Олегархат им. тов. Сталина

Глава 20

Вернувшись в Корею я снова занялась работой, которую пообещала сделать товарищу Киму. В общем-то, самой простой из того списка, который был предоставлен корейскому руководителю, но на мой взгляд одной из самых важных. Тем более, что и время было самым подходящим: в горах уже выпал снег и крестьяне остались без работы. То есть они остались без традиционной крестьянской работы, но я им нашла и работенку совсем «нетрадиционную» — и в деревнях продолжилось массовое строительство нового жилья с упором на дома, предназначенные для семей с детьми. Дома, строящиеся по простому принципу: чем больше в семье детей, тем больше дом и тем больше в этом доме удобств.

Строители и архитекторы из КПТ с собой принесли много уже готовых проектов именно «сельских домиков», слегка из доработали «под корейскую действительность» — и сейчас именно такие домики массово строились (точнее даже, достраивались) в многочисленных деревнях по всей стране. Достраивались потому, что очень много где еще до того, как снег выпал, были выстроены бетонные литые каркасы этих домов, а теперь крестьяне неторопливо заполняли проемы кирпичом и ставили окна с дверями. Почти так же, как и в СССР это проделывалось, с той лишь разницей, что вместо брезента на время строительства проемы в стенах тут завешивались циновками, а внутри этих «шатров» освещение производилось уже диодными лампочками. Ну, про лампочки — это вообще «временная специфика Кореи», товарищ Ким сразу, как заработал завод в Пхеньяне, распорядился продажу ламп накаливания по всей стране прекратить: он очень экономил киловатты. Даже не то, чтобы экономил, а «давал возможность людям теми же киловаттами освещать больше домов»

«Доработка» проектов в основном свелась к тому, что в железобетонных каркасах было существенно увеличено количество арматуры (все же здесь землетрясения вполне вероятны) и вместо примыкающих к жилым помещениям хлевов и курятников там ставились… даже не могу точно это охарактеризовать: в общем, помещения с наполовину стеклянными стенами (кирпич или камень там был лишь примерно на метр от земли) и даже со стеклянной крышей, но вот теплицей или зимним садом это точно не было. Такое застекленное хозяйственное помещение (хотя при желании там и что-то выращивать было не особенно трудно). Причем, хотя со стеклом пока еще были очень серьезные проблемы и большая часть таких помещений стояла незастекленной, использование там поликарбоната даже не рассматривалось. В том числе и потому, что именно здесь ставились отопительные печи, работающие главным образом на дровах. На пеллетах, и в горной части страны это были «серые» кукурузные пеллеты.

Кстати, Магай Хён мне подробно перевела объяснения вызванного мною корейского энергетика о причинах, почему они антрацитовую пыль на угольные электростанции не пускают, а кусковой антрацит перед сжиганием отдельно в пыль перемалывают. Оказалось, что «вторичная пыль из отвалов» содержит слишком много золы, иногда вообще до двадцати процентов, и эта зола в высокотемпературном угольном котле большой электростанции плавится и зашлаковывает топки. А вот в котлах домашних, отопительных, или на небольших «сельских» электростанциях зола остается золой и ее крестьяне или сельские истопники легко из печей выгребают ручками. Ну а про то, что пеллеты с добавлением антрацита греют лучше, я уже и сама знала.

Однако энергетика я вовсе не про пеллеты пытать собиралась, когда его пригласила, а «прояснить общие вопросы с производством электроэнергии». Потому что за лето в стране было выстроено малых ГЭС общей мощностью слегка за сотню мегаватт, однако все они прекрасно работали в сезон дождей, а уже к ноябрю производство электроэнергии на них сократилось втрое, и меня сильно интересовал вопрос о том, что будет с электричеством зимой. И он (между прочим, ведущий инженер корейского аналога советского Главного диспетчерского управления) сказал, что падения производства энергии не ожидается, поскольку одновременно с сокращением производства ее на гидростанциях увеличивается выработка на «дровяных» сельских станциях. Их как раз в начале ноября и массово запускать начали после «летнего простоя», а запасов пеллет должно хватить еще месяца на три. К тому же за эти три месяца их еще наделают: как раз лесорубы много дровишек произведут, так как сейчас при рубке «деловой древесины» все отходы рубки собираются и направляются на пеллетные заводики.

В Корее была странная связь между объемом производства электричества и количеством добытого угля: в районе Анджу шахты, в которых добывался бурый уголь, были очень сильно обводнены и без непрерывной работы насосов там уголек добывать было практически невозможно — но и добытый уголь было нельзя на электростанции направлять, в смысле сразу его в топках жечь: он был очень мокрый. Не влажный, а именно мокрый, и, хотя уже потихоньку при угольных электростанциях и ставились линии по сушке этого угля, пока еще процесс находился лишь на начальном этапе, а раньше бурый уголь, добытый зимой, просто «ждал лета», когда он все же сможет достаточно подсохнуть, или лежал в сараях сельских тружеников, высыхая под крышей. Так что наличие дополнительного электричества зимой давало возможность побольше накопать угля… чтобы летом из него электричество получить.

Заодно товарищ мне напомнил, почему «дровяные» электростанции общей мощностью мегаватт под семьдесят электричества производят больше, чем ГЭС за сто: гидростанции-то работали «на пике потребления», а дровяные — вообще круглосуточно. Что было и с точки затрат топлива правильно, и с точки зрения чистой энергетики: зимой потребность в электричестве заметно возрастала. Ну а пики… здесь это решалось просто: предприятия большей частью работали «по индивидуальным графикам» и, допустим, швейные и обувные фабрики зимой работали в основном вообще ночами…

Меня же вопросы производства электричества интересовали больше с точки зрения производства ТНП: как раз в конце ноября должна была заработать фабрика по производству пылесосов и мне нужно было спланировать, куда направлять ее продукцию. То есть в СССР все выпущенные пылесосы народ раскупил бы со свистом, но и корейцев оставлять в пыли и грязи было бы неверно. А еще готовилось производство холодильников, ряда совершенно электрических машин для сельского хозяйства — так что мне нужно было знать о доступности энергии в Корее буквально все. Потому что от наличия энергии зависело в том числе и какие заводы мне нужно было заказывать у капиталистов, а от этого, среди всего прочего, зависела и сила советского «удара» по врагам…

Заводы (то есть комплектное оборудовании для заводов) буржуи в СССР продавали с удовольствием. Не любое, конечно, но «промышленный ширпотреб» продавали, однако эти буржуи зорко следили, чтобы эти станки шли именно на советские заводы, а не тем же китайцам или корейцам. Однако поставки на «советские заводы в Корее» они произвести соглашались, и я организовала в Корее сразу пять таких заводов. Один — небольшой заводик по производству небольших сельскохозяйственных мотоблоков, один — очень большой кирпичный завод по выпуску силикатного кирпича, среднего размера заводик, производящий тракторные прицепы и два завода по выпуску электромоторов. То есть на самом деле один делал разные вентиляторы, а второй — водяные насосы, однако цеха, производящие сами моторы, были «непропорционально большими», но немцы (западные, у которых заводы и были заказаны) на это предпочли внимания не обращать. Потому что все заказы у капиталистов я проводила со стопроцентной предоплатой — что сильно обижало ГДРовцев, однако им я объясняла, что у буржуев я за это получаю приличные скидки, а при социалистической торговле, когда цены равны себестоимости, и «скидывать»-то нечего. «Наши» немцы все равно обижались — ну а буржуи к предоплате уже привыкли.

И вот эта их «привычка» нам очень сильно помогла больно наказать британцев и израильтян. Так еще много кому досталось, но все остальные в своих убытках именно англичан с евреями и обвинили (потому что товарищи из Совзарубежбанка в таком ключе свои объяснения потом дали), что лично мне радости прибавило немало: все же «последствия» моего удара растянулись на полгода минимум. А «удар» был простой, буквально «по классике», так, как я в Мексике учила…

Десятого ноября, в течение пятнадцати минут после открытия бирж, брокеры, работающие на Совзагранбанки, просто скупили на Лондонской бирже металлов все наличное золото и все опционы на его поставку на три месяца вперед. При этом через них был пущен слух, что в СССР на каком-то крупном золотом руднике произошла серьезная авария, а у этих банков уже имелись проданные опционы на это самое золото и их требовалось вскоре чем-то гасить, так что панику такая закупка не вызвала. В самом деле, Советский Союз на бирже много лет золото только продавал, и продавал его много — а тут случилась у русских техническая заминка, и они решили перестраховаться, чтобы репутацию себе не испортить. Это не страшно: русские у себя все скоро починят и все вернется в обычную колею, то есть повода для паники точно нет.

И так же не вызвала паники и закупка буквально «на все деньги» там же наличного олова и некоторой части опционов: олово народ постоянно покупает и продает большими партиями, это дело обычное. Разве что очень внимательные биржевые дельцы заметили, что закупка прошла именно «на все деньги», то есть «Россия все фунты свои истратила» — что было чистой правдой.

Но фунты-то Совзагранбанки истратили, а СССР, похоже, оловом не наелся — и уже поздним вечером, когда в Европе все биржи позакрывались, эти самые банки взяли много фунтов взаймы, но взяли у американцев (больше-то негде было). А совсем уже поздно (или рано) кучу фунтов советские банки заняли в Сингапуре — и цены на олово в Лондоне заметно к утру подросли. А дальше…

То ли советские банкиры по всему миру «перестарались» с займами, то ли подорожавшее олово им показалось слишком уж дорогим, или даже «концепция поменялась» — но на субботней торговой сессии «русские» не появились. Зато в понедельник, с раннего Сингапурского утра СССР срочно обменял все фунты на западногерманские марки. Очень много фунтов…

Остатки от двух с лишним миллиардов британских денег были «слиты» в Бейруте, причем уже с некоторым дисконтом, демонстрирующим «признаки паники» — а так как марок в Бейруте оказалось немного, на эти фунты советские банкиры скупали любую другую валюту. То есть все же не другую, а исключительно ту, которая не входила в «стерлинговую зону». Одномоментный вывал огромной фунтовой массы сразу же привел к тому, что курс фунта на биржах упал — и из-за этого и другие держатели британских бумажек бросились ее продавать. И больше всего их бросились продавать непосредственно в Лондоне, где Банку Англии пришлось срочно скупать собственную валюту, заливая рынок валютой иностранной. Однако «предложения» было слишком уж много, у Банка Англии именно «твердой валюты» просто не хватило для удержания курса и вечером, после закрытия торговых площадок в Лондоне, Гарольд Вильсон объявил о девальвации фунта на четырнадцать с лишним процентов.

Вообще-то к этой девальвации, намеченной на вторую половину месяца, британское правительство усиленно готовилось: причины и время ее проведения я в аспирантуре учила (как пример «неправильного проведения девальвации»), так что сами англичане просто о ней объявили на неделю раньше намеченного и их она сильно не взволновала. Но не взволновала совершенно напрасно: о ней объявить собирались после публикации данных о резко отрицательном торговом балансе Британии, а не до нее — поэтому через неделю, когда торговый баланс был опубликован, произошла вторая волна обрушения курса фунта на всех мировых биржах. Причем курс рухнул еще сильнее, фунт через две недели котировался по доллару и девяносто восьми центам вместо «стартовых» двух долларов и восьмидесяти центов США, а Совзагранбанки, скупив нужное количество фунтов, отдали все взятые кредиты, оставив себе треть «за беспокойство»… Треть от более чем двух миллиардов фунтов, а американские банки, у которых британцы брали взаймы их доллары, на этом падении заработали в сумме миллиарда два.

И мне понравилось, что поначалу никто и не подумал, что это «СССР обрушил фунт», ведь с немцами контракт на поставку оборудования для огромного завода грузовиков был подписан и даже оплачен — германскими марками, естественно. Но через две недели…

Люди товарища Судоплатова все же выяснили, откуда буржуи получали обо мне конфиденциальную информацию. Ее сливала жена одного мелкого клерка из Госплана, яркая представительница «общества», в котором принято писаться от восторга при взгляде на «квадрат» Малевича и с придыханием смаковать «букет французского пино» из импортной бутылки — жуткого дешевого пойла для французских низов общества, тамошнего аналога советского «солнцедара» (кстати, в этой моей жизни так и не появившегося). Сливала она данные, полученные от мужа, на какой-то артистической тусовке, где было немало и иностранцев, причем исключительно для того, чтобы изображать из себя «высокопоставленную даму» — и вот через нее буржуям слили еще немного ценнейшей информации. О том, что «Светлана Владимировна сказала, что это лишь начало, а если ее еще кто-то обидеть попробует, то за японскую йену будут брать два фунта, а шекели станут на вес продавать возле общественных сортиров». И, судя по всему, до буржуйских банкиров информация дошла…

Все же не зря я тщательно изучала «атаку Сороса» на фунт. Да, тут ситуация в чем-то была менее подходящей, но и высочайший уровень доверия буржуев к Совзагранбанку нам сильно помог с теми же займами, и «предзнание» о провале британской экономики оказалось очень не лишним. И то, что финансовые инструменты в мире как раз вышли на должный уровень, все же именно «мои» компы сделали возможным столь быстрые переводы миллиардных сумм с континента на континент.

Кроме собственно обрушения фунта и всех связанных с ним валют (из которых больше всего пострадал именно шекель), проведенная «финансовая диверсия» заметно сократила популярность идей по созданию различных «валютных союзов», а так же прилично укрепило доверие иностранцев из «слаборазвитых стран» к экономическим идеям Советского Союза. Сталин в свое время продавить создание «международной валюты на базе золотого запаса СССР» не успел, его за это просто убили — но теперь такая валюта сама собой появилась. И, что для меня было особенно важно, ей стал не доллар…

У американцев в качестве «отдаленного последствия» этого трюка тоже возникли некоторые проблемы, причем их как раз они к действиям Советского Союза при всем желании привязать не смогли. Банкиры, тщательно проанализировав ход всей моей операции, пришли к интересному выводу: если бы в Банке Англии золотой запас не был вывезен в значительной части за океан, то там бы панику погасить смогли бы довольно быстро и с минимальными потерями. Но возить золото через Атлантику долго и дорого — и очень многие страны предпочти свои золотые запасы репатриировать. И янки, скрипя зубами в бессильной злобе, были вынуждены это золото, которое они уже привыкли считать «практически своим», отдавать…

Вынуждены: золотишко на биржах начало сильно дорожать (то есть много валют по отношению к золоту быстро дешеветь стали), и если бы американцы уперлись и возвращать золото не стали, то доллар бы почти сразу и рухнул. Но он удержался, а рухнули практически все европейские валюты, японская йена, доллар Австралии — но заметно укрепился арабский динар. Что было понятно: он же просто в золоте и номинировался — но и тут все оказалось не так просто: нефть-то на Востоке тоже котировалась в основном в этих самых динарах.

Выборочный склероз — это иногда не очень и плохо. Я совершенно забыла, как звали того парня, но очень хорошо помнила о том, что он наделал…

Почему-то считается, что «нефтяной кризис семьдесят третьего года» случился из-за того, что евреи напали на арабов. Но на самом деле война на Ближнем Востоке была лишь формальным поводом: не напади евреи, нефтяные шейхи другой повод нашли бы. А причиной кризиса стало именно подорожание золота, из-за чего шейхи стали на нефти меньше золота зарабатывать. А золото в мире стало резко дорожать из-за одного советского парня, который заметил, что стабильность мировых цен на драгметалл обеспечивается его продажами в Лондоне Советским Союзом. И по его предложению СССР золото просто перестал там продавать, примерно в семьдесят первом — и тут же стоимость металла взлетела вверх. Причем не разово взлетела, однажды сорвавшись, золото продолжало дорожать даже после того, как СССР вернулся со своим золотишком на биржу. А сейчас я проделала такой же трюк: все купленное десятого ноября золото СССР к себе вывез и больше на биржу выставлять его не стал.

И весной шестьдесят восьмого бочка арабской нефти поднялась в цене с трех долларов до четырнадцати, довольные шейхи подсчитывали барыши, а в Европе и за океаном яростно чесали репы, пытаясь придумать, как жить дальше. Но придумывалось у них плохо, особенно у американцев, ведь американские-то нефтяные компании стали буквально в золоте купаться и сильно сопротивлялись любым попыткам правительства цены на нефть уменьшить.

Но это, так сказать, было внешней канвой происходящих изменений, а меня больше интересовала «внутренняя начинка». И эта «начинка» мне в конце зимы уже начала нравиться. Никсон, второй срок занимающий пост президента, явно не хотел остаться в истории «президентом, при котором подорожал бензин» и выделил огромные субсидии американским нефтяником с тем, чтобы они цены на бензин удерживали хотя бы на уровне вдвое дороже, чем до кризиса, и одновременно начал активную рекламную кампанию под лозунгом «из-за арабов вы платите чуть дороже за бензин, но будете платить вчетверо меньше за свет». И подписал контракт на закупку миллиарда диодных ламп с Советским Союзом, причем ему лампы поставлялись по два доллара, а в рознице они продавались по доллару и разница покрывалась за счет казны. Но миллиард — это очень много, завод в Пхеньяне, даже увеличив к весне производство втрое, столько лишь за двадцать лет мог бы изготовить — но такие заводы уже и в СССР появились. Все равно пока «американский контракт» с нынешним производством можно было лет за пять всего закрыть, но заводы продолжали расширяться…

И продолжали строиться новые заводы на полученные от американцев деньги, в том числе и в Северной Корее они строились. И новые угольные электростанции, и электростанции на реках, и АЭС уже обрела заметные глазу очертания. Но, похоже, мне все это увидеть в законченном состоянии не придется, во всяком случае скоро: Лена сообщила, что теперь я могу в Москву возвращаться без малейших опасений.

КГБ по своим каналам пообщался с американскими «коллегами», они обсудили некоторые проблемы, а в конце февраля янки сообщили, что отдельные граждане, испытывающую личную неприязнь к товарищу Федоровой, больше ни к кому никакой неприязни испытывать уже не будут. И предоставили «визуальные доказательства» данного утверждения: им (конкретно ФБРовцам) вообще было плевать на какого-то эмигранта из СССР в Израиль и уж тем более было плевать на зарвавшихся британских мелких чиновников, явно подставлявших Великую Американскую Демократию. Понятно, что к Советскому Союзу эти американцы тоже ни малейшей любви не испытывали, но головой они думать пока еще умели и уже просчитали, что теоретически СССР может и доллар обвалить. Да и вообще по линии спецслужб специалисты предпочитали «играть по правилам» — за исключением случаев, когда им казалось, что их-то уж точно не подловят. Но пока такой уверенности не было…

В Москву я вернулась (вместе со всей семьей, конечно) первого марта и, вспомнив о том, что вообще-то «год был тяжелым», принялась срочно изучать как советскую прессу, так и у «специально обученных товарищей» узнавать о международных новостях. И особенно мне было интересно, как там дела идут в «братской» Чехословакии, но как раз у чехов все было довольно спокойно. Неспокойно было у поляков…

Но на поляков лично мне было вообще плевать, однако в целом что творится в «социалистическом лагере» меня интересовало довольно сильно. В том числе и потому, что этот «лагерь» очень много чем хорошим обеспечивал советский народ. Однако выяснилось, что я все же смотрела «немного не туда». И на первой же встрече после моего возвращения Николай Семенович меня огорошил сообщением:

— Светик, вот ты с корейцами очень хорошие отношения наладила, значит, понимаешь, что им нужно. А с китайцами ты могла бы отношения наладить? А то у нас с товарищем Мао появились серьезные разногласия.

— Какие именно? То есть я насчет Китая ничего сказать не могу… хорошего, но понимать, чем они нам нагадить могут, все же необходимо.

— Вот за что я тебя особенно люблю, так это за точность формулировок. Товарищ Мао может нам именно нагадить, и нагадить довольно серьезно. Я понимаю, ты еще от корейского времени в себя не пришла, но если сможешь еще часок выдержать…

— Сейчас в Пхеньяне всего лишь шесть вечера, я и четыре часа спокойно продержусь, не уснув на ходу.

— Отлично. Сейчас… где-то через полчасика, ко мне зайдут товарищи, и они нам… тебе много интересного расскажут. А вот что нам со всем этим делать… надеюсь, что ты что-то полезное для СССР придумать сможешь. Потому что воевать с Китаем нам сейчас точно не с руки…