Курсант: Назад в СССР 14

Глава 26

«Волга» глухо урчала, пробираясь сквозь заросли, и фары, тусклые от пыли, едва освещали узкую дорогу, больше иногда напоминавшую тропу. Лес теснил и сжимал машину с боков, деревья нависали, будто старались не пустить нас вглубь. Машина скрипела, цеплялась брюхом за кочки, ветки били по бокам и стеклу, противно скрежетали.

— Сколько ехать? — спросил я, глядя, как дворники с трудом размазывают мокрую пыль на лобовом.

— Почти приехали, — проговорил Орлов, напряженно вцепившись в руль. — Там за валуном будет старая просека, по ней — к берегу. И будем на месте…

Фары, наконец, выцепили просвет: вытянутая полянка, поросшая низкой травой и хилым кустарником, сползала прямо к воде.

Чёрное озеро лежало недвижимо. Луна висела низко, будто сегодня спустилась взглянуть на происходящее. В её свете рябь казалась живой — как будто кто-то шевелился под поверхностью. Ветер от воды тянулся холодный и влажный, воняло илом, водорослями и старым железом.

— Здесь, — коротко бросил Орлов, остановив машину и не доезжая до берега.

Он заглушил движок и выключил фары. Мы вышли, захватив фонарики. Борислав огляделся, вспоминая.

— Туда, — махнул он и пошел первым.

Под ногами хрустела по-лесному хвоя и ветки. КГБшник повёл влево, вдоль линии берега. Через метров сто мы подошли к склону, где валуны стояли плотно, как зубы исполинского зверя. Мрачный серый камень, поросший лишайником, местами занесенный землей и покрытый бурьяном, скрывал многое.

— Там, — показал Орлов. — Под корнями, под плитой.

Мы протиснулись в расщелину, больше похожую на капкан. Справа росла старая берёза, её корни охватывали массивный люк. Сверху — песок, мох, ветки. Но сразу видно, что кто-то уже копался здесь. Мох был сорван, трава примята, люк разрыт, на земле виднелись вдавленные следы подошв.

— Смотри, — я присел рядом с люком. — Здесь были. Недавно.

— Похоже, ты прав, Лазовские тут…

— Это и есть вход с засекреченный объект? — с сомнением покачал я головой. — Не так я его себе представлял.

— Основной вход заварен и закопан. Это — резервный лаз. Когда-то раньше, раз в год, техники через него спускались и меняли топливо у генераторов, аккумуляторы. Следили за объектом. А после того, как ПС-63 исчез, лаборатория стала по-настоящему заброшенной.

Он опустился на колени, стянул перчатку, снял с люка замаскированную небольшую крышку. Теперь был виден кодовый механизм — старый, механический, с ключевым пазом и шкалой. Орлов выставил код, после достал плоский ключ с насечками, вставил в гнездо и провернул. Металл не щёлкнул.

— Хм… Открыто, — пробормотал с опаской Борислав. — Ключ-то был только у меня.

— У Бобырёва мог быть? — спросил я.

— Запросто…. Когда лабораторию закрывали, бардак был, неразбериха. Срочно нужно было законсервировать её после скандала, это когда один из подопытных убил командира голыми руками и сбежал, раскидав охрану. Вот тогда и задумались о побочном действии ПС-63. Уверен, что это ещё не все его свойства изучили.

— И что он еще делает? Как влияет?

— Да кто его знает, но то, что человек сильнее становился, быстрее и выносливее — это одна сторона медали. Была еще и другая, и не одна даже. Но об этом умалчивали…

Орлов потянул люк, тот еле поддался, такой был тяжелый, и, казалось, прилип, но, недовольно скрипя, отъехал-таки в сторону.

— Готово, — выдохнул КГБшник, заглядывая в черноту.

— Не слишком ли просто? — спросил я, вглядываясь вниз, куда вела проржавевшая железная лестница, обвитая паутиной и тенью. — Мы вот так на раз-два попадаем на закрытый объект?

Орлов пожал плечами:

— Формально — да, объект до сих пор под особым грифом. Но по факту, после того, как вынесли ПС-63, он никому особо не нужен. Всё, что можно было вывезти, вывезли. По документам — «законсервирован», а на деле — просто бросили. Ни охраны, ни сигнализации. Только я… да старая дверь.

— И зачем его оставили?

— Задавался тем же вопросом. Первое время ждал — думал, кто-нибудь да придёт за порцией вещества. ПС-63 пропал. Думал — вернутся за остатками. Но никто не пришел…

Он помолчал, глядя на порыжевшее железо:

— А потом, совсем недавно, пошёл слух: наверху, в Москве, решают вопрос о полном уничтожении объекта. Говорят, будут затапливать. Ликвидировать всё к чертям. Но это только разговоры. Официальных бумаг я пока не видел. Только приказ — охранять. Следить. И не подпускать никого. Такие дела, Курсант…

— Пошли, — кивнул я собеседнику, подбадривая.

Я видел его замешательство, он будто тянул время, всё размышлял да рассказывал, но спускаться в черноту совсем не торопился.

И я пошел первым. Спустился по холодной лестнице в абсолютную темень. Только достал, стоя внизу, из кармана небольшой фонарик, как в это время в помещении что-то щелкнуло и загудело, зажглись под потолком плафоны. Большая часть не горела, но некоторые сработали. Свет мертвенно-бледный, хилый, но все же лучше, чем с фонариком.

— Генераторы — на резерве. Запустились на движение, — сказал Орлов. — Топливо еще не испортилось, видимо…

Он спустился следом.

— Автомат на включение? — спросил я с некоторым удивлением. — Законсервировано же….

Сейчас было уже не время для эмоций, но вот ответы мне нужны были все.

— Вот именно, кто-то заранее запустил автомат. Кто-то, выходит, недавно ковырялся в генераторной. Мы внутри, — произнёс майор. — Верхний уровень — жилой. Ниже — лаборатория, хранилище и автономные блоки, а резервная генераторная здесь где-то, рядом.

— С неё и начнём, — сказал я, оглядываясь по сторонам.

Стены — крашеный бетон, серый, грубый, с пятнами ржавчины и местами забитым железным армированием.

— Не бункер, а целая крепость, — присвистнул я. — Ни за что бы не подумал, что это — научный объект. Больше похоже на запасной командный пункт на случай ядерной заварушки.

— В принципе, так и есть, — ответил напарник, отряхивая брюки. — Лаборатория проектировалась с расчётом на автономную работу в условиях ядерной войны. Здесь, знаешь, и противорадиационные шлюзы, фильтр-установки с йодными и угольными кассетами, стены тут — в два с половиной метра толщиной. Кислород есть в баллонах, а есть и регенератор. Аварийная электростанция, резервное водоснабжение.

— Полный список, — кивнул я.

Он стукнул кулаком по толстой металлической дверце с чёрным гермозамком:

— Это не просто дверь, а бронешлюз. Держит давление и радиацию. Тут можно отсиживаться неделями, даже месяцами — с одним «но»: припасы и психика.

Я кивнул.

— То есть, выжить тут можно. По части техники — всё продумано. А вот, если поедет крыша в таком заточении — ни одна инструкция не поможет. Слушай, а зачем так было заморачиваться? Лаборатория под землёй, фильтры, гермодвери… Неужели нельзя было всё это устроить в городе, при каком-нибудь закрытом НИИ? Ведь есть же такие. Не ты, конечно, строил, но что-то знаешь.

Если здесь ни о чём не говорить, а просто продвигаться в полной тишине — точно где-то психанёшь. Вот я и задавал вопросы, а заодно лучше мог понять, как тут всё устроено и каких сюрпризов можно ждать.

— Нельзя было в городе… — поморщился Орлов, будто объяснял прописные истины. — Во-первых, за разработками шла охота. Разведки вероятного противника — ЦРУ, британцы, прочие — держали под прицелом всё, что исследовалось в рамках советской оборонки. Сам понимаешь, любая утечка — и вся работа коту под хвост. А здесь — тишина, глушь. По карте — обычный провинциальный городок. Ни тебе института, ни штаба. Никаких объектов. Да и теперь ни один спутник не отличит.

— Конспирация.

— Именно. А во-вторых, тогда, в разгар Холодной, в верхах уже понимали: дело не в танках и даже не в самолетах, а в мозгах. Вот и решили вынести часть перспективных исследований в глубинку, построить лабораторию по нормам мобилизационного времени. То есть так, чтобы и под бомбёжкой работать можно было, и при ядерной угрозе — ну, хотя бы не сдохнуть за пять минут. А потом уж решать.

— Как в командном пункте, выходит.

— Почти. Только не для генералов, а для тех, кто в халатах. Изоляция, ФВУ, аварийный дизель, запасы. Всё автономно. И если совсем прижмёт — заложен ещё и аварийный контур ликвидации. Ну, это для крайней ситуации. Чтобы ничего не досталось врагу. Ни схем, ни образцов.

— Ни людей, — добавил я.

— Люди — тоже ресурс, — пожал плечами Орлов. — Для них все и делалось. Фильтровентиляционная установка тут — типовая, ФВУ-100 или ФПУ-200, точно не знаю.

— Как я понимаю, классическая трёхступенчатая система?

— Так точно, и от пыли, и от органики и токсинов, и йодная кассета на случай… изотопов.

Орлов помолчал, потом провёл пальцем по воздуховоду и обеспокоенно проговорил:

— Металл сухой, без пыли — значит, систему запускали недавно. Значит, кто-то тут ещё шляется.

Он обеспокоенно оглянулся.

— А я тебе говорил… — хмыкнул я. — Где генераторная?

— Вон там, похоже.

Мы дошли до ответвления коридора, которое упиралось в дверь. На ней висела покосившаяся и облупившаяся табличка: '…энергетический отсек. Объект 2/13…

— Свет откуда? — спросил я, кивнув на дверь.

— Это резервная автономка, — ответил майор. — Дизельная АД-шка, пуск от сжатого воздуха.

Я толкнул тяжёлую дверь бокового хода и шагнул внутрь. Темно, потолки низкие, как будто давят на плечи.

— Жди здесь, прикрывай, — обернувшись, скомандовал я и прошел дальше.

Я замер в небольшом помещении, прислушался. Тишина — только равномерное поскрипывание металла и запахи: солярка, масло, копоть. Постепенно глаза привыкли к полумраку. Пусто. Вроде, никого…

Генератор стоял, как танк на приколе — старый, массивный АД-100, если верить табличке, выпущен в 1962-м. Поставили его, скорее всего, сразу, когда закладывали этот бункер — в ту пору, когда боялись американских ракет. А американцы боялись наших.

Низкий гул и ритмичная вибрация шли по полу, ударяясь в пятки и поднимаясь по ногам, будто сердце под землёй билось. Я прошел дальше, тут нужно было пригнуться — над головой старая балка, обмотанная резиной. За столько лет она сгладилась от лбов техников.

Провёл ладонью по корпусу генератора — тёплый. Работает давно. Снаружи питание лаборатории давно отключено. Сейчас это — единственный источник энергии.

На стене висел противогаз без сумки-чехла. Потертый и потемневший, но ещё в строю. Как немой сигнал: здесь не место для прогулок.

Из вентиляции тянуло сухим, отфильтрованным воздухом. Где-то за стенкой гудели компенсаторы — гасили вибрации, не давая им расходиться по конструкциям.

Я подошёл к аварийному рубильнику. Массивный, с резиновой накладкой. Уже было потянулся — и замер. Отключить питание? Нет… Пока пусть работает. Это сердце бункера. Глушить — всё равно что душить живой организм. Да и свет мне понадобится, чтобы найти тех, кто здесь прячется.

Так что я вышел и закрыл за собой дверь.

— Ну что? — с облегчением выдохнул Орлов, когда я вернулся.

Ему явно не по себе было одному.

— Чисто, идем дальше.

И мы пошли. Коридор с металлическим полом еле слышно гудел. Откуда-то из глубины доносился этот слабый гул — то ли воздух ходил по водоводам, то ли гремели отголосок чьих-то далеких шагов.

Я крепче сжал рукоять пистолета. Орлов — тоже.

— Там кто-то есть… — пробормотал шепотом майор. — Готов?

— Всегда, — ответил я.

Впереди сгущался полумрак. Лампы аварийного освещения здесь были разбиты — точно не случайно, словно кто-то заранее готовился к нашему приходу.

На стенах возле дверей виднелись пыльные таблички с обозначениями секторов — «С-2», «Технический», «Насосная», некоторые — перекошены, одна сорвана. Мы шли всё глубже, под неясный гул и отзвуки собственных шагов. Каждое движение — ближе к тем, кто прятался здесь. К тем, кто поверил, что этот брошенный бункер — их крепость. Их убежище. Их дом. Но я знал: сегодня мы этот «дом» вскроем. До последней гермодвери.

Пришлось включить фонарики. Лучик выхватил из темноты серые стены и облупленные указатели с надписями: «СЕКЦИЯ Х-3», «ТЕХНИЧЕСКИЙ МОДУЛЬ Б/6».

Коридор вдруг начал петлять — странные зигзаги, как будто бункер прокладывали не по чертежу, а в обход уже существующих вентшахт, блоков. Мы спустились на уровень ниже и шли уже вдоль остекленных перегородок. За грязными стеклами — брошенные лаборатории. На внутренней стороне стекла кое-где — пятна от испарений или брызг реактивов. Внутри помещений виден типовой советский лабинвентарь: столы со вздувшимся покрытием, какие-то пробирки, мензурки, стеклянные воронки, фарфоровые ступки, флаконы с выцветшими этикетками. В одном шкафу — ряды банок с маркировкой: «ПК-7», «АШ-43», «Раствор №12». Всё покрыто равномерной нетронутой пылью. Видно, что брошено и никому не нужно.

На стенах — плакаты-инструкции: «ОСТОРОЖНО: КИСЛОТА», «ПЕРЕД СМЕНОЙ ПРОВЕРЬ ГЕРМЕТИЧНОСТЬ СИСТЕМЫ», «РАБОТА С РЕАКТИВАМИ — ТОЛЬКО В ПЕРЧАТКАХ».

Освещения здесь тоже не хватало. Когда-то его было в достатке, но теперь большинство плафонов разбито. Осколки — вот они, свежей россыпью лежат на бетонном полу.

Еще не запылились. Ну точно кто-то специально их разбил и причем — совсем недавно.

— Смотри, — вдруг тихо проговорил Орлов. — Видишь?

Я проследил за лучом его фонарика. На бетонном полу — цепочка следов подошв обуви. Крупных, мужских. Я присел, коснулся одного из них. След был тёмно-красным и влажным. Я провёл пальцем по пятну, поднёс его к глазам, на свет фонарика, растирая подушечками.

— Твою мать, — прошептал я. — Это же кровь. Свежая.

Орлов напрягся, стал вертеться на месте, водя пистолетом.

— Ты это слышал?

Я замер. Прислушался. Тишина.

— Нет…

— Там кто-то есть! — выдохнул майор и указал стволом на боковой проход.

Я по-прежнему ничего не слышал.

— Стой здесь, — приказал я. — Я схожу, проверю.

— Один? — в голосе Орлова сквозила тревога.

— Да. А ты прикрой мне тыл и смотри в оба.

— Слушай… а если оно обойдет нас и выскочит через люк? На улицу? Изнутри он не запирается, механизм сломан.

— Да… Ты прав… Что предлагаешь?

— Давай я пойду назад, на выход и там встану. Караулить буду.

Я подумал, почесал затылок. В моем времени так начинался любой фильм ужасов — когда герои разделялись. Но у нас не кино, жизнь. И майор прав. Нужно охранять выход, чтобы тварь не смылась. Есть большая вероятность, что тот, кто издает звуки — попытается или убить меня (но я не дамся), или смыться — через люк наружу.

— Ладно, — кивнул я. — Жди у люка… я найду того, кто там прячется в этой чертовой темноте, и погоню на тебя. Будь наготове, и… если что, смотри, не пальни по мне.

— Григорич… — тихо произнёс Борислав, обдумав наш разговор. — Может, ну его. Не пойдешь один? Давай вместе вернемся, заклиним люк к чертям этот люк — и вместе пойдем искать? А?

— Если мы заклиним его, — покачал я головой, — как мы потом сами выйдем?

— Ну, да-а… — он кивнул. Понуро. Протянул руку, будто навсегда прощался: — Удачи.

— И тебе.

Майор направился к выходу, а я пошёл дальше. Медленно шагал, продвигаясь вперёд, пистолет наготове, фонарь в вытянутой руке. Свет выхватывал то клочья паутины, то тёмные дверные проёмы, кривые надписи на табличках. Сердце билось в висках.

Я не слышал ничего. Тишина стала гуще. Лишь капала где-то вода, словно счётчик — сколько шагов осталось до встречи, по чьим следам я шел.

Кап. Кап.

И тут — раздался стон.

Еле слышный. Но в нём было всё. Боль. страх. Конец.

— А-а-а….

Я остановился. Напряг слух. Направил фонарь в темноту. Сделал ещё шаг. И ещё. Повернул за угол — и увидел приоткрытую дверь.

На табличке: «СТОЛОВАЯ».

Зашёл. Темно, лишь фонарик пытается робко высветить обстановку. Внутри — алюминиевые баки на стойках, пара кастрюль на ржавой плите, столы с облупившимися поверхностями. В углу стоял отключённый холодильник, дверца приоткрыта, будто его пытались использовать как укрытие.

Но что-то ещё здесь было не так.

Я сделал ещё пару шагов и тогда понял. Услышал хлюпанье под ногами. Посветил вниз.

Кровь. Много крови…

Под ногами — тёмная, уже подсохшая, местами ещё вязкая. Она тянулась пятнами от входа через зал — к дальнему темному углу. Я прошёл туда. Осторожно.

И тогда…

Снова — стон.

— А-а-а-а….

Пробирающий до костей. Совсем рядом. Я был здесь не один.