Глава 9

— Таким образом, господа, можно заметить, что мы продвинулись уже более чем на… Блин, вы вообще меня слушаете?

Корф готовился к докладу даже тщательнее, чем к экзаменам в Корпусе. И, как и положено гению, требовал уважения к проделанной работе. Будь у него указка, он непременно принялся стучать ей по столу. Или по экрану проектора, или себе по бедру… Или, к примеру, по коротко стриженой голове Камбулата, который изо всех сил старался изображать интерес.

Правда, без особого успеха — и поэтому его благородие барон гневался.

— Слушаем. Слушаем, родное сердце, — вздохнул я. — Изо всех сил внимаем мудрости, так сказать. Просто обстановка — сам понимаешь.

В Петербурге лето выдалось… скажем так, обычным — по тамошним меркам. Погожие деньки радовали и в исключительных случаях даже дарили возможность выбраться на залив и искупаться, однако в этом году северное солнце не переусердствовало и порой его — чего уж там — изрядно не хватало.

Воронеж встретил нас умеренным пеклом, но чем дальше мы продвигались в сторону занятого младшим Морозовым Ростова, тем умеренности становилось меньше. А пекла, соответственно, больше. Дни превращали окружающие город степи в самую настоящую сковородку, а ночи были слишком короткими, чтобы она успевала остыть.

Впрочем, жарко здесь оказалось не только в прямом смысле, но и заодно в переносном: танковый авангард и разведгруппы то и дело наталкивались на группы противника. Остатки разбитой под Воронежем колонны, блокпосты… или самых обычных дезертиров. Судя по обилию помятых вояк без знаков отличия, которых гвардейцы встречали в деревеньках по обе стороны трассы, дисциплина в армии Морозова хромала на обе ноги.

Не знаю, что насчет самого Ростова, но здесь, в паре десятков километров к северу, творился форменный бардак, который порой оказывался куда неприятнее и опаснее осязаемого и плотного сопротивления. Наверное, поэтому старший Морозов и их превосходительства генералы из штаба и предпочли остаться в Каменске — подальше от передовой и хоть самую малость поближе к надежному и теперь уже спокойному Воронежу, куда точно не смогли бы долететь боевые вертолеты.

Мое место было там, среди старших чинов — но почему-то я все равно рвался сюда. В пекло почти у самой у передовой, где вероятность выйти ночью проветриться и наткнуться на разведгруппу иберийского спецназа составляла если не пятьдесят процентов, то уж точно не меньше тридцати. То ли требовало движения молодое тело, то ли я где-то в глубине души хотел поскорее снова заработать ордена и звания — настоящие, с положенным количеством звездочек на погонах.

Чтобы никакой напыщенный иберийский болван больше не смел называть меня прапорщиком.

А может, дело было в Даре. В прошлой жизни я накапливал силу годами, неторопливо поднимаясь со ступеньки на ступеньку. К каждому следующему рангу приходилось идти пять или даже десять лет… раньше. Теперь же я «прыгал» вперед после каждой серьезной схватки, когда резерв опустошался в ноль, а синапсы работали на пределе возможностей. Улучшенное Конфигураторами тело будто само знало, как накапливать мощь — а мне оставалось только дать ему нужную нагрузку.

Штурм Зимнего и победа над Шмидтом заметно приподняли меня над уровнем третьего ранга, а поход на юг «дотолкал» чуть ли не до второго. Если динамика сохранится, то в Ростов я войду уже чуть ли не без пяти минут «единицей»… И тогда Морозову уж точно не поздоровится — как и любому, кто посмеет встать у меня на пути.

Впрочем, до этого нужно было еще дожить — и не сойти с ума от жары и рутины, которую буквально воплощал доклад Корфа.

— Обстановочка та еще. — Поплавский… то есть, его сиятельство Жан-Франсуа де Жуанвиль, маркиз де Морни, закинул ноги на стол. — Ну правда, и так мозги плавятся, а тут еще ты тут со своими диаграммами. И так ведь понятно: мы придем и всех вздрючим. Иначе быть не может. Верно я говорю?

— Верно, — отозвался я. — Но дьявол, как известно, всегда кроется в деталях. А уж в них-то его благородие барон знает толк, как никто другой.

Спорил я исключительно из вредности — после блестящего выступления Жана-Франсуа на заседании Совета в Петербурге его следовало осаживать. Хотя бы и иногда и хотя бы чуть-чуть, чтобы его сиятельство маркиз не позволял себе лишнего. Я готов был сколько угодно терпеть выходки раздолбая-второкурсника в чине унтер-офицера, но капитану разведки иностранной державы по определению позволялось существенно меньше.

При всех его незаурядных талантах и заслугах перед российской короной.

— Понял, ваша светлость. — Жан-Франсуа сложил брови домиком и картинно втянул голову в плечи. — Умолкаю. Слово господину барону.

— Да что-то уже не хочется, — буркнул Корф. — Все равно вы слушать не бу…

Последние его слова потонули в грохоте, донесшемся откуда-то с улицы. Артиллеристы дали нам всего несколько минут передышки и снова взялись за дело. Батарея расположилась на почтительном удалении от командного пункта, однако стадвадцатимиллиметровые гаубицы грохотали так, что стены тряслись наверняка даже в Александровске-Грушевском в четырех километрах по дороге на север. И когда они начинали работать по аэродрому в пригороде Ростова, разговаривать приходилось исключительно на повышенных тонах.

Или не разговаривать вообще.

— Да чтоб их… — Камбулат стянул взмокший на спине полевой китель через голову, оставшись в одной тельняшке. — Вот только этой дискотеки нам не хватало.

— Полагаю, совещание можно считать оконченным? — Я вопросительно взглянул на Корфа и, не дождавшись ответа, продолжил. — Впрочем, неважно — я как раз приготовил для вас небольшое развлечение.

— О-о-о… И какое же? — Жан-Франсуа принялся радостно потирать руки. — Очередную безумную операцию?

— Ни в коем случае, — улыбнулся я. — Всего лишь встречу с нашим старым знакомым. Полагаю, вы все уже успели по нему соскучиться.

Я взглянул на часы, и не успела секундная стрелка поравняться с минутной на отметке «двенадцать», как в коридоре послышались шаги, дверь распахнулась и за ней мелькнула сначала внушительная фигура младшего Гагарина, которую, впрочем, тут же сменила вторая. Тоже рослая и крепкая, но сгорбленная и какая-то униженно-жалкая, будто дон Диего все эти дни просидел в карцере, а не во вполне уютных апартаментах в соседнем доме.

Гардемарины и гвардейцы не слишком-то церемонились с пленниками, однако Одаренных аристократов все же содержали отдельно от обычных солдат и офицеров. А к дону Диего относились особенно трепетно — в конце концов, он был единственным, кто находился на территории Империи легально.

Дипломатическую неприкосновенность следовало соблюдать — хотя бы по мере возможности.

— Доброго дня, ваша светлость. — Я и не подумал вставать, но поклон все же изобразил. — Как вам спалось?

— Отвратительно, — дон Диего, похоже, не был настроен на любезности. — Вы… Вам это с рук не сойдет!

— Ошибаетесь, — усмехнулся я. — С момента вашего пленения прошло почти четыре дня, а Мадрид все так же молчит. Его величество Альфонсо — как и остальные европейские монархи и князья — не спешит высказать хотя бы недовольство, не говоря уже об ультиматуме.

— Мы оба знаем, что это лишь вопрос времени, — проворчал дон Диего. — Не сомневаюсь, еще до конца недели ее высочество Елизавета Александровна получит последнее предупреждение и…

— И плевать она хотела на ваши предупреждения. — Я закинул руки за голову и вытянулся в кресле. — На это, а также на все предыдущие и последующие. И хорошенько подумайте, ваша светлость, прежде, чем сказать хоть что-нибудь. Ведь нет ничего глупее, чем сыпать угрозами, которые невозможно осуществить.

— Вы слишком самоуверенны.

Дон Диего ответил быстро и решительно и в меру обтекаемо. За трое с лишним суток отсидки под замком он наверняка заготовил целый ворох требований и условий. Готовился юлить и торговаться, как и положено дипломату, а заодно и давить со всей мощью иберийского темперамента. Для него нападение на базу Одаренных «гастролеров» из Европы было лишь вариантом — неприятным, может, даже неожиданным — однако все же лишь одним из возможным. Тем, из которого тоже следовало извлекать выгоду для его величества Альфонсо. Его светлость наверняка просчитал все — кроме одного.

Я не собирался торговаться.

— Самоуверен? Нет, ничуть. Напротив — я действую исключительно исходя из ситуации. О которой, должен сказать, мои друзья осведомлены куда лучше ваших… Впрочем, давайте перейдем к делу. — Я повернулся к Корфу. — Господин барон, вы не могли бы?..

Тот коротко кивнул, и через мгновение карта на экране проектора сменилась видеорядом. Длинная колонна тяжелой техники двигалась по дороге. Съемка велась сверху — то ли с дрона, то ли с вертолета. Картину в кадре вполне можно было принять за марш Морозова на Воронеж… если бы не пейзаж.

Совсем не похожий на степи вокруг Ростова.

— Можете не вглядываться, ваша светлость. Это французская армия, — пояснил я, решив не мучить дорогого гостя. — Которая еще позавчера приступила к проведению учений у самой границы с Иберией. Разумеется, наши друзья не имеют в виду ничего такого, однако…

— Это провокация! — прорычал дон Диего. — Такая наглость не останется без ответа!

— Сильно сомневаюсь. — Я пожал плечами. — Вряд ли его величеству Альфонсо сейчас нужна война с Третьей Республикой. Но если этого вам вдруг покажется недостаточно…

Экран снова мигнул, и вместо марша французской гвардии на нем появились люди. Очень много смуглых темноволосых людей, потрясающих транспарантами на фоне каких-то трущоб. Лично я видел подобные декорации чуть ли не впервые, однако дону Диего они наверняка были хорошо знакомы.

— Забастовки в Мексике. Желтые газеты в Мадриде порой даже называют это революцией. Вряд ли хоть кого-то в столице всерьез беспокоит судьба заокеанских владений его величества… Но это может измениться в любой момент. — Я сделал многозначительную паузу. — Мне достаточно сделать всего один телефонный звонок, и наши друзья по ту сторону Атлантики позаботятся, чтобы у несчастных рабочих появилось оружие. Очень-очень много оружия, включая пулеметы и противотанковые системы. Полагаю, ваша светлость понимает, к чему я клоню?

У меня оставалось еще несколько козырей, но дону Диего, похоже, хватило и этих двух. Бедняга вспотел — и явно не только от жары. Несколько мгновений он буравил меня сердитым взглядом, потом выдохнул и опустил плечи, сдаваясь.

— Чего вы хотите? — едва слышно спросил дон Диего.

— Только одного — чтобы мою страну оставили в покое, — ответил я. — Мне не нужна война, но я к ней готов. И, возможно, готов куда лучше, чем его величество Альфонсо. И пора, наконец, признать поражение… Вы знаете, сколько людей погибло три дня назад?

— Точных цифр мне не сообщали. — Дон Диего нахмурился. — Но я предполагаю…

— Семьдесят четыре. — Я чуть возвысил голос. — И среди них дети и внуки иберийских грандов, которых его величество Альфонсо принес в жертву своим амбициям. И это только начало, ваша светлость.

— Вы мне угрожаете?

— Всего лишь предупреждаю. — Я сцепил пальцы в замок, подался вперед и продолжил уже тише. — Забирайте своих людей и уезжайте, пока не поздно. По мне так куда лучше приехать обратно в родовой особняк, сесть в плетеное кресло и выпить каталонского вина на закате, чем остаться лежать в степи с оторванными ногами… А именно этим все и закончится, если ваша светлость не передумает. Можете не верить, но я искренне желаю, чтобы благородные доны вернулись домой. — Я протяжно вздохнул и закончил. — Или туда вернутся их гробы.

Если дон Диего и размышлял над моими словами, то очень недолго — похоже, решение созрело в его голове даже раньше, чем я закончил свою короткую речь.

— Что ж… — с явным трудом проговорил он. — Полагаю, ваши требования следует немедленно озвучить моему королю.

— Именно этим вы и займетесь, — кивнул я. — Сегодня. Сейчас же. Отправляйтесь в Мадрид, ваша светлость — я же не желаю вас больше видеть.

— Я… Я свободен? — Дон Диего, похоже, не поверил своим ушам. — Я не…

— Вы свободны. — Я рывком поднялся из кресла и указал на дверь. — Транспорт вам обеспечат.

— Полагаю, не стоит злить нашего друга дурацкими вопросами. Ступайте же, — зачем-то пояснил Жан-Франсуа. И с фирменной ухмылкой добавил: — Или, как говорят в этой стране — пошел отсюда на хрен!

Загрузка...