Иду по заброшенному зданию психбольницы. Коридоры затоплены лодыжку. Вода тёмная, густая, с металлическим запахом крови. Под ногами что-то хрустит — не сразу узнаю осколки человеческих костей и зубов. Стены покрыты чёрной плесенью, которая пульсирует и шевелится при каждом моём шаге, складываясь в странные узоры и символы, похожие на те, что были у сумасшедшего старика.
Дверь в конце коридора приоткрыта. Из щели сочится синеватый свет. Я знаю, что не должен туда идти, но ноги несут меня вперёд помимо воли.
За дверью — операционная. В центре, на металлическом столе, привязана Виталина. Её тело выгнуто дугой от боли. Кожа бледная, почти прозрачная, под ней пульсируют чёрные вены, разветвляясь и сплетаясь в сложные узоры. Они поднимаются по шее, расползаются по лицу, оплетают его как корни древнего дерева.
Виталина поворачивает голову. Глаза — пустые глазницы, из которых сочится густая тёмная жидкость.
— Бра-а-ат, — голос скрипит, как несмазанная дверь, вибрирует, словно проходя через сломанный динамик. Нижняя челюсть движется не синхронно со словами, как у плохо сделанной куклы. — Почему ты меня оставил? Я ждала… так долго ждала…
Её руки, перетянутые ремнями, начинают гнить на глазах. Плоть расползается, обнажая кости. В воздухе появляется тяжёлый запах разложения.
— Иди ко мне, Макар, — шепчет Виталина, и по её подбородку стекает чёрная жидкость. — Улей ждёт тебя. Мы все ждём…
Она дёргается в путах с нечеловеческой силой. Кожа лопается, обнажая мышцы, пронизанные чёрными нитями. Ремни рвутся. Виталина садится, протягивая ко мне руки с почерневшими пальцами. Её лицо меняется — кожа сползает, как маска, открывая череп с остатками плоти. Глаза вспыхивают синим светом.
— Ты один из нас, — говорит она, но теперь это уже не её голос, а целый хор голосов, шепчущих и кричащих одновременно. — Ты всегда был одним из нас!
Я резко проснулся, чувствуя, как майка прилипла к спине от холодного пота. Сердце колотилось как бешеное, отдаваясь в висках гулким эхом. Мы с Дианой делили узкую кровать мотельного номера — единственную, на которой ещё сохранился относительно целый матрас без пятен крови и плесени.
Её тёплое тело прижималось к моему боку, даря странное успокоение даже после кошмара. Одеяло сползло до талии, обнажая смуглую гладкую кожу, на которой играли бледные отблески рассветного солнца, пробивающегося через щели в криво зашторенных окнах. Светлые волосы разметались по подушке, несколько прядей падали на лицо, тихо колыхаясь в такт дыханию.
В отличие от меня, спящего в полной экипировке с оружием под подушкой, Диана всегда предпочитала обходиться без одежды — давняя привычка, от которой она наотрез отказывалась избавляться даже после начала апокалипсиса.
«Зачем мне одежда? Она сковывает» — усмехалась она каждый раз, когда я заговаривал об этом. — «Если ко мне в постель заявится зомби, я просто проломлю ему череп. А если человек — то представь, как он охренеет, когда я голышом сломаю ему хребет».
Я давно перестал спорить. В конце концов, с её силовым полем и способностями, Диана могла позволить себе такие причуды.
Дверь тихонько скрипнула. В образовавшейся щели показалась взлохмаченная голова Насти.
— Макал? — прошептала она, коверкая моё имя по-детски. — Ты не спишь?
— Уже нет, — я протёр глаза, пытаясь стряхнуть остатки кошмара.
— Там… — она неуверенно переминалась с ноги на ногу, — там люди спят. Только они стланные какие-то.
От её голоса Диана моментально проснулась — боевой рефлекс, отточенный за месяцы выживания в мире, где каждый сон мог оказаться последним. Одним движением она натянула одеяло до подбородка, прикрывая обнаженную грудь.
— Что? Где? — она быстро огляделась, ещё не до конца проснувшись.
— Дальше по колидолу, в заклытом номеле, — Настя указала крошечным пальчиком куда-то за дверь. — Я пошла искать туалет и нашла их. Они совсем-совсем не двигаются.
Мы с Дианой переглянулись, обмениваясь тревожными взглядами. Я молча кинул ей скомканную футболку с пола. Она поймала её на лету.
— Прикройся, — кивнул я в сторону Насти. — Пойду проверю.
Пока Диана натягивала футболку, я уже натянул штаны и взял нож. Настя нетерпеливо переминалась у двери, явно гордая своей находкой.
— Показывай, — сказал я, выходя в коридор.
Мини-отель был двухэтажным, с длинной галереей номеров, выходящих на общий балкон. Настя уверенно потопала к третьей двери слева. За спиной раздались быстрые шаги — Диана, в одной футболке, еле прикрывающей бёдра, догоняла нас.
— Мы проверяли этот номер? — я замедлил шаг, инстинктивно загораживая собой Настю.
Диана покачала головой.
— Дверь была заперта. Да и слышно не было ни звука. — Она кивнула на покрытый пылью пол перед дверью. — Видишь? Ни следов, ни признаков жизни. Здесь давно никого нет.
Я посмотрел на Настю, сразу заподозрив неладное.
— И как же ты туда попала, если дверь была заперта? — я присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. — Я ведь запретил тебе использовать Вспышку.
Настя отвела взгляд, теребя подол футболки.
— Я не вспышкой, — пробормотала она. — Я просто… заглянула в щелку. Такую маленькую-маленькую.
Её вранье было таким очевидным и детским, что я невольно усмехнулся, но решил не давить. Сейчас было не время для нотаций.
— Они там, — настойчиво повторила она, указывая маленьким пальчиком на дверь.
Я дёрнул ручку — действительно заперто. Отступив на шаг, я с силой толкнул плечом — дешёвый замок не выдержал, язычок с треском выломал часть дверного косяка. Дверь распахнулась, ударившись о стену.
В номере пахло смертью — не гниющей плотью, а именно смертью. Сухой, металлический привкус на языке, от которого сразу пересыхает в горле. На кровати, застеленной когда-то белым, а теперь серым бельём, лежало тело молодой девушки. Русые волосы разметались по подушке, а в центре лба чернело аккуратное пулевое отверстие. Кровь, вытекшая из раны, образовала вокруг головы тёмный нимб, как на древних иконах.
Рядом с кроватью, прислонившись к стене, сидел парень. Выстрел в голову гарантировал, что мозг был разрушен — единственный верный способ не превратиться в ходячего мертвеца. Пистолет всё ещё был зажат в его мёртвой руке — побелевшие пальцы словно приросли к рукоятке. Глаза остекленели, взгляд застыл, обращенный в сторону девушки, словно он до последнего момента смотрел на неё.
На прикроватной тумбочке лежал сложенный вчетверо листок, края измяты и потемнели от пальцев, державших его слишком долго и слишком крепко. Я аккуратно развернул бумагу. Почерк был неровным, буквы то наползали друг на друга, то растягивались, словно человек то крепок сжимал ручку, то едва удерживал её.
'Алиса мертва. Я только что застрелил её.
Укус был всего пять минут назад. Мы проверяли номера в поисках еды. В ванной оказался мертвяк — должно быть, кто-то запер его там, а он не смог выбраться. Один чёртов укус в плечо и для нас все кончилось.
Она изменилась так быстро. Глаза помутнели почти сразу, температура подскочила до такой степени, что от кожи шёл пар. Она всё понимала, пока менялась, и это было хуже всего. Умоляла меня закончить это, пока она ещё помнит, кто я такой. Пока она ещё она.
Я выстрелил, когда она сказала, что больше не может бороться с этим. Что оно забирает её изнутри.
Не могу перестать смотреть на неё. Мы обещали друг другу, что будем вместе до конца. Два месяца ада, голода, страха — и закончить вот так.
Уже слышу шум в своей голове. Не знаю, вирус это или просто мозг отказывается работать дальше.
Не хочу становиться одним из них. Но боюсь, что не смогу сделать это так же чисто, как для неё.
Надеюсь, мне хватит сил нажать на курок ещё раз.
Артём'
Настя, воспользовавшись тем, что мы застыли на пороге, протиснулась между нами и теперь стояла в центре комнаты, разглядывая тела с неприкрытым детским любопытством.
— Они спят? — спросила она, указывая на неподвижные фигуры. — Почему так много крови?
Я аккуратно взял её за плечи, разворачивая спиной к мёртвой паре.
— Нет, малышка, они не спят, — сказал я тихо. — Они умерли.
Настя вывернулась из моих рук и снова повернулась к телам. Её взгляд остановился на пистолете в руке мужчины.
— Это зомби их убил? — спросила она, нахмурившись. Потом посмотрела на оружие и на дыру во лбу девушки. — Нет… — Она медленно осознавала. — Он сам это сделал?
Диана попыталась оттащить девочку к выходу, но та неожиданно упёрлась.
— Почему? — требовательно спросила Настя, впервые повысив голос. — Почему он это сделал? Я хочу знать.
Я присел перед ней на корточки, взяв её маленькие ладошки в свои. Они были тёплыми, живыми — такой контраст с застывшей смертью вокруг.
— Иногда, — начал я, подбирая слова, — людям становится так страшно или больно жить дальше, что они решают уйти. Этот мир… он стал слишком жестоким. Не все могут справиться с тем, что видят каждый день.
Настя нахмурилась, явно переваривая информацию. Потом её лицо прояснилось, словно она нашла ответ.
— Глупые, — заявила она с той безжалостной честностью, на которую способны только дети. — Если бы у них было силовое поле, как у меня, им бы не нужно было умилать.
Диана коснулась светлых волос девочки.
— Дело не всегда в силовом поле, малышка, — её голос звучал необычно мягко. — Иногда людям становится так больно внутри, — она положила руку на грудь Насти, — что они не видят другого выхода.
Глаза ребёнка внезапно расширились, в них мелькнула тревога.
— А вы тоже так сделаете? — её голос дрогнул, в нём прорезалась паника.
— Никогда, — Диана даже не задумалась, ответив с такой твёрдостью, что сомнений не оставалось. — Мы сильные. И ты сильная. Поэтому у нас всегда будут силы бороться.
Настя помолчала, всматриваясь в наши лица, словно пытаясь удостовериться в правдивости обещания. Затем кивнула — коротко, по-взрослому — и вышла из комнаты, больше не оглядываясь на мёртвую пару.
В ту же секунду дверь распахнулась шире — на пороге стояла Нина, закончившая утреннее дежурство. Она окинула взглядом комнату, заметила тела и тут же нахмурилась.
— Я только что видела Настю в коридоре, — произнесла она встревоженно. — Бежала с таким лицом, будто увидела привидение. — Нина перевела взгляд на мертвую пару и резко втянула воздух. — Чёрт возьми, только не говорите мне, что она это видела!
— Она нашла их первой, — ответил я, чувствуя странную пустоту внутри. — Прибежала к нам, сказала про «странных спящих людей».
— Да вы, блядь, издеваетесь? — Нина всплеснула руками. — Зачем вы позволили ребёнку смотреть на это? Ей пять лет, Макар! Пять! Это же травма на всю жизнь!
Диана, стоявшая в дверях в одной футболке, скрестила руки на груди. Её глаза опасно сверкнули.
— А ты предлагаешь растить её в тепличных условиях? — в её голосе зазвучала сталь. — Может, ещё сказки на ночь почитаем и пирожные испечём? В мире, где за каждым углом ходячие трупы и разного рода психопаты?
— Между сказками и мертвецами с простреленными головами есть огромная разница! — Нина не собиралась отступать. — Она должна сохранить хоть каплю детства, иначе…
— Иначе что? — перебила Диана. — Иначе вырастет такой же жёсткой, как мы? Так это и есть цель, Нина! Только такие выживают.
— Не всё сводится к выживанию, — Нина покачала головой. — Должно остаться что-то человеческое. Иначе какой смысл во всей этой борьбе?
Я наблюдал за их перепалкой, понимая, что обе отчасти правы. Мы не могли позволить Насте жить в иллюзиях — это верная смерть. Но и убивать в ней всё детское, превращая девочку в маленькую машину для выживания… это тоже своего рода смерть.
— Хватит, — я прервал их спор. — Что сделано, то сделано. Ей нужно научиться жить в этом мире, но мы должны помочь ей переварить увиденное. Нина, ты лучше всех с ней ладишь. Поговори с ней.
Нина глубоко вздохнула, явно пытаясь унять раздражение.
— Поговорю. Но нам всем стоит быть осторожнее с тем, что мы показываем ребёнку. Даже в этом аду должны быть какие-то границы.
— Границы есть только у нашего хлипкого периметра в Красном Селе, — буркнула Диана, но спорить дальше не стала. — Иди, она, наверное, побежала к машине.
Нина бросила последний взгляд на мёртвую пару и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
— Ты действительно считаешь, что ей нужно видеть всё это? — спросил я Диану, когда мы остались вдвоём.
Она подошла к окну, отодвинула занавеску и посмотрела на пустынную стоянку перед отелем.
— Ей придётся привыкнуть, — в её голосе прорезались жёсткие нотки. — Такова реальность. Лучше она узнает о ней сейчас, под нашей защитой, чем потом, когда никого рядом не будет.
Я подошёл и встал рядом, глядя, как тусклое утреннее солнце освещает покосившийся указатель мотеля.
— Нам пора двигаться, — я положил руку ей на плечо. — Одевайся. Впереди долгий путь.
Нина вернулась через десять минут, приободренная после разговора с Настей. Девочка, вопреки опасениям, держалась на удивление стойко. Они даже успели вместе нарисовать в пыли на капоте машины забавного человечка.
— Всё нормально, — сказала Нина, заходя в нашу комнату. — Она сказала, что просто «спящие люди» её напугали. Думаю, поняла больше, чем показывает, но держится молодцом.
— Я же говорила, — Диана застегнула куртку и собирала свой рюкзак. — Она сильнее, чем кажется.
Мы расположились в столовой мотеля — маленькой комнатке с несколькими столиками, удивительно хорошо сохранившейся среди всеобщего хаоса. Солнечные лучи пробивались через пыльные окна, расчерчивая полосами выцветший линолеум. Нина достала из сумки-холодильника свежие яйца, бекон и хлеб, запакованные поварами из Красного Села. Она разогрела всё на походной плитке, и комната наполнилась вкусным ароматом.
— Ешь, — Диана подвинула Насте тарелку с яичницей. — Нам понадобятся силы.
Девочка молча ковыряла яичницу вилкой, время от времени бросая настороженные взгляды в окно. После встречи с мёртвой парой она заметно притихла — обычная детская болтливость и любопытство уступили место тревожной задумчивости. Настя словно повзрослела на несколько лет за одно утро.
Солнце медленно поднималось над лесом, окрашивая небо в бледно-голубой цвет. Через грязные окна мотеля пробивались косые лучи, ложась тёплыми полосами на потёртый линолеум. День обещал быть ясным, что радовало — в дождь идти через лес было бы настоящим кошмаром.
Мы с Андреем уже больше часа склонялись над картой, расстеленной на соседнем столике. Карандаш в моих руках вычерчивал возможные маршруты, огибая опасные участки.
— Машину придётся бросить, — я постучал костяшками пальцев по обозначенному на карте шоссе. — Дальше слишком много ходячих.
— Это не случайность, — Андрей потёр висок, морщась от головной боли. — Они все направляются туда же, куда и мы. Как будто их… призывают.
— Чувствуешь еще что-нибудь? — я понизил голос, не желая тревожить остальных.
Андрей прикрыл глаза, сосредотачиваясь.
— Это словно… маяк в ночной темноте, — произнёс он после паузы. — Или магнит, тянущий железные опилки. Но сам источник где-то там. — Он указал на северо-восток, не открывая глаз, с точностью компаса. — Километров семь отсюда, если идти напрямик через лес.
— Пешком, да с ребенком — это почти целый день пути, — я прикинул расстояние, учитывая буреломы и холмы. — Хотелось бы добраться до заката.
— Успеем, если выйдем в ближайший час, — Андрей снова потёр висок. — Чем ближе мы подходим, тем яснее я чувствую… это. С пути точно не собъемся.
Диана подошла к нам, бесшумно ступая по истёртому линолеуму. В руках она сжимала небольшую канистру с водой, ту самую, что мы наполнили в Красном Селе перед отъездом.
— Запасов хватит на два дня, если экономить, — она поставила канистру на край стола. — Потом придётся искать ручей.
— Если верить карте, в паре километров отсюда должна быть речка, — я провёл пальцем по голубой линии.
Диана заглянула в карту через моё плечо, лёгкий запах её волос — смесь хвои и чего-то металлического — ударил в ноздри.
— А машину действительно придётся бросить? — она нахмурилась. — Это наш единственный транспорт.
— Двигатель слишком шумный, — я покачал головой. — Только привлечёт внимание. А судя по тому, что мы видели вчера вечером, дороги впереди буквально забиты мертвецами.
Она задумчиво кивнула, не став спорить.
Нина хлопотала на импровизированной кухне, методично протирая каждую тарелку и вилку перед тем, как аккуратно уложить их в рюкзак. Её движения были плавными, почти ритуальными — словно эта маленькая рутина помогала сохранять рассудок в мире, где всё привычное рассыпалось в прах.
Тем временем Андрей медленно поднялся со стула и подошёл к окну. Его движения стали странно плавными, хищными — не человеческая походка, а что-то среднее между грацией пантеры и механической точностью робота. Плечи напряглись под тонкой футболкой, мышцы спины проступили рельефом, словно готовясь к прыжку. Он замер у грязного стекла, слегка наклонив голову, как животное, прислушивающееся к далёким звукам.
— Что-то не так, — произнес он тихо, не оборачиваясь. Его голос изменился — стал глубже, с лёгкой вибрацией, словно каждое слово проходило через странный фильтр. — Слишком тихо.
В том, как он стоял — идеально неподвижный, только пальцы едва заметно подрагивали — читалась настороженность хищника, учуявшего опасность, но ещё не определившего её источник. По его шее, у самой линии роста волос, пробежала тёмная волна — и исчезла. Трансформация подкрадывалась всё ближе.
Он был прав. За стенами мотеля царила неестественная, гнетущая тишина. Ни птичьего щебета, ни шелеста ветра в кронах деревьев, ни даже жужжания мух — будто весь мир затаил дыхание.
Дурное предчувствие шевельнулось внутри, холодной рукой сжимая внутренности. Я медленно обвёл взглядом комнату, инстинктивно пересчитывая головы.
Диана — изучает карту, сдувая упавшую на глаза прядь. Нина — закрывает сумку с посудой, проверяя, всё ли на месте. Андрей — у окна, настороженно вглядывается в лес.
Но где Настя?
Взгляд метнулся к стулу, где должна была сидеть девочка. Пусто. Тарелка с недоеденной яичницей стояла на столе, вилка брошена поперёк, словно она только что отлучилась. Но я не слышал её шагов, не видел движения. А ведь Сафар обострил мои чувства до сверхъестественного уровня.
Как пятилетняя девочка могла исчезнуть из-под носа у четверых взрослых?
Нехорошее предчувствие превратилось в ледяную уверенность — что-то очень, очень неправильное происходило в этом мотеле.
— Где Настя? — я медленно повернулся, ощущая, как по спине ползёт холодок.
Диана оторвала взгляд от карты и резко обвела комнату глазами.
— Была здесь минуту назад.
Я бросился в коридор.
— Настя? — мой голос эхом отразился от стен, возвращаясь искажённым, будто чужим.
Пустота. Длинный коридор с рядом дверей. Все закрыты, кроме одной — в самом конце, ведущей во внутренний двор.
— Блядь, — выдохнула Диана за моей спиной. — Она снова использовала вспышку!
Ужас холодной рукой сжал внутренности. Что-то было не так. Даже воздух казался густым, напряжённым, словно вот-вот разразится гроза. Тишина за стенами мотеля вдруг треснула, разорванная высоким детским криком — пронзительным, полным такого первобытного ужаса, что волосы на затылке встали дыбом.
Мы рванули к выходу, не сговариваясь. Диана впереди, за ней я, потом Нина. Трое псиоников, движущихся с нечеловеческой скоростью. Но для моего обострённого восприятия время словно растянулось. Коридор казался бесконечным, каждый шаг — мучительно медленным.
В центре внутреннего дворика мотеля, среди потрескавшегося асфальта и пробивающихся сквозь него сорняков, стояла Настя. Маленькая фигурка в красной футболке, застывшая в оцепенении. А над ней нависала тень.
Женщина-зомби в изодранной медицинской форме. Вывернутые суставы двигались с противоестественной точностью. Клочья кожи свисали с разорванной шеи, обнажая жёлтые позвонки и почерневшие сухожилия. Лицо — наполовину сгнившее, но всё ещё сохранившее черты когда-то красивой женщины. Пустые глазницы, в которых копошились белые личинки. Раззявленный рот с почерневшими от гнили зубами, между которыми тянулись нити густой слюны.
— Тётя Марина! — голос Насти дрожал, в нём смешались недоумение, страх и детская надежда на невозможное чудо.
Время будто остановилось. Я видел, как мертвец поднимает руку — медленно, невыносимо медленно. Видел скрюченные пальцы с отслаивающимися почерневшими ногтями. Видел, как они тянутся к горлу девочки.
А потом всё резко ускорилось.