Олегархат им. тов. Сталина

Глава 11

В общении с Ким Ирсеном мне очень помогало то, что по одному пункту в части развития экономики взгляды у нас были одинаковыми, хотя и по совершенно разным причинам. Корейский руководитель считал, что весь транспорт нужно по возможности переводить на электричество, потому что с бензином и соляркой в стране дела идут отвратительно, я считала, что нужно всю экономику на электричество переводить потому что электричество «перевозить» к местам потребления в разы проще и дешевле, чем любую другую энергию. Но в том, что «нужно много электричества», мы были единодушны — и когда я начинала разговор с предложения откуда-то еще этого самого электричества добыть недорого, большая часть прочих моих идей им воспринималась положительно. Не всегда, конечно, но я ведь и на мозги капать давно уже научилась качественно…

В Яндоке под предлогом обеспечения энергией строящихся предприятий была довольно быстро построена еще одна электростанция, с корейскими угольными котлами и с советскими «малыми турбогенераторами», которые в Корею шли в рамках программы «совместного производства». И ее запустили перед самым Новым годом, после чего выстроенная там теплица получила все необходимое. То есть и тепло получила, и энергию для освещения — и тут энергия была, пожалуй, самым критическим ресурсом. Потому что теплицу-то выстроили довольно большую и высокую — не «хрустальный дворец», конечно, но на этажерках ящики с землей в ней получилось поставить в три этажа. И если «верхний этаж» освещался и солнышком в дневное время, и натриевыми лампами вообще круглосуточно, то с «нижними» было в плане света похуже. Поэтому на «втором этаже» была посажена редиска, которая «растение короткого дня», точнее дайкон, а освещались эти «грядки» специально подобранными диодными лампами.

Дайкон, который в Корее был давно известен под названием «му», выращивался в довольно маленьких количествах — потому что для получения действительно приличных корневищ ему требовалась плодородная земля, а с ней в Корее было… ну, в целом, никак. Зато в частности — то есть в больших деревянных ящиках, размещенных на этажерках — почва была вообще «повышенной питательности», ее специально для этого изготовили из всякой «органики», и я была уверена, что за два месяца там вырастет очень неплохой урожай. И на «третьем», нижнем этаже ящики были пластиковыми, набитыми опилками (точнее, размоченными пеллетами), которые я специально заказала в Союзе. Мне, конечно, кажется, что получив заказ на вагон пеллет из осины и березы, советские товарищи подумали, что у меня что-то с головой не в порядке — но в свое время в родном городке у меня была устроена небольшая «ферма» по выращиванию шиитаке и я довольно неплохо знала, что этим грибам подходит из отечественных опилок. А пеллеты заказывала просто потому, что их в вагон помешается почти вдвое больше, чем опилок в исходном виде, к тому же при изготовлении пеллет древесина нагревается до температуры выше ста двадцати градусов и при этом частично стерилизуется. Конечно, «размачивали» пеллеты все же в автоклавах, чтобы окончательно «все вредное в опилках уничтожилось», но в данном случае «запас карман не тянет». А нанятые корейские «специалисты-грибники», хотя и отнеслись к предлагаемой «технологии» с опаской, все же особо спорить с моими идеями не стали: см. п. 2 «корейского менталитета». А я, чтобы показать народу, что выращивание грибов — дело стоящее, и тут немного «слукавила»: в опилки были закопаны уже «почти готовые» бревнышки с мицелием. Так-то на опилках этот мицелий не меньше полугода развивается, пока урожай не попрет — а из готовых бревен первые грибы уже через месяц после «посадки» вырастут — и расти они в этой теплице будут минимум года три, а то и пять, причем не два раза в год урожай давать, а вообще непрерывно.

Эти грибы в Корее тоже выращивались, но тоже в довольно небольших количествах — потому что на хвойных деревьях они почти не растут, а корейские леса в основном из разных сосен состояли. Но если, точнее когда здесь будут созданы огромные польдеры, то никто же не запрещает вдоль дорог там осину выращивать! А вот в горах ее сажать — дело малоперспективное, с такими почвенными условиями тут ничего, кроме сосен, и расти толком не может. То есть при нужде (и при отдельном старании) и в горах можно плантации осины обустроить, но сначала требуется необходимость в этой осине народу показать. И именно народу, товарища Кима подобной ерундой грузить вовсе не обязательно, потому что товарищ Ким решает стратегические вопросы…

На «верхнем этаже» в теплице были посажены помидоры, то есть овощ, большой популярностью в Корее не пользующийся. Однако я не сомневалась, что когда пойдет урожай, он гнить не останется наверняка: люди в Корее с удовольствием если все съедобное, даже то, что русский человек вообще бы в рот не взял. Впрочем, это вообще дело наживное: когда-то и омары считались едой вконец опустившейся бедноты…

Так вот, помидоры. Их вообще в землю не сажали, а сажали в большие тюки из соломы. Из рисовой соломы, которая была настолько мягкой и нежной, что даже на изготовление пеллет не годилась. А вот если эту солому спрессовать в тюк, то на таком тюке помидоры, оказывается, очень даже неплохо растут. Конечно, их нужно еще подливать правильно, опять же следить за тем, чтобы жрущие соломы микробы всякие хорошо себя чувствовали…

Чтобы все задуманное в этой теплице все же росло и процветало на радость людям, вся она была утыкана датчиками, которые отслеживали температуру, влажность, состав атмосферы в каждой секции (то есть отдельно для грибов, прикрытых со всех сторон полиэтиленовыми ширмами, и для зеленых растений), и при отклонениях от требуемых параметров водички подливали, подогрев включали или охлаждение (на лето предусматривалась и работа кондиционеров, которые, правда, пока не завезли) — в общем, она представляла собой концентрированное выражение «высоких технологий». И чтобы за этой теплицей правильно следить, был вытащен из Пхеньянского университета подходящий студент-выпускник, которому управление таким комплексом было оформлено как дипломный проект. А пока там безвылазно сидела Оля, время от времени звонившая мне с жалобами на то, что у нее что-то там не получается… Впрочем, особых провалов у нее я не замечала, просто девушка оказалась воинствующей перфекционисткой…

А я тем временем занялась автозаводом в Токчхоне. Вообще-то СССР корейцам выстроил завод, который (работая по советскому графику) мог производить двадцать тысяч грузовиков в год, а если на нем работать будут по корейскому (здесь восьмичасовой рабочий день лишь декларировался пока, причем даже не особо навязчиво), то мог и двадцать пять тысяч изготовить. Мог, но не делал: по куче причин в год на нем выпускалось от семи до девяти тысяч машин. Одной их причин были постоянные перебои с электричеством, но главной, по моему мнению, было то, что там все работали «неправильно». Включая инженеров, которые сумели серьезно так автомобиль «улучшить».

Так как в Корее своего производства алюминия не было, инженеры с завода «Сынри» вернулись к чугунной головке блока цилиндров. Именно вернулись: понимая, что их знаний недостаточно, они обратились к нижегородцам и получили еще «довоенную» документацию на мотор, целиком из чугуна сделанный. При этом мотор заметно «убавил обороты» и «полегчал» на десяток сил в мощности, что было в принципе не критично. Тем более некритично, что в «исходном» варианте мотор прекрасно работал и на шестьдесят шестом бензине. А критично стало то, что местные «инженеры» с пятью классами образования существенно «облегчили» автомобиль, причем «облегчили» в основном подвеску, поставив более слабые рессоры. К этому добавилось отвратительное качество сборки, ведь рабочие-то в основном из простых крестьян на завод набирались, не было других…

Интересно, что для выпускаемой на заводе легковушки (копии «Победы»), местные специалисты свой талант не приложили и машины делались практически такие же, как и в СССР в свое время. Но их и выпускалось-то меньше, чем по тысяче в год, так что меня они не заинтересовали. А грузовики — заинтересовали, в том числе и потому, что я их рассматривала как «экспортный товар», который те же китайцы наверняка с руками оторвут. Поставляя взамен много всякого интересного — но это если завод нормально работать начнет.

Конечно, я не побежала на завод с криком «вы все дураки, а я одна умная и сейчас вам расскажу, как правильно все делать»: такой подход вообще никогда не работает. Но в Токчхон прибыл новый станочный комплекс для изготовления моторов (который, как я узнала, корейцы даже и не просили, это наши, в соответствии с положениями лицензии, решили и у «партнера» производственную линию обновить. А так как комплекс был довольно дорогой (а в соответствии с условиями той же лицензии Корея за него должна была заплатить независимо от того, будут они его использовать или нет), я приехала как бы «помочь разобраться, как линию на заводе поэффективнее задействовать. И насчет 'отсутствия в стране собственно алюминия» тут же вопрос и закрыла, сообщив, что алюминий из головок цилиндров никуда не денется, он навсегда в Корее останется, так что закупки его, тем более по «дружеской» цене, будут только выгодными — а новый комплекс позволит моторов делать уже по полста тысяч в год. Очень нужных моторов, вон, у западного соседа их острая нехватка. Следующим шагом стало информирование заводчан о том, что за моторы китайцы готовы платить, но за комплектный грузовик-то они заплатят гораздо больше, причем — поскольку у них с деньгами туго, платить они будут продуктами и тканями, столь нужными корейским детишкам. Ну а после «воспитательной работы» я занялась оптимизацией работы уже производственной. С упором на то, что «один хороший рабочий с передовой техникой легко заменит полдюжины неумелых новичков», которые — пока передовая техника на завод еще не поступила — прекрасно поработают помощниками этого самого хорошего профессионала. Для чего нужно было пересмотреть в том числе и нормы оплаты труда, причем так, чтобы молодой рабочий в зарплате не потерял и даже немного приобрел, а вот мастер-профи получать сможет уже в разы больше. Честно говоря, мне пришлось очень долго убеждать руководство завода в том, что при общем увеличении расходов на зарплату стоимость готового автомобиля сильно сократится. Ну да, руководители-то были из «верных соратников товарища Кима», которые в школе просто поучиться не успели…

Я по заводу первое время ходила только в сопровождении Магай Хён и не могла понять, то ли она переводит мои слова плохо, то ли я слишком уж заумные для среднего корейца вещи произношу, однако взаимопонимание возникало с огромным трудом. Но переводчицы куда как лучше меня знали собственный менталитет — и через две недели к Хён присоединилась и Ри Минчжон, после чего заводчане начали меня понимать буквально с полуслова. Просто потому, что одно дела, когда слова русской советницы переводит «обычная девушка из МИДа», и совершенно другое, когда их доносит капитан Госбезопасности. Разница — просто невероятная, и первый мотор с алюминиевой головкой на заводе был изготовлен уже через две недели. Комплекс станков с ЧПУ еще только готовился к установке, на завод даже советские специалисты, которые его должны были ставить, не приехали — а мотор уже возник. Ну да, всю оснастку для его изготовления еще в пятидесятом на завод-то привезли, и ее где-то на складах бережно всю сохранили. А где на заводе взяли алюминий… впрочем, для «Побед»-то у них запас наверняка имелся, а в СССР его можно приобрести вообще сколько угодно. Ну а мне на будущее точно в список важных особенностей менталитета нужно добавить, что офицеры госбезопасности тут считаются непревзойденными педагогами, способными кому угодно что угодно объяснить…

Еще на заводе начали, оказывается, делать и корейские копии КрАЗа, которые тоже получались весьма средненькими по качеству, да и план по их выпуску не выполнялся просто катастрофически, так что мне пришлось тут впрячься по полной. Прошлась по всем цепочкам производства, внимательно обсудила с мастерами причины постоянно возникающих сбоев в работе. И практически случайно выяснила, что одной из причин как плохого качества сборки, так и существенных задержек было то, что «в целях экономии» простейший инструмент вроде отверток и гаечных ключей тут использовался «максимально эффективно»: одним и тем же ключом привинчивали, допустим, гайки на моторе и колеса на сборочной линии. Не одинаковым ключом, а тем же самым, который постоянно таскали с места на место. Ага, зато ключ «эффективно использовался» полную смену без простоев — а то, что простаивали рабочие, было куда как менее важно: рабочих-то много, а ключ — вообще один!

Если уж начистоту, то ни инженеры, ни рабочие завода «Сынри» идиотами не были. Но за утрату инструмента их, причем с снизу до самого верха, наказывали, в том числе и материально — так что если какой-то инструмент ломался (а инструменты ломались постоянно, у них судьба такая), об утрате «наверх» не докладывалось, и для того, чтобы работу все же можно было выполнить, использовались «горизонтальные связи» между начальниками участков и простыми рабочими. Я, конечно, издать постановление о прекращении такого безобразия права не имела, все же моя роль тут была лишь «полезные навыки распространять», но вот у той же Ри Минчжон свои рычаги имелись — и приказ по заводу о том, что о поломке любого инструмента нужно немедленно докладывать по инстанциям вплоть до директора завода, появился через день после того, как я этот момент выявила. Ну а с моей стороны на завод поступил новый и очень нужный «инструмент»: полный заводской комплект вычислительных машин, необходимый для того, чтобы информация с любого участка оказывалась на экране директора или главного инженера сразу после наступления какого-либо события. То есть я такой комплект просто заказала, а по приказу товарища Ким Ирсена двенадцать прошлогодних выпускников Пхеньянского университета сели на самолет и отправились в Москву. В институт к Сереже отправились, для того, чтобы систему контроля документооборота перевести на корейский язык. Работы им сделать предстояло очень много, ведь нужно было не просто «перевести слова на корейский», но и разработать новые знакогенераторы (не ахти какая сложная, но все же работа), а так же разработать новую раскладку клавиатуры под корейский алфавит (в котором я насчитала «букв» даже больше сорока штук, причем не была уверена, что посчитала их все), а так же придумать и воплотить новые кодовые таблицы: «переводить» языки программирования я даже и не предполагала. Так что я, поделав отправляющимся парням удачи и подумав, что Сережа меня наверняка захочет при возвращении за новое задание слегка так поколотить, продолжила «окучивать» товарища Ким Ирсена на предмет внесения некоторых «изменений и дополнений» в чучхе. И прежде всего, в принцип «опоры на собственные силы», чему внезапно мне сильно помогло изменение в производстве мотора для грузовика. Потому что товарищ Ким точно знал, что «отечественного алюминия» в Корее нет и в обозримом будущем не предвидится:

— Вы знаете, товарищ Сталин неоднократно говорил, и даже писал в своих работах, что пролетариат, строящий социализм, не просто может, но и должен пользоваться зарубежным опытом, даже опытом капиталистов. Технологическим опытом, мы просто должны технологию эту использовать не для обогащения отдельных капиталистов, а для блага всего народа. И это, я считаю, совершенно правильно…

— Совершенно справедливо, и мы очень благодарны Советскому Союзу за помощь в том числе и в освоении капиталистических технологий.

— Я рада, что мы в этом имеем одинаковое мнение. Но тут есть одна мелочь, которую вы, мне кажется, просто не учитываете в полной мере. Взять тот же алюминий…

— У нас, к сожалению, нет своих месторождений нужных руд…

— А я про другое хочу сказать. В СССР алюминий производился еще с довоенных времен, но он был довольно дорог, даже несмотря на то, что своих месторождений сырья для его производства у нас довольно много. Но проблема с его производством заключается в том, что производить его мало очень дорого, а для дешевого его производства требуются огромные заводы и, что тоже немаловажно, огромные электрические мощности. В СССР алюминий стал доступен лишь после того, как заработала Братская ГЭС, а в Корее вообще нет рек, хотя бы немного сравнимых с Ангарой или Енисеем.

— То есть вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что здесь его производить просто смысла нет. И вместо того, чтобы делать у себя собственный и очень дорогой алюминий, Корея может производить много чего другого. Поставляя это другое хотя бы к нам в СССР и получая взамен алюминий дешевый.

— Но если мы будем зависеть от внешних поставок, а они прекратятся…

— Вы верно заметили, что внешние поставки могут и прекратиться, хотя я пока не могу представить ни одной причины, по которой СССР бы отказался от такого взаимовыгодного, что я особо подчеркиваю, обмена. Но мир — он большой, и если что-то произойдет с Советским Союзом, вы всегда сможете приобрести алюминий в другом месте. А Советский Союз, между прочим, сейчас старается сделать так, чтобы таки мест в мире стало больше, но это неважно. Имея другие очень востребованные — и, отмечу, не очень дешевые — виды сырья и продукции, вы уже в ближайшее время сможете, если захотите, создать у себя стратегические запасы того же алюминия, собрав на складах хоть миллион тонн металла: он же не портится, его не требуется хранить в каких-нибудь холодильниках, тратя энергию на поддержание его годности. Сложили его в сарай — и он будет там спокойно лежать, ожидая времен, когда он вдруг потребуется. Или не потребуется, и тогда его можно будет просто продать куда-нибудь за границу. Я хочу сказать, что пока еще ни одна страна в мире не в состоянии производить самостоятельно всё, что требуется для комфортной жизни всех ее граждан, но преимуществом социалистической системы, как неоднократно подчеркивал товарищ Сталин, является то, что дружеские страны, строящие социализм, могут оказывать друг другу огромную помощь и поставлять друзьям то, что эти друзья по разным причинам не могут произвести сами. Поставлять по реальным ценам, без капиталистических накруток — но при этом все же ожидая и ответных поставок.

— Ну и что мы вам можем поставить? Вы же даже в уезде Яндок все, что было нужно для обустройства тамошнего хозяйства, привезли из СССР! Вообще все!

— Это верно, но теперь, точнее, уже на следующий год Корея и сама сможет выстроить практически такие же сельскохозяйственные комплексы, пользуясь своими ресурсами. За исключением вычислительной техники и датчиков, да и то лишь потому, что заводы по их производству строятся очень долго. А если сейчас Корея сосредоточится на увеличении производства того, что будет гарантированно пользоваться спросом в других социалистических странах и не тратить средства на постройку заводов по выпуску того, что за границей покупать много дешевле, то результат — а под результатом я понимаю достижение собственной продуктовой достаточности — получится гораздо быстрее. Простой пример: поляки вам выстроили завод по производству электровозов…

— И теперь Корейская Народно-демократическая Республика сама обеспечивает свои железные дороги локомотивами!

— Замечательно. Но вместо локомотивного завода вы могли бы построить большую верфь, которая выпускала бы большие рыболовецкие суда, уже способные обеспечить половину страну рыбой. Но вы производите локомотивы, которые получаются почти втрое дороже тех же чешских. А если вы сейчас прекратите производство электровозов и на этом, уже готовом заводе будете делать не моторы, а электрические генераторы… Вот, у меня три специалиста, один из которых специалист корейский, проделавший две трети работы, составили планы строительства небольших ГЭС, причем планы только по постройке их в одном уезде Яндок. Получилось, что там на одной только реке можно будет поставить больше десятка таких станций общей мощностью под двадцать мегаватт, а рек таких в уезде уже десятка полтора. Но строить они будут только на одной реке: для этих ГЭС генераторы с турбинами будут сделаны в СССР, на Урале. Потому что в Корее таких никто не делает, хотя по моим предварительным расчетам электровозный завод мог бы обеспечить производство оборудования для таких электростанций на общую мощность свыше пятидесяти мегаватт ежегодно, и я думаю, что для завода даже сотня мегаватт в год пределом бы не стала.

— Но нам нужны электровозы…

— А электровозам нужно электричество. Вот, вы же человек грамотный, вам, думаю, просто неграмотные корейские специалисты такого расчета не приносили, просто потому не приносили, что их этому учить было некому. Я, собственно, и приехала, чтобы знания им передавать… вот, смотрите: чтобы получить сотню мегаватт на новых малых ГЭС, потребуется — если закупать оборудование, вот столько денег, а это примерно в полтора раза больше, чем потребуется на закупку двадцати локомотивов, то есть столько же, сколько сейчас завод технически может произвести, у чехов — а они за локомотивы просят довольно дорого. Если покупать те же локомотивы в СССР, то они обойдутся еще на четверть дешевле…

— И на какой срок вы предлагаете приостановить производство локомотивов у нас? На год, на два? На пятилетку?

— Это вы уж сами решайте. У меня есть подсчеты… только не здесь, но если вам потребуется, я смогу их к лету прислать, так согласно им здесь, в КНДР гидропотенциал малых рек составляет примерно восемь гигаватт. Восемь тысяч мегаватт, и если строить по сотне мегаватт в год, то строительство закончит разве что ваш внук. Но мне кажется, что строить надо, ведь лишнего электричества не бывает. А собственная энергетика… с такими мощностями вы при необходимости и из простой глины сможете алюминий делать.

— У вас есть расчеты по всем вашим предложениям?

— Детальных пока нет, готовы только планы по уезду Яндок. Но там и без меня уже все сделают, а вам я смогу общие планы как раз к лету и подготовить.

В целом, «хорошо поговорили», но Ким Ирсен начал склоняться к тому, что международная кооперация имеет большой смысл, особенно для небольшой страны. И мы даже договорились продолжить общение в мае, однако утром двадцать седьмого апреля меня разбудила Хён:

— Товарищ Федорова, вас срочно вызывают в Москву. В аэропорту вас уже ждет Ту-114…