Колыбельная для ночницы

Глава 4

Удивительным образом перо помогло Зосе «собраться» — стоило взять его в руки, как в голове сам собой возник четкий план действий.

Зося решила, что сначала позвонит Петьке, чтобы кратко отчитаться о событиях вчерашнего дня, а потом вернётся в посёлок, где сняла комнату в уютном гостевом домике. Нина — симпатичная хозяйка мини-гостиницы — не знала о Зосином походе в Патрикевичи и вполне возможно уже начала волноваться из-за её отсутствия.

Проигнорировав несколько непринятых звонков с неизвестного номера, Зося набрала Петьку, но тот оказался «вне доступа». Более того — он ни вчера, ни сегодня не попытался с ней связаться! Не поинтересовался как она устроилась, не прислал даже коротенькой реакции на её вчерашнюю смс-ку о том, что добралась.

Раздосадованная таким отношением Зося собралась было записать для приятеля возмущенное голосовое, но в комнату заглянула бабка Филонида и позвала завтракать.

— Как тебе спалось, дэвонька? Спина не беспокоит? — бабка налила Зосе молока, нарезала коричневый пропеченный до хруста кругляш хлеба. — Вот, угощайся. Хлеб свежий. И молоко с утренней дойки.

— У вас есть корова? — Зося и сама не знала, почему заговорила об этом. Вчера в бабкином дворе она заметила лишь небольшой сарайчик, рядом с которым толклось несколько кур. Корова точно не поместилась бы в таком.

— Да… у соседки, у соседки корова, — Филонида Паисьевна испытывающе зыркнула на Зосю. — С чего это ты про корову вспомнила-то?

— Да просто. Вы сказали, что молоко с утренней дойки, я и спросила.

— С утренней, свеженькое. Ты пей, давай. И хлебушка покушай.

— Спасибо. — Зося отщипнула от загорелой корочки. — Вы сами испекли?

— Этот-то? Тоже соседка принесла. Мы здесь одной общиной живём, друг дружке помогаем.

— Круто-о-о… — протянула Зося, торопясь сглотнуть слипшийся, отдающий цвелью, комочек. — А я думала, что в деревне кроме вас никого нет.

— Чего это — никого? Полно народу. Полно!

Бабка плеснула в блюдечко молока и стала крошить хлебный ломоть.

— Это для цвыркуна? — Зося кивнула на блюдечко.

— Для него.

— Цвыркун — это же сверчок? Разве сверчки молоко любят?

— Любят — не любят, а выбирать не приходится. Такое у меня в доме правило. Что даю, то и принимает. От молока цвыркун громко сверчит. Слышала, небось, ночью его рулады?

— Кажется… — Зося неопределенно пожала плечами. — Я хорошо спала.

— Так уж и хорошо? — приподняла брови бабка. — И на крылечко не выходила? Я на ночь дверь на крючок закрывала, а гляжу — он откинут.

— Ну, я… я выглянула на минуточку… — Зося слегка растерялась. Она не ожидала, что бабка так легко обнаружит следы её ночного бдения, и чтобы отвлечь внимание, схватила блюдечко с набухшим месивом из хлеба и молока. — Куда его поставить?

— Да я и сама бы справилась. Но, раз взялась — задвинь поглубже под печь. Туда, туда, до самой стеночки… А я пока мазь достану, смажем тебе спину. Так что же — совсем-совсем никого не видала?

— Темно было. И страшно… — пропыхтела Зося, проталкивая блюдечко в темную щель. — Я ненадолго вышла и сразу обратно. Место глухое. Вокруг лес с дикими зверями! Как вы не боитесь?

— Если бы только со зверями… — ухмыльнулась бабка. — Но я уж привыкла. Вся жизнь здесь прошла. Ты иди-ка обратно к столу. Завтрак твой так и нетронутый. Чтобы всё съела! До последней крошечки! Поняла?

Молоко неприятно горчило и было слишком жирным. Хлеб, несмотря на свежесть и хруст, горчил.

И Зосе пришлось соврать, что она не голодна.

— Как так — не голодна? Ты что же — воздухом питаешься? Нам еще в лес идти, так что ешь!

— После вчерашнего нет аппетита, — Зося упрямо поджала губы. — И в лес я тоже не пойду. Мне нужно в поселок. Я в хостеле комнату сняла. Меня, наверное, уже ищут.

— Глупости! Никто тебя не ищет. — отмахнулась от её слов Филонила Паисьевна. — Ты у Нинки что ль комнату сняла? Почему не сказал мне вчера? Я бы забыццё по ветру послала.

— Зачем? — поразилась Зося.

— Да чтобы не волновались зря. Ты у меня в гостях, в безопасности. Чего волноваться-то?

— В какой же безопасности, если у меня сразу дедку отобрали? И в бане чуть кожу не содрали!

— В бане ты сама зевнула. И не возражай! А дзядку твоего вернём! В лесу и вернём. Я научу тебя, как поступить и что сделать!

— Спасибо. Но сначала я всё-таки в посёлок схожу. Хочу принять душ, переодеться.

— Ну, как знаешь. Иди, конечно. Я тебя силком здесь не удерживаю. Молока только выпей и иди. Без него, боюсь, лихоспадная тебя одолеет.

— Лихоспадная? — слово было незнакомо для Зоси.

— Лихоспадная. Вроде трясучки. Мало ли кто навстречу попадётся? Мало ли что подшепнёт? А молочко моё оградит от недоброго навета. Послужит оберегом тебе.

Прихватив кружку, бабка сунула её Зосе под нос, да так неловко, что пролила половину на футболку. И заохала, увидев расползающееся по груди желтоватое жирное пятно.

— Вот я нязграбна (неуклюжа, бел.)! Уж прости, дэвонька, старую. Снимай скорее её, я застираю.

— Не надо… Обойдусь… — расстроенно промямлила Зося. — Я дома… пятновыводителем…

— Снимай, говорю! У меня порошок особенный. Замочу в нём — одежа как новая станет. А тебе пока кофточку дам. В ней и сбегаешь в поселок. Скажешь, что в порядке всё с тобой. И вещи заодно заберешь, от комнаты откажешься. Зачем платить, если у меня бесплатно пожить можно.

Зося послушно стянула футболку и поморщилась, когда о себе напомнила болью пострадавшая спина.

— Сейчас намажу ссадины. Потерпи. — Филонида Паисьевна черпнула лопаточкой из широкой банки что-то пахучее и густое. — Спина уже получше выглядит. А после мази совсем заживет. Мазь у меня особенная, впитывается без остатка. Даже повязка не понадобится.

Успокаивающе бормоча, бабка похлопывала по спине рукой, но Зося больше не чувствовала боли. Только прохладу и лёгкое жжение. А потом прошло и оно.

Похвалив Зосю за терпение, Филонида Паисьевна принесла старомодную кофточку из ситца. И хотя та оказалась на размер больше, чем требовалось, Зося не стала возражать, поблагодарила и за такую.

— Ты дорогу знаешь? Хотя, что это я? — бабка хлопнула себя по лбу и рассмеялась. — Ко мне же пришла, значит знаешь. В поселке долго не задерживайся. Нам еще дзядку твоего возвращать.

— Спасибо, — поблагодарила Зося. — Я быстро вернусь.

Она пообещала это просто так — толком и сама не знала, что станет делать дальше. Сначала собиралась дозвониться до Петьки — обсудить с ним ситуацию, посоветоваться и только потом принимать какое-то решение. В то, что у неё действительно отобрали что-то ценное, дзядку — как называла это бабка, сейчас верилось всё меньше. Зося чувствовала себя вполне бодро, хотя так и не выпила молока и не съела предложенный хлеб.

— Иди, дэвонька. Под ноги гляди, с дороги не сворачивай. Авось и доберешься куда надо! — Филонида Паисьевна проводила Зосю до калитки. — А я ждать стану. Свидимся еще.

Зося помахала бабке и оглядела дремлющие под солнцем домики Патрикевичей. Каринка была — хоть выписывай на холсте, такие они были симпатичные, ухоженные, обжитые. Яркими звездочками пестрели повсюду цветы, зеленела сочная трава, раскинулись широкие кроны деревьев. И над этим великолепием разливалась яркая синева неба с неподвижно зависшими шапками белых облаков. Идиллический вид нарушали лишь неестественная тишина да полное отсутствие какой-бы то ни было живности — в этот раз даже куры не вертелись под ногами. И Зося снова подумала, что всё это очень странно.

До посёлка добираться было примерно тридцать минут, и когда миновал час, Зося порядком встревожилась. А когда снова оказалась у деревни — испугалась.

Она шла по дороге никуда не сворачивая. Так почему же вернулась назад?

Филонида Паисьевна возилась во дворе, среди цветов мелькала белая косынка, и Зося поспешно отступила за дерево, не желая, чтобы её увидели.

Как получилось, что она вернулась в Патрикевичи, если шла всё время прямо?! Не виновата ли в этом бабка Филонида? Или её кофточка??

Зосе вспомнилась странная интонация, с которой бабка пожелала ей доброго пути. Неужели и впрямь она пытается помешать ей вернуться в поселок? Только вот — почему?

Поразмыслив, Зося стащила кофту и вывернула её на изнанку. Она знала, что таким способом в народе пытались спастись от морока, наведенного лешим. Вдруг, он сработает и сейчас?

На плохо обработанном шве взблеснула небольшая булавка с замурзанным обрывком тесьмы. На тесьму были наверчены черные нитки и то ли клок шерсти, то ли спутанные волосы.

Ничего себе подарочек!

С какой целью он здесь прицеплен?

Зося знала, что обычно булавки защищают от сглаза.

А такая конструкция вполне могла служить и оберегом.

Вот только уж очень неприглядным и отталкивающим он выглядел.

Осторожно, стараясь не коснуться пучка из ниток и волос, Зося отстегнула булавку.

Оставлять её на земле не решилась — подсунула под отстающую кору на стволе старого дерева.

Вчера был жуткий случай в бане! Сегодня — этот… подклад.

Дружелюбный интерес Филониды Паисьевны оказался далеко не безобидным.

Не зря незнакомая бабка, встреченная ночью, просила ничего не говорить ей!

Зося нащупала в кармане джинсов перо и, погладив мягкие волоски, скрестила пальцы на удачу.

Главное сейчас — благополучно добраться до посёлка. Дойти, не заплутав и никого не встретив.

А потом она возьмёт вещи и сразу уедет.

Не станет возвращаться в Патрикевичи.

Пусть Петька сам разгребает свои проблемы и сам нянчится с близняшками.

С неё хватит!

Уловка с вывернутой наизнанку кофтой помогла, и уставшая Зося наконец добрела до места.

При её появлении Нина, хозяйка маленькой семейной гостиницы, всплеснула руками и тихо ахнула:

— Что же это! Что с вами случилось? Андрей вроде хороший парень, спокойный, вежливый. Не жаловался никто.

— Какой Андрей? — равнодушно пробормотала Зося.

Разговаривать ей хотелось меньше всего. Не терпелось стащить бабкину кофту и смыть под душем воспоминания о прошлом дне.

— Так Андрей! Вы разве не у него… ночевали?

— В Патрикевичах ночевала. Извините, что не предупредила.

— Где? — Нина вытаращила глаза. — Где вы ночевали??

— У Филониды Паисьевны. Я к ней приехала. Нужно было поговорить. Оставаться на ночь не планировала, но так получилось.

— Это её? — Нина бесцеремонно дёрнула за рукав кофтёнки. — Снимайте, снимайте скорее. Прямо здесь снимайте!

Она попыталась стащить с опешившей девушки кофту и закричала громко:

— Олежа, Олежа! Срочно протапливай баньку!

— Не надо баньку! — взвизгнула Зося. — Я жар не выношу!

— Тебе обязательно нужно попариться! У меня и травки специальные есть…

— Нет! — Зося слышать не хотела ни про баню, ни про травки. — Я душ приму. И посплю. Дайте, пожалуйста, ключ.

— Ты чего расшумелась, сумятня (суматоха, бел)? — из коридорчика вошёл седой усатый Олежа. Взглянув на Зосю, приподнял удивленно брови и, нерешительно кивнув, представился. — Олег Иванович.

— Зося. Извините, что доставила вам неудобство.

— Какое-там неудобство. — отмахнулся Олег Иванович. — Всё понимаю, дело то молодое. И Андрюха парень хороший. Надёжный.

— Она не у Андрея ночевала! В Патрикевичах! — выпалила Нина. — У дурноватой!

— У бабки Филы? Ночевала? — Олег Иванович застыл с приоткрытым ртом.

И жена снова заторопила его, требуя, чтобы занялся банькой.

— Не надо никакой баньки! Я душем обойдусь. Спасибо вам за заботу, извините еще раз. — зажав в руке ключ и кивая как болванчик, Зося попятилась к лестнице.

— Но как же? Банька… — снова попыталась возразить Нина, но муж перебил, взглянул предостерегающе: — «Что ты престала к девушке? Не хочет, значит не нужно ей. Сказано — обойдётся душем. Вот и не лезь.

В номере Зося первым делом освободилась от бабкиной кофты и перед тем, как поставить сотовый на зарядку, набрала Петьку. Результат был всё тот же — механический голос затянул равнодушно, что абонент недоступен.

Тогда Зося позвонила матери. Бодро отрапортовав, что у неё всё хорошо и конференция продлится еще пару дней, попросила узнать про Петьку. Далёкая от околонаучных кругов мать ничуть не усомнилась в правдивости её слов несмотря на то, что уже начался июнь.

— Вернусь со смены — узнаю. — пообещала она. — Только зачем он тебе сдался, доча?

— Хочу кое о чём спросить, — снова соврала Зося и отключилась.

Намокая под душем, девушка размышляла о непонятном Петькином молчании. Не мог же он проболтаться о своей просьбе Владиславе? Или всё же — Полине? Бабка Филонида недвусмысленно на это намекнула.

Не мог же поступить настолько глупо?..

От бабки мысли перетекли к странной реакции Нины. Какого еще Андрея она имела в виду? И почему так настаивала на баньке?

Вспомнив бородавчатое страшилище с распяленной пастью, Зося задрожала. Вода сразу же показалась прохладной, ссадины, оставленные веником, защипали.

Надо бы сходить в аптеку, купить какой-нибудь мази.

И обязательно увидеться с Корнеем Захаровичем! Пусть объяснит, почему отправил их в ту деревню.

— Зося? — негромко позвала Нина из-за двери. — Я травок запарила, кастрюля на столе. Обмоешься после душа.

Вот приставучая тётка! Но даже хорошо, что она сейчас пришла. Может, у неё найдётся что-нибудь обеззараживающее.

Невинный вопрос встревожил Нину, и она заглянула в ванную комнату.

Не обращая внимания на протесты Зоси, отдёрнула занавеску и распричиталась при виде красных полос на спине.

— Из Патрикевичей принесла. — Нина не спрашивала — утверждала. — Знала бы, что ты туда намылилась — не пустила бы. Отговорила. Вылезай. Я мигом.

Пока Зося приводила себя в порядок, Нина принесла в баночке жёлтую жирную мазь. Пахло от неё специфически, чем-то резким, похожим на дёготь.

— Я немного положу, она сразу впитается. Пощиплет, конечно. Но то не страшно. Бабка Фила небось в баню водила? Теперь понимаю, отчего ты так дёргалась.

— Водила, — морщась от боли, выдавила Зося. Отрицать очевидное было бесполезно, а рассказывать про жабу — неловко и стыдно. Еще подумают, что она тоже с приветом. Дурноватая, как Нина назвала бабку.

— Что ты оставила в Патрикевичах? — Нина закончила экзекуцию и накинула на Зосю свободный длинный халат. — Сейчас впитается полностью, тогда можешь переодеться. Но обрабатывать придётся еще несколько дней.

— Может что-то другое купить? Я провоняюсь до костей вашей мазью.

— Потерпишь. Это еще от бабы Прони осталось. Спасибо, она запасы делала. И Андрею спасибо, что делится с нами. Ты правда его не знаешь?

— Правда. Первый раз от вас услышала.

— Хороший парень. Ветреный немного. Но у вас, у молодых, это вроде норма. Раньше здесь бабка его жила, Прасковья Прохоровна. А теперь он из города наезжает. И всегда с компанией. Друзей привозит, подруг. Последний раз много народу было. Две пары даже у нас комнаты снимали. Вот я подумала, что ты тоже к нему приехала.

— Общительный парень, — с заминкой пробормотала Зося, чтобы поддержать разговор. Ей был неинтересен ни незнакомый Андрей, ни его приятели-подруги.

Нина как будто поняла это и быстро сменила тему, пригласив Зосю выпить чая со смаженкой.

— Я только-только испекла. Олежа так их любит. Ты не завтракала, небось? Надеюсь, на диетах не сидишь?

— Не сижу, — Зося с благодарностью приняла приглашение и не пожалела об этом.

Смаженками оказались небольшие круглые лепёшки с мясной начинкой, по виду чем-то напоминающие пиццу. Присыпанные сыром и залитые сметаной, они были такими вкусными, что Зося ела и ела, не в силах остановиться.

— Вот это по-нашему! — нахваливал её Олег Иванович. — Молодец. Не то, что племяшки мои. Взяли моду на диеты, клюют еду что кураняты (цыплята, бел.): то нельзя, это портит фигуру. А фигуры то и нету, один скелет да кожица поверх.

Ни он, ни Нина не заговаривали о её походе в деревню, и Зося была благодарна за это. Нина всё подкладывала лепешки, угощала свежей земляникой, подливала чая, настоянного на смородиновых листьях.

Любуясь огромным букетом белоснежных ромашек и попивая чай, Зося временно позабыла о своих неурядицах.

Заговорила про них Нина — попросив девушку задержаться после завтрака, поинтересовалась о её планах.

— Ты не думай, я не любопытная. Не суюсь в чужие дела. Но и в стороне остаться не могу, вижу же, что ты как беспомощный дитёнок, не знаешь многого про бабку.

— Про Филониду Паисьевну? Почти ничего не знаю. — согласилась Зося. — Только то, что она знахарка, разбирается в травах, лечит людей…

Она осеклась под ироничным взглядом Нины и замолчала.

— Бабка Фила-то? Лечила, это да. Только уже пять лет как не практикует.

— А ещё знаю, что её сестра ведьма! — решилась на откровенность Зося.

— Сама она ведзьма! И нет у неё никакой сестры.

— Но ведь была, Нинуль. — в летнюю кухоньку заглянул обеспокоенный Олег Иванович. — Раз взялась говорить, так ничего не скрывай. И не кричи. Вас за версту слыхать.

— Авигея. — подтвердила Зося. — Она стала кем-то вроде оборотня. Сорокой с лисьим хвостом.

— Это тебе Фила сказала? — супруги удивленно переглянулись. — Про сороку с лисьим хвостом?

— Я её сама видела! В Патрикевичах. И в лесу тоже. Филонида Паисьевна сначала её прогоняла, а потом призналась, что это её сестра.

— Видела? Курнелю? — Нина выронила полотенце. — Значит, баба Проня не бредила?!

— Вы о чём? — растерялась Зося.

— Да так, не обращай внимания. — Олег Иванович вошел в кухоньку и притворил за собой дверь. — А что касаемо Филониды… была у неё сестра-двойняшка. Но она не жила почти. Как только родилась, так ночница её и задавила.

— Задавила? — Зося подумала, что ослышалась. — Ночница же питается страхом, пугает детей по ночам.

— Ага! Существование ночницы ты не отрицаешь! То добра! Только ты и половины из того не знаешь, что на самом деле может делать эта пакостница!

— И не только эта… — Нина приобняла Зосю, снова усадила на лавку, начала говорить. — Что точно произошло с сестрой Филы мы не знаем. Про ночницу когда-то Корней рассказал. Двойняшка бабкина совсем крохой была, даже имя ей дать не успели. Это Фила её уже после Авигеей нарекла…

— Но зачем?

— Спроси что полегче. Назвала и назвала. Сама-то она нормальная была, и да — в травах хорошо разбиралась. А пять лет назад случилось что-то. То лето и вспоминать не хочется. Тогда и Прасковьи Прохоровны не стало, и Корней утонул, и Филонида умом поехала.

— Корней Иванович, директор школы? — ахнула Зося.

— Ты его знала? Неплохой был мужик. Скрытный только. Своеобразный.

— Ну, то понятно, — прогудел Олег Иванович. — Породу не сотрёшь. Как там говорят-то — про осинку и апельсинки?

— Корней был единственным сыном Филониды. — Нина вздохнула. — После того, как пропал, с ней и поплохело.

— Вы же сказали, что он утонул!

— Так нам было объявлено. Но поселковые сплетницы твердили, что пропал. Что сманили его в лес за какой-то грех. А что за грех — поди пойми. Он нормальный мужик был. Только одинокий. Детей любил. Учительствовал. Студенты даже к нему приезжали. На практику. В то лето как раз была группа. Он их успел проводить, а потом всё и началось.

Группа студентов! Это же их группа! Нина говорит про то лето, когда они были здесь на полевой практике!

Зося замерла, не зная — признаться или промолчать. Значит в то лето пострадала ни только одна Полина? Но и сама Филонида Паисьевна! И Корнеич, оказавшийся её сыном!

— Заболтали мы тебя. — Нина встряхнулась, отгоняя воспоминания — А время идёт. Кофту бабкину сжечь надо. К Андрею зайти за оберегом. Ты так и не сказала — оставляла что-то в деревне?

— Футболку с пятном от молока. Филонида Паисьевна настояла, обещала отстирать.

— То плохо. Значит, пойдёшь за футболкой.

— Ни за что!

— Пойдёшь. Выбора нету. Тебя всё одно призовёт. Похоже, нам не только оберег понадобится. Что-то посильнее. Отдыхать будешь потом. Переодевайся и пойдём до Андрея.