Мои познания во многих областях техники и естествознания знания на самом деле на уровне выпускника- хорошиста советской средней школы. Вот в истории первой половины 19-ого века я дока, на собственной шкуре познал некоторые вопросы здравоохранения, например что такое холера и конечно современный для человека 21-ого века автомобиль.
Но даже в нем была область в которой я откровенно плавал и называлась она электрооборудование.
В электричестве я конечно немного разбирался. Например я сразу же сказал Павлу Львовичу Шиллингу, что он прав в споре с генерал-адъютантом Клейнмихелем, который воспринял проект Шиллинга о воздушных проводах как дикую фантазию.
Или ошибочный физический Барлоу на несколько лет остановивший исследования по созданию электрического телеграфа. Я тоже сразу сказал, что это чушь.
Но говоря «нет», я чаще всего не знал как правильно сказать «да». В лучшем случае примерно плюс-минус километр.
И очень быстро я понял, что моя главная задача не допускать таких вещей как произошло с открытием паровой машины, когда изобретение Ползунова было проигнорировано, созданием первых русских паровозов и тем же изобретением Павла Львовича.
Ну, а когда есть возможность кого-то по настоящему опередить, как например с созданием резины, то конечно надо это делать. Вот только таких примеров очень мало. Я в частности пытался усилия наших химиков направить на открытие периодического закона элементов, но потерпел фиаско.
Но будущий русский химический гений уже родился и я надеюсь поспособствовать его более ранним успехам. Только по этой причине мы поехали через Тобольск.
Я такое важное дело решил держать под личным контролем и самому убедиться, что Дмитрий Менделеев уже родился.
В итоге получилось, что в Тобольск я заехал очень во время. Иван Павлович, отец будущего гения химии, оказался в бедственейшем положении.
Год назад, практически сразу же после рождения последнего, семнадцатого ребенка, сына Дмитрия он заболел, ослеп и вынужден был оставить службу. Для семьи это была катастрофа. В первую очередь материальная.
Семья в итоге переехала в село Аремзянское, в котором была стекольная фабрика с почти столетней историей.
Фабрика принадлежала брату Марии Дмитриевны Менделеевой, который предложил ей по доверенности управлять своим предприятием.
Я под надуманным предлогом, якобы меня это попросили сделать какие-то старые саратовские знакомые Менделеевых, где когда-то Иван Павлович служил, нанес визит в Аремзянское и не мудрствуя лукаво, попросил Марию Дмитриевну показать мне фабрику.
Фабрика на мой взгляд реально черная дыра. В неё надо вложить кучу денег и работать с без выходных и проходных чтобы получить от неё какую-то копеечку.
Но Мария Дмитриевна была полна оптимизма, её бизнес-планы вполне реалистичны, столовая посуда выпускаемая на фабрике недурственного качества и я предложил ей сотрудничество на выгодных для неё условиях.
А уже уезжая, после обсуждения начинающегося сотрудничества, я предложил помощь в лечении Ивана Павловича. Сопровождающие меня доктора после осмотра больного заявили, что операция в Московской глазной больнице может вернуть ему зрение.
Так что мой визит в Тобольск я оценил как очень успешный. Надеюсь, что моя помощь семье Менделеева пойдет им на пользу.
Поездкой с новым генерал-губернатором на Черемховский комбинат я остался очень доволен. Все там делается так, как мне надо и можно смело начинать заниматься организацией амурского броска.
На комбинате нас естественно ждали и после его осмотра Петр Андреевич пригласил всех на обед.
Учить всяким политесам отставного полковника похоже совершенно не надо. Все таки он столбовой дворянин как и я какого-то древнего рода и всю эту премудрость знает со младенчества.
Для «высоких гостей» обед был накрыт в отдельном кабинете и через полчаса господин директор комбината оставил нас одних.
Это было очень даже кстати, пришло время поговорить о наших конкретных делах.
— Я слышал, Алексей Андреевич, что в ваших владениях везде великолепная кухня и изумительные напитки, но такого угощения я, признаюсь честно, не ожидал, — Платон Яковлевич обвел рукою накрытый стол. — Мне полагаю будет трудновато ответить вам тем же.
— Нет ничего проще, Платон Яковлевич, — рассмеялся я, услышав столь лестную оценку моей кулинарии. — Ответный визит будет возможен не раньше весны, я рассчитываю в ближайшие два-три дня отбыть в Забайкалье. У вас будет время выписать напитки и прислать к нам в компанейский дом своих поваров. Открою вам маленькую тайну, у нас там сейчас обучается добрый десяток поваров и парочку, а то и тройку, мы еще вполне можем принять.
— А обучают их надо полагать те, кто сюда приехал из вашего лукояновского трактира? — добродушно улыбнулся генерал. — Имел удовольствие останавливаться в нем и был приятно поражен абсолютно всем, а не одной кухней. И вы знаете, Алексей Андреевич, среди офицеров Кавказской армии ваше заведение очень популярно. Я знаю не меньше двух десятков останавливающихся у вас. И все они отзывались очень хвалебно.
Савелий несколько раз писал мне, что с некоторых пор у него чуть ли не ежедневно останавливается кто-нибудь из господ офицеров, их поток постоянно увеличивается и даже были генералы.
Такая репутация нашего заведения была очень лестной и я решил обязательно написать об этом Савелию.
О серьёзных делах ожидающих нас, разговор начался после того как подали чай.
Восточная Сибирь это не Европа и даже не её западная часть. Здесь чаем день начинают, продолжают и им же заканчивают. Серьезные разговоры чаще всего под него и ведутся.
Конечно большую роль в этом играет качество самого чая. В Центральную Россию и тем более Европу самые-самые сорта китайского чая или почти не попадают или в совершенно мизерных количествах. Скоро конечно всё изменится: первые чайные плантации уже появились в Индии и монополия Китая на этот напиток уже закончилась.
Но пока в Кяхте, а затем и в Иркутске, наслаждаются лучшими сортами чая из того, что есть в мире.
— Когда уже готовился садится в карету, — генерал за секунду до этого так посмотрел вслед официанту, закрывающему дверь столовой, что я сразу понял, что сейчас он начнет говорить о чем-то очень важном и серьёзном, — мне принесли еще одно письмо от митрополита. В нем он рекомендовал одного отставного офицера, который может присоединиться ко мне в Рязани. Речь шла о полковнике Осипове. Я о нем слышал, но лично знаком не был. Полковник последние пару лет успешно воевал на Кавказе. А с полгода назад внезапно вышел в отставку.
Платон Яковлевич так рассказывал о полковнике Осипове, что я сразу понял что это очень значимая персона и приготовился услышать что-то интересное.
— Владимир Ильич действительно присоединился ко мне в Рязани и при первой же возможности передал еще одно устное послание митрополита, которому он доводится каким-то родственником. Моя матушка из староверов и это был решающее аргумент для решения Государя о моем назначении. Отток староверов в ваши владения признан благоприятным для империи, но я должен тщательно следить чтобы ваш религиозный либерализм был строго в указанных рамках. В частности ни один священник-старовер не должен проследовать на запад.
Я каким-то шестым чувством почувствовал что сейчас услышу совершенно невозможное и интуитивно попытался поудобнее расположиться в полужёстком деревянном кресле.
Кресла были китайские и поражали своим удобством, даже не верилось что они деревянные.
— Вы, Алексей Андреевич, наверняка не один раз задумывались о причинах какой-то лютой ненависти нашего Государя к староверам, которая уже выливается в гонения сравнимые с первыми веками христианства, — я был готов к какому-то разговору о староверах после предыдущих слов генерала, но такого откровения не ожидал и ответил не сразу.
— Ваш вопрос, Платон Яковлевич, очень провокационный, но думаю что ответ на него очевидный, задумывался и не однократно.
— Я не просто так спросил вас об этом, — продолжил генерал, довольно кивнув головой после моих слов. — Вне всякого сомнения восстание на Сенатской площади является причиной нынешних гонений на староверов. Государь был потрясен случившимся. Опора самодержавия офицеры дворяне хотели начать революцию в России. И логично, что староверы или как их опять велено называть, раскольники, стали считаться одним из главных антигосударственных элементов. Власти видят видят в раскольниках «тайных мятежников» и начинает борьбу с ними.
Генерал-губернатор естественно говорил на мой взгляд очевидные и правильные вещи, но местная земля или воздух похоже здесь всех делают многословными. По крайней мере я совершенно не понимал с какой целью он это говорит.
— Вы, Алексей Андреевич, вероятно сейчас думаете, а с какой целью он это говорит, — генерал словно прочитал мои мысли и сделал паузу.
И мало того он посмотрел на меня с взглядом учителя смотрящего своего на непонимающего ученика-балбеса. Я невольно смутился и хотел что-то сказать, но не успел.
— А потом, ваша светлость, вдруг происходит совершенно непонятнейшее: император разрешает вам открыто привлекать для осуществления ваших прожектов раскольников, которых вы начинаете вывозить в больших количествах в Америку и на русский Дальний Восток. А затем происходит вообще немыслимое, Государь разрешает вам создать в ваших владениях самостоятельной раскольнической иерархии, независимой от православной церкви России и с точки зрения церковных канонов совершенно законной и благодатной.
Похоже сейчас я наконец-то услышу о тайных причинах многих непонятных в отношении меня решений Николая Павловича.
— Митрополиту Серафиму и мне, да скорее всего и никому кроме самого Государя, не известны причины по которым он так благоволить вам и вашей семье. В знак благодарности вы открыто дерзите императору, участвуете в скандальной дуэли, результат которой приводит императора в бешенство и он наказывает вас, — генерал делает артистическую паузу и эффектно заканчивает свою фразу, — разрешает уехать за границу.
А ведь это просто замечательно, что причина благоволения к нашей семье Николая Павловича является тайной. Просто суперзамечательно. Теперь кстати я не считаю Платона Яковлевича многословным. Как говаривал один киношный герой, а вот с этого места я попрошу вас рассказывать всё поподробнее.
— То, что в России вы сумели так элегантно выпутаться из долгов было не удивительно, тем более что у вас внезапно на службе оказался такой человек как господин Охоткин. Но выехав в Англию, вы за несколько лет сумели почти сказочно разбогатеть и стать своим человеком на туманном Альбионе, — я считаю себя человеком не тщеславным, но слушать о себе такое приятно.
Интересно какие еще комплименты я сегодня услышу.
— Все ваши подвиги до отъезда в Америку я перечислять не буду, чего только стоят ваши знаменитые четыре дуэли, — слова «ваши знаменитые четыре дуэли» заставили меня вспомнить ощущения когда ты на скорости экстренно тормозишь и потом чуть ли не буквально размазываешься по лобовому стеклу.
До этой минуты я считал, что знаменитых дуэлей у меня три, интересно, а какая была четвертая. Неужели это столкновение с наглым французом?
— Да, Алексей Андреевич, ваше дорожное приключение, приведшее к женитьбе, в некоторых кругах во Франции вызвало большой резонанс. Этот офицер носил громкое имя де Клермон и утверждал что его дед по недоразумению лишился графского титула. Во Франции он слыл заядлым дуэлянтом и дамским угодником, — ошибочка вышла однако, ваша светлость.
Внезапно вспыхнувшая любовь затмила мне в тот момент разум и я поступил самонадеянно, не узнав кто был этот француз.
А генералу эта часть рассказа похоже очень нравится, по крайней мере сейчас он говорит с улыбкой.
— Случившееся так потрясло месье, что он решил покинуть такую негостеприимную Англию. Ожидая парома, француз напился и во время плавания упал с трапа и закончил на этом свою бренную жизнь. Во Франции сейчас достаточно много людей искренне благодарных вам, которые считают что несчастье с шевалье де Клермоном случилось вследствии вашей ссоры. Это кто сам пострадал от его руки, но преимущественно родственники погибших на дуэлях с ним.
— А есть те, кто хотел бы отомстить мне? — благодарность это хорошо, но для меня важнее знать не нажил ли я себя врагов во Франции.
— О таких мне не сообщали. Он был наказанием для своей семьи и умудрялся драться даже с близкими родственниками, — генерал решил сделать небольшой перерыв и попросил свежего чая.
Небольшой перерыв мне очень кстати, я уже услышал столько нового, что пора перевести дух.
Закончив очередное чаепитие, Платон Яковлевич продолжил свой рассказ.
— Всё что я вам рассказал до этого была присказка, а теперь позвольте начать саму сказку, — генерал в миг посуровел.
Наверное также он меняется на поле боя, когда начинается само дело, бой с противником.
— После Польского возмущения Государь осознал на краю какой бездны стоит Россия, династия и он сам. Друзей и союзников нет, вся Европа готова в любой удобный момент вцепиться в горло. Внутри страны опоры для себя он тоже не видел, а для спасения державы нужно срочно проводить очередную модернизацию не уступающую той, что провел Петр Великий, — слова генерала повергли меня с искреннейшее изумление.
Похоже источник информации у генерала из самого-самого ближайшего круга нашего императора. Хотя первенствующий член Святейшего Синода вполне может быть таким.
— И Государь решил сделать это с помощью своих врагов и тех кого он таковыми считает, — последние слова генерал сказал очень медленно и прозвучали они очень пафосно.
— Надо полагать, — я как бы подхватил эстафету у генерала и продолжил его речь своими рассуждениями, — что для этого Николай Павлович каким-то образом хочет использовать староверов. По крайней мере часть из них. Политика кнута и пряника или игра в плохого-хорошего. Сначала замордовать до полусмерти, а потом сделать послабление за которое люди должны будут в лепешку расшибиться.
— Не совсем так, Алексей Андреевич. Хотя и это наверное будет иметь место.
Генерал подошел к окну за которым слышался шум и грохот работающих заводских механизмов.
— Такие пейзажи для России еще совершенно не характерны, но скоро такие заводы и фабрики должны появятся в большинстве российских городов. Так желает наш Государь, — генерал отошел от окна и сам налил себе чашку свежего чая.
— Наверное правда, что такой чай можно пить только в Иркутской губернии, даже в Красноярске он уже не тот.
— До Китая рукой подать, а кяхтинские купцы хорошо понимают, кого им надо ублажать, — я рассмеялся, вспомнив с каким подобострастием несколько дней назад мне был презентован свежайший чай из Поднебесной. Надо честно признать, что ничего подобного я еще не пил.
— Хорош чаек, ничего не скажешь, — генерал сделал еще пару глотков и немного отодвинул свою чашку. — То, что решил сделать наш император, я лично сначала воспринял как неумную шутку и не сразу поверил что это серьёзно.