Глава 23

— Спрячьте! Сейчас же! — подбежав вплотную к Максиму Захарову, велел я. — Нельзя, чтобы это кто-то увидел. Скорее — ко мне в квартиру, там продолжим разговор.

— Ладно-ладно, — закивал мастер.

Его явно испугала моя реакция, но он не понимал нескольких вещей, которые моментально всплыли в моей голове. Во-первых, то, что мне только что показал Захаров — это не просто забавный эксперимент с искусственно запущенным сердцем. Это — мощнейший прорыв. Ещё одно потенциальное изобретение, до которого я думал добраться гораздо позже.

А вторая причина моего поведения вытекает из первой. Владимир Павлов может следить за мной всю эту неделю. Не удивлюсь, если он даже переоденется в нового сторожа или заглянет ко мне в квартиру в качестве городового или проверяющего от лекарской академии. Павлов готов пойти на любые ухищрения, лишь бы меня переиграть.

Как только я завёл Захарова в свою квартиру и запер дверь, мастер вновь достал заведённое сердце.

Я достал тарелку из шкафчика, и мы уложили на неё ожившее свиное сердце.

— Как вы это сделали? — спросил я.

— Так я же уже пояснил вам, Алексей Александрович, — пожал плечами Захаров. — Пытался сделать ваш… энтот… Как его там? Де-фи-бри…

— Дефибриллятор, — закончил за него я. — Но вопрос не в этом. Как вы поняли, куда нужно подключить электрод?

Сердце завести не так уж и просто, если не знать, куда конкретно нужно подавать ток. Приложить к миокарду оголённые провода, находящиеся под напряжением, может любой дурак. Но не каждый способен найти правильные точки и подобрать нужную частоту.

Захаров же прикрепил небольшой кристалл с металлическими электродами прямо на правое предсердие, где находится синусный узел. Свиное сердце почти ничем не отличается от человеческого, анатомия у них схожая, так что можно уверенно сказать, что точно такой же эффект проявится и на сердце человека.

— Откуда вы узнали про синусный узел? — спросил я.

— Какой-какой узел? — вновь не понял меня Захаров. — Если вы про положение кристалла, то это мне подсказали господа Сеченов и Лебедев. Я решил с ними посоветоваться. Не знаю, стоило ли это делать. Я думал, что вы не будете против.

Сеченову с Лебедевым доверять можно. Они точно никому не сольют информацию о новом открытии.

Готов поспорить, что больший вклад сделал, как ни странно, именно Игорь. Ведь это ему я во всех подробностях рассказывал, как работает человеческий организм, включая сердце и его проводящие пути.

Синусовый узел — это точка, которая является главным источником «электричества» в сердечной мышце. Его также называют водителем ритма. Именно он задаёт темп и порядок работы так, чтобы предсердия и желудочки сердца сокращались и расслаблялись в строгой очерёдности.

Только через него можно запустить столь сложный механизм.

— Вы приняли верное решение, мастер Захаров, — улыбнулся я. — То, что вы видите — это ещё одно изобретение, которое мы сможем представить на соревновании.

— А в чём его соль? Вы хотите сказать, что мой кристаллик сможет воскрешать людей из мёртвых? Заводить им сердца? — удивился Захаров.

— Нет, — помотал головой я. — Мы с вами учёные, и уж никак не некроманты. Но это изобретение, если его правильно откалибровать, сможет помочь огромному количеству людей. Оно называется «кардиостимулятор».

Механизм, который вживляется в грудную клетку пациента, страдающего от неизлечимых лекарственными средствами нарушений ритма. Блокады, асистолии, брадикардии и многие другие состояния, при которых сердце замирает или останавливается на короткий срок.

Всё верно… Именно в такой последовательности и нужно было создавать эти аппараты. Сначала ЭКГ и справочник для него, затем дефибриллятор и кардиостимулятор. Практически полный боекомплект для любого лекаря-кардиолога.

— Вы привезли с собой кого-нибудь из помощников? — спросил я. — Почти все мои изобретения будут связаны с электричеством. Думаю, в одиночку вы не справитесь. Работать придётся быстро, на глазах у большого количества людей.

— А как же! — воскликнул Захаров. — Двух ребят привёз из Хопёрска и ещё одного старого коллегу подберу в Саратове завтра.

— Люди надёжные? — уточнил я.

— Я бы им свою жизнь мог доверить. Этого достаточно?

— Пожалуй, да, — кивнул я. — Итого в нашей команде будет шесть человек. Я, Светлана Бронникова, с которой вам уже довелось познакомиться при создании рентген-аппарата. И трое ваших напарников.

Тут я осознал, что у нас уже планируется даже не одно, не два изобретения, а целых три разом! Дефибриллятор, кардиостимулятор и теоретическая концепция работы скорой лекарской помощи.

И теперь я начинаю понимать, что Павлов тоже может попробовать перехитрить меня именно таким же способом. Взять не качеством, а количеством изобретений.

Не может быть, чтобы я один догадался до такого. Если он представит аппарат на уровне УЗИ или рентгена, я буду в проигрыше. Орден лекарей, скорее всего, выберет то, что получится использовать максимально просто и широко.

Значит, нужно сделать ещё кое-что… Да. Точно. Пора добить тему кардиологии и совершить ещё один контрольный выстрел. Произвести настоящий антиаритмик. Препарат, который будет снижать скорость сердца при тахикардиях. Таким образом я захвачу вообще всю сферу кардиологии.

И я даже знаю, какой препарат получится произвести за сутки из одного растения, существующего и в моём мире, и в этом. Осталось только найти способ его достать.

Я предложил мастеру Захарову остаться у меня на ночь. Обсуждать план разработки уже слишком поздно, лучше повременить с этим до завтра.

На следующее утром я, Захаров и его напарники собрались в мастерской Светланы Бронниковой. Перед тем как приступить к обсуждению предстоящей работы, Светлана сообщила мне хорошую новость:

— Нос полностью прошёл, Алексей Александрович! Слышите?

Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Вы были правы! — расплываясь в улыбке, произнесла она. — Эти капли очень быстро убрали все симптомы. Но мне понадобятся новые. Вы объясните, как разводить тот препарат, который вы использовали?

— Обязательно, только перед этим вынужден вас предупредить, что любое злоупотребление такими каплями опасно, — произнёс я.

И в данном случае речь идёт не о тех каплях, на которые подсаживались люди в моём мире. Тут препарат совсем другой, но и от него может возникнуть много побочных эффектов.

— Если будете частить, — продолжил объяснять я, — этот препарат снизит ваш иммунитет. Другими словами, слизистая носа станет слабее и будет более охотно пропускать бактерии и прочие микроорганизмы. И тогда вам станет ещё хуже. Начнёте часто страдать простудой.

— И что же мне тогда делать? — поинтересовалась Бронникова.

— Чередуйте, — посоветовал я. — Месяц капайте, месяц делайте перерыв. Затем можно будет сделать перерыв на два месяца, проверить, появятся ли симптомы снова. И так постепенно подберём максимально удобный интервал. Чтобы и препаратом не вредить, и пользу от него получать.

Светлана на всякий случай записала мою схему в свою записную книжку, и после этого мы начали наше собрание.

Первым делом я распределил обязанности.

— Итак, уважаемые коллеги, нам предстоит разбиться на три группы. В каждой будет по два человека. Мастер Захаров, вашей четвёрке доверяю дефибриллятор и кардиостимулятор. Я сейчас изображу вам чертежи, по которым будет не трудно представить, из чего состоит прибор. Сами распределите, кто чем займётся. Кардиостимулятор вы фактически уже собрали. Нам осталось только его отладить. С дефибриллятором будет гораздо сложнее, и сейчас я поясню — почему.

Я принялся рисовать. Пришлось извлекать из памяти всё, что я видел в старых схемах, когда изучал кардиологию и неотложные состояния в прошлом мире.

На большом листе бумаги я изобразил сложную систему, в которую входил регулятор напряжения, конденсатор, электроды и ещё несколько компонентов, без которых дефибриллятор будет бесполезен, либо станет не медицинским аппаратом, а инструментом для пыток.

— Погодите, Алексей Александрович, — вмешалась Светлана, когда я закончил со схемой и передал её Захарову. — Я что-то не поняла, но если всю эту работу возьмут на себя они, то чем будем заниматься мы с вами?

— Задам встречный вопрос, — сказал я. — Вам приходилось читать статьи и описания моих патентов? Речь сейчас именно о лекарственных препаратах.

— Да, разумеется. Правда, мне больше нравится работа с техникой. Лекарства — немного не моё, — ответила она.

— А вам в любом случае предстоит работать с техникой, Светлана Георгиевна, — пояснил я. — Мне пришла в голову идея создать один препарат, но для этого придётся привезти сюда оборудование из моего завода, который находится в Хопёрске. Я уже отправил письмо Синицыну. Он организует доставку. Запасные аппараты у нас на заводе есть в наличии. Ими всё равно пока что никто не пользуется, так что мы сможем без проблем воспользоваться ими в день соревнований.

— Во имя Грифона! — воскликнула Бронникова. Глаза у неё заблестели так, что даже в комнате стало светлее. — Вы разрешите мне поработать со своим оборудованием? В таком случае я точно в деле! А какой препарат изобретать будем?

— Дигоксин, — ответил я. — Слышали когда-нибудь про наперстянку?

— Это растение?

— Да, дигиталис ланата, — произнёс я. — В Российской Империи такое растение получится найти только на Кавказе и в Западной Сибири. В нашем регионе оно тоже может быть, но мы замучаемся искать. Проще заказать у тех, кто уже имеет к ним доступ. И этот заказ я уже сделал.

Утром, пока Захаров спал, я отправил магическое письмо Ксанфию Апраксину и сразу же вложил в конверт аванс, вынуждая тем самым своего старого партнёра искать растение быстрее, чем обычно.

Хотя высока вероятность, что наперстянка у него уже есть. Чего только этот зеленокожий торговец не хранит в своих чемоданчиках.

Создав дигоксин, мы сильно опередим время. Впервые этот препарат удалось синтезировать только в одна тысяча девятьсот тридцатом году. Оборудование и реактивы для производства у меня уже есть. С самой наперстянкой проблем, думаю, тоже не возникнет.

Остаётся лишь один нерешённый вопрос.

На ком я испробую этот препарат? Ведь так просто представить лекарство и заявить, что оно восстанавливает сердечный ритм, не получится. С тем же успехом можно любую бурду показать ордену лекарей и заявить им, что это — лекарство от всех болезней.

Мне нужен человек с сорвавшимся сердечным ритмом. И искать такого нужно в госпитале. Сегодня я не планировал работать у Разумовского, но зайти всё же стоит. Подежурю несколько часов, заодно поищу кандидатов.

— Алексей Александрович, а я что-то никак не пойму… — позвал меня Захаров. — А зачем нам сейчас создавать аппарат, если изобрести его нужно будет только через несколько дней на соревновании?

— Так для начала нужно научиться его производить! — ответил я. — Мы должны потренироваться, чтобы в назначенный день у нас всё получилось с первого раза.

— Но вы ведь понимаете, сколько денег придётся потратить на материалы? Мы же просто выкинем их на ветер, — произнёс он.

— Ничего, я всё оплачу. Нужно повысить вероятность нашей победы. В итоге, если всё получится, все наши затраты окупятся сполна.

Я оставил своих напарников изучать чертежи и побежал в госпиталь, чтобы подкинуть Александру Ивановичу ещё одну задачу. Когда поднялся в отделение, главный лекарь суетился вокруг какого-то мужчины, валявшегося на кушетке с задранными ногами. Поначалу я даже не понял, что происходит. Со стороны казалось, что Разумовский осматривает пациента в гинекологическом кресле.

— О, Алексей Александрович! Вы как раз вовремя, — произнёс Александр Разумовский. — У меня тут особый случай артроза. У пациента суставы совсем не двигаются. Он как улёгся в этой позе, так и не может сдвинуться с места.

— Вы же сказали, что других свидетелей моего позора больше не будет! — возмутился пациент.

— Успокойтесь, господин Мечников — мой коллега. Он обязательно сможет вам помочь, — произнёс главный лекарь.

Проклятье… Я, вообще-то, пришёл не за этим, но помочь человеку в любом случае придётся. Тогда обсужу с Разумовским свою затею уже после того, как мы закончим с больным.

Я подошёл к пациенту и внимательно осмотрел его тело. Вообще-то, мужчина молодой. Рано ему ещё от артроза страдать. Странно, может быть, мы имеем дело с каким-нибудь генетическим заболеванием? Бывает такое, что суставы и хрящи «костенеют» и полностью теряют свою подвижность.

— Расскажите, что чувствуете, когда пытаетесь разогнуть ноги? — спросил я.

— Я могу их разогнуть, просто мне очень больно, — признался он. — И вообще, у меня болят не только ноги. Все суставы горят! И на руках в том числе.

И вправду, большая часть крупных суставов была воспалена. Коленные, голеностопные, лучезапястные и локтевые. При этом больше всего меня поразили изменения в стопах. Там кости были особенно сильно искривлены, а на воспалённой коже появились небольшие узелки.

Однако у меня есть отличный способ проверить, что на самом деле происходит в организме.

— Александр Иванович, — обратился к Разумовскому я. — Думаю, самое время показать вам, как работает мой рентген-аппарат. Сможете позвать кого-нибудь на подмогу? Спустим пациента вниз, перевезём в соседний корпус, и там я смогу проверить все его суставы. Это не займёт много времени. Час-два — не больше.

— Я согласен! — неожиданно воскликнул пациент. — Сделайте что угодно, только помогите мне уже избавиться от этой жуткой боли. Пожалуйста!

Разумовский спорить не стал. Мы поймали свободную повозку и доставили пациента в мастерскую. Провели его через чёрный ход, чтобы его не смущали Захаров и остальные труженики моей организации.

Затем сделали несколько снимков. Стопы, колени и все суставы рук. Пациент, конечно, намучился, но оно того стоило. Теперь я точно смогу определить, из-за чего возник такой воспалительный процесс в суставах.

Хотя подозрения у меня уже появились. Уж больно яркая клиническая картина. Особенно эти узелки на ногах. Мне в Хопёрске приходилось сталкиваться с точно таким же заболеванием, но тогда пациент чувствовал себя гораздо лучше. А этот господин очень сильно себя запустил.

Через полчаса снимки были готовы. Я внимательно изучил изменения в суставах и понял, что артрозом тут и не пахнет. Это артрит, причём подагрический. Даже на рентгене отлично видно ураты — отложения солей мочевой кислоты.

Развивается этот недуг, как правило, из-за отягощённой наследственности или же из-за нарушения работы почек.

И симптоматика очень сильно отличается от любого артроза. Этот дворянин не преувеличивал, боли и вправду должны быть нестерпимыми. Во время обострения кожа краснеет, суставы горят, а конечности распухают. Кроме того, часто на теле появляются те узелки, которые я обнаружил на стопах пациента.

Тофусы. Образования жёлтого цвета творожистой консистенции — это и есть отложения мочевой кислоты.

Я вышел из комнаты, в которой проявлял снимки, чтобы сообщить диагноз Разумовскому, но обнаружил там только Светлану Бронникову.

— Не понял, — удивился я. — А куда пропал мой пациент?

— Алексей Александрович, господин Разумовский просил вас не беспокоить. Сказал мне сообщить, что он вместе с больным будет ждать вас в госпитале. Пациента увезли назад. Ему стало гораздо хуже.

— Хуже? А что конкретно произошло? — спросил я.

— Он попросился в туалет и… — она замялась. — Через минуту его нашли без сознания. Судя по тому, что мы с господином Разумовским обнаружили чуть позже, у пациента вместо мочи пошла кровь. А температура подскочила выше тридцати девяти. Началась лихорадка.

А вот это — очень плохо! Пациенту требуется экстренная помощь. Все эти симптомы имеют прямую связь с подагрой. Однако, если я не придумаю, как помочь ему без лекарской магии, он точно умрёт.

Загрузка...