Олегархат им. тов. Сталина

Глава 24

Елизавета родилась в одиннадцать вечера пятого ноября, и я начала понимать, почему женщины — по крайней мере у нас в стране — в половине случаев после рождения третьего ребенка достаточно быстро и на четвертого решаются: с каждым разом рожать становится легче. Настолько легче, что я почти сразу после родов сама позвонила Сереже и поздравила его с новой дочкой. О том, что у нас будет именно дочка, мы еще в сентябре узнали: в СССР начали выпускать ультразвуковые сенсоры еще летом, примерно через полгода после того, как я в журнале прочитала, что в Англии врачи для таких целей используют ультразвуковые приборы, предназначенные для поиска дефектов сварки при постройке судов. Для советской медицины, понятное дело, разработали вариант, несколько отличающийся от установок, используемых на верфях — благо опыта в разработке подобного оборудования в стране хватало. И особенно его хватало в Средмаше. Потому что обнаружить дефект сварного шва в корпусе атомного реактора куда как важнее, чем на какой-то кораблике — а чтобы такой дефект найти гарантированно, разработкой приборов занимался целый институт в КПТ. Небольшой, но народ там подобрался очень профессиональный, и для акушеров они все сделали быстро и качественно — что позволило нам с Сережей очень не спеша и вдумчиво подойти к вопросу выбора имени дочке. И неспешность вместе с вдумчивостью помогла выяснить, что среди многочисленного Сережкиного семейства Лиз не было (если не считать одну мать и одну бабку мужей Сережиных сестер — и мы решили, что их считать не будем).

И поздравлять меня с дочерью народ начал уже ближе в обеду шестого, а первой (опять-таки, если нашу семью не считать) меня поздравила Лена. И похоже, именно с дочерью она меня поздравила и последней: все остальные «поздравляльщики» почему-то первым делом интересовались тем, в курсе ли я, чем закончился «первый вторник после первого понедельника». Я еще порадовалась тому, что новости в СССР поступать стали уже ближе к обеду и в газетах их на первой полосе публиковать не стали, так что мне удалось все же убедить Пантелеймона Кондратьевича в том, что этого вообще делать не надо, а на первые полосы поместить информацию «куда как более важную», причем важную для всего советского народа.

Убеждать было просто: у меня в палате телефон стоял рядом с кроватью, причем не просто телефон, а специальный «медицинский». Который от любого другого отличался, правда, лишь белым корпусом и «герметичной» клавиатурой, благодаря которой аппарат можно было мыть даже спиртовыми растворами. А вообще-то таких «кнопочных» телефонов в стране становилось все больше, а аппараты с дисками просто перестали выпускаться: все же дисковый номеронабиратель — устройство дорогое, а простенькая клавиатура с тремя микросхемами вообще почти ничего не стоила. В том числе и потому, что такие клавиатуры уже собирали на заводах не люди, а роботы.

Хотя справедливости ради нужно сказать, что мой «прикроватный» телефон все же не являлся изделием ширпотреба и именно стоял он рядом с кроватью потому, что представлял собой ящик весом около десяти килограммов, в который был вмонтирован и блок сквозного шифрования акустических сигналов. Таких вообще в стране было несколько сотен всего, а в «медицинском» исполнении вообще их изготовили пару штук. Впрочем, больше таких и не нужно было: в конце октября Николай Семенович, когда аппарат мне передавали, заметил, что их больше и делать не требуется, так как кроме меня никто, находясь в больнице, работать не в состоянии — и он имел в виду именно мое тогдашнее «состояние». И был он, скорее всего, совершенно прав, хотя и я отнюдь не пылала желанием «все бросить и заняться руководством невзирая». Но жизнь периодически все же заставляла и по работе что-то срочно делать…

Однако не в праздник же! Шестого ноября на первой полосе «Известий» появилась статья о «новом выдающемся достижении советских инженеров, сделавший отличный подарок к празднику для всего советского народа». Достижение действительно было выдающимся: в Москву на линию вышли (правда, лишь в тестовом режиме) сразу пять аккумуляторных автобусов. Пока эти автобусы были всего лишь «доработанными» серийными троллейбусами, но уже был выстроен завод, на котором такие (то есть все же не такие, а специально спроектированные) электроавтобусы должны были выпускаться с нового года массово, и на заводе в очень напряженном режиме шла наладка оборудования. И новые автобусы были спроектированы с алюминиевыми кузовами, благо в стране алюминия стало теперь «просто завались». Но, что я считала наиболее важным, на автобусы были поставлены натриевые аккумуляторы, уже серийно выпускаемые на новом заводе в Агидели: его под руководством Александра Бурова меньше чем за год построили. Вообще-то натриевый аккумулятор по сравнению с литиевым несколько проигрывал по емкости, процентов так на пятнадцать, но он был минимум вчетверо дешевле и обладал рядом других очень важных преимуществ. Например, он прекрасно работал на морозе (не на лютом, но до минус пятнадцати он вполне с задачами справлялся), деградировал до восьмидесяти процентов емкости примерно через десять тысяч циклов заряд-разряд, мог заряжаться быстрее и обеспечивал плотность тока вдвое большую, чем литиевый. То есть пока что по сравнению с экспериментальными литиевыми аккумуляторами, но даже теоретически по току он литиевый полностью уделывал. А еще при его производстве не требовалось редких (и довольно ядовитых) металлов: в качестве «присадок» для натриевых батарей и простое железо прекрасно годилось — то есть утилизировать вышедшие из строя батареи было проще и безопаснее. В общем, натриевые батареи были просто замечательными, да и делать их было не особо сложно — там вся проблема была в подборе подходящей мембраны-сепаратора. Но я случайно (думаю, что из «любимой литературы») знала, из чего такие мембраны делать. Правда в этом была одна тонкость…

В буквальном смысле тонкость: мембраны нужно было делать из смеси в равных пропорциях волокон из полиакрилонитрила и целлюлозы. Вот только волокна эти должны быть микронной толщины — и на разработку технологий производства нужных волокон, и изготовления из них десятимикронной толщины мембран специалисты КПТ потратили долгих восемь лет. Возможно, и больше бы потратили: как сделать очень тонкие волокна из пластмассы, народ довольно быстро догадался, а вот с целлюлозой… Целлюлоза-то — продукт совершенно природный, а придумать, как расцепить вдоль эту самую «природу», оказалось ой как непросто. И вот тут исследователям повезло, причем совершенно случайно: по программе помощи агрономам товарища Кима советские агрономы провели исследования по изготовлению и применению «органических удобрений» из морских водорослей, и отдельно исследовали, какие культуры лучше всего реагируют на такую подкормку. И выяснили, что, скажем, конопля на нее реагирует в целом положительно, но все же слабее, чем на минеральные удобрения — но попутно выяснилось, что материя (то есть волокна матерки, женских растений конопли), хотя конопля с таким удобрением урожайностью и не балует, становятся гораздо мягче и шелковистее, а еще эти волокна получается и вдоль расщепить проще. То есть из тонны такого волокна можно сделать почти пятьдесят килограммов тех самых «целлюлозных волокон толщиной в микрон». Почему так происходит, никто даже разбираться пока не стал и тут же запустили аккумуляторный завод. А чуть позже и автобусный завод начали строить в Набережных Челнах — а агрономы продолжили исследовать «удивительный феномен». Причем основной упор в следующем году агрономы собирались сделать на Чердыне: в окрестностях города издавна коноплей промышляли и считалось, что «чердынская материя — самая мягкая и шелковистая» сама по себе. Народ ведь давно заметил, что чем севернее растет конопля, тем урожаи (и по волокну тоже) становятся меньше, зато качество растет. А если еще с помощью «переваренных в баках водорослей» получится материю еще мягче сделать, то аккумуляторное производство может вообще вдвое подешеветь.

Впрочем, и так получилось замечательно: в Госплане подсчитали, что замена дорогущих троллейбусных линий на «электроавтобусные» в городах даст экономию в сотни миллионов рублей. Не сразу конечно, но ведь даст, и я в этом вообще не сомневалась. Потому что знала, во что должно было вылиться строительство троллейбусной сети в одном только Большеустьинском и с какими трудностями (главным образом финансовыми) сталкивалось расширение троллейбусных сетей в Пхеньяне. А ведь почти во всех «новых» городах в планах основным видом общественного транспорта предполагалось сделать именно троллейбусы, ведь «местная электрификация» шла «опережающими темпами».

И об этой «местной электрификации» было много написано в газетах, вышедших седьмого ноября: все же праздник, порадовать народ его же собственными достижениями крайне уместно, тем более что и достижения-то полностью реальны: за год, прошедший с предыдущего праздника, только «стандартных пятидесятимегаваттных ТЭЦ» с ультрасверхкритическими котлами было запущено больше семидесяти штук, причем почти все как раз в октябре и ноябре и заработали. Потому что все же ТЭЦ — это в первую очередь отопление в зимнюю пору, и ставили их в «новых промышленных городах» именно для экономии населением дров, но и с электричеством получилось очень неплохо. А еще лучше с электричеством (и с теплом, конечно же) вышло в маленьких городках, а так же в больших и даже малых селах: изобилие дешевого цинка, поставляемого из КНДР, сделало центральное отопление выгодным даже там. Далеко не везде, конечно, но часто в селах его старались устроить и тогда, когда с «финансовой» точки зрения выгоды и не просматривалось: удобство проживания в доме с центральным отоплением тоже во внимание принималось. А если учесть, что в совхозах уже появился некоторый «избыток финансовых средств»…

Понятно, что далеко не все совхозы вдруг резко разбогатели, но в целом доходы крестьян заметно выросли. В первую очередь из-за того, что самих крестьян становилось все меньше и меньше: довольно много народу переселялось в города и примерно треть «переселенцев» «вливалась в пролетариат». Оставшиеся две трети составляли старики и дети, но и они особой нагрузки на бюджеты городов не создавали. То есть дети-то именно создавали, им требовались и школы, и детские сады, и дворцы пионеров с поликлиниками, и стадионы со спортивными секциями, а вот старики, которым тоже поликлиники требовались, сильно помогали в решении «детских» проблем. И хотя все равно руководителям городов приходилось вертеться как ужам на сковородке, «температура сковородок» благодаря им оставалась умеренной.

А еще старики (не самые древние, конечно, но древних-то и было не очень много) помогали в небольших городах решить «сервисные проблемы». Пенсии им платились, но их (пенсии то есть) селянам назначались не особо большими, так что очень многие старики искали (и находили) себе подработку в качестве сторожей, уборщиц, продавцов и прочих не требующих специальной подготовки работников. Часто даже не на полный день, а на полставки нанимались — но благодаря им высвобождалась молодежь для работы на промышленных предприятиях. Я, например, узнала, что в Приозерном все уборщицы в детских садах и школах были пенсионерками. И во всех «госучреждениях» вроде поликлиник, домов культуры и горсоветов с отделениями милиции — тоже. Все же закон, гарантирующий сто процентов пенсии работающим пенсионерам, оказался очень кстати.

Аналогичный закон приняли и словаки, и у них благодаря этому тоже «жизнь стала налаживаться». К ноябрьским праздникам (которые там, естественно, особо не отмечали) поставки всяких товаров оттуда в СССР выросли почти что на треть, что увеличило и встречные поставки, причем не только из СССР. Соответственно выросли и доходы населения, за последние четыре месяца в Словакии вдвое выросли продажи легковых автомобилей (причем словаки предпочитали не чешские «Татры», а германские «Трабанты»), на селе в разы выросли продажи венгерских мотоциклов (народ предпочитал брать мотоциклы с коляской), а бензин по цене почти сравнялся с советским. То есть там именно советский бензин и продавался, по «социалистическим ценам», которые почему-то получились в два с половиной раза ниже цен на чешских заправках…

Похоже, что с «товарищем» Дубчеком товарищ Пономаренко всерьез так рассорился, зато в товарищем Мао отношения внезапно стали заметно лучше: в китайской прессе полностью пропали статьи с намеками на некие «территориальные претензии» к кому бы то ни было, насколько я поняла из намеков Николая Семеновича, китайские товарищи начали серьезные переговоры на предмет созданиия в Китае некоторый (довольно немаленьких) совместных предприятий. Именно совместных, по примеру аналогичных предприятий, создаваемых в Словакии. Например, по примеру срочно достраивающегося металлургического комбината в Кошице.

Вообще-то этот комбинат начали строить еще в конце пятидесятых, но очень скоро стройку забросили: чешские заводы в Остраве производили стали достаточно для всей чехословацкой индустрии, а продавать «лишний металл» за границу было практически невозможно: сама по себе сталь получалась несколько дороговата и не могла конкурировать с иностранными производителями (особенно с Советским Союзом). А теперь, после раздела Чехословакии и вовлечения Словакии в экономику СССР, дополнительный комбинат нам не помешал бы. То есть мы могли и сами у себя еще один комбинат выстроить, но вот кто на нем работать будет?

Ну а китайцы осознали, что сотрудничать с СССР гораздо выгоднее, чем с ним ссориться, ведь только в Словакию на строительство всякого была завезено две саперные дивизии НОАК в полном составе. Конечно, Мао крупно экономил на их прокорме (за питание отвечали как раз словаки, и у них было «чем ответить»), да еще он и денежку за работу своих солдатиков получал довольно заметную. Но дивизиями-то этими командовали совсем не идиоты, и эти командиры быстро поняли, что «если русские что-то за границей строят, то выгоду получают обе страны одинаковую», причем получают, даже если «русские строят жилье для рабочих», которое в социалистических странах вообще получения дохода не предполагает изначально.

Поэтому Николай Семенович поинтересовался моим мнением относительно строительства совместного металлургического комбината уже в Китае — но это уже сильно после праздника, а поначалу все «ответственные товарищи» почему-то интересовались, в курсе ли я того, чем за океаном закончился «первый вторник», и лишь после этого (и то не все) поздравляли меня с дочкой.

А «первый вторник» закончился совсем не так, как предполагали довольно многие «советские специалисты по Заокеании»: на выборах президента подавляющее большинство снова получил кандидат от республиканцев. Никсон свои два срока отработал, и отработал их, как эти «эксперты» считали, максимум на троечку, ведь бензин в стране на пятьдесят процентов все же подорожал. Ну да, подорожал, но так как «нефтяное эмбарго» не объявлялось, бензина в стране все еще было достаточно, а вот расходы домохозяйств на освещение действительно начали быстро сокращаться — и поэтому снова победил республиканец. Мне хорошо (по имени по крайней мере) известный: Рональд Рейган…

Олег Николаевич активно работал в том числе и над развитием в КНДР железных дорог. Но не столько с рельсами и мостами возился, сколько над обеспечением электрификации строящихся и модернизируемых дорог: в электрооборудовании он, слава богу, разбирался неплохо. А еще он отвечал за обеспечение дорог локомотивами, и отвечал несколько своеобразно: закупал электровозы за границей. В том числе закупил и двенадцать пассажирских локомотивов в Чехии, хотя и проделал он это с внутренним отвращением: французские были и лучше, и дешевле, и он — как и Светлана Владимировна, между прочим — предпочел бы «буржуйские» купить, но пока такой возможности не было и пришлось «брать, что дают». Потому что капиталисты ни при каких условиях не соглашались хоть что-то высокотехнологичное поставлять в Корею, а чехи даже скидку небольшую предложили. Правда, как сам Олег Николаевич думал, просто потому, что их локомотивы почти никто покупать не хотел. Поляки покупали, но им много-то локомотивов и не требовалось, а вот все прочие…

Французские локомотивы были без всяких сомнений лучше, а Светлана Владимировна настояла на том, что после приобретения сотни этих электровозов французы выстроят и завод по производству таких же в СССР, и об этом Олег Николаевич знал вовсе не с чьих-то слов: строительство завода началось еще до того, как его назначили начальником управления КГБ, даже двух заводов, и оба строились в Брянской области: собственно локомотивный поднимался (довольно неспешно) в Сураже, а местом для постройки завода по производству тяговых моторов был выбран Мглин. И места эти для размещения будущих заводов Олег Николаевич лично выбрал, но до запуска заводов оставалось еще минимум года два, а то и три — а Корее электровозы нужны были уже сейчас. Правда, зачем товарищу Киму потребовались электровозы пассажирские, товарищ Архипов понимал не очень: Корея же маленькая, там и электрички пустить достаточно будет — но с Ким Ирсеном он спорить не стал. А для товарных поездов электровозы поставлялись советские, и с ними он проблем не видел: и запчасти всегда в наличии будут, и персонал обучить несложно. Впрочем, если чешские электровозы лет пять проработают без поломок, то потом их и на новые «экс-французские» советской постройки) заменить проблемой не станет, так что пусть пока и они на линиях поработают.

А вот с «линиями», причем с электрическими, работы было очень много. И проблем было много, к тому же чаще всего проблем дурацких. Например, товарищ Ким выбрал для размещения нового завода ЖБИ небольшой город Косан, и там новейшие советские центрифуги уже начали производить сорокаметровые бетонные столбы для ЛЭП с напряжением в триста тридцать киловольт. Ну только такие столбы, в основном там «катались» столбы высотой в двадцать четыре и двадцать семь метров для ЛЭП на сто десять и двести двадцать киловольт — и таких, по мнению самого Олега Николаевича, Корее должно быть достаточно, ЛЭП-330 планировалась для передачи электричества со строящейся АЭС в Пхеньян. Но по поводу высоты опор он вообще не задумывался, то есть не задумывался о том, какой высоты будет достаточно. Он задумывался (и постоянно выходил из себя) из-за того, что даже двадцатичетырехметровые столбы из Косана на западное побережье по железной дороге довезти было огромной проблемой, а когда везли двадцатисемиметровые, то горная дорога вообще на пару дней полностью блокировалась. А теперь еще с сорокаметровые, которые на железную дорогу вообще не помещались, а возить двадцатипятитонные чухи по грунтовым дорогам было сродни путешествию босиком и без оружия по джунглям Амазонки: неизвестно, когда тебя кто-то сожрет, но в том, что сожрут и довольно скоро, сомнений почти не было.

Впрочем, корейские автомобилестроители обещали, что «скоро они постоят автопоезда, на которых такие столбы можно будет возить без проблем», однако когда именно можно будет увидеть такой автопоезд, они предпочитали не уточнять. Но столбы-то перевозить нужно было уже сейчас, так что процесс был налажен, хотя, как выразилась Светлана Владимировна после того, как он ей об этом сообщил, примерно таким же способом, как вырезание гланд через задницу: здоровенные столбы хоть и с трудом, но доставлялись на специально изготовленных железнодорожных платформах в Вонсан, там грузились на советский сухогруз (потому что советские по крайней мере южные корейцы не задерживали), затем по морю доставлялись в Анджу или Нампо и уже оттуда их везли к местам установки. Тоже «через задницу» везли: специально для их перевозки была выстроена узкоколейная железная дорога. И даже специальные вагоны были изготовлены, шестиосные узкоколейные вагоны: столб перевозился в двух таких, но хоть так первая в стране «сверхвысоковольтная» ЛЭП потихоньку из проекта на бумажке превращалась в реальное свое воплощение. А почему воплощать все то приходилось именно в бетоне, всем было понятно: во влажном морском климате стальные столбы просто долго не простояли бы. Даже в Пхеньяне, то есть от моря довольно далеко, стальные опоры хорошо если лет десять могли прослужить, но сейчас «в отдаленных районах» проблема начала решаться: благодаря в том числе и заботе самого Олега Николаевича стальные столбы хотя бы серебрянкой красить начали, а серебрянка все же от ржавчины предохраняет неплохо. Хуже, чем оцинковка, конечно… однако товарищ Ким сделал теперь ставку на бетон.

Впрочем, и вопросы использования (и перевозки) бетонных столбов составляли лишь незначительную часть его ежедневной работы: товарищ Ким, убедившись, что товарищ Архипов очень неплохо руководит самыми разными отраслями, попросту перевалил на него управление изрядной частью энергетики, транспорта и машиностроения, сосредоточившись на решении «главных проблем страны». А главным было обеспечение КНДР продовольствием — а это не только строительство все новых и новых польдеров, но и подготовка новых производств, дающих стране удобрения, химических заводов, выпускающих тот же поликарбонат для теплиц, новых стекольных заводов, производящих листовое стекло и разнообразную посуду для консервных фабрик, жилья для крестьян и рыбаков. Конечно, товарищ Архипов — большой молодец, что договорился с перуанцем о поставках рыбы, но пока еще и рыбы маловато перуанец ловил, и возили ее очень немного. Первый рефрижератор уже привез четыре тысячи тонн мороженого анчоуса, но судно на рейс в один конец тратит месяц, а в планах предполагались поставки по четыре тысячи тонн раз в неделю. А это — и новые траулеры для перуанского товарища, и новые контейнеровозы: на них, как показала практика, возить кильку гораздо проще, поскольку разгрузка и погрузка занимает очень мало времени по сравнению с обычным рефрижератором. А чтобы такого показателя достичь, нужно было и судостроение заметно поднять, и металлургию, обеспечивающую верфи металлом, развивать ускоренными темпами. И, конечно же, всерьез заняться двигателестроением: все же закупать двигатели в далекой Финляндии было и дорого, и — несмотря на разные обещания буржуев — крайне рискованно: если буржуи узнают, куда эти двигатели поставляются, то поставки могли и прекратиться. Понятно, что сами финны от денег отказываться не хотели, но на них могут надавить британцы или американцы, так что свои двигатели — они как-то понадежнее будут. Так что забот у товарища Кима было выше крыши, и то, что товарищ Архипов ему в работе сильно помогал, было хорошо.

Для Кореи и корейского народа хорошо, а сам Олег Николаевич узнал, что у Светланы Владимировны дочь родилась, лишь тогда, когда он с очередным запросом к ней позвонил перед Новым годом. Поздравил, конечно, и начал было размышлять, как ему теперь крутиться без ее поддержки…

Дед позвонил мне перед Новым годом, с вопросом о том, как быстро ему можно будет поставить кое-какое оборудование, необходимое для изготовления критических котлов для «массовых» электростанций, и, когда я ему сказала, что «временно на вопрос ответить не могу по объективным причинам», он лишь поздравил меня и пробормотал что-то вроде «извините, я сам постараюсь с этим справиться». Но извинять я его не стала, потому что сочла очень важным то, чем он там занялся. Когда в первый раз приехала в Северную Корею, сопровождающий меня пожилой инженер по результату командировки заметил, что «в Корее сейчас все, как в СССР было при Сталине, то есть в середине пятидесятых, точнее: народ счастлив, в стране все спокойно, города выглядят просто замечательно». И, я думаю, насчет «сталинского социализма» тогда этот инженер был прав, в КНДР действительно выстроили именно его. Но и тогда основной проблемой страны было отсутствие «собственной кормовой базы», а если сейчас мы сможем помочь товарищу Киму эту базу быстренько создать… Так что я сказала деду, чтобы он не дергался, так как телефон у меня даже ночью под кроватью стоит и я на любой звонок всегда отвечу, и потребовала от него мне минимум два раза в неделю обо всех проблемах сообщать. Уж на одну Корею я поработать точно смогу, причем даже не отрываясь от кормления Лизы. А так как дочка все же не двадцать четыре часа в сутки питается, то сделать я могла гораздо больше, чем даже деду пообещала.

Потому что мне это было очень нужно. Было нужно выстроить в КНДР настоящий сталинский социализм, и выстроить его без дамоклова меча «надвигающегося голода». И если у меня это проделать получится, перспективы открывались воистину радужные. Не для Кима и КНДР, а для Советского Союза. То есть для меня и моих детей в том числе. Для всей моей уже очень большой семьи, да и не только для нее…