Письмо Сельмы потрясло Тиару. Бабушка привыкла ее удивлять, но сейчас превзошла себя: ухитрилась подать весточку с того света. Она предчувствовала беду, хотя (что было странно) ни словом не обмолвилась, откуда исходит угроза. Кто такие эти «они»? Подразумевалось, что Тиара знала, хотя бабушка никогда не посвящала ее в политические интриги. С разорением могилы бабушка угадала, значит, хорошо понимала, как «они» действуют, но не поделилась сведениями.
Однако больше всего Тиару поразило упоминание о «наследстве старого дуралея». «Старым дуралеем» Сельма называла мужа. Девушке казалось, что в этом прозвище сочетаются одновременно искренняя любовь и глубока обида. Ко-Шир бросил жену, и та не смогла простить предательства. А вот упоминание про «наследство» ставило в тупик. Она понятия не имела, о чем речь. Бабушка вела себя так, словно внучке обо всем хорошо известно! Тиара была озадачена. Может, бабушка о чем-то говорила ей, на что-то намекала в последние годы жизни, а Тиара по глупости не замечала? Девушка заново перебирала в памяти все, как ей казалось, важные беседы с бабушкой, но никак не могла понять, что она пропустила. Никаких разговоров про заговоры, магическое наследство или Коготь Хаоса.
Все же бабушка не сомневалась, что внучка поймет. Почему? Может, ключом к разгадке была фраза про то, что за год она сама все сообразит? Увы, Тиара опять подвела Сельму. Ей и в голову не приходило, что это может значить. И на сей раз думать ей предстояло в одиночку. О письме она решила никому не рассказывать, даже Шайне. Дело было не только в предупреждении Сельмы — «верить нельзя никому». Шайне Тиара была склонна верить: слишком уж далека охотница была от всех магических разборок. Просто письмо бабушки — такое душевное и родное — было только для Тиары, Сельма словно передала внучке частичку своей души, и этот подарок нужно было сохранить.
— У меня сегодня день рождение! — радостно объявила Шайна, без стука влетев в гостиную. Она выглядела веселой и свежей, только прическа немного растрепана.
— Ой, не знала. Поздравляю! — спохватилась Тиара.
— Приглашаю вечером отпраздновать со мной в одном уютном местечке. Не занята?
— С удовольствием, — Тиаре было приятно. Последний раз ее приглашали прошлым летом во время работы в Сен-Во: университетский смотритель позвал на свидание, но она отказалась, он ей не нравился и был слишком старым.
Отмечать праздник Шайна решила в харчевне «Одинокий котолан», расположенной в районе Тихая Заводь. Место популярное, но сомнительное. Тиара была там только раз — подруга Дара устроила прощальный вечер перед отъездом на материк. Тиаре «Одинокий котолан» не понравился. Много грубых моряков и распущенной молодежи, все пьяные и жаждут приключений. Она предупредила об этом Шайну, но та отмахнулась. Оказывается, охотница со школы мечтала там гульнуть, но отец запрещал.
— Кто еще будет? — поинтересовалась Тиара.
— Только ты и я, — радостно объявила Шайна. — Я здесь теперь никого не знаю. Школьные подруги (хм, а они у меня были?) разъехались, хотела Рока пригласить, но и его не нашла.
— Он уехал в Сен-Во, — Тиара с подозрением уставилась на нее. — Да он бы и не пришел: женился, детей завел. Сохнешь по нему до сих пор?
— Шучу! — рассмеялась Шайна. — Я этого рохлю и не пригласила бы, хотела на твою реакцию посмотреть.
— Почему это он рохля? Крепкий парень, — Тиара даже обиделась. Мысли о Роке до сих пор ее немного волновали.
— По характеру рохля, — отрезала Шайна. — Суди сама, он в тебе усомнился, побоялся связываться после моей выходки. Я парней уважаю, которые своего не упустят и чужого мнения слушать не станут.
Тиара не нашла, что возразить.
«Одинокий котолан» на поверку оказался не таким уж и одиноким. Вернее, одиноким он был только на обшарпанной вывеске при входе. Большой лохматый зверь, похожий на кошку, сидел спиной к прохожим и, повернув голову, смотрел в сторону гор. Вид у него был грустный, совсем не подходящий для вывески питейной. Однако эта грусть развеивалась, стоило посетителю переступить порог заведения. Здесь со стен на гостя смотрели десятки вполне веселых котоланов. Большие и маленькие, мохнатые и гладкие, черные и белые (последних, само собой, в природе быть не могло) — большинство изображены на картинах, но некоторые нарисованы прямо на стенах, а парочка представлена в виде резных фигур. Ни одного повторяющегося, словно неведомый художник решил дать волю фантазии.
Тиара по достоинству оценила интерьер, но атмосфера ей, как и в первый раз, не понравилась. Несмотря на ранний час в питейную уже набился народ, и им с трудом удалось найти свободный столик. Табачный дым походил на густой туман, с непривычки першило в горле. Посетители толкались у барной стойки, шумели, ругались из-за мест, нестройными голосами затягивали песни, часто похабные. Публика разномастная: матросы, торговцы, пришлые работяги, хотя были парни и девушки, если судить по виду, недавно сдавшие выпускные экзамены и теперь с восторгом вкушавшие прелести взрослой жизни.
Шайна заказала бутылку даргонской огневухи, предложила подруге, но магичка ограничилась кружкой эля. Они взяли маринованные овощи, вяленное мясо, сухофрукты, и начали болтать о пустяках, стараясь перекричать горланивших за соседних столиком моряков.
— Извини, не было времени подарок приличный подыскать, — Тиара полезла в карман.
— Подарки я себе сама уже давно дарю, — отмахнулась Шайна.
— Без подарка — праздник не праздник. Поздравляю, — магичка протянула кулон в виде клыка с серебряным навершием.
— Ух, ты! Красивый! — Шайна просияла. — Магический?
— Немножко. Я в детстве считала, что это клык водного дракона, маленького, но очень злобного, — улыбнулась Тиара. — Ты не бойся, амулет безвредный. Я его в детстве носила. Когда дети начинают изучать магию, они еще слишком слабы, чтобы силы концентрировать. Для этого нужны амулеты. Этот у меня был первым. Бабушка говорила, что его отец подарил, но я не помню.
— Извини, тогда не могу принять! — сконфузилась Шайна. — Для тебя это память о родителях.
— Возьми, я от чистого сердца дарю, — возразила Тиара. — Амулет — просто вещь. Я его лет до двенадцати носила, затем на другой оберег поменяла. А по поводу памяти… Сельма говорила, что важно лишь то, что у тебя здесь, — магичка показала на сердце.
— Спасибо. Все равно для меня слишком ценный подарок, — Шайна была растрогана.
— Ерунда. Носи, пусть он тебя от мелких неприятностей оберегает.
— А от крупных? — съехидничала Шайна.
— С крупными ты сама справишься, — рассмеялась магичка. — Ты обещала рассказать, как стала охотницей.
Шайна замерла, глядя на кружку с огневухой, словно вспоминая, затем широко улыбнулась.
— Случайно получилось. Я сопровождала дирижабль торговцев-архатов. Доставили груз на Арнейские острова, и помощник капитана, который на меня весь рейс заглядывался, предложил отметить сделку. Завалились мы вдвоем в местную питейную, гульнули неплохо, но пойло оказалось дешевым, и морячок вырубился прямо за столом. Я пошла договариваться с извозчиком, чтобы его в гостиницу доставить, а когда вернулась, обнаружила, что какой-то урод его карманы потрошит. Я вместо того, чтобы охрану кликнуть, сама его за шкирку схватила. Он увидел, что перед ним баба, и в драку полез. Я поняла, что не справлюсь и кинжал вытащила, чтобы попугать, но попугать не получилось… — девушка сделала большой глоток из кружки. — Короче, порезала я его и порезала неудачно, по артерии попала. Крови было — ужас… Мне бы деру дать, но я осталась, как дура, перевязывать кинулась. Шум, гам, набежала охрана и меня повязали. Ну, думаю, влипла по полной. Как назло, у этого мерзавца оружия не оказалось, а у меня полный арсенал. В кадмийских газетах пишут, что на Арнейских островах беспредел творится, но это неправда. В городах порядки строгие, стража очень жестко за преступления карает, а в моем случае свидетелей, с чего все началось, не нашлось. Когда меня в камеру бросили, я было совсем приуныла, как приходит ко мне следователь, благодарит и отпускает. Я в недоумении, но не отказываться же от такого подарка. Но прежде чем участок покинуть, потолковала со стражниками. Они мне все объяснили. Парень, которого я порезала, был в розыске у одной из местных гильдий. Чего он совершил, я так и не поняла, но награду за его голову назначили приличную. Следователь же, когда понял, кого задержали, время даром не терял и этого полуживого бедолагу в гильдию доставил и деньги получил. А награда, между прочим, немаленькая, с моими заработками наемника не сравнится. Тогда-то я и поняла, каким ремеслом заниматься.
— Тебе не боязно на рожон лезть?
— Бывает боязно. Но знаешь, что я тебе скажу, подруга? Без приключений меня такая тоска берет, что иногда в петлю лезть охота. Я хочу жить как вздумается, ни от кого не зависеть, а за это надо платить, в прямом и переносном смысле.
Обстановка в «Одиноком котолане» становилась все более разнузданной. Несколько раз к их столику подходили молодые люди, сильно навеселе, и пытались познакомиться. Шайна окидывала их пристальным взглядом, оценивая, а затем лихо отшивала, кого вежливо, кого грубо — Тиара не понимала, как подруга угадывает, с кем каким тоном разговаривать, но действовало безотказно. Никто из неудавшихся ухажеров не пытался дерзить или спорить.
Пьяный угар, в котором пребывали окружающие, окончательно утомил Тиару, но тут в зале появились музыканты: скромно одетые светловолосый мужчина за тридцать и совсем юная девушка с длинными рыжими волосами. В руках у обоих были скрипки. Они с трудом протиснулись на середину «Одинокого котолана» и подняли смычки. Первые осторожные, можно даже сказать неуверенные звуки, потонули в общем гомоне, но шум стал постепенно стихать.
Музыканты играли божественно. Скрипки словно говорили между собой, рассказывая неведомую историю, местами печальную, рвущую душу на части непонятной тоской, местами пронзительно вызывающую, окрыляющую надеждой. На лице парня при этом играла приветливая улыбка, он кружил по залу, заглядывая в глаза гостям, словно предлагая разделить с ним нахлынувшие чувства. Девушка же, наоборот, оставалась бесстрастной. На ее лице застыла величественное, немного отрешенное выражение, словно она витала высоко в облаках.
Когда мелодия стихла, публика разразилась аплодисментами. Кто-то из подвыпивших матросов потребовал, чтобы музыканты сыграли «Ветер в парусах» — заводную песенку про капитана-неудачника. Парень с улыбкой кивнул и обернулся к напарнице, та поморщилась, но все же подняла смычок.
«Ветер в парусах» взорвал разгоряченный зал, и многие посетители пустились в пляс. Шайна тоже не усидела. Она потянула было за собой Тиару, но та заупрямилась, мол, не люблю танцевать. Охотница махнула рукой и нырнула в толпу. Тиара наблюдала, как она лихо отплясывает посреди зала, уперев руки в боки, и невольно позавидовала подруге. Магичка с детства не любила быть в центре внимания, ей казалось, что в такие моменты все смотрят на нее, и это смущало.
В отличие от подруги Шайна не стеснялась бросаться в глаза. Ее эффектная фигура тотчас, как магнит, притянула к себе разгоряченных выпивкой парней. Шайна без стеснения закружила с одним, с другим, третьим, впрочем, не задерживаясь надолго, чтобы не создалось впечатление, что танцует с кем-то конкретным. Когда один из парней настойчиво обхватил ее за талию, девушка вывернулась, оказалась у него за спиной, что-то шепнула на ухо, а затем с силой оттолкнула. Парень сразу стушевался и смешался с толпой.
После «Ветра в парусах» музыканты заиграли спокойную мелодию, и разгоряченная Шайна вернулась к столику.
— Скучаешь? — спросила она магичку.
— Не люблю шумных компаний, да и танцую плохо. Меня бы на смех подняли.
— Посмотрела бы я на этих идиотов — без раздумий вломила бы! — сказала Шайна с вызовом.
— У тебя лихо получается мужиков отваживать.
— Какие это мужики — сосунки, — охотница фыркнула и махом осушила свою кружку. — Ты такая робкая, потому что паршивый эль пьешь. Давай пару глоточков огневухи, сразу настроение поднимется и смелости прибавится.
Тиара стала отнекиваться, но в этот раз подруга не отстала.
— Сегодня мой праздник, я настаиваю, иначе обижусь и подарок верну, — строго сказала она, но тут же рассмеялась. — Ну, не будь такой серьезной. Один глоточек тебе не повредит, если, конечно, огненными заклинаниями не начнешь кидаться.
— Не начну, — Тиара улыбнулась. Ей захотелось сделать приятное подруге. Все-таки она на острове чужая, вон как старается, чтобы знакомства завести.
Шайна налила ей до краев, и так как бутылка опустела, заказала еще одну.
— Расскажи, пожалуйста, какая она, магия, — охотница заговорщицки наклонилась к Тиаре, обдав ее горячим хмельным дыханием. — Ты никогда не говоришь, что умеешь, но наверняка что-то опасное.
Тиара отхлебнула огневухи и закашлялась, горло нещадно обожгло. Она с трудом проглотила выпивку. Во рту полыхнуло, но послевкусие, на удивление, оказалось приятным — перечно-сладким. Даргонцы умели делать огневуху, а Шайна заказала самую дорогую.
Магия. Простой вопрос, на который трудно ответить, если твой собеседник не маг. Как в нескольких словах объяснить целый мир, которые открывается перед тобой долгие годы, каждое прикосновение которого удивительно и загадочно, и сколько бы ты ни имел с ним дела, не перестает удивлять! Возможно, самое удивительное, что для разных магов он открывается по-разному: через звуки, краски, странные видения, невидимые прикосновения. Никто не знает, почему так, по крайней мере, единого мнения на этот счет нет. Самое частое объяснение, состоит в том, что разное ощущение магии — своего рода проявление уровня магических способностей, где прикосновения и звуки их низшая степень, а яркие зрительные образы — высшая. Однако есть и другая точка зрения, которой, например, придерживалась Сельма. Согласно ей, магия — изначально порождение иного мира. Этот дар был принесен на просторы Ильберии древними киарцами, которые сами были из другого измерения. Магия оказалась непривычна и слишком сложна для человеческого восприятия, и с трудом пробивалась через защитные барьеры разума, используя для этого чувства, наиболее развитые у того или иного человека.
— Думаешь, я не смогу понять? — Шайна восприняла ее молчание по-своему.
— Боюсь, это сложно объяснить.
— Попробуй. Я знаю, что магия для всех разная: дыхание, звуки, видения. А у тебя что?
— Тишина, — выдохнула Тиара.
— Тишина? — подняла брови Шайна.
— Как будто под воду уходишь. Но под водой страшно, она давит, а магическая тишина расслабляет. Тебе становится понятна суть вещей и людей, их сильные и слабые стороны. В тишине ты произносишь особые слова, которые изменяют мир и влияют на окружающих, влияют, как ты хочешь…
Тиара закрыла глаза, пытаясь представить чувство, которое охватывает ее, когда она творит заклинания. Ей казалось, то, что она говорит сейчас вслух, не отражает и десятой доли той бури эмоций, что овладевает ею во время плетения заклинания.
— Это… это… — она пыталась подобрать подходящее определение.
— Великолепно, — сквозь звуки музыки и шума пробился голос Шайны.
— Великолепно… и страшно одновременно. Это опустошает и тебя, и того человека, — Тиара открыла глаза.
Ее подруга смотрела ей в глаза, смотрела как-то по-особенному, серьезно и сосредоточенно. Напускной веселости как не бывало.
— Значит, ты владеешь магией воли. С тобой опасно иметь дело.
Тиара виновато улыбнулась:
— Это у нас семейное. Сельма считалась лучшей Повелительницей воли в Магическом университете Тусканы, в котором она училась в юности. Дед, говорят, тоже был хорош, хотя до бабушки ему было далеко.
— Думаю, его коньком была не только магия воли, — заметила Шайна. — Одной волей он бы не разгромил флот механиков.
— Да, верно. Этот напыщенный умник, старший следователь Вэйн, напомнил мне об этом, — скривилась Тиара.
Воспоминание о следователе испортило настроение, и она отхлебнула еще огневухи. На сей раз обожгло не так сильно, зато девушка почувствовала, как по телу разливается странная легкость. Ей захотелось танцевать.
Тиара обвела взглядом зал, и на сей раз обстановка показалась ей весьма милой. Вокруг царило безудержное веселье, пьяное, но добродушное. Саторийцы отрывались после тяжелого рабочего дня, забывая о заботах и невзгодах. Так нужно поступать и ей, хотя бы изредка. Она слишком много внимания уделяет прошлому, это съедает ее изнутри, подтачивает, между прочим, ту самую магию воли.
— Если бы у меня был это проклятый Коготь Хаоса, без колебаний отдала бы его имперскому сыску, — выпалила Тиара. — Но сначала достала бы из сумки и направила в нос этому умнику-следователю из Тусканы. Хотела бы посмотреть, как он задрожит, увидев оружие, которым убили тысячи механиков. Представь, ты кому-нибудь говоришь «Этот огнедых я сберегла специально для вас», направляешь ему в голову и взводишь курок.
— Тогда ему повезло, что ты не знаешь, где Коготь, — рассмеялась Шайна.
— Повезло, — согласилась Тиара и в припадке какого-то дикого откровения добавила: Только знаешь, что самое смешное? И Вэйн, и механики правы: Сельма могла что-то знать про артефакт.
— Правда? — охотница встрепенулась.
— А еще смешнее — сама Сельма полагала, будто я что-то про наследство деда знаю, — Тиара фыркнула и почувствовала, что у ее закружилась голова.
— С чего ты решила?
— Она сама мне об этом написала! — выпалила Тиара и победоносно уставилась на подругу.
— Ты многое перенесла за последнее время… — начала было Шайна.
— Постой. Я не сошла с ума, — магичка едва не прыснула со смеху, глядя на озадаченную Шайну.
Она рассказала подруге о письме бабушки. Та была поражена, но все же деловито уточнила:
— Значит, у тебя никаких догадок: ни про Коготь, ни про это странное стихотворение-послание?
— Ни малейших. Честно говоря, я даже не уверена, что Сельма, говоря про наследство, имела в виду Коготь Хаоса, а строки на камне в горах мне предназначались, — замотала головой Тиара. — Знаешь что, подруга? Меня это совершенно не волнует. Надо жить и радоваться, а не заниматься интригами и поисками сокровищ. Пошли танцевать!
— Пошли! — согласилась охотница.
В этот момент скрипачи вновь заиграли весело и зажигательно, и девушки влились в толпу танцующих.
Тиара кружилась по залу, держа Шайну за руки, и была не в силах побороть нарастающее чувство свободы. Мир для нее заиграл новыми красками. Она понимала, что захмелела, но сейчас не хотела противиться. Слишком долго она жила одна, взаперти и, как учила, Сельма, старалась контролировать свои чувства. Зачем она это делает? Кружась по залу с Шайной, девушка не понимала, почему она отказывала себя в простых удовольствиях, почему замкнулась от мира, не навещала друзей, избегала романов. Почему она не может вести себя так же, как Шайна: не следовать установленным правилам, быть такой, как хочется, общаться с теми, кто ей нравится?
В порыве безудержного веселья они так лихо носились по залу, что постоянно натыкались на других танцующих, а под конец Шайна со всему размаху налетела на скрипача. Бедный парень, хоть и был гораздо шире в плечах, едва устоял на ногах, а скрипку и вовсе выронил. Тиара от неожиданности потеряла равновесие и упала на пол. Окружающие неодобрительно загудели. Магичка заметила, как лицо рыжеволосой скрипачки исказила гримаса ярости, но она, как и положено мастеру, играть не перестала и ухитрилась поддерживать бешенный ритм музыки в одиночку, пока напарник приходил в себя.
Шайна, не обращая внимания на недовольство посетителей, помогла Тиаре подняться.
— Извини, что отпустила. Ушиблась?
— Ерунда. Похоже, перебрала. Огневуха не мое, — Тиара почувствовала головокружение.
Шайна отвела подругу к столику. За ним уже успели расположиться какие-то юнцы, но охотница так злобно рявкнула, что парней как ветром сдуло.
— Ты иди, танцуй, — сказала Тиара. — Я же говорила: надо мной смеяться будут.
— Отдохни, а я пока извинюсь, — Шайна направилась к скрипачу, который придирчиво осматривал инструмент, поднятый с пола.
Охотница вклинилась в толпу и пробралась к музыканту. Тот приветствовал девушку, едва не лишившую его скрипки, лучезарной улыбкой. Тиаре, наблюдавшей со стороны, это не понравилось. Видно, что красавчик хочет казаться любезным и приветливым, но как раз это и вызывает недоверие. Честные эмоции — честный человек. То ли дело Шайна. Она не стесняется демонстрировать свое отношение. Хотелось бы и ей так себя вести.
Охотницу и скрипача заслонили танцующие. Тиара прислонилась к деревянной стене. На нее смотрели котоланы. Много котоланов. Все будто изучали. Она закрыла глаза. Шайна… Какая же она милая. Вдобавок с характером. И этот свежий шрам ей только идет. Как отпечаток подвига и загадки одновременно…
В детстве Тиара завидовала девочкам, у которых есть сестры. Ей казалось, что будь у нее сестра, они бы стали лучшими подругами. Замечательно, когда рядом есть человек, который тебя прекрасно понимает, с которым можно поделиться своими тревогами и, в свою очередь, помочь, когда у него возникнут неприятности…
— Эй! — голос Шайны выдернул ее из сладкого полузабытья. — Уснула?
Тиара заморгала от яркого света масляного фонаря, который горел над их столиком. Тело отяжелело, девушка с трудом заставила себя подняться.
— Извини. Я лучше пойду домой, иначе и впрямь усну, и ты меня не дотащишь.
— Ох, это я виновата. Не надо было тебя спаивать. Идем вместе.
— Ни в коем случае! Оставайся. Не хочу портить тебе праздник, — возразила Тиара.
— Ерунда. Ты моя единственная гостья, а когда гости расходятся, праздник заканчивается, — рассмеялась охотница.
— Нет. Ты останешься, — твердо сказала магичка. Мысль о том, что Шайна будет нянчиться с ней, пугала. Не дай бог ее вывернет по дороге, и подруга увидит такой позор.
— На улице уже ночь, а ты одна, — забеспокоилась охотница.
— Внучке главы магистрата в родном городе нечего бояться. Я смогу за себя постоять, — отмахнулась магичка и, сделав строгое лицо, добавила: Увяжешься за мной, заколдую. Поняла?
Шайна испуганно замахала руками. Девушки посмотрели друг другу в глаза, а затем рассмеялись.
— Со мной все будет в порядке, — заверила Тиара.
— Спасибо тебе за прекрасный вечер, — Шайна обняла ее.
Тиара ощутила запах ее волос. Странный сладковатый запах, напомнивший ей о чем-то давно забытом.
— Это тебе спасибо, — смущенно ответила она. — Я уже забыла, как можно отдыхать.
Тиара вышла на улицу. На Саторию опустилась ночь, теплая и безветренная, последний привет уходящего лета. В такое время хорошо гулять при свете редких уличных фонарей по зеленому бульвару или, наоборот, отправиться на темный берег моря, улечься и слушать загадочное дыхание прибоя. Беда только в том, что Тиара перебрала с выпивкой, и теперь в голове свербила единственная мысль — как бы быстрее дойти до дома. Она соврала подруге: ей давно не было так плохо. Но она справится. Она внучка магистра Аркана и не позволит себе блевать посреди улицы.
Тиара глубоко вдохнула свежий ночной воздух и, не обращая внимания на сальные шуточки, которые отпускали в ее адрес, сидевшие на завалинке питейной парни, нетвердой походкой двинулась по улице. Котолан на вывеске, казалось, повернул голову и с любопытством уставился ей вслед.
Старший стражник Бран любил ночные патрулирования. В эти часы на улицы Сатории опускалась долгожданная прохлада, а легкий бриз наполнял воздух свежестью. Вокруг ни суеты, ни шума, столь раздражавшие в дневные часы. Бран был выходцем из Кента. На Саторию его отправили служить десять лет назад, сразу по окончании Академии Синего легиона. Поначалу он переживал, что карьеру в таком захолустье не сделаешь, поэтому рассчитывал, как только подвернется возможность, перевестись обратно на материк. Два года, как он и ожидал, прошли скучно и тяжело — пришлось нести службу в Черной Бухте, самом злачном месте острова. Рудники, верфи, склады, плавильни — везде полно рабочего люда и контрабандистов. Споры, драки, перестрелки — стражникам приходилось не только порядок поддерживать, но и свою шкуру беречь. Все изменилось, когда его перевели на западный берег. Здесь и публика приличнее, и обстановка живописнее. Бран и сам не заметил, как прикипел к новому месту, женился на островитянке (разумеется, не на магичке), квартиру прикупил, детей завел. Мысли о переезде на материк возникали все реже. С карьерой дело наладилось: в старшие стражники его произвели еще в Черной Бухте, а теперь он метил на место следователя районного участка, лелея мечту еще через несколько лет его возглавить. Имперские власти продолжали усиливать контроль над островом, поэтому именно выходцы с материка пользовались преимуществом при продвижении по службе.
Напарник Брана, младший стражник Гвед, приехал с материка лишь этой весной, поэтому здешние порядки для него были в новинку, и в каждом жителе видел потенциальную угрозу. Даже сейчас, когда вокруг не было ни души, он шел, озираясь, и то и дело непроизвольно трогал кобуру огнедыха на поясе.
Гвед внезапно замер, прислушиваясь.
— Кажется, кричал кто-то.
Бран, погруженный в свои размышления, не услышал.
— Показалось, возможно.
— Нет, точно кричал. Опять рабочие драку устроили, — Гвед поморщился.
— Да и бог с ними. Здешние драки с Черной Бухтой и рядом не стояли. Вот там мордобой так мордобой: как вспомню, дрожь пробирает.
— Мне и местных разборок хватает, — Гвед скривился. — Понагнали работяг — от них одни неприятности.
— Помогите!
На этот раз сиплый крик, донесшийся из тьмы, услышали оба патрульных.
— Там, — напарник мотнул головой.
— Кто-нибудь! Сюда!
Сомнений быть не могло — кому-то требовалась помощь. Стражники со всех ног кинулись на голос. Широкая торговая улица, спускавшая к морю, была тиха и темна. Конторы, лавки и питейные по обе стороны мостовой закрыты до утра, масляные фонари догорели. Око Шо-Ку, как назло, спряталось за облаками, словно не желая видеть никаких злодеяний.
У одного из потухших фонарей на земле сидел человек.
— Что случилось? — спросил Бран и тотчас заметил лежавшее рядом тело.
Сидевший на корточках незнакомец вскочил. Высокий бородатый мужчина был напуган и растерян. Дешевая и неопрятная одежда выдавала в нем портового работягу.
— Помогите моему другу, — просипел он.
Из-за пелены облаков выглянуло око Шо-Ку, мертвенно-бледным светом озарив неприглядную картину. Крупный мужчина в одежде мастерового лежал, раскинув руки. Стражник сразу понял, что помощь бедолаге не требуется. Вокруг незнакомца на земле расплылась лужа крови, кто-то основательно утыкал его чем-то острым.
— Что случилось?
Бран развернулся к звавшему на помощь незнакомцу. Тот попятился, наткнулся спиной на напарника стражника и затравленно оглянулся. Бран заметил, что одежда бородатого испачкана кровью. Гвед тоже заметил кровь и немедленно выхватил из кобуры огнедых:
— Ну-ка стой на месте!
Человек выставил вперед окровавленные руки.
— Это не я, клянусь! Это она… она его убила. Мы с Троном шли… мы в бараках на пристани ночуем, а тут она… — задыхаясь от волнения зачастил он.
Напарник Брана что-то заметил на земле.
— Погляди-ка! — в неярком свете мелькнуло лезвие ножа.
— Это не я! — взвыл мужик, тряся бородой. — Я бы никогда Трона… Она его порешила.
— Стой на месте, мерзавец! — Гвед взвел курок огнедыха.
Незнакомец ойкнул, отступил и уперся спиной в фонарный столб.
— Сколько же сброда набежало, — презрительно процедил Гвед и повернулся к Брану — Все ясно: по пьяни друга зарезал.
— Это не я… — обреченно заныл человек. — Девка его порешила, клянусь!
— Ага. Девка мимо пробегала и твоего приятеля-бугая ножиком истыкала, а ты стоял и смотрел, — фыркнул Гвед.
— Я ничего не мог! Эта сучка — магичка. Сам едва жив остался, не вру!
— О! Гляжу, историю Сатории ты выучил. Магов здесь завались, — ухмыльнулся Гвед.
Бран вплотную подошел к подозреваемому. Он того несло табаком, но не алкоголем.
— Что за девка? — строго спросил старший стражник.
— Молодая, волосы немного вьющиеся, лицо холодное, страсть как холодное…
— Ты ему поверил? — хмыкнул Гвед.
— Он вроде не пьян…
— Значит, накурен. Даргонские торговцы сюда такую мерзкую травку начали поставлять — крышу враз сносит… как мне рассказывали.
Подозреваемый снова заныл, что он здесь ни при чем, но Бран велел ему заткнуться.
— Куда девка убежала?
— К морю пошла, чтоб ей пусто было. Убила и спокойно ушла. Я хотел остановить, но не смог…
— Как выглядела?
— Юбка темная, блузка синяя, кажется. Лицо как у мертвеца.
Бран понял, что теряет время.
— Стереги и вызови подмогу. Я пробегусь, посмотрю, что да как.
— Да брешет он все, — нахмурился Гвед, но голос звучал уже не так уверенно.
— Может, и брешет, но то что маги опасны, не мне тебе объяснять, — отрезал Бран и побежал вниз по темной улице.
Сзади раздалась пронзительная трель свистка — его напарник, не медля, дал сигнал ближайшим патрулям.
Бран геройствовать не рвался, и при мысли, что вмешивается в магические разборки, по спине пробежал противный холодок. С магией шутки плохи. Старший стражник знал немало историй о том, как колдуны-преступники расправлялись с законниками. Впрочем, служба на благо империи полна опасностей: шанс поймать пулю гораздо выше, чем попасть под заклинание. Бран же метил на место следователя, поэтому приходилось рисковать вдвойне.
Он миновал пару тихих проулков. Если подозревая скрылась в одном из них, ее уже не найти. Однако мужик сказал, что она «спокойно ушла», не побежала, словно не боялась содеянного. Значит, уверена в себе настолько, что прятаться не собирается. Улица сделал крутой поворот. Слева началась кладбищенская ограда, справа — склады. Впереди выход на старую набережную. Там даже ночью оживленно: пришлые работяги и рыбаки повадились разводить костры на берегу и ночевать под отрытым небом. Если предполагаемая преступница направилась туда, возможно, ее заметили.
Бран посмотрел налево. Кладбище, освещенное оком Шо-Ку, выглядело зловеще, особенно самая старая, центральная часть, где высились статуи и склепы, оставшиеся со времен Четвертого магистрата — богатые волшебники боготворили предков ни чуть не хуже, чем заносчивые аристократы из Тусканы. Бран не любил патрулировать саторийское кладбище после заката. Величественное и живописное днем, с наступлением ночи оно становилось пугающим и неприглядным. Красивые надгробные статуи в темноте казались уродливыми монстрами, изящные арки склепов превращались в зияющие пасти пещер, а гуляющий в листве ветер походил на шепот мертвецов. Даже бродяги и пришлые работяги старались не ночевать на кладбище, не из уважения к мертвым, а из-за страха — все-таки многие из покоящихся здесь были магами. Мертвые не любят, когда их тревожат, а мертвые магистры — особенно.
Встретить кого-либо на кладбище ночью было редкостью, поэтому стражник удивился, заметив одинокую фигуру, бредущую по центральной дорожке. Совпадение? Или неизвестная подозреваемая вместо того, чтобы бежать подальше от места преступления, решила прогуляться среди могил? Бран для очистки совести кинул взгляд на улицу, ведущую к морю. Никого. Либо он бежит дальше, либо (холодок по спине) сворачивает на кладбище. Стражник вновь обернулся, но странная фигура пропала, скрывшись за «кварталом» склепов на центральной алее. Бран тяжело вздохнул и вынул из кобуры огнедых. Интуиция подсказывала, что надо идти к мертвым, а идти не хотелось. Если в дело замешана магия, уже плохо, а если… Бред! Он мотнул головой, отгоняя мысли о призраках киарских магов, истории о которых так любили рассказывать местные.
Перепрыгнув через невысокую ограду, он зашагал между могил. Погребальные плиты казались щитами древних воинов, разбросанными по полю боя. Спрятаться здесь — раз плюнуть, и дюжина человек с факелами не обыщет все до утра. Но неизвестный визитер прятаться не собирался. Как только стражник вышел на центральную аллею, вдалеке снова увидел странную фигуру. Теперь Бран мог поклясться, что это женщина.
— Именем закона! Стой!
Фигура и впрямь замерла. Стражник ожидал, что незнакомка останется на месте, в худшем случае — побежит (и то и другое его устраивало, ибо придавало смелости), но она, помедлив, качнулась, словно на ветру, и неторопливо шагнула за ближайший темный квадрат склепа.
Стражник выругался и кинулся за ней, держа огнедых наготове. Идея ночного преследования теперь казалась безумием. Так преступники не ведут: спокойно уходят, словно не считают угрозу поимки серьезной. Или и впрямь вооруженный стражник не представляет опасности для той, кто смело разгуливает ночью среди могил?
Бран добежал до склепа, за которым исчезла фигура. Сердце норовило выпрыгнуть из груди: стражник не сомневался, что за каменной стеной ждет засада. Держа «Ворон» наготове, он заглянуть за угол. Никого. Пустая дорожка между могил, обрамленная кустами.
— Имперская стража! Приказываю выйти!
Его грозный голос, подхваченный налетевшим с моря ветром, растворился во тьме. Никто не ответил. «Ладно, тебе же хуже будет» — пробурчал Бран и двинулся по дорожке, пристально вглядываясь во тьму. Преследуемая не могла уйти далеко. Она не боится, и это ему на руку. Он не станет церемониться, если его следующий приказ проигнорируют. Уже не важно, маг это или нет. В кромешной тьме на кладбище опасен всякий преступник.
Бран миновал несколько склепов и могил. Тьма презрительно молчала. «Сбежала», — с облегчением подумал стражник. В тот же момент справа мелькнула тень и раздался странный звук, похожий на смешок. Он развернулся и взвел курок огнедыха, но опять никого не увидел.
«Врешь, не уйдешь», — он облизал пересохшие от волнения губы. Звук торопливых шагов неожиданно раздался сзади. Стражник замешкался лишь на мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы получить сильный тычок в спину. Бран полетел вперед, врезался коленями в низенькую могильную ограду и кувыркнулся через нее. Падая, выставил вперед руку с огнедыхом, и это смягчило удар. Голова чудом разминулась с надгробием, но кисть пронзила боль, «Ворон» выскользнул из онемевших пальцев.
Бран сжался в ожидании, что нападавший обрушит на него град ударов или того хуже — заклинание, но вместо этого услышал скрип гравия. Неизвестный бросился наутек. Стражник подхватил огнедых левой рукой и вскочил. Ушибленная нога саднила, кисть ныла, но бегство преступника вернуло ему смелость.
— Стой! — он бросился в погоню.
Неизвестный мелькнул далеко впереди, уже у кладбищенской ограды, и Бран, стиснув зубы, припустил что было сил. На его счастье око Шо-Ку вновь появилось из-за туч, и, когда стражник, прихрамывая, выбежал на дорогу, заметил темный силуэт в конце улицы. Бран вскинул огнедых, и ночную тишину разорвал выстрел. К сожалению, пуля не достигла цели. Преступник припустил по дороге к морю. Бран кинулся за ним.
Тиара кружилась в бешеном танце. Ее партнер, парень с длинными светлыми волосами, мило улыбался и держал за руки. В детстве Тиара так танцевала с подружками. Они веселились и кружились до тех пор, пока не подкашивались ноги, и они, хохоча, валились в густую траву. На сей раз она танцевала не с подругой и даже не с Роком. За руки ее держал скрипач из «Одинокого котолана». Держал нежно, но крепко. Он улыбался, дружелюбно и немного таинственно, словно знал о Тиаре какой-то секрет, неизвестный ей самой. Девушка не могла отвести взгляд. Черные немигающие глаза музыканта приковали ее внимание, мир же вокруг был размыт. Казалось, они застыли посреди вихря из разноцветных листьев и огней. Тиаре было уютно и хорошо, как дома, у теплого очага, где можно сидеть часами, пить ароматный чай и говорить о сокровенном. Они так часто делали с бабушкой…
Сельма! Мысль о ней заставила Тиару вздрогнуть. Чарующее заклятие темных глаз скрипача исчезло, и девушка обнаружила, что они кружатся в танце в центре «Одинокого котолана». Посетители толпились вокруг и с пьяными улыбками подбадривали, махали руками, отпускали сальные шуточки. Поворот, другой. Тиара ощущала себя в центре карусели. Ее взгляд выцепил из толпы Шайну. Подруга единственная не улыбалась, а напряженно смотрела на танцующих. Ее губы что-то шептали, но разобрать было невозможно. Поворот. Шайна протянула руку, словно хотела остановить Тиару. Еще поворот, лицо девушки исказила болезненная гримаса. Еще поворот. Шайну заслонила фигура в темном балахоне с опущенным на лицо капюшоном. Тиара заволновалась. Она хотела вновь увидеть подругу, но теперь при каждом повороте неизменно натыкалась на странного незнакомца. Девушка не сразу поняла, что тот не один. Посетители питейной исчезали, но толпа вокруг не редела: места занимали люди в темных балахонах. Все они наблюдали за кружащейся в танце парой. Тиаре сделалось страшно. Она тщетно шарила взглядом по залу, стараясь отыскать даже не Шайну, а любого человека без капюшона, но отовсюду на нее смотрели только безликие фигуры. Девушка, не выдержав, вскрикнула от ужаса, и в ту же секунду скрипач отпустил партнершу. Тиару отбросило в толпу. Она зажмурилась, с ужасом ожидая, что окажется в руках безликих, но вместо этого почувствовала под щекой холодный шершавый камень…
Тиара открыла глаза. На нее смотрела лохматая усатая морда со стоящими ушами-кисточками. Сперва показалось, что сон продолжается. Она заморгала, чтобы развеять морок, но котолан не исчез: лежал на каменной плите рядом с ней, словно пес, ожидающий пробуждения хозяина.
— Привет, лохматый.
Ее голос позвучал хрипло, будто она простыла. Тиара почувствовала, что закоченела, лежа на камне, и с трудом села. Правая рука затекла, голова раскалывалась, во рту сухость, мышцы тянет, будто она хорошенько напилась накануне… А что она делала накануне? Тиара растерянно уставилась на котолана, ища подсказку. Зверь встал на лапы и лениво потянулся.
Тиара огляделась. Око Иды уже приподнялось из-за морского горизонта, но было скрыто плотной пеленой темных облаков. Ветер колыхал редкие кусты, поднимавшиеся над могилами. Тиара опустила глаза. «Сельма А.» Она видела эту надпись много раз, но сейчас потребовалось время, чтобы сообразить — она уснула на надгробии бабушки.
Тиара вскочила, ужасаясь столь кощунственного поступка. Голова откликнулась новой волной боли, заныла поясница. Как она здесь оказалась? В голове зияла пугающая пустота. Девушка не могла вспомнить не только события прошлой ночи, но и последних дней… недель. Она запаниковала. Сельма умерла. Это единственное, что она помнила наверняка. Но когда это случилось: вчера, год назад? Что было потом? Ей стало страшно.
Что-то мохнатое коснулось ног. Тиара вздрогнула, но это оказался всего лишь котолан. Зверь терся о ноги, будто верный пес. В иное время подобный поступок, нехарактерный для этих осторожных существ, удивил бы девушку, но сейчас она была настолько растеряна, что присела и потрепала пушистую холку зверя. Разум тем временем лихорадочно пытался зацепиться хоть за какое — то мало-мальски знакомое воспоминание. Она гладила котолана. В голове по-прежнему стояла серая пелена, почти такая же, как вдали, где хмурое море сливалось с не менее хмурым небом.
Котолан повернул к человеку лобастую голову и издал утробный звук, в котором сочетались одновременно и удовольствие и предупреждение. Она посмотрела в его желто-зеленые глаза с вертикальными зрачками и вспомнила свой сон: скрипач, люди в капюшонах, Шайна… Вместе с этим спасительным видением вернулись воспоминания о ее жизни, вплоть до вчерашнего дня рождения подруги в «Одиноком котолане».
Она явно хватила лишку, хотя и пила немного. Как ее занесло на кладбище? Она помнила, что вышла из питейной, но дальше — пустота. Бабушка предупреждала, что алкоголь для волшебников опасен. Она говорила, что он ослабляет волю, лишает столь важного преимущества, но ничего не говорила про провалы в памяти.
Котолан потянулся и почти по щенячьи тявкнул. Тиара с любопытством уставилась на него. Сельма считала, что котоланы чуют магию, оттого в незапамятные времена и поселились на острове, где правили киарские волшебники. Не исключено, что они прилетели вместе с ними (Сельма верила в иномирное происхождение древних магов). На памяти Тиары котоланы фамильярностей в отношениях с людьми, даже магами, не допускали, держались на расстоянии, лишь в редких случаях селились поблизости. Например, как рассказывала Сельма, в первой и единственной школе Пятого магистрата обитали целых два котолана. После того, как школу закрыли, они ушли обратно в горы.
На улицах Сатории котоланы появлялись редко, сторонясь шумных мест, но именно на кладбище Тиара видела их несколько раз и один — в день похорон бабушки. Тогда лохматый зверь, несмотря на скопление народа, подобрался почти к самому месту церемонии и с крыши одного из склепов наблюдал за скоплением людей, пришедших попрощаться с одной из величайших волшебниц Сатории. Мог ли это быть тот самый котолан? Тиара не была уверена. Ей казалось странным, что зверь подпустил ее столь близко, да еще дал себя погладить. Возможно, ему было также одиноко и муторно, как сейчас самой девушке после бурной ночи, о которой она ничего не помнила.
Око Иды неумолимо поднималось над водной гладью, разгоняя тоску в груди. До боли знакомое чувство. Девушка посмотрела на котолана, словно он мог помочь ей вспомнить. Но зверь, отвечая на немой вопрос, отрицательно потряс лохматой головой, а затем навострил уши, вглядываясь в серую утреннюю дымку. Тиара обернулась и заметила вдалеке кладбищенского сторожа, бредущего между могил. Девушка запаниковала. Ей не хотелось попадаться кому-либо на глаза. Ночевка на кладбище, конечно, не преступление, но ей было стыдно за свое поведение.
— Лучше нам, мохнатый, отсюда убраться… — она осеклась, так как котолана уже и след простыл. Он исчез внезапно и тихо, как умеют делать только котоланы.
Это окончательно привело Тиару в чувство. Она спрыгнула со скалы, на которой была могила Сельмы. Край обрыва зарос кустарником, но девушка, приходившая сюда не раз, знала, что там есть уступы, по которым можно спуститься. Пара выверенных движений (не хотелось бы рухнуть на камни с такой высоты), и она скрылась от взгляда сторожа. Успел ли он ее заметить? Кладбищенский смотритель был в летах, он не станет гоняться за незваными гостями, но может дунуть в свисток. Патруль ходит по приморской улице как днем, так и ночью: в газетах писали, что наместник усилил меры безопасности в Каменной Лощине после серьезных драк пришлых с местными.
Тиара продралась сквозь кустарник, из-за всех сил цеплявшегося ветками за одежду, и спрыгнула с высоты своего роста на большой плоский камень. Кладбище с этой стороны не имело даже декоративной ограды — никому в голову не придет взбираться по отвесному склону. Девушка торопливо зашагала по узкой полоске гальки. Справа нависал мрачный каменный утес, слева лениво накатывали волны, норовили ухватить за щиколотку. От физической нагрузки голова болела уже не так сильно, хотя по-прежнему ныла спина. А еще это неприятное чувство опустошенности. Когда Тиара выбралась на мощеную булыжниками дорогу, она внезапно поняла, что это не только похмелье. Подобную опустошенность она испытывала не раз, последний — примерно за год до смерти Сельмы. Странно, что она забыла…
— Ах, ты тварь! Шлюха! Я тебя проучу!
Низенький бородаты мужичок в мешковатых штанах и замызганной серой рубахе бежал по улице Сен-Во, размахивая солдатским ремнем с увесистой металлической пряжкой. Он гнался за худощавой темноволосой девушкой, чуть старше двадцати. Девушка прихрамывала, ей явно уже досталось. У бедняжки заплетались ноги и на повороте, в нескольких шагах от Тиары, она споткнулась и упала. Встать не успела. Мужик догнал ее и схватил за волосы.
— Попалась, мерзавка! — он торжествующе взревел и дернул бедняжку так, что она проехалась по камням, подол платья бесстыдно задрался выше колен. Преследователь взмахнул ремнем. Девушка охнула, когда тяжелая металлическая пряжка обрушилась ей на живот.
— Нравится, шлюха? — на раскрасневшемся от быстрого бега лице мужика появилось злорадное удовлетворение. Он начал неистова охаживать жертву ремнем. Девушка застонала и, не в силах вырваться из цепких лап мучителя, ухитрилась перевернуться на живот, подставив под удары спину в тоненькой блузке и обнаженные ноги, на которых от ударов сразу появлялись красные полосы.
Тиара огляделась. Улица в этот предвечерний час, как назло, оставалась пустынной.
— Эй! Прекрати немедленно! — громко крикнула Тиара, но ее не услышали.
Человек продолжал избивать беззащитную жертву, и магичка подскочила к нему.
— Оставь ее! Я стражу вызову! — она повисла на руке, занесенной для очередного удара.
Мужик обернулся, выпучив глаза. Он был сильно пьян. В лицо Тиары дыхнуло перегаром, и она скривилась. Мучитель тоже скривился, недовольный, что его экзекуцию прервали.
— Ты ее покалечишь! — Тиара понимала, что никто на помощь не придет, но не боялась.
— А-а! Еще одна шлюха! — мужик причмокнул губами. — В очередь, сука. Сначала ее проучу.
Он со звериной легкостью отбросил Тиару, и она покатилась по грязной мостовой. Бородач довольно осклабился и повернулся к первой жертве. Та попыталась подняться, но мучитель ударом сапога заставил ее вновь распластаться на земле.
— Я же обещал дурь из тебя выбить, — он вновь ударил наотмашь.
Девушка тихонько завыла, словно боялась потревожить жителей окрестных домов, некоторые из которых, не исключено, наблюдали за этой безобразной сценой из окон.
Тиара почувствовала комок в горле. Она ударилась, упав на булыжники, но физическую боль заглушило чувство униженности и беспомощности. Затем внезапно нахлынула ярость. Девушку с головой захлестнула невидимая волна. Она ни о чем не успела подумать, как наступила тишина.
Тишина. В ней терялись все звуки, кроме звука голоса самой Тиары, когда она прошептала заветные слова.
Мужик вздрогнул и обернулся. Его лицо вновь перекосилось от ярости и беззвучного крика, поглощенного тишиной. Он нелепо взмахнул руками и бросился на Тиару, та едва успела подняться и отскочить. Однако негодяй, словно перестав ее видеть, пробежал мимо и с ревом врезался в кирпичную стену ближайшего дома. Девушка заметила выражение удивления на его лице. Бородач пошатнулся, но устоял, с кирпичей посыпалась штукатурка. Он взревел, широко разинув рот, а затем начал неистово биться головой о каменную преграду: раз, другой, третий… Каждый последующий удар давался ему труднее, а после пятого или шестого он обессиленно сполз по стенке и распластался на мостовой.
Оставленная им девушка, однако, не пыталась сбежать. Не в силах подняться, она на четвереньках подползла к незнакомцу и с трудом перевернула. Лицо мучителя было разбито в кровь, нос сломан, один глаз уже стал заплывать.
Девушка разинула рот, и ее крик наконец разорвал тишину, окутавшую Тиару.
— Терак! Что с тобой?! — она голосила так истошно, как не кричала, когда ее избивали.
Тиара на внезапно ослабевших ногах приблизилась.
— С тобой все в порядке? — она положила руку на плечо спасенной незнакомки. Та дернулась, словно ее обожгли. Магичка испугалась, что дотронулась до раны.
— Уйди! — неожиданно рявкнула избитая незнакомка и одарила спасительницу гневным взглядом. У нее самой губы были разбиты до крови, а на щеке горела красная полоса от ремня.
Девушка осторожно положила голову человека себе на колени и попыталась рукавом вытереть кровь с его лица. Мужик уставился на нее не покалеченным глазом, попытался что-то сказать, но выдавил лишь жалобно-удивленный хрип пополам с кровавыми пузырями.
— Ты чего, милый? Зачем же так? — растерянно воскликнула девушка. Похоже, она не догадалась, что произошло на самом деле с ее мучителем.
— Что ты делаешь? Он же тебя едва не убил! — растерянно выдавила Тиара.
— Много ты понимаешь, дура! — со злобным отчаянием выпалила незнакомка. — Хочешь помочь — приведи лекаря. Одна я мужа домой не дотащу.
Тиара растерялась. Она ожидала чего угодно, но не этого. Нервно обернулась, проверяя, видел ли кто произошедшее, но улица по-прежнему оставалась пустынной, лишь в окне дома, о стенку которого только что головой неистово бился мужик, шевельнулась грязная занавеска.
Тиаре внезапно стало тошно, словно она сделала что-то низкое и постыдное. Захотелось бежать как можно дальше, пока ни мучитель, ни его жена, ни возможные невидимые наблюдатели не догадались, что на самом деле произошло. Она поспешно зашагала по улице, чувствуя, как дрожат колени. Вместе с дрожью в душе образовалась пустота, которая всегда приходила после использования мощного заклинания воли…