стало поздно! Признайся, что не знаешь никакой колыбельной! Признайся! Признайся! Признайся!»

— Тань… — почти беззвучно шепнула Зося, но Таня велела ей заткнуться.

— Вроде бы ровно… Удержится… Отпускай его, Зоська.

Зося послушно убрала руки, а зеркало так и осталось стоять.

Зося только теперь разглядела, что оно двустороннее.

Таня расположила зеркало по центру комнаты, повернув таким образом, чтобы обе сестрицы оказались перед ним.

— Вот и всё, девоньки. — промурлыкала Таня. — Сейчас будем прощаться. Я бы и Прасковью с вами отправила, но её зеркало не примет.

Курнеля издала сиплый звук, цвыркун разразился длинной трелью, а Таня довольно рассмеялась.

Смех прозвучал как карканье. И Зосе показалось, что фигура подруги изменилась! Сделалась ниже и грузнее, а рыжие волосы — побелели!

— Ударь её! — прохрипела Чура из платка. — Ударь, пока совсем не обратилася!

Ударить… ударить? Но — как?

— По шчокам! По шчокам хлестай! — закричала Чура.

И Таня услышала это, обернулась.

В глазах подруги плясали красные всполохи. Черты лица расплылись.

Встретившись с Зосей глазами, Таня ухмыльнулась и прищёлкнула пальцами, мгновенно обездвижив её.

— По шчокам! — донеслось в последний раз, а потом Таня разорвала платочек.

И в этот момент на неё прыгнул цвыркун. Силенок у него было маловато, но он старался как мог — царапал Танино лицо лапками, не переставая отчаянно стрекотать.

Не ожидавшая нападения Таня отвлеклась, и чары ослабели.

Зося рванулась к ней и влепила смачную пощечину.

Цвыркун отлетел куда-то в сторону, а Зося в исступлении продолжала бить Таню по щекам.

— Хватит… — выдохнула Таня и потерла побагровевшее лицо. — Хватит, Зоська. Я вернулась.

— Что это было? Что происходит? — Зосю потряхивало от ужаса. — Ты превращаешься? Превращаешься?? В кого??

— Вроде того. Немножко утратила контроль. Увлеклась.

— В ведьму… — просипела довольная курнеля. — В ведьму-у-у. А полночь — вот она. Близёхонько-о-о…

— Я контролирую себя. Не бойся. Я справлюсь. — Таня попыталась улыбнуться Зосе. — Теперь твой ход. Поторопись!

Схватив Зосю за руку, она потянула её в следующую комнату, прямо к застывшей неподвижно Авигее-ночнице.

Старуха съёжилась и выглядела такой несчастной, что Зося невольно пожалела её.

— Филонида Паисьевна… — шепнула онемевшими от волнения губами. — Как вы себя чувствуете? Вам больно?

Ответить бабка не могла, у неё лишь заблестели глаза и по щеке покатилась одинокая слезинка.

— Филонида Паисьевна, как вам помочь?

— Глупее вопроса не могла придумать? — разозлилась стоящая позади Таня. — Это уже не Филонида. Не думай о том, что причинишь ей вред. Филониды больше нет. Перед тобой Авигея!

Бабка не отводила взгляд, и столько страдания было в нём, столько боли!

— Филонида Паисьевна… — Зося потянулась к бабке, и Таня ударила её по руке.

— Не ведись, идиотка! Действуй! Время пошло!

— Филонида Паисьевна… вы помните меня? — повторила Зося шепотом. — И сестёр, и Петьку — помните?

Бабка моргнула, теряя слезинки, и Зося снова пожалела её — одинокую и никому не нужную сейчас. Если Филонида слышит, если реагирует на слова — возможно ещё не всё потеряно? Не всё так плохо, как кажется?

— Время, Зоська! — Таня подтолкнула Зосю в плечо. — Не распускай сопли! Сосредоточься!

— Таня, подожди… Мне кажется, она слышит… Слышит нас! И всё понимает!

— Тебя это не должно волновать! Чем быстрее она загнется — тем лучше.

— Как ты можешь так говорить? Она же живая! Это живой человек!

— Это не человек, а оболочка от него! Соберись, Зоська. Не вынуждай меня применить силу!

Зося даже не повернула головы, всё смотрела, как бабка обреченно прикрыла глаза, а из-под век так и продолжали сочиться слезы.

— Филонида Паисьевна, — Зося говорила тихо, будто сама с собой. — В ту ночь была гроза… Помните, Филонида Паисьевна? Вы оставили нас здесь… Меня, девчонок и Петю… не отпустили в лес… накормили… обогрели… дали всем по куколке… маковушке… обернули лоскутками маковые стебельки с коробочками-головками, и внутри каждой шуршали и перекатывались зернышки…

В комнате сделалось вдруг очень тихо. Зося не слышала больше Таниных угроз, она словно перенеслась в прошлое, в то время, о котором говорила.

Почувствовала в руке лёгкость макового стебелька.

Отчётливо прозвучал смех Полины, а затем раздался легкий хруст.

Хрупкая коробочка треснула, роняя чёрные точечки-семена…

— Просыпались годы маковыми зёрнами

Не остановить, не повернуть вспять.

Только вспоминать о них, лишь вспоминать

Непослушными пальцами мак по зёрнышку перебирать-собирать.

Всё, что осталось — то в мешочек сложу

Нитью красной вокруг обвяжу,

Маковушкой защитной обряжу…

Солнце заходит

Ночь крадётся на порог.

Спрячу маковушку под подушку -

Пусть укротит зло.

Пусть усмирит тени.

Одурманит-усыпит

Незваную гостью-ночницу

Навсегда, навсегда, навсегда…

Зося говорила медленно, пытаясь подобрать нужные слова, и в паузах робко и несмело ей вторил цвыркун.

С каждым новым куплетом колыбельной лицо Филониды Паисьевны разглаживалось.

Она больше не плакала, дышала ровно и расслабленно.

Цвыркун прыгнул ей на голову и тихо-тихо застрекотал, перебирая лапками выбившиеся из-под косынки пряди.

— Кажется, сработало! Ты всё-таки не так безнадёжна, как кажешься, подруга! — Таня наклонилась над вытянувшейся на полу бабкой, пощупала пульс, приподняла ей веки. — Спит. Интересно… Я не думала, что всё пройдёт настолько тихо…

В соседней комнате рвануло с грохотом, заверещала и сбилась на кашель курнеля, и когда девушки вбежали туда — увидели осколки зеркала на полу и опустевшие углы.

— Вот и завершающий аккорд, — усмехнулась Таня. — А где же наши девицы-сестрицы?..

— Втянуло-о-о… втянуло внутрь… — захлопала крыльями, причитала курнеля. — Как Авигеюшка уснула, так и втянуло девок тенями-ручьями… Запечатало на веки вечныя… Колдовка ты сильная, да… Только готова ли платить?

— В зеркало? Полина с Владиславой внутри зеркала? — Зося подняла неровный кусочек стекла, повернула к себе и вскрикнула, когда из мутной глубины на неё уставился подведенный чёрным глаз. — Полина! Она правда там! Ох…

— Естественно там. Где ей быть-то? И Владислава при сестре. Хватит уже тупить, Зоська! Лучше порадуйся. Ты сегодня героиня дня!

— Чем платить станешь? — снова прошипела курнеля.

— Сейчас приберусь и подробно перед тобой отчитаюсь, — хмыкнула Таня. — Потерпи немного, бабуся.

— Не твоя бабуся… не твоя… — курнеля повертела шеей, пытаясь избавиться от петли.

— А не моя — так и не спрашивай. Не твоего умишки делишки!

Хлопнув в ладоши, Таня призвала из сеней растрепанный веник, и тот быстро завозил прутьями по доскам, сгребая осколки в кучу. От них исходило слабое свечение и едва различимый шёпот:

— Выпусти нас… выпусти… сжалься…

— Прости-и-и… Прости, Зося… — осколок в Зосиной руке задрожал, и она отшвырнула его словно опасное насекомое. Не потому, что была зла на близняшек, а потому, что и правда боялась поддаться на мольбы и пожалеть их.

— Есть в этом доме мешок? Или пакет? Какая-нибудь тара… — пробормотала Таня, озираясь.

— Что ты собираешься делать?

— Собираюсь сложить в нее этот мусор и закопать за домом.

— Закопать! Это обязательно?

— Разумеется, нет. Мы можем склеить зеркало и снова вернуть его в особняк. А потом продолжить кормить энергией живых.

— Тань!!

— Что?? Не надоело нести бред, добрая ты наша. Лучше молчи, героиня дня. Молчи и не мешайся под ногами!

— Ночи… она героиня ночи… — угодливо прострекотала курнеля.

Пока Таня возилась с осколками, ей удалось немного ослабить удавку, но этот манёвр был тут же разгадан. Одним лишь движением пальцев Таня затянула петельку потуже, и Прасковья разочарованно захрипела.

— За что-о-о? За что-о-о?? Отпусти-и-и!

— Может и отпущу, — милостиво кивнула Таня. — Но украшение оставлю. Носить тебе его всегда.

— Как же она будет жить с петлёй на шее? — Зося немедленно пожалела растрепанную, бьющуюся в пыли на полу птицу.

- Как-нибудь. — хмыкнула Таня. — Меньше станет сплетничать-болтать. И прекратит вредить людям. Я права, баба Прасковья? Ты ведь не будешь никому вредить?

— Сними-и-и… тяжко-о-о… — Прасковья подкатила бусинки-глаза, снова дернув шеей.

— Тань! Ей же больно! Может, снимешь эту веревку?

— Меньше станет вертеться — и всё наладится.

— Но Тань… Старый же человек!

— Хорошо! — неожиданно согласилась Таня. — Сниму с неё веревку, а тебя отправлю в зеркало, вместо сестриц. Им же сейчас очень плохо. И очень страшно. Договорились?

— Меня?? С чего это?? Я не согласна! — вознегодовала Зося. — Близняшки получили по заслугам! За всё зло, которое принесли!

— Ух ты! — восхитилась Таня. — Всепрощальщица внезапно поумнела. Прасковья, кстати, тоже не добро творила. Ничего ей не сделается с этой петлёй. Как летала, так и продолжит летать. А я стану приглядывать за ней. Или Чуру попрошу. На всякий случай. И если забудется — сразу затяну узелок потуже… Слышишь меня, Прасковья?

— Слышу-у-у… — в бусинках-глазах промелькнула ненависть. — Андрюша, внучек… бабушке плохоо-о-о…

— Твой внучек в лесу деревья пересчитывает. — рассмеялась Таня. — Надолго там застрял.

— Как же это… Андрюшенька… — захлопала крыльями курнеля.

— Не прикидывайся страдалицей. Сама его туда услала. А ведь знала, что лисун колдуну не товарищ.

— А если и знала, то что? Пускай помыкается, недоробак! (недоделок, бел.) А то взял манеру девок водить да живу из них потягивать. Ни хватки, ни умений, ни черного колдовства… Одни развлекухи в голове!

— Вот, вот, вот! Давай-ка, прищучь внучка! — развеселилась Таня. Она сделала неуловимое движение, и веревка, удерживающая курнелю возле ножки стола, растворилась. — Проваливай в лес. И веди себя хорошо. Не напоминай мне о своём существовании. Иначе…

— Поняла. Всё поняла! Только тебе это так не пройдёт. От черноты одних избавляешь, а в себя её вбираешь! — курнея сделала круг под потолком и унеслась через приоткрытую дверь.

— Не пройдёт-не пройдёт-не пройдёт! — её хриплое стрекотание еще долго раздавалось в тишине ночи.

— Она может привести Андрея? — встревожилась Зося.

— Сомневаюсь. Он еще не отошёл после встречи с лешаком. Лешак наломал бока нашему колдунку.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю и всё. — Таня вдруг помрачнела.

— Тань… про черноту это правда? — решилась спросить Зося.

— Возможно. Не бери в голову, Зоська. Я умею балансировать. И от силы не откажусь ни за что! Это такой кайф — знать, что ты всё можешь!

Обнаружив, наконец, за печкой старый мешок, Таня собрала в него осколки и смело вышла в ночь. Поколебавшись, Зося последовала за ней, но перед этим заглянула в комнату, где спала Филонида. Цвыркун уже умолк, но так и сидел у бабки на голове. Та лежала расслаблено и даже негромко похрапывала.

Интересно, как долго продлится её сон? И что станет с ней дальше?

Зося хотела укрыть бабку одеялом, но цвыркун предостерегающе всхрипнул, и девушка решила не рисковать. Помахав сверчку-старичку, на цыпочках покинула комнату.

Ночь стояла чёрная, глухая. Звезды едва различимыми точками проглядывали из-за туч. Луна не показывалась вовсе.

— Тань… ты где? — тихо позвала Зося.

— За домом. — раздраженно отозвалось из темноты. — Иди осторожно, тут крапива.

— Я ничего не вижу…

— Значит, оставайся на месте. — пропыхтела Таня.

— Что ты делаешь? Копаешь?

— Лопата копает. Я направляю.

— Тань… я всё думаю… они навсегда там останутся? Ну, в зеркале? — Зося осторожно двинулась вдоль дома на Танин голос.

— Навсегда. Оно же разбилось. Заметь — само разбилось. Без моей помощи.

— Это какой-то знак?

— Можно и так сказать. Это реакция на их… ммм… проделки.

— Тань… я же была там, в зеркале… Это ужасно, Тань! Может не надо — навсегда? Может дать им что-то вроде исправительного срока?

— Могу только сделать обмен, жалостливая ты наша. Их сюда, а тебя — туда. Решай, пока я не засыпала мешок.

— Нет! Нет… На такой обмен я не соглашусь. — по руке Зоси мазнул лист крапивы, и кожа немедленно засаднила. — А Петя… Ему можно будет помочь?

— Ещё не знаю. Буду разбираться на месте. В особняке. Сейчас закончим здесь и оправимся назад.

Таня вынырнула из крапивы неожиданно, и Зося сдавленно охнула.

— Ты уже??

— Не я. Лопата. Пошли в дом.

Настроение у Тани было не слишком хорошее, и Зося не стала её дергать расспросами. Уже внутри, когда они снова подошли взглянуть на спящую Филониду Паисьевну, спросила коротко — что теперь с ней будет?

— Тоже не знаю. Проспит где-то дней семь. А когда проснётся… может ничего не вспомнить, понимаешь? — Таня обращалась не к Зосе — к цвыркуну. — Ночницу Зоська усмирила… Авигея продолжит спать, не станет портить жизнь сестре. Но сама Фила может не перенести ритуала, не обрести себя, не восстановить связь с прошлым.

Цвыркун печально и тоненько прострекотал, что понимает.

— И что тогда, Тань? — Зося готова была расплакаться — она не ожидала подобного исхода для бабки.

— Ничего. — Таню будто бы совсем не тронула такая грустная перспектива. — Будет спокойно доживать. Может и без памяти, зато без давления сестрицы. Без чужого губительного присутствия в голове.

— Как же она выживет? Одна, в заброшенной деревне! — начала было Зося, но цвыркун перебил, возбужденно застрекотав.

— Сможет. Цвыркун станет помогать. А Чура присмотрит и поддержит. Вы согласны, Чура?

Вопрос Таня задала в пустоту, и на полу шевельнулась половинка разорванного платка.

— Пригляжу за ней. — голос Чуры сбивался на помехи, но в интонации сквозила радость. — Ну, дзеўкі, ну малайцы! Справилися! Смогли! Давайте теперь до меня. Счас пособлю с переходом.