Курсант: Назад в СССР 14

Глава 4

Это была Лиза. Елизавета Грунская. Глаза — живые, дерзкие, и что-то в них было… зрелое не по годам. В руках — бокал с вином. На столе открытая бутылка.

— Андрей Григорьевич, — проговорила она, и голос её был будто из другого времени. — Не скучно вам париться в одиночестве?

Я не ответил сразу. Стоял, глядя на неё, как на привидение. Ведь я её прекрасно знал. Не по паспорту и не по рассказам. Я знал её из другой жизни. В девяностых её звали Груней. Мамка, хозяйка борделя в моем родном городе, попав туда еще в девяностые уже бывалой проституткой. Но за непробиваемым образом развязной и разбитной шалавы и уличными ухватками тогда скрывалась женщина с крепкими мозгами и нервами. Она помогала мне. Сливала данные на бандитов, торговцев наркотой, докладывала о всех сомнительных клиентах борделя, у кого нелады с законом. Была со мной на связи, как агент. Работала тонко, ни одного прокола, будто мстила криминальному миру за свою сломанную жизнь. А потом…

Потом бандосы её вычислили. И убили в начале нулевых, когда в городе ещё были группировки. Просто однажды её выловили из реки: в пальто, без обуви, горло перерезано.

Я узнал, кто это сделал, и нашёл ублюдков. Одного пристрелил лично при задержании, двоих засадил. Но Груню, конечно, это не вернуло.

И вот теперь она сидит передо мной. Живая, молодая, совсем не увядшая. На самом краю судьбы, с которого она однажды свернула не туда.

— Лиза… — выдохнул я.

— Вы меня знаете? — девушка сначала удивилась, а потом заулыбалась. — А, ну да… Меня все знают.

— Что ты тут делаешь? — задал я вопрос, который так и рвался с губ, хотя и не имел смысла.

Понятно было, что она ответит. И Лиза игриво промурлыкала, склонив голову набок:

— Отдыхаю.

— Так, а другого места отдыха не нашлось? — изобразил я недовольство, настраиваясь всё-таки изображать, будто впервый раз ее вижу.

— Простите… Вам разве не приятно общество такой симпатичной дамы?

— Я здесь не за этим, — в этот раз проговорил я более мягко, чтобы совсем не отпугнуть.

— Жаль… Но я выполняю просьбу хороших людей. Сказали, вы серьёзный человек. Майор из Москвы. Заслуживаете культурного сопровождения, так сказать. Вот я и пришла. Я должна показать наше гостеприимство.

Она завела волосы за ухо и посмотрела на меня искоса.

— Гостеприимство? — прищурился я, уже обмотавшись полотенцем и усевшись на лавку напротив, между нами был только стол.

— Не бойся, — она рассмеялась, перейдя на «ты», — я не кусаюсь. Пока. Хотя… если ты будешь милым и попросишь — могу укусить. Хи-хи…

— Кто тебя прислал? — спросил я прямо.

— Ой, да какая разница? — Лиза встала, показывая соблазнительное бедро. Простыня чуть дрогнула и соскользнула с ноги. — Сама пришла… А ты расследовать что-то приехал, да? Говорят, что-то важное, говорят, ты знаменитый сыщик. Ой, мамочки, как интересно… Расскажешь?

На слове «знаменитый» она сделала особое ударение, будто я был как минимум звездой мировой эстрады. Обойдя стол, девушка подошла ближе. Тепло её тела чувствовалось на этом коротком расстоянии.

— Служебная тайна, — улыбнулся я.

Она наклонилась и вдруг спросила с некоторой грустью:

— Я знаю, ты не простой, это сразу видно. Умный. Видящий. Вот и посмотри на меня. Видишь, кем я могу стать? Видишь, куда меня тянут? Ну…

Я даже вздрогнул — почему она спросила у меня это? Будто Груня почувствовала нашу связь из будущего. Я смотрел ей в глаза: всё тот же взгляд, только ещё без прожитых лет, без боли, без пелены той усталости, что ляжет потом печатью на ее лице, забирая остатки молодости и красоты. Она — ещё не падшая. Её ещё можно спасти. Наверное.

— Не с того жизнь начинаешь, дорогая, — тихо сказал я. — Сверни, пока не поздно. Пока ты ещё не стала той, кем… однажды можешь стать.

— А если уже стала? — прошептала она, уселась рядом, игриво обвив мою шею руками, и попыталась поцеловать.

Я мягко отстранил ее, показывая, что у нас всего лишь беседа, пусть и по душам.

— Нет. Поверь мне, я бы почувствовал. В людях я немного разбираюсь.

В банной комнате повисла на миг тишина. Лишь тикали настенные деревянные часы да чайник с травами посапывал на краю стола.

Она сидела, закутавшись в простыню, босая, опустив плечи, будто не пряталась — а, напротив, ждала, когда я заговорю. Волосы её блестели от пара, спина по привычке чуть кокетливо выгнута, но не напряжена.

— Не все так просто, Андрей Григорьевич, — проговорила всё-таки собеседница, и теперь напускная её игривость уже улетучилась.

Я знал про ее проблемы. Знал, почему так все с ней обернулось.

— А у тебя с отцом, значит, не ладилось? — спросил я негромко, будто в никуда.

Лиза подняла на меня глаза. В них что-то дрогнуло — обида, смешанная со скрытой злостью на родителей.

— Ты откуда знаешь? — голос её чуть дёрнулся, но не сорвался.

— Бывает, угадываю, — пожал я плечами. — А иногда просто знаю — я много знаю. Работа такая. Ну так что, расскажешь?

Она отвернулась, глядя в стену, на медвежью шкуру, прибитую к брёвнам.

— Он… бил. Не всегда. Но так, что не забыть. А мама… — она сглотнула. — Мама делала вид, что ничего не происходит. Боялась, что он её тоже начнёт. Я уходила из дома ночами. Потом — на недели. А потом и вовсе не вернулась. И знаешь… никто не искал.

Она замолчала. Я налил ей в глиняную кружку тёплого чаю, подал.

— Спасибо… — сказала она тихо, не глядя.

— Сначала ты искала, где теплее. Потом — где проще. А потом оказалось, что назад не вернуться, да?

Она кивнула. Слёзы стояли в глазах, но Лиза не плакала. Только губы чуть дрожали, как у ребёнка, потерявшегося на вокзале.

— А сейчас? — спросил я. — Чего ты хочешь сейчас, Лиза?

Она впервые посмотрела прямо, в упор. Я теперь не был её клиентом, но кем я для неё был? Сочтёт другом — или только случайной «жилеткой»?

Я слушал.

— Устала, — выдохнула она. — Я не шлюха, понимаешь? Я просто… Я с ними потому, что думаю: может, кто заметит, может, вытащит… А никто не тянет. Только берут. И платят. Как за вещь.

И тут уже не сдержалась. Закрыла лицо ладонями, зарыдала. Беззвучно, только вздрагивали острые плечи.

Я сел ближе, не касаясь, но рядом. Тихо, почти шепотом, сказал:

— Лиза, уезжай отсюда. Здесь тебе жизни не будет. Поступай в техникум, на заочное. Устройся на работу. Есть заводы, фабрики — дают общежитие. Ничего, обживёшься. Найдёшь парня, заведешь семью, ребёнка родишь. Всё у тебя будет.

— У меня?.. — она вскинула голову. — С чего ты взял?

Я усмехнулся, подбирая слова:

— Ну-у… у меня просто чуйка. Сильная. Ты же сама сказала, я знаменитый сыщик.

Я провоцировал её — буквально толкал на то, чтобы она мне поверила. А для неё это было сложнее всего — и одновременно так просто.

— Ты так говоришь, будто знаешь, как всё будет… — помотала головой Лиза.

— А ты будто не подозреваешь? — прищурился я. — Куда может привести такая дорожка.

— А что? Я хуже других? Я, может, тоже красиво жить хочу, — с некоторым вызовом проговорила она, выгнув спину, отчего простынка спала, обнажая налитую грудь. Но она ничуть не смутилась и совсем не торопилась поправлять этот покров, а поглядывала на меня, всем видом говоря, мол, посмотри, какая я.

— Это всё так, да только пока ты молодая… А потом?

Она задержала на мне взгляд, нахмурилась.

— А ты… Кто ты, Андрей Григорьевич? Ты же не просто милиционер, да?

Я усмехнулся.

— А кто у нас сейчас просто милиционер? В наше-то время. Так что обещай подумать над моими словами, договорились?

Она кивнула, медленно, понимающе. Тихо сказала:

— Спасибо. За всё. За чай… и за правду.

— Уезжай, пока не поздно.

И в этот момент я увидел её совсем другой. Какой она могла быть. Какой она уже была когда-то — и как могла бы стать снова. Только бы повернула. А я… я знал, что должен что-то сделать, чтобы на этот раз она выжила.

Мы сидели и пили чай, как давние друзья, Лиза успокоилась и даже повеселела, чувствуя неведомую ранее для нее поддержку. А я решил поспрашивать ее о мутных делах, что творятся в городе.

— Ты знаешь, Лиза, что в Нижнем Лесовске пропадают люди? — спросил я, глядя ей прямо в глаза.

Она отвела взгляд, скользнула им по полу, выдохнула медленно, будто внутри какая-то тяжесть её давила.

— Что молчишь? — подбодрил я. — Мне можешь довериться. Всё, что скажешь — останется между нами.

— Знаю, что пропадают… Все знают, — сказала она негромко. — Только никто об этом сильно не говорит. Боятся чего-то, опасаются. Власти — молчат. Милиция делает вид, что всё в порядке. А люди… они исчезают, и все, в основном, в районе Чёрного озера. Всегда там.

Такого ответа я и ждал, а потому бровью не повёл и продолжил.

— Ты откуда это знаешь?

— Да кто же не знает? Только вот недавно на одном из этих… вечеров. Ну, ты понял. — Лиза покосилась на меня, а затем кивнула на маленькое занавешенное оконце, за котрым раздавлись звуки гулянки, и щеки у неё чуть покраснели. — Когда они там выпивают, обсуждают всякое между собой, откровенничают… Я сидела рядом, молча. А у женщин-то ухо острое.

— Кто — они?

— Шамба, Мещерский. Ещё один был, не знаю кто. В тени сидел, только голос помню — грубый такой, прокуренный… как будто камнями по стеклу скребёт. Они говорили как раз про озеро. Смеялись. Радовались, что народ туда носа не суёт. Словно так и надо.

— Вот как? — удивленно кивнул. — А что именно обсуждали?

— Не разобрала. Они шептались, бокалами звенели, да всё с подколками. Только один сказал: «Главное — чтобы туда никто не совался. Остальное само решится». А другой ответил: «Так народ и не сунется. Само место отпугивает.»

— Значит, они знают, что там творится?

— Наверное… — Лиза поёжилась. — Ты, пожалуйста, Андрей Григорьевич, не говори, что это я сказала. Они улыбаются, шутят, водку пью… но я видела, как Шамба смотрит, когда кто-то ему перечит. Я их боюсь. А Мещерский… Он может улыбаться тебе в лицо, а потом…

— Убить? — спросил я, глядя на неё в упор. — Может, пропавшие люди как-то связаны с ними?

Она вздрогнула.

— Нет-нет. Я не знаю. Может, и связаны, утверждать не буду. Но то, что в нашем городе могут просто исчезнуть некоторые, такие как я, это запросто. И никто искать не будет. Ни семьи же, ни связей, ни привилегий.

Я откинулся на спинку скамейки.

— Слушай, Лиза. Это все очень странно. Я здесь, чтобы с этим разобраться. Ты сможешь для меня разузнать больше? Про Чёрное озеро и про всё, что здесь творится.

Она на секунду будто онемела, только приоткрыла рот. Наконец, выдохнула:

— Как?

— Ну, просто продолжай слушать, и, если будет что-то интересное, расскажешь.

Она снова остановила на мне внимательный взгляд. Потом кивнула.

— Смогу. Я и сама хочу уехать отсюда, особенно после твоих слов. Только пока не могу. Лето — сезон, деньги идут. А уехать — дело затратное, надо накопить сперва. К осени, может, получится. Я хочу начать нормально, как ты сказал. Без этой всей… дряни.

— Лучше уехать сейчас, — высказался я, жертвуя своим новоиспеченным агентом. — Чем потом.

Она качнула головой.

— Я не из тех, кто прыгает, не зная, где приземлится. Я привыкла твердо стоять на ногах. Ещё немного, и смогу. А пока… я помогу тебе. Всё, что услышу, скажу. Только ты меня прикрой. Если что.

Я посмотрел на неё, и что-то в груди сжалось. Было бы у неё чуть по-другому… может, она бы и не погибла в той жизни. Может, теперь у нас шанс переписать судьбу.

— Договорились, — тихо сказал я. — А пока давай выпьем еще по кружечке чая, пусть все думают, что мы нашли общий язык.

Когда девушка ушла, в баню завалилась пьяненькая ватага. Мещерский, весело рыгнув от ночного шашлыка и тостов, вылез первым, хлопнул меня по плечу:

— Ну что, Андрей Григорьевич, отдохнули? Наша Лиза, небось, как следует вам спинку потерла, а? — подмигнул он, заглядывая мне за спину, взгляд его скользил по дивану у стены.

Я лениво усмехнулся:

— Да, Гавриил Захарович, потерла. Уважила. Спасибо, как говорится, за радушие.

Он довольно фыркнул и уставился в сторону, как бы случайно, туда, где на диванчике в банной комнате лежала простыня. Кристально разглаженная, девственно чистая, даже не примятая. Моргнул, но промолчал.

На следующее утро Мещерский довез меня до моей гостиницы. Я вошел в здание. У стойки, как коза на привязи, уже сидела она — Эльвира Марковна, администраторша. И этот взгляд училки, которая поймала тебя курящим в школьном туалете.

— Здравствуйте, товарищ Петров, — протянула она, карамелью растягивая слова. — Доброе утро вам… Как ваши… колготки?

Я прищурился:

— Тише, Эльвира Марковна, договорились же, всё строго между нами.

Но тут, как из-под земли, нарисовались двое милиционериков. Один в лейтенантской форме, другой сержант. Молоденькие, старательные, ну чисто комсомольцы на отчетном собрании.

— Соловьёв и Крюков, — представился один за двоих с выражением долга на лице. — Поступил сигнал. Гражданин, ваши документы.

Эльвира Марковна хихикнула:

— Попался, значит? Спекулянт! Барыга! Я сообщила, куда надо!

Я вздохнул, как человек, который уже устал объяснять людям прописные истины.

Ну да ладно… парнишки не в курсе, кто я, а мегера и подавно, так что придется объяснить.

— Майор милиции Петров Андрей Григорьевич. Спецгруппа МВД СССР, — я достал удостоверение и сунул в изумленные лица сотрудников.

Глаза у обоих увеличились будто бы раза в два. Оба вытянулись по струнке, козырнули:

— Э-э… виноваты, товарищ майор, — пролепетал старший. — Ошибочка вышла. Мы тут…

— Ничего, бывает. Благодарю за бдительность, лейтенант.

— Разрешите идти?

— Идите, — благосклонно кивнул я.

И, как вихрь, смылись за дверь.

Я повернулся к Эльвире Марковне. Та теперь стояла как вкопанная, с лицом, на котором отражались все стадии сначала побледнения, а потом покраснения.

— Эльвира Марковна, ну что же вы? С вами никаких дел нельзя иметь. Колготки — это было, так сказать, мое прикрытие. Я здесь по очень важному и секретному делу. Надеюсь, теперь вы будете держать язык за зубами. Так вот, слушайте внимательно: никому, слышите, никому ни слова, кто я и что я. Дело государственной важности. Все ясно?

Она охнула, прикрыла рот рукой и зачастила:

— Да, да, да… что же вы сразу не сказали? Я… я…

— Если кто-то будет про меня спрашивать, немедленно меня известите.

— Да, конечно…

Я зашагал к своему номеру, слыша, как сопит на своем посту администратор.

В номере я открыл шкаф, вытащил костюм понаряднее, аккуратно разложил его на кровати. Гладкие зеленые брюки со стрелками, что порезаться можно, светлая рубашка с отутюженным воротом, галстук — всё как положено.

Смахнул с лица остатки сна прохладной водицей в умывальнике. Бритва «Нева» (обошлось всего парой порезов), крем для бритья и ершистый помазок. Одеколон «Шипр» — капельку за уши, для настроения. Чёрный дипломат лёг в левую руку, правой я нащупал кобуру под пиджаком. Время работать.

Здание ОВД Нижнелесовского горисполкома встретило меня кирпичными стенами и низким крыльцом, на котором скакали по теньку воробушки.

Распахнув дверь на пружине, я вошел внутрь. Помещение давно без ремонта, как, впрочем, и многие подобные учреждения в конце восьмидесятых. Пожелтевшие плакаты — «Береги государственное имущество», «Советский милиционер — опора закона!» — встречали посетителей с некоторой иронией в такой обстановке. В углу за стеклом дежурной части уткнулся в обыденную писанину сержант, при моём появлении он встрепенулся было, окинув изучающим взглядом, но, увидев удостоверение, козырнул: проходите.

Кабинет подполковника Бобырева располагался на втором этаже, за покрытой лаком дверью с табличкой «Начальник ОВД». Я постучал и вошел.

— О! Наш уважаемый Андрей Григорьевич! — радостно прогудел Виктор Игнатьевич, приподнимаясь из-за стола. Вид у него после вчерашнего был помятый, как у старой подушки, в которой слежался пух, но улыбка бодрая. — Как банька? Присаживайтесь. Подлечиться, так сказать, не желаете? По пять капель, для здоровья, чисто профилактика, — он уже потянулся к ящику стола за коньяком или чем-то подобным.

Видимо, обычно все соглашались.

— Благодарю, Виктор Игнатьевич, я на работе не пью, — мягко, но твёрдо ответил я.

Бобырев крякнул и отдёрнул руку, будто обжёгся.

— Ну, это вы правильно. Мы, значит, так-то тоже не злоупотребляем, ага. Что нужно — говорите, окажем содействие.

— Та-ак… — я покачал ногой, будто только сейчас собираясь с мыслями. — Мне нужен кабинет, печатная машинка и сейф, — перечислил я. — Работа серьёзная.

— Будет сделано. Как раз кабинет освободился — один инспектор наш в отпуске, а второго уволили. Пойдемте, покажу.

Он лично проводил меня. Кабинет был небольшой, но светлый. На окне фикус, у стены металлический шкаф, стол с потёртой столешницей. На стене — схема полной разборки ПМ и почему-то портрет Андропова, чуть покосившийся.

— Печатная машинка «Ятрань» — в шкафу. Бумага — вот в этом ящике. Ага….

— Хорошо. Спасибо. А теперь, Виктор Игнатьевич, мне нужны материалы по всем без вести пропавшим за последние пять лет. Распорядитесь, пожалуйста, мне их принести сюда.

Подполковник сдержанно всплеснул руками:

— Ай, Андрей Григорьевич… Архив у нас на прошлой неделе погорел. Проводка старая, а кто-то кипятильник воткнул. Архив, картотека — всё в дым. Чуете? — он повёл носом. — Еще до сих пор гарью пахнет. Но виновные уже наказаны. Вот этого, кто сидел на вашем месте, уволили.

— Удобно, — сухо заметил я.

— Что — удобно? — будто не понял подкола начальник милиции.

— И что теперь думаете делать?

— Вы не волнуйтесь! Что надо — восстановим. У оперативников кое-что осталось. Списки, розыскные дела на пропавших… в прокуратуре возбужденные хранятся.

— Но возбуждали вы далеко не все? Так?

— Ну, всё в рамках закона, Андрей Григорьевич. Где-то отказные, где-то дела… Проверки тщательно проводили.

— Только теперь не проверишь, — зажевал я губу.

— Ну так…. — пожал плечами подполковник.

— Тогда позовите сотрудника, который занимается розыском без вести пропавших.

Бобырев поёжился:

— У нас нет такой линии в уголовном розыске. У нас все по чуть-чуть. Универсалы, так сказать. Один и потеряшку ищет, и подозреваемого ловит, и кражу расследует, и в школу лекции ходит читать… Обязали нас с этого года — агитацию проводить среди молодёжи.

И вздохнул — мол, работы невпроворот, и всё-то валят сверху.

— Понятно, — хмуро усмехнулся я. — Значит, и тут, и там — и в итоге нигде. Бардак.

В кабинете повисла тишина. А за окном, через силуэт фикуса, сквозь мутноватое стекло я увидел, как во дворик ГОВД медленно въехала черная «Волга».

Ага, кто-то пожаловал. И что-то подсказывало, что по мою душу.