Гардемарин Ее Величества. Коронация

Глава 2

— Тише, милостивые судари. Бога ради — тише! — Елизавета чуть возвысила голос. — Поверить не могу, что передо мной сильнейшие Одаренные Империи. Я начинаю думать, что мой покойный дядя зря потратил на вас миллионы казенных рублей.

Ее высочество гневалась. И — чего уж там — имела на это все основания. Из двухсот с лишним официально назначенных членов Совета безопасности на срочное совещание явилась едва ли треть. И если у части отсутствующих имелась железобетонно-уважительная причина — вроде исполнения долга службы в городе в нескольких тысячах километрах от столицы или даже в другой стране — то местные князья, графы и генералы не приехали в Зимний…

Просто потому, что не приехали. Кто-то действительно не получил приказ по сугубо техническим причинам, однако наверняка нашлись и те, кто проигнорировал зов будущей императрицы вполне осознанно. Вести с юга весьма непрозрачно намекали, что их сиятельствам придется не только выполнить старые клятвы, но и, возможно, даже поучаствовать в боях лично.

А желающих бежать и драться с Матвеем Морозом — по понятным и весьма многочисленным причинам — не находилось.

Но дело, конечно же, было не только в этом. Со своего места по правую руку от Елизаветы я прекрасно обозревал все помещение, и видел не так уж и много знакомых лиц. Главы родов, когда-то назначенные мною лично, ушли на покой, уступив места в Совете наследникам. Кто-то состарился, кто-то просто выбрал доживать свой век в тишине и покое — подальше от политических дрязг. Вместо них появились другие — те, чьи фамилии я не смог даже вспомнить. Новые генеральские звезды взошли уже после моей смерти в две тысячи пятом, во время правления покойного брата.

И, зная его, ярких среди них было немного — его величество всегда предпочитал воинским талантам исполнительность и преданность.

В общем, Совет имперской безопасности изрядно… скис. Не то чтобы выродился полностью, но за пропущенные мною десять лет понемногу превратился в сборище маразматиков, параноиков, лентяев и тех, кто стремился к заветному креслу лишь для того, чтобы получить доступ к казенным средствам. Таких было не так уж много, но все же достаточно, чтобы разбавить и без того жиденькую от безделья кровь старой гвардии.

Но ничего. Мы их встряхнем — всех до единого.

Впрочем, пока Елизавета была права целиком и полностью, и заседание наделенных запредельными полномочиями Одаренных больше походило на сходку крикливых и бестолковых старух на рынка в Пятигорске. Их сиятельства, светлости и прочие превосходительства вели себя безобразно. Спорили, перебивая друг друга, дергались, как эпилептики, и, похоже, на самом деле даже и не пытались прийти хоть к какому-то согласию. Каждого куда больше интересовало, как бы высказаться погромче других — так, чтобы ее высочество непременно услышала.

Но за громким петушиным кукареканьем скрывался самый обычный страх. Опалы, ответственности или спешной поездки туда, где по государственным трассам уже ползли в сторону Москвы неторопливые колонны тяжелой техники. Болтовня размякших от безделья чинуш и наследников древних родов содержала едва ли крупицу полезного.

И в конце концов надоела Елизавете.

— Довольно! Слышите мне — довольно, судари! — продолжила она, хмурясь. И только когда все стихли, наконец, повернулась к старшему Гагарину. — А что скажете вы, Юрий Алексеевич? Знаю, у вас не так уж много опыта полномасштабной войны, однако весь ваш род проявил себя, чтобы обеспечить мое возвращение домой. И я не могу не поинтересоваться…

— Что я скажу? — Гагарин не стал дожидаться, пока Елизавета прекратит любезничать. — То же самое, что и обычно: давайте послушаем молодое поколение. Среди нас есть те, кто за последние полгода совершил куда больше подвигов, чем некоторые из здесь присутствующих — за всю жизнь. И, что куда важнее, их достижения, если можно так сказать, еще не покрылись пылью.

— Полностью с вами согласен, — кивнул Морозов. — Милостивые судари, слово предоставляется нашему почетному гостю — его благородию прапорщику особой роты Владимиру Федоровичу Острогорскому.

Старики, наконец, направили ход заседания в нужное русло. Несколько позже, чем я рассчитывал — но, пожалуй, так вышло даже лучше: графы, князья и генералы уже успели потратить силы на препирательства, постепенно утрачивая пыл, и теперь были готовы выслушать мнение того, кто и близко не дотягивал до них ни по титулам и чинам, ни по опыту, ни уж тем более по возрасту. Некоторые, впрочем, тут же демонстративно задрали носы и отвернулись, всем видом показывая, что мнение какого-то там гардемаринского прапорщика, пусть даже награжденного парой-тройкой орденов и медалей, для них значит не больше, чем тявканье беспородной уличной дворняги.

Зато остальные приготовились слушать меня на полном серьезе — во взглядах большинства членов Совета застыло если не ожидание, то по меньшей мере изрядное любопытство. Наверняка слухи о подвигах нашей лихой четверки доходили даже до самых высоких кабинетов, и те из их обитателей, кто за годы безделья еще не растерял остатки разума, понимали: если уж курсанты Морского корпуса проворачивали немыслимые операции собственными силами, им уж точно есть, что предложить и сейчас.

— Благодарю, ваше сиятельство. — Я поднялся со своего места. — Признаться, я никак не могу понять, в чем, собственно, проблема. Вся Сеть трубит чуть ли не о начала гражданской войны, однако на записях с дронов и дорожных камер я вижу от силы три-четыре десятка танков.

Кто-то едва слышно фыркнул, но большинство членов Совета одобрительно закивали. В отличие от своих коллег из гражданских ведомств, генералы наверняка успели заметить, что великое воинство Матвея Морозова на деле было не таким уж и великим. Послушав чьего-то мудрого совета, он изо всех сил растягивал колонну техники, пытаясь создать видимость грозной силы, однако наметанный глаз различал обман буквально с нескольких кадров.

— Допустим, этого хватит, чтобы пробиться к Воронежу или даже чуть дальше, — продолжил я. — Но что потом? У Морозова… Морозова-младшего нет ни налаженных путей поставки, ни людей, чтобы их организовать. На его стороне выступили наследники родов южных губерний и несколько полков, это правда — но та ли это сила, которой мы должны всерьез опасаться? — Я сделал многозначительную паузу. — Если данные разведки верны, у него от силы десять-двенадцать тысяч штыков. А в одной только столице расквартировано впятеро больше солдат. И это не считая уже закаленной в городских боях лейб-гвардии и особой гардемаринской роты. Заметьте, судари — это я еще не вспомнил о присутствующих здесь, — усмехнулся я. — Половина из вас способна в одиночку остановить танковый клин и сбить звено боевых вертолетов.

Генералы снова одобрительно закивали, однако почтенные старцы в гражданской одежде дружно поежились и принялись недовольно хмуриться. Наличие могучего Дара, к сожалению, далеко не всегда подразумевает выдающуюся отвагу или хотя бы желание использовать доставшиеся от славных предков сверхчеловеческие способности на благо отечество.

И об этом, пожалуй, не стоило забывать.

— Разумеется, я не имею в виду, что мы должны дружно броситься на передовую, — усмехнулся. — Всего лишь напоминаю вам, судари, что возможности Совета ее высочества Елизаветы Александровны и Матвея Морозова по факту несопоставимы — мягко говоря. И если придется использовать силу — мы ее используем. И в случае полномасштабной войны…

— Как вы можете такое говорить? — простонал старший Морозов. — Это же люди… Точно такие же русские люди, как мы с вами… Это наши дети!

— Это ваш сын, Николай Ильич! — Я возвысил голос. — Именно он в ответе за все, что сейчас происходит в южных губерниях. И если у вас, как главы Совета безопасности империи, не хватит духу призвать к ответу зарвавшегося наследник — клянусь богом, я сделаю это сам!

— Вы предлагаете воевать со своим же народом? — осторожно поинтерсовался кто-то из-за широких генеральских спин. — Убивать своих же граждан? Устроить…

— Именно это я, черт возьми, и предлагаю! — рявкнул я так, что вздрогнул даже пол под ногами. — Бросить вызов ее высочеству сейчас, сразу после того, как мы избавились от предателей в Государственной думе и его светлости Георга Брауншвейгского — поступок многократно хуже любой измены. И миндальничать с Матвеем Морозовым — значит продемонстрировать всему миру не только слабость, но и собственную глупость. И все здесь, кто сохранил хоть каплю разума, согласятся, что мятежники должны быть уничтожены. — Я выдохнул, прикрыл глаза и, развернувшись к Елизавете, продолжил уже тише: — Ваше высочество, дайте мне неделю. И обещаю, уже скоро в Петербурге никто даже не вспомнит…

— О нет, ваше благородие. Позвольте с вами не согласиться.

От неожиданности я едва не подпрыгнул. И уже через мгновение все взгляды были направлены в сторону двери, которая только что распахнулась перед тем, кого не ожидал здесь увидеть…

Пожалуй, никто — включая меня самого. Хоть мы и были знакомы с его светлостью Диего Кортесом еще в моей прошлой жизни… И едва ли я назвал бы это знакомство приятным. За пропущенные мною десять лет потомок великого конкистадора успел изрядно постареть: волос на голове стало заметно меньше, острая бородка клинышком поредела и выцвела чуть ли не до белизны, а форма военного флота Иберийского содружества и адмиральские погоны сменились на самый обычный костюм-тройку с галстуком. И только угольно-черные глаза смотрели цепко и внимательно — точно так же, как и раньше. Дон Диего решил продолжить карьеру в посольстве, однако хватки, похоже, не утратил.

И наверняка все это время продолжал гадить изо всех сил — как от имени и по приказу монарха, так и из собственных побуждений.

— Доброго дня, — вздохнул я. — Приветствую вашу светлость. Хоть, признаться, и не могу понять, что иберийский посол забыл на закрытом заседании Совета.

— Но вы, разумеется, понимаете, что я нарушил все мыслимые и немыслимые правила не просто так. — Дон Диего явно от всей души наслаждался эффектом, произведенным его неожиданным появлением. — И вам, и ее высочеству наверняка будет интересно меня выслушать.

— В таком случае — говорите, — ледяным тоном отозвалась Елизавета. — Или не тратьте наше время попусту.

Я мысленно поаплодировал племяннице. Она вела себя именно так, как и следовало будущей императрице, хотя я сам на ее месте, пожалуй, тут же велел бы обнаглевшему дону убираться восвояси. А потом спустил бы три шкуры со всех, кто допустил его визит — от дежурного офицера до караульных.

— Как пожелаете, ваше высочество. — Дон Диего склонил голову. — Считаю своим долгом довести до вашего сведения, что сейчас я буду говорить не только от имени рода герцогов дель Инфантадо, но и от имени древнейших родов всей Европы. И все, что будет произнесено в ближайшие…

— Ближе к делу, ваша светлость, — буркнул старший Гагарин. Похоже, его тоже уже успела утомить пространная болтовня иберийца. — К чему все эти… финтифлюшки?

Дон Диего приподнял бровь. Как и полагалось члену посольства, он владел русским языком в совершенстве. Однако произнесенное Гагариным незнакомое слово все же заставило его удивиться.

Впрочем, всего лишь на мгновение — дон Диего тут же снова взял себя в руки и продолжил:

— Нам всем здесь прекрасно известно, что ее высочество обещала связать себя узами брака с его сиятельством князем Матвеем Морозовым. А слово аристократа, и уж тем более слово наследницы престола должно стоить ничуть не меньше, чем ее подпись на гербовой бумаге. — Дон Диего сделал театральную паузу. — И если оно все же было нарушено, юный Морозов вправе защищать свое законное право — даже с оружием в руках.

На мгновение в зале заседаний стало так тихо, что я услышал, как тикают часы на стене. Потом несколько человек дружно закашлялись от удивление, а кто-то, кажется, даже выругался. Едва слышно, но такими словами, что дон Диего их мог и вовсе не знать.

Зато я знал прекрасно — и, пожалуй, охотно подписался бы под каждым. В отличие от большей части простых и прямолинейных вояк из Совета мне вполне хватало опыта понять, к чему клонит иберийский посол.

И что он скажет дальше.

— Прошу вас, продолжайте.

Судя по тону, Елизавета тоже успела сообразить, чем все закончится — и решила не затягивать беседу.

— Как будет угодно вашему высочеству. — Дон Диего изобразил учтивый поклон. — Как вы уже наверняка поняли, я здесь только лишь для того, чтобы заявить: все благородные семейства Европы выражают свою поддержку Матвею Морозову. И от их имени я настоятельно рекомендую вам, Елизавета Александровна, не разрывать помолвку, а принять предложение его сиятельства.

Не мытьем, так катаньем… Иберийцы и вся так называемая объединенная Европа уже давно точили зуб на буквально восставшую из пепла страну которая даже после моей смерти в две тысячи пятом почему-то не спешила рухнуть. Но не добились успеха даже избавившись от императора. Поставленных им целей не добились ни Распутины, ни Мещерский — серый кардинал заговора. Ни даже прибывший из далекого Брауншвейга претендент на престол. Россия перемолола их всех.

И тогда иберийцы решили попробовать еще раз — и без особого труда отыскали нового мальчика для битья. Богатого, влиятельного и не лишенного определенного обаяния. И, что куда важнее — обиженного на весь мир и не слишком-то сообразительного.

— Что ж… — Улыбка Елизаветы явно не предвещала ничего хорошего. — А если я все же откажусь?

— Тогда вам и вашим друзьям придется столкнуться с недовольством самых могущественных из древних родов. — Дон Диего лучезарно улыбнулся. — Клянусь богом, в моей стране найдется достаточно тех, кто не потерпит, чтобы российский престол занял клятвопреступник.

— И что же вы сделаете? — снова подал голос Гагарин. — Уж позвольте полюбопытствовать.

— Мы найдем способ восстановить справедливость. — Дон Диего расправил плечи, принимая картинно-героическую позу. — Так же, как делали это на протяжении сотен лет.

Ибериец знал, что говорит. Скорее всего, даже репетировал речь перед зеркалом — не раз и не два. Его тезисы, разумеется, никоим образом не соотносились с официальной позицией мадридского двора, однако придуманы были именно там, в далекой отсюда Иберии. Где сидели прожженные многоопытные политиканы куда толковее бывшего адмирала военного флота — и они-то как раз просчитали все.

Кроме одного.

— Вы ведь говорите не от имени иберийского монарха? — поинтересовался я, поднимаясь из кресла. — Верно?

— Разумеется, — кивнул дон Диего. — Более того — я здесь не в качестве официального представителя Мадрида, а только лишь как глава рода герцогов дель Инфантадо и личный друг…

— Чудесно. Это все, что я хотел узнать. — Я не торопясь двинулся между столов. — Нам ведь не нужен международный скандал, не так ли?

Кажется, ибериец даже успел что-то сообразить — но слишком поздно. Когда я приблизился, насмешливые черные глаза вдруг забегали из стороны в сторону, а улыбка на лице сменилась недоумением. Дон Диего сложил руки на груди, и только в самый последний момент попытался дернуться, чтобы отступить…

Но такой возможности у него уже не было. Моя рука крепко ухватила его светлость герцога дель Инфантадо за ворот рубашки и приподняла так, что теперь он едва касался паркета носками ботинок. На мгновение я почувствовал вспышку Дара — которая, впрочем, тут же погасла: дону Диего хватило ума не пытаться лупить меня атакующими элементами, а физические силы, оказались, мягко говоря, не равны.

Я без особой спешки прошагал через весь зал, тряхнул полузадушенного герцога, разворачивая, и свободной рукой перехватил за ремень брюк на пояснице. Потом пинком распахнул дверь, вышел наружу под изумленными взглядами караульных в мундирах особой гардемаринской роты.

— Запомните, дон Диего: так будет с каждым вашим соотечественником, который посмеет сунуть нос во внутренние дела Российской Империи, — проговорил я.

И, легонько размахнувшись, одним броском спустил его светлость с лестницы.

И не успел грохот падающего тела, перемежаемый отборной руганью на иберийском, стихнуть в самом низу пролета, как за моей спиной раздались аплодисменты.

— Браво. Браво, друг мой, брависсимо! — Похоже, Гагарин искренне наслаждался устроенным мною представлением. — Я отдал бы половину своего состояния, чтобы посмотреть на это снова… Но увы, должен заметить — подобный подвиг едва ли останется без последствий.

— Думаете, нас ждет дипломатический скандал? — нахмурилась Елизавета.

— Нет, едва ли — учитывая обстоятельства. — Гагарин пожал плечами. — Однако ваши отношения с иберийским монархом, пожалуй, испорчены окончательно и бесповоротно. И я с трудом представляю, где мы сможем взять союзников, готовых столкнуться со столь грозной силой.

— О, не волнуйтесь, ваше сиятельство. У меня есть ответ на этот вопрос.

Я и не предполагал, что сегодня смогу удивиться еще больше — после внезапного визита дона Диего. Остальные члены Совета, вероятно, думали примерно так же — поэтому в зале вдруг воцарилась гробовая тишина. И все вдруг уставились на самый дальний угол длинного стола.

Туда, где из кресла с фирменной раздолбайской улыбкой поднимался его благородие курсант Морского корпуса Виталий Поплавский.