Гардемарин Ее Величества. Коронация

Глава 18

Алена бросила быстрый взгляд в сторону входа, и я почувствовал, как она напряглась — словно кто-то невидимый потянул за ниточку. Я не стал даже оборачиваться — уже и так знал, кто вошел.

Шаги были неспешные, твердые, буквально исполненные той самой неизбывной уверенности, которую не купишь ни за деньги, ни за регалии. Шаги человека, который никогда не сомневается, что ему найдется место у любого стола и неважно, кто за ним сидит.

— Доброго дня, господин прапорщик, — произнес голос за спиной.

Я поднял взгляд на Алену. Она виновато опустила глаза.

— Я же просил… — начал я.

Но тут же осекся. Какая, в сущности, разница? Выказывать недовольство в любом случае уже слишком поздно.

Старший Гагарин уселся напротив — не спрашивая, не ожидая приглашения. Просто отодвинул стул, опустил локти на столешницу и лениво повернул голову в сторону стойки.

Бармен, до того безмолвно пялившийся в экран, тут же подобрался. И исчез, буквально испарился, чтобы уже через мгновение возникнуть рядом с нашим столиком, со всей готовностью выдрессированого лакея.

Хотя в этом баре, если мне не изменяла память, заказ полагалось делать у стойки.

— Три кофе, любезный, — тихо произнес Гагарин. — Эспрессо. И прошу вас, побыстрее. Мы спешим.

Бармен сглотнул и с благоговейным «сию секунду» метнулся обратно, по пути сбив со стойки бокал. Не остановился, не извинился — будто испугался, что если промедлит хоть на мгновение, вместо кофе сварят и подадут его самого. Вряд ли парень мог почувствовать, что к нему на огонек заглянул Одаренный аристократ, и уж тем более не знал Гагарина в лицо, однако соображал, похоже, неплохо. И сразу смекнул, что этого невысокого и скромно одетого старика лучше не разочаровывать.

— Как всегда — совсем не привлекаем внимания, — фыркнул я. — Надо было с кортежем приехать. На машинах с дипломатическими номерами.

— Пафос для дураков. — Гагарин пожал плечами. — Я, в отличие от некоторых, не театрал. И за мной наверняка никто не следил. А вот за Аленой, кстати, вполне могли.

Старик смерил дочь коротким взглядом. Та выпрямилась, будто проглотила линейку, но все же попыталась напустить на себя беззаботный вид.

— Я… осторожно, — пробормотала она.

— Верю. Но быть осторожной — это одно. А вот не подставлять тех, кто тебе дорог, — совсем другое.

Гагарин перевёл взгляд на меня. И в этом взгляде было все — усталость, упрек, тревога и нечто большее. ТО, что старшие порой говорят младшим, когда те уже почти взрослые, но все еще слишком молоды, чтобы понимать, насколько сложен и хрупок этот мир.

— Итак, ты снова в бегах, — бросил Гагарин, не дожидаясь ни кофе, ни светской паузы. — Что на этот раз натворил?

— Без понятия, — отозвался я, глядя на него поверх кружки. — Меня либо решили подставить, либо убить. Либо, как обычно бывает в таких случаях, их вполне устроит любой вариант.

— И кто же? — Гагарин покосился в сторону стойки и на всякий случай продолжил чуть тише. — Ты уже знаешь, что на этот раз точит на тебя зуб?

— Могу только догадываться, — вздохнул я. — Но они действуют от лица ее высочества Елизаветы Александровны. Я сомневаюсь, что она действительно могла отдать приказ меня задержать, но…

— Боюсь, что могла. Ты… — Гагарин на мгновение перевел взгляд на Алену, поморщился, как от зубной боли, но все-таки продолжил: настоящий ты — Романов. Только по матери, однако этого достаточно, чтобы стоять в списке наследников выше дочери покойного императора. И раз уж ваша светлость имели глупость до сих пор не сказать племяннице, кто ты есть на самом деле… Как ни прискорбно, должен сказать, что я ничуть не удивлен, — вздохнул Гагарин. — Готов поставить все свои капиталы, что старик Морозов уже успел шепнуть Елизавете, что, Серый Генерал вернулся с того света и теперь сам метит на трон. И теперь, когда за тобой армия, прошедшая ад под Ростовом, особая рота, половина Совета и еще куча народа — согласись, это звучит вполне убедительно.

Я откинулся на спинку стула и сцепил пальцы в замок. Больше всего на свете мне бы хотелось возразить Гагарину, но он, похоже, не ошибся. Я снова наступил на те же грабли, что и в прошлый раз: доверился родной крови, которая меня подвела.

Елизавета, похоже, действительно решила прислушаться к Морозову. А тот, разумеется, уже вовсю вел свою игру, наплевав на все наши договоренности. Впрочем, после того, как я без суда и следствия казнил его сына, этого вполне следовало ожидать.

Логично. Предсказуемо. И печально.

— И что делать? — испуганно спросила Алена, до этого сидевшая тише воды, ниже травы.

Гагарин помолчал, дождался, когда снова появившийся бармен поставит на стол кофе и удалится, и проговорил.

— Осмелюсь предположить, что это и не самый плохой вариант. Заявиться в какую-нибудь телестудию, потребовать интервью, публично раскрыться и заявить свои претензии на трон… Кстати, вполне законные. — Гагарин улыбнулся одними уголками рта. — Народу понравится: национальный герой, вернувшийся с того света и снова прошедший путь от курсанта-моряка до гардемарина, чтобы навести в стране порядок… Любой телевизионщик удавится за такую сенсацию.

— Не смешно, — буркнул я. — Я не пойду против своих!.

— Поэтому и не предлагаю. Просто озвучил возможность. Надо сказать — весьма заманчивую. — Гагарин сделал глоток кофе. — Но хочу, чтобы ты знал: я все равно с тобой. В любом из вариантов.

— С чего бы вдруг?

— С того же, что и раньше. Потому что если ты не возьмешься за дело — Морозов все устроит по-своему и отправит страну под откос. Или хотя бы попытается. — Гагаринна мгновение смолк, глядя в стремительно пустеющую чашку, и закончил: — А это значит — снова репрессии, чистки все тому подобное. Если старик сумеет занять твое места у трона будущей императрицы, убрать его будет почти невозможно. А еще одной революции эта страна не вынесет.

— Понимаю, — кивнул я. — Полагаю, поэтому мы и сидим тут, а не пьем шампанское где-нибудь в Тоскане или Баден-Бадене.

Я поймал на себе быстрый взгляд Алены. Кажется, она была очень не против этого варианта. Но сказать так ничего и не успела: колокольчик над дверью снова ожил, и по слегка изменившемуся лицу Гагарина я понял, что этот звон не сулит нам ничего хорошего.

— Впрочем, кажется, долго думать не придется, — хмыкнул он, — Тут по вашу душу снова пожаловали, господин прапорщик.

Чтобы понять, насколько все плохо, мне даже не пришлось оборачиваться. Тех, кто сейчас спускался от двери к барной стойке по коротенькой лестнице, я видел, хоть и сидел ко входу боком, повернувшись к Гагарину.

Видел, конечно же, не глазами.

Одаренные. Четверо. Один — похоже, самый молодой — крепкая «тройка» с неплохими шансами выйти на следующий ранг в течение нескольких лет. Пара «двоек». Послабее меня, пожалуй, зато с боевой специализацией и увешанные оборонительным Конструктами, как новогодние елки.

И четвертый. Его уровень я бы определять уже не взялся — хотя бы потому, что всех Одаренных выше второй категории традиционно записывали в одну-единственную первую, напрочь игнорируя такие нюансы как возраст, потенциал синапсов и… скажем так фантазию, без которой работать энергией Дара в полную силу почти невозможно.

И опыт. А уж его-то у старшего в группе незваных гостей было даже чуть больше, чем предостаточно. И именно его-то и следовало опасаться в первую очередь. Конечно же, если не рассчитывать на исчезающе-малую вероятность, что четверо Одаренных аристократов решили наведаться в не самый крутой и популярный бар исключительно от нечего делать, просто пропустить по кружечке после прогулки по югу города.

Приближаясь снаружи по улице, они, конечно же, изо всех сил скрывали Дар, но теперь спустили его мощь с привязи, и она заструилась по небольшому помещению эхом от пульсации заряженных и готовых к бою атакующих элементов, которым не было названия. Настолько могучая, густая и плотная сила, что ее почувствовали даже простые смертные. Немногочисленные посетители тут же закопошились. Плечистый здоровяк в клетчатой рубашке, сидевший у окна, поднялся и, бросив на стол сложенную вдвое купюру, двинулся вдоль стенки к выходу. Две девушки напротив тут же прекратили щебетать и вжались спинами в диван, понемногу сползая вниз. Не остался равнодушным даже бармен. Когда я обернулся, он уже скрылся на кухне, оставив на стойке под краном налитую примерно до середины пивную кружку.

Похоже, обслуживать новых гостей в этом заведении явно не собирались.

Одаренные и сами не спешили здороваться, так что у меня было достаточно времени рассмотреть их как следует. Первым вниз спустился самый младший из них, третьего ранга. Невысокий мужчина в джинсовой куртке. Лет тридцати с небольшим на вид, но уже успевший обзавестись изрядными залысинами. Его я, если память не изменяла, видел впервые.

А вот двух других, постарше, узнал сразу, хоть их превосходительства, разумеется, не потрудились облачиться в парадные мундиры с орденами. Один из руководства Министерства обороны, второй — флотский вице-адмирал, с которым мы в свое время учились в Корпусе — только он на три курса младше. Десять лет назад оба имели весьма скромные перспективы когда-либо войти в Совет имперской безопасности, однако при Морозове, похоже, преуспели.

Судя по тому, насколько старательно бедняги отводили глаза, они не только были в курсе, на кого именно пришли охотиться, но и явно не испытывали по этому поводу особого восторга.

Однако отказаться не могли. И дело наверняка было не в долге или служебном рвении, а в личных обязательствах перед нынешним главой Совета. Наверняка именно Морозову все трое младших Одаренных и были обязаны своим стремительным возвышением.

В отличие от четвертого, который в свое время служил еще мне… то есть, покойному императору Александру.

Я не сразу узнал Книппера. Когда мы виделись в последний раз, старик закрывал нас с Елизаветой от вспышки, в одно мгновение превратившей в руины центральный корпус Воронцовского дворца. Я своими глазами аидел, как его Щит лопается, сминаемый запредельный мощью, а тело тает в огне, как свечка.

Обычный человек — да и, пожалуй, большинство Одаренных аристократов — после такого просто перестали бы существовать, превратившись в горстку пепла или что-то куда менее приятное глазу. Книппер выжил — и не только выжил, но и, похоже, каким-то чудом сумел сохранить полный… почти полный набор конечностей.

Левая рука выглядела совершенно обычно, однако вместо правой из рукава старого пиджака, с которым Книппер не расставался, сколько я себя помнил, торчала какая-то железка. Хромированные пальцы с блестящими кругляшами суставов не только повторяли форму человеческой кисти, но и, похоже, обладали полноценным функционалом. Никаких композитов, пластика или хитрой электроники — только честная крепкая сталь и энергия Дара. Конструкты, оплетавшие механическую конечность, почувствовал бы даже слепой.

Изуродованный старик с железной рукой теперь больше походил на робота-убийцу из старого американского фильма. Правда, тот прятал металл под в меру привлекательной физиономией голливудского актера, а лицо Книппера выглядело сплошным зажившим ожогом. Один глаз закрывала черная повязка, а над вторым не осталось брови. Волосы уцелели только справа — уродливый седой клок над виском, который на любом другом, пожалуй, казался смешным.

Глядя на Книппера смеяться не хотелось совершенно. Чужая мощь исковеркала его тело, однако ничего не смогла сделать с Даром, который все так же полыхал в дряхлой оболочке слегка пульсирущим огнем. Грозным и недобрым, готовым в любой момент вырваться и ударить, чтобы послужить своему новому хозяину… Кто-то вложил в жизнь и остатки здоровья старика немалые ресурсы — в том числе и те, что в принципе невозможно приобрести даже за астрономические суммы в любой национальной валюте.

И я, кажется, уже догадывался, кто именно.

— Доброго дня, Иван Людвигович. — Я решил первым поприветствовать старого знакомого — раз уж сам он решил не утруждать себя соблюдением этикета. — Рад видеть вас в добром здравии.

— Вашими молитвами, — усмехнулся Книппер. — Признаться, я был бы рад увидеться при… несколько других обстоятельствах.

— Не могу не согласиться. — Я чуть склонил голову. — Полагаю, вы потрудитесь объяснить, что привело сразу четырех почтенных членов Совета безопасности в место вроде этого.

— Будто вы сами не знаете. Но должен заметить: вы все еще можете пойти с нами, ваша светлость.

Книппер обратился ко мне так же, как десять с лишним лет, ясно давая понять, что… Впрочем, неважно — судя по тону, на благоприятный исход беседы он уже не рассчитывал. Старик просто соблюдал формальности. И, похоже, не собирался затягивать с разговорами — раз уж сразу перешел к делу.

— Нам совершенно не обязательно устраивать побоище, ваша светлость, — продолжил он. Так же мерно и неторопливо, будто читая по бумажке текста, написанный кем-то другим. — Здесь же люди, в конце концов. Самые обычные люди, гражданские.

— И с каких это пор главу Совета безопасности так волнуют человеческие жертвы? — усмехнулся я.

— Полагаю, я должен лично принести извинения за случившееся… недоразумение. — Книппер склонил уродливую голову. — Покойный капитан Геловани допустил непростительную оплошность. И в гибели шести солдат виновно только его самоуправство.

— Самоуправство? — Я приподнял бровь. — Теперь это так называется?

— Именно так. Вашей светлости не будет и не может быть предъявлено никаких обвинений. — Книппер с железобетонной уверенностью продолжал выдавать «домашнюю заготовку». Ему отчаянно не хватало фантазии разбавить чужой сценарий щепоткой импровизации, однако заученные строчки он воспроизводил безупречно. — Ее высочество желает лишь встретиться с вами, и как можно скорее.

— И поэтому присылает того, кто в одиночку способен разнести целый квартал? — Я откинулся на спинку дивана и забросил ногу на ногу. — Не хотелось бы оскорбить вас недоверием, Иван Людвигович, однако все это звучит не слишком-то… убедительно.

— Я всего лишь выполняю приказы, ваша светлость, — отчеканил Книппер. — Так что выбор за вами.

— Что ж…

Раздумывать мне было, в общем, не о чем. Как и тянуть время. Жуткий старикашка с железной рукой ни в коем случае не отпустил бы меня без шума. А я, в свою очередь, не собирался идти с ним по собственной воле. Хотя бы потому, что не сомневался: стоит дать слабину, как меня тут же упакуют в стильный ошейник-подавитель и отвезут.

Только не на тайную аудиенцию в Зимний, а в места куда менее приятные.

— Ваше сиятельство, — Я чуть отстранился от сидевшей рядом Алены, — могу ли я попросить покинуть нашу… компанию? Мужской разговор не для ваших ушей.

Алена вспыхнула, нахмурилась, покосилась сначала на Книппера, потом на застывшего изваянием в кресле напротив отца, но с места так и не сдвинулась.

— Прошу тебя, — прошептал я одними губами. — Так надо…

Она поджала губы, и все же не стала спорить. Подхватила со стола сумочку и, стуча каблучками, неторопливо направилась сначала к барной стойке, и уже оттуда — к двери, ведущей на кухню.

— Иван Людвигович, — Я посмотрел в единственный глаз Книппера, — надеюсь, вы не возражаете?

Тот лишь пожал плечами. У него вполне могли иметься какие-то вопросы с Гагарину, и уж точно были предельно однозначные инструкции на мой счет, но не приказ задерживать всех причастных. А за любой волос, упавший с прелестной рыжей головки сиятельной княжны, пришлось бы отвечать не только перед ее отцом, а еще и перед целым родом — одним из самых многочисленных, могучих и влиятельных в Петербурге.

— Что касается вас, друг мой, — Я перевел взгляд на Гагарина, — вы, разумеется, не обязаны участвовать в…

— О нет. Даже не просите, — широко улыбнулся тот. — Неужели вы думаете, что я готов пропустить такое веселье?

Старик, как и всегда, оставался спокоен, как танк сверхтяжелого класса. Будто только что и не изъявил готовность померяться с силами с членами Совета имперской безопасности, из которых как минимум один смог бы схватиться с ним на равных.

— Двое против четырех… Не самая лучшая математика — для нас обоих. Однако я не вижу никакой возможности отказаться от того, что вы называете мужским разговором, — На изуродованном огнем лице Книппера появилось что-то вроде ухмылки. — Но если ваша светлость считает иначе — мы с удовольствием сопроводим вас на встречу с ее высочеством Елизаветой Александровной.

— Замечательно предложение, Иван Людвигович. Подкупает своей… искренностью. — Я одним махом опрокинул в глотку остывший кофе и осторожно поставил чашку обратно на стол. — И все же я, пожалуй, откажусь.