Колыбельная для ночницы

Глава 7

Июньское солнце уже взошло над болотиной, а Зося всё сидела в шалаше. Перед глазами завис розовый туман, в голове было пусто.

— Очнися, девчоночка! Уходить надо! Пока меня не хватились.

Колкая сухая травинка пощекотала Зосю в носу, и девушка, поморщившись, чихнула.

— Сморгни! — глуховато проворкотало откуда-то сбоку. — Сморгни хутчэй (быстрее)! Сгони блазь. Ну!

Зося послушалась, повертела головой, с усилием прогоняя мороки ночи. И постепенно вернулась в реальность.

— Уходить надо! Слышишь, девчоночка? Поднимайся. И ключик возьми.

Застонав, Зося неловко встала в кругу и только потом сообразила, что к ней обращается невидимка!

— Вы кто? Вы где? — залепетала она, выставив перед собой полынный стебелёк.

— Заработала головушка? То добре. — тихонько рассмеялась её собеседница. — За полынь мне спасибо скажи. Без неё сманили б тебя русалки.

— Спасибо… — протянула Зося, отчаянно вглядываясь в пустоту. — Я думала, что это был сон… русалки… Корнеич… это вот всё…

— Можа и сон. Можа и явь… Только тебе от того-то не легше. Пойдём. А то ведь прознают обо мне. Нагрянут скопом. Не отобьёмся.

— Кто прознает?

— Да Андрейка и бабка его. Она и без того скоро явится. Пойдём, ну!

— Мне нужно булавку найти!

— Да что ж ты такая упёртая то! Пойдём, расскажу тебе после про булавку! — лёгкий тычок подтолкнул Зосю к выходу из шалаша. — Всё расскажу. Бери ключик и бяжим!

Почему-то Зося доверилась невидимке, подхватила корзинку и маленький ключик, которым нарисовала круг. Выбравшись из шалаша, пошла было в сторону камышей, но невидимка цепко прихватила её за рубашку и потянула в другую сторону.

— Шибче, шибче иди! Видишь, среди моховых кочек голые пятачки землицы? На них ступай, не промахнися. Нам в глубь болотины нужно. Перемахнём, а там уж и хата.

Тёмные проплешины располагались довольно близко друг к другу — на ширину шагов, но всё равно Зосе было страшно. До неё только сейчас дошло, что под изумрудными полянами мха таится дремучая топь. Стараясь не думать, что могло случиться, если бы она ступила туда, Зося стала осторожно пробираться вперёд, а невидимка толклась позади, поторапливая и направляя.

Поход дался Зосе нелегко. Над головой вились мелкие мошки, зудели комары, лезли прямо в лицо и глаза. Кожа покрылась испариной, лёгкие наполнились влажной духотой, дыхание сбивалось. Всё чаще стали попадаться заросли едва знакомых Зосе растений: высокими стрелами поднимались к небу стебли жёлтого касатика, белоснежными шапками красовался багульник, густо мохнатился кукушкин лён.

— Скоро уже. Терпи. — старушечий голос зазвучал бодрее. — Вроде оторвалися. Счас дорогу перемету и перемахнём.

Полынным пучочком, прихваченным из шалаша, невидимка принялась возить по земле перед Зосей. При этом она бормотала да притоптывала, мягкая земля почавкивала в такт произносимого заклинания.

— Теперь можно. Я первая, ты следом. Шагнёшь как скажу, поняла?

— Поняла, — покорно согласилась Зося, хотя, по правде, мало что понимала.

Чуть дальше поперек тропинки лежал потемневший, но всё еще широкий и крепкий ствол какого-то дерева. И она подумала, что перешагивать придётся через него.

Так и случилось. По команде невидимки Зося полезла через преграду, и перепачкавшись в трухе, с подранными о кору ладонями, спрыгнула с другой стороны.

— Вот мы и дома! — невидимка притянула к себе Зосю и звонко расцеловала в обе щеки. — Спасибо, девчоночка! Спасибо, что сняла ключик поганый! Вот мои-то обрадуются! Ты не гляди, что здесь всё так убогонько, хатка у меня надёжная, крепкая!

Смущённая неожиданным проявлением чувств, Зося огляделась. По эту сторону дерева поднимался густой лес. А перед ним из молодой поросли и травы едва виднелась крыша строеньица — сплошь покрытая мхом, с трубой-грибом да дверкой на боку.

Наверное, хатка почуяла хозяйку — возбуждённо заквохтала по куриному, завозилась как живая и со скрипом откинула дверку, приглашая войти.

— Идём мы, идём. Ну, вот и свиделися. — голос невидимки дрогнул. — Я уж не чаяла.

Изнутри хатки вздохнуло со всхлипом, исторгая облачко пыли и клочки паутины, затопотали шаги, а потом показалась лохматая да чумазая тётка. Бросившись на землю, обхватила длинными тощими руками воздух и затряслась в беззвучном плаче.

— Хватит тебе мокрень разводить, сопуша. Хватит обниматься. Вставай. Познакомься вот лучше с девчоночкой. То спасительница моя.

Перепачканное золой лицо повернулось к Зосе, и девушка вздрогнула, увидев белые круглые глаза без век и небрежно зашитый нитками рот.

Ухватив Зосю за рубашку, сопуша припала к ней лбом и застыла, выражая таким странным образом благодарность.

— Это сопуха. Первая моя помощница. — представила тётку невидимка. — Есть и другие. С ними позже познакомишься. Проходи, гостинька в хату. Не дело на порожке торчать.

При этих словах сопуха подхватилась с земли, закивала, жестами приглашая Зосю последовать в открытый лаз.

Спустившись по короткой лесенке, Зося очутилась в небольшом уютном помещении. Несмотря на пыль и гроздья паутины по углам, комнатёнка показалась ей вполне симпатичной. Печка в углу, лавка, грубый стол на одной широкой лапе-ноге, щелястые доски пола, тщательно законопаченные мхом. Мутное оконце не пропускало света, но на подоконнике теплилось несколько свечей. И пахло при этом удивительно приятно — нагретой под солнцем хвоей и травами.

— Садись, девчоночка. Счас самовар справим… В клети мучица оставалася. Блинов что ли наладить?

Растрёпанная сопуша, прикрыв дверцу лаза, комом скатилась с лестницы. Закрутившись возле невидимой хозяйки, замычала жалобно, размахивая руками.

— Карузлик муку унёс? На свечи выменял? Забыл, чем мне обязан?? — голос бабки оттолкнулся от потолка и прокатился по комнатке раскатистым эхом. Сверху посыпались труха и пыль, а Зося на секунду оглохла.

— Беспамятливый какой! Ничого! Уж я постараюся, мозги ему вправлю! — бабка негодующе притопнула по полу, а потом со вздохом опустилась на лавку, Зося почувствовала её рядом с собой.

— У нас что же — совсем пусто в загажниках?

Сопуха виновато понурилась.

— Тогда скатёрку доставай, там еще оставалось местечко.

Сопуха попыталась было жестами возразить, но бабка снова притопнула ногой:

— Доставай! Кому сказано! Не перечь мне!

Шмыгнув за печку, чумазая принесла оттуда небольшой сверточек, оказавшийся старой подранной скатертью. Встряхнув её и порядком напылив, разложила ветошь на столе и смиренно застыла.

— Что будем заказывать? — церемонно осведомилась у Зоси бабка. — Чего бы тебе хотелось, девчоночка? Только сложные блюда не загадывай, она не потянет.

— Это… самобранка? — у Зоси, наконец, прорезался голос.

— Она. Вишь, пообтрепалася вся. За свой век многих угощала да потчевала. Мы её почти не используем, бережем. Но место еще найти можно. Так что ты хочешь?

— Домой хочу, — вздохнула Зося. — Разобраться во всём. Понять, куда я попала и что дальше делать!

— Домой тебе, боюся, не попасть. Тихо, тихо! Не лотоши! — прикрикнула бабка на встрепенувшуюся Зосю. — Поговорим. Обязательно поговорим. Тогда и разберёшься. Но сначала нужно поесть.

— Спасибо. Не хочется что-то. Поем, а потом не смогу уйти от вас! — выпалила Зося и покраснела. Ей стало неловко перед бабкой, но вид самобранки совсем не внушал доверия.

— Не сможешь уйти. — подтвердила бабка. — Да только не от меня. У Филониды ведь ела-пила? Андрюшка тебе что-то подносил?

— Молоко пила. Хлеб ела… — прошептала Зося. — И квас пробовала… у Андрея…

— Вот то-то и да то! Крепенько тебя привязали.

— Андрей мне помог! Научил как забрать футболку! Но я забыла про булавку. Мне нужно найти булавку! Тогда меня выпустит! — залепетала Зося, однако бабка её перебила.

— Помог себе на прок! Эх, девчоночка! Что же ты сама к ним пришла? По доброй волюшке! Сама попила-поела да имя своё назвала!

— Я приехала, чтобы помочь другу. Корней Иванович нас к Филониде Паисьевне отводил еще раньше… на практике… а потом он утонул… — Зося заговорила сбивчиво и не смогла сдержаться — расплакалась. Почувствовала себя маленькой и беспомощной, как запутавшаяся в паутине муха.

— Хватит мокрень разводить! — бабка прихлопнула по столу. — Поедим сейчас. После разговор будет. Только хорошего тебе вряд ли скажу. Не понравится тебе мой сказ!

— П-п-почему не понравится? — всхлипнула Зося.

— Потому! Не уйти тебе отсюда. Просто так не уйти! Прасковья, бабка Андрюшкина, ни за что не отпустит! Это она тебя в шалаш отправила? Она велела булавку искать?

— Она. Не могу поверить, что она плохая! Она мне сказала круг начертить! Предупредила про русалок!

— И помог тебе тот круг? — хмыкнула невидимка. — Ты сама из него к русалкам и вышла. Спасибо, вовремя прочухалась. Да и полынь там лежала к месту… Андрюшка видать забыл…

— Сама? Я не помню! — Зося обхватила голову и покачнулась.

— С чего бы помнить, если под мороком была! А что ключик с дерева сняла — то молодец. Держал меня тот ключик!

— Как это?

— Прасковья перехитрила. Пришла вроде мириться, а я поверила, вот и словила от неё черное колдовство. Не в хороший час пришла, в мою слабину. Да еще и с внучком.

Сопуха бросилась к лавке, припала головой к коленям невидимки. По крайней мере так показалось сидящей рядом Зосе.

— Да не убивайся ты так, сопуша! Вы мне помочь не могли. Спасибо, хоть успела вас закляткой оградить. Тем и сохранила.

— Вы поэтому невидимы? — решилась, наконец, спросить Зося.

— Поэтому. Ключик ты нашла. А замочка то и нет. Прасковья ключик в замке провернула. Чтобы наверняка.

— Где его искать?

— Не знаю. Да и не нужен он. Главное — я дома! Родные стены постепенно выправят. С твоей помощью, конечно.

— Как это — с моей? — не поняла Зося.

— Да так. У меня останешься. Обратно то всё одно дороги нету. Буду тебя учить.

— Чему?

— Лес слушать, со стихийными жильцами договариваться, уметь защиту ставить от Прасковки и Андрюшки. Филонида не в счёт. Она сама жертва. Воскресила неживое, за то теперь и расплачивается.

— Её сестра — курнеля!

— Курнелька-то? Нет! Ты что ж, не поняла еще, что курнеля — Прасковья? Ведь была у неё в дому!

Голова закружилась, и Зося зажмурилась, прижалась к прохладной стене. От бабкиных откровений заныло под сердцем.

Что же теперь делать? Как выбираться из этого кошмара? И кому, в конце концов, можно верить?!

— Поешь. Успокойся. Потом поговорим обстоятельно. — бабка расправила самобранку и постучала по сохранившемуся целому кусочку. — Подай-ка нам, скатёрушка, чего не жалко. И к этому добавь курочку жареную, картошечку, огурков свежих да хлебушка.

Скатерть взметнулась над столом, а когда опала, перед Зосей появилась закопченная сковорода с жарёхой, краюха черного хлеба да парочка огурцов. От себя самобранка добавила два пакетика чая и пластиковую банку по боку которой было выведено коряво «Сахзам».

Сопуха принесла вилки, тарелки и нож. Начала нарезать хлеб аккуратными ломтями. Зося старалась на неё не смотреть — уж слишком жутко выглядело лицо бабкиной помощницы.

— Любишь ржаной? — бабка пододвинула девушке хлеб. — Пробуй!

Зося отломила кусочек, а потом потянулась к сковороде, не смогла больше сдерживать голод.

— Ешь на здоровьичко, — довольно промурлыкала бабка. — Теперь и познакомиться можно. Зови меня бабой Чурой.

— А я Зося.

— Да уж знаю, Зося. В лесу тайны не держатся. От курнели пошло — до каждого дошло. Ты ешь пока, Зося. А я пойду покличу помощничков. Работенку им задам срочную. Ешь.

Перед тем, как покинуть хату, баба Чура попросила Зосю, чтобы та помогла сопухе и убрала "ненужное".

Просьба выглядела довольно необычно, и озадаченная Зося переспросила — что бабка подразумевает под этим самым "ненужным".

— Сама реши. Оглядись, присмотрись, подумай…

— Я не могу за вас решать. Вы ведь хозяйка! — возразила Зося, но в ответ лишь заскрипели перекладины лестницы и приоткрылась дверка, выпуская бабку из хаты.

Сразу после её ухода, сопуха принесла порядком истрёпанный веник, бросила на пол перед Зосей и тенью отступила за печь.

— Это мне? — на всякий случай уточнила Зося, но ответа не получила.

Предлагает подмести пол? Или убрать паутину? Поди пойми — что от неё хотят??

На первый взгляд особенного мусора в комнатушке не было. Мох на полу и кружевные паутинные занавески в углах смотрелись удивительно гармонично и к месту. Вместо стекла в оконце была вставлена мутноватая пластинка слюды. Точнее Зося думала, что это слюда, раньше что-то подобное ей доводилось видеть лишь на картинках в книгах.

Зато она точно знала, что мусор в доме привлекает нечисть словно мёд насекомых. Избавляться от мусора нужно следуя особым правилам, и непременно успеть до заката, чтобы не намести в дом беды и несчастья.

До вечера было еще далеко, и работу ей предложили несложную. Смущало только одно — Зося не знала, кем на самом деле была баба Чура. Судя по жутковатой помощнице и специфическому месту проживания — явно ведь не человеком. Не повредит ли ей эта уборка? Или это задание всего лишь проверка? Но — зачем?

Невидимость хозяйки и диковинный антураж хатки не вызывали чувства опасности и страха. А сопухе Зося даже сочувствовала. Среди многочисленного пантеона потусторонников, с которыми студентов познакомили за годы учёбы, сопухи не числилось. Было любопытно узнать — кто она такая.

Вздохнув, Зося подтолкнула веник ногой — не могла решить, что ей делать.

Попыталась было прислушаться к интуиции, но та не пожелала дать подсказки.

Вместо этого в голове неожиданно возник нежный шепоток:

— Зося… Зосенька… выйди ко мне!

Голос был приятный, мужской. От него поползли мурашки и сладко защемило в груди.

— Я соскучился, Зосенька! Иди же ко мне! Я жду…

Зося не заметила, как взлетела по лестнице, как преодолела расстояние до перегораживающего тропинку ствола. Она притормозила лишь оцарапавшись о кору и с той стороны увидела улыбающегося Андрея.

— Полезай ко мне. Давай, помогу! — Андрей протянул Зосе руку, но сам не сдвинулся с места. — Заставила ты нас поволноваться! Почему ушла от шалаша? Зачем ключ сняла? Он, кстати, с тобой?

— Со мной. — зачем-то соврала Зося. Она чувствовала себя немного странно: одна её часть рвалась к Андрею, другая же отчаянно протестовала против этого.

— Ты мне сразу понравилась. Умненькая. Смелая. Я очень беспокоился. Едва тебя нашёл! Не делай так больше. Не убегай от меня, зая! Хочешь на ручки? Я тебя понесу. Перелезай скорее.

Какой же он красивый! — затрепетала Зося. И беспокоился! Искал меня! Я ему нравлюсь! Нравлюсь!!

От ласкового обращения «зая» в голове словно забурлили пузырьки шампанского, Зоя представила, как Андрей поднимает её, прижимает к себе, нежно касается губами…

— Зосенька! — с придыханием прошептал Андрей. — Ну что же ты… Иди ко мне!

И она бы пошла! Доверчиво перелезла к нему прямо в объятия, если бы не вовремя брошенный в спину веник!

Внезапный тычок и боль разом отрезвили Зосю, вернули ей способность соображать. Обернувшись, она не увидела ни веника, ни ту, кто его бросил, но сразу подумала на сопуху. А потом поняла, что ей показалось странным и неправильным — Андрей всё топтался с той стороны! Не перелезал к ней! Словно что-то удерживало его за чертой.

Ответ пришёл незамедлительно — ему помешала защита!

Баба Чура говорила, что переход защищён. Поэтому Андрей и разливается соловьём, пытаясь её выманить с безопасного места.

И она, идиотка, едва не попалась! Едва не купилась на лесть и обман!

Чтобы окончательно убедиться в том, что она мыслит верно, Зося сделала вид, что зацепилась за кору и захныкала.

— Андрюш, здесь противный сучок. Он держит меня, не пускает. Помоги освободиться!

— Смотреть надо куда лезешь. Глаза тебе на что даны? — тон парня резко изменился. — Выпутывайся сама. И поторапливайся!

Он явно нервничал, выказывая нетерпение, но не делал ни малейшей попытки ей помочь. И Зося решила не продолжать комедию — помахала ему рукой и вернулась назад в хату.

Андрей что-то кричал, но она не прислушивалась, напротив — демонстративно зажала уши. И радовалась, что он не может её догнать.

Сопуха поджидала Зосю у лестницы. И снова бросила веник к ногам.

— Намекаешь, что пора подметать? — вздохнула девушка. — Спасибо, кстати, что вправила мне мозги.

Сопуха качнула головой, то ли принимая благодарность, то ли подтверждая, что пора браться за уборку, и вновь ретировалась за печку. Зосю потянуло заглянуть туда, подглядеть — что скрывается за вылинявшей занавесочкой, но она благоразумно удержалась.

Покрутив в руках веник, подошла к одному из углов, намереваясь хотя бы смести паутину. И залюбовалась на искусно сплетённый узор.

На курсе мифологии им рассказывали, что паутина символ междумирья, что она удерживает миры в равновесии. И каждый из миров спрял паук, точнее — паучиха. Кроме того, читавший курс декан утверждал, что паук тесно связан с домовым. Или даже сам является одним из его воплощений.

Размышляя об этом, Зося продолжала рассматривать паутину, а в оконце что-то поскреблось.

Лёгкое, тёмное метнулось с той стороны, и в голове раскатисто прострекотала сорочья трель.

— Что ж ты, глупая, сделала? — поцокала укоряюще призрачная Прасковья. — Как телушка пошла за волчицею! Знаешь, в чьём дому сидишь? Знаешь, что у него за хозяйка?

— Не знаю… — Зося только подумала, а в ответ сразу же прилетело: «Съест тебя и не подавится! Бежать тебе надо! Бежать, пока поздно не стало. Андрюшка, дурак, напугал тебя. А я помогу. Как раньше помогла. Мне не жалко. Бери ключик и иди сюда. Я по тропочкам безопасным проведу, Чуре на нашей стороне глаза отведу. Надёжно тебя от неё упрячу».

Съест? Съест?!

Разве Чура — баба Яга??

Нет. Точно — нет! Это какая-то ошибка…

— Съест! Точно тебе говорю! От Филы ты смогла уйти, а от неё — не уйдёшь! Прими помощь, не упрямься!

Прасковья продолжала уговаривать Зосю, и девушка невольно начала поддаваться.

Как и в случае с Андреем в голову пополз туман: спутал чувства, принёс с собой страх.

На негнущихся ногах Зося повернулась к лестнице и пошла.

— Это ловушка! Она всё врёт! — надрывался внутренний голос, но Зося не могла сопротивляться чужой воле.

Веник выпал из рук и рассыпался на прутики, но занавеска на закутке даже не дрогнула — в этот раз сопуха не стала ей помогать.

— Иди, иди. — торопила Прасковья. — Тебе никто не помешает. Помнит сопуха, кто ей рот зашил. Не сунется!

Зося попыталась ухватиться хоть за что-нибудь, но пальцы будто срослись друг с дружкой.

Она уже почти дошла до лестницы, как вдруг перед ней с потолка спустился на толстой нити паук. Мохнатая тушка размером с кота тяжело шлёпнулась на пол, блеснули глаза на морщинистом почти человеческом лице, замелькали длинные суставчатые лапы, сплетая вокруг девушки прочную сеть-паутину.

Напрасно Прасковья требовала от Зоси выйти, напрасно кричала и звала. Сжавшись под прозрачной сетью, Зося заткнула уши и зачем-то зажмурилась. Да так и просидела до возвращения бабы Чуры.

— Зачем я им? — это был первый вопрос, который Зося задала невидимой хозяйке хатки.

— Подумай. На то есть причина.

— Да какая причина? Я сама в Патрикевичи приехала. Меня никто не звал!

— Ой ли? Так-таки сама? — баба Чура раскладывала на столешнице принесённый из леса улов.

Незнакомые Зосе цветы, резные листья папоротника, несколько древесных грибов, букетик из земляники и единственный, приличных размеров боровик словно сами по себе выплывали из корзинки, неспешно опускаясь на деревянную поверхность.

— Сама. Меня Петька попросил, конечно…

— Значит, всё же — не сама? А по наущению.

— Но он лишь попросил. Я могла и отказаться.

— Что же не отказалась? То-то.

Бабка была совершенно права! Зося почему-то и не подумала отказаться! С лёгкостью согласилась помочь постепенно отдалившемуся от неё и, в сущности, ставшему чужим человеку!

— Неужели всё было подстроено? И какая Петьке от этого выгода?

— Может и не ему, а той, что рядом вьётся.

— Владиславе? Полине! Но… зачем??

— Думай! — баба Чура отрывала по кусочку от цветов и бросала в широкую плошку. Сопуха торчала рядом, капала на каждую новую щепоть из маленького пузырька дурманяще-резкую настойку, от которой у Зоси слезились глаза.

— Что у тебя хорошо получается? — повторила бабка вопрос. — В чем твое умение?

— Ну… Универ окончила с красным дипломом. Магистерскую защитила…

— Тю… — раскаркалась бабка от смеха. — То словоблудие одно. Я про другое спрашиваю.

— Колыбельные? Одно время я сочиняла колыбельные. Нужны были деньги, и люди просили. — Зося почему-то покраснела. — Знаете, такие маленькие заговоры против бессонницы и дурных снов.

— Вот! Это поважнее магистерской будет… — хмыкнула бабка, добавляя к крошеву высохшую жабью лапку.

— Может и так. Только у меня больше ничего не придумывается… — Зося проследила, как на лапку капнуло несколько капель из пузырька и не удержалась от вопроса. — Вам не жалко бедную жабу?

— Я лапку на болоте подобрала. Без неё зелье не сварить.

— А что за зелье?

— Узнаешь. Как ночь опустится — так и начнём. А после отправишься к лысому пагорку (пригорку). Принесёшь русалочий венок.

— Зачем?? Мне бабка Прасковья говорила, что их нельзя трогать!

— А я говорю — принесёшь. Своими руками должна венок взять, без него ничего не получится. Да не бойся! Ишь — побелела вся. Помощника с тобой пошлю. Пропадёшь ведь по незнанию, а меня после сумленне (совесть) умучает.

— А для чего венок?

— Для дела использовать. А зелье — на обмазку. Чтобы твой запах отбить. На него ведь в нашем краю много кто потянется. Выполнишь всё — глядишь и сможешь новую колыбельную придумать.

— Для вас? — поразилась Зося. — Для вас придумать колыбельную??

— Зачем для меня. Для ночницы. Пролезла в ваш мир и много бед наделать может. Тебе придётся её усмирять.