Спуск в долину Урюма мы начали двадцать пятого ноября.
Все эти дни, воспользовавшись установившейся ясной и безветренной погодой, мы основательно готовились к этому.
На вершине Собачкина хребта, правее которого пролегла наша дорога на Урюм, был сооружен примитивный маяк. Примерно в версте от него на северном склоне хребта расположилась временная дорожная станция из трех юрт.
Это место выбрали по двум причинам. Первая и главная. Оно хоть и расположено на северном более холодном и ветреном склоне хребта как бы укрыто среди скал. И здесь почти всегда затишье и почему-то очень мало снега.
Вторым плюсом было близкое, метров двести, соседство со старым небольшим горельником. Весь сухостой на нем оказался из категории высококачественного и пользуясь установившейся погодой дорожники сразу же начали его валить. И когда мы начали спуск к Урюму за нашими спинами уже начали подниматься деревянные стены постоянной дорожной станции, которую все стали не сговариваясь называть станция Маяк.
Самую высокую вершину хребта тоже стали называть Маяком, только горой.
За эти дни к нам подтянулись все отставшие члены нашей экспедиции. До Маяка пробили сначала хорошую лыжную тассу, а затем и настоящий зимник, по которому даже прошел первый обоз.
Он привез десять комплектов юрт, которые понадобятся нам уже в долине Урюма, дополнительные запасы продуктов, теплой одежды и инструменты.
Спуск к Урюму оказался неожиданно очень простым и легким.
Пройдя почти четыре версты мы вышли к какому-то ручью на берегу которого быстро нашли удобное место для размещения очередной дорожной станции.
Два десятка дорожников пошедшие с нами сразу же занялись своим делом. А мы, пользуясь остатком светового дня начали спуск вдоль ручья. На ночь я естественно приказал вернуться в уже оборудованные юрты.
Настроение у всех было приподнятое, особенно у Льва Ивановича. После ужина он как всегда занялся работой со своей картой, а все остальные расположились на ночлег.
Непосредственно для экспедиции выделено две юрты, поэтому места для комфортного отдыха достаточно и через полчаса все погрузились в сон, даже железный Иван Васильевич.
А мне не спалось, как и Льву Ивановичу. Увидев, как он очередной раз поднял голову, я встал и подошел к нему.
— Не спиться, Лев Иванович? — у меня почему-то не нашлось ничего более умного чем этот очевидный вопрос.
— Не спится, Алексей Андреевич. За многие годы у меня появилось предчувствие удачи. И последние годы оно меня никогда не подводило. Сейчас я уверен, что мы быстро найдем золото и это будет очень богатое месторождение.
Лев Иванович внимательно оглядел спящих и дрогнувшим голосом продолжил.
— Я за свои многие годы исходил сотни верст и всегда мне приходилось экономить и считать каждую копейку потраченную мною, чтобы потом за неё отчитаться. Но никогда мои поиски не были организованы должным образом. Такое, — Брусницын развел руками, — впервые.
Он хотел что-то сказать еще, но только махнул рукой и смахнул набежавшую слезу.
— Давайте отдыхать, Лев Иванович. Завтра у нас по-любому трудный и ответственный день.
Сна у меня не было из-за письма Матвея. Его привезли в Горбицу на следующий день после начала нашего похода и Василий тут же поспешил отправить его мне.
Сразу по возвращению у Матвея началась бурная великосветская жизнь. Каждый день ему пришлось или куда-то выезжать или кого-нибудь принимать.
Знатность и богатство Анны Андреевны давно стерли в памяти российской элиты не благородное происхождение доктора Бакатина. Тем более что у него достаточно и личных заслуг перед Государем и Отечеством.
А совершенная им кругосветка для высшего света Петербурга вообще что-то невозможное.
Поэтому желающих видеть его у себя и самим нанести визит было огромное множество.
На одном из таких светских мероприятий Матвей неожиданно оказался в обществе генерала от кавалерии графа Алексея Федоровича Орлова, внебрачного сына одного из знаменитых братьев, помогавших Екатерине Второй взойти на престол.
С штаб-ротмистром лейб-гвардии Конного полка Орловым Матвей познакомился на Бородинском поле, когда перевязывал его после получения очередной раны, коих бравый гвардеец получил целых семь.
После этого они еще несколько раз пересекались на полях сражений. Граф, ставший одним из фаворитов императора Николая, всегда это помнил и считал Матвея равным себе. Его поздравление с бракосочетанием с Анной Андреевной было одним из первых.
Увидев Матвея, граф Орлов тут же пригласил его присоединиться к небольшому кружку русских генералов, ведущих какой-то оживленный разговор.
К огромному изумлению Матвея разговор шел о российской золотодобычи. И каково же было его удивление, когда незнакомый ему генерал-майор, который был представлен начальником штаба Корпуса жандармов Леонтием Васильевичем Дубельтом, вдруг заявил, что Государь светлейшему князю Алексею Андреевичу восточносибирский карт-бланш выдал не просто так.
Поиски золота в Восточной Сибири казенными горными инженерами ожиданий Государя не оправдывали и его последняя надежда Российская Американская компания, которая уже смогла найти месторождения этого драгоценного металла на Аляске и начала его разработку.
Сразу же после этого завления Дубельта генеральский кружок распался, графа Орлова увлекла какая-то дама, а Матвея остался один на один с жандармским генералом.
— Вы, Матвей Иванович, полагаю не помните, но мы ведь с вами познакомились под Бородином в лазарете. Перед тем как перевязывать графа Алексея Федоровича, вы перевязали меня.
— Да разве мыслимо было всех запомнить, Леонтий Васильевич. Если бы не наши последующие военные встречи с графом, я бы и его не вспомнил.
— Это не удивительно. Как вообще можно что-то было запомнить в том кромешном аду? — задал Дубельт вопрос и нервно передернул плечами. — Ничего более страшного я в своей жизни не видел.
Леонтий Васильевич Дубельт был боевым офицером и участвовал во трех последних компаниях с Наполеоном.
Разговаривать больше о былом ни Дубельту, ни Матвею не хотелось, потому что сразу вспомнились те, кто погиб. А Матвей еще вспомнил и горящую Москву, которую ему довелось увидеть участвуя в разведывательном поиске.
Затянувшееся неловкое молчание было прервано вернувшимся графом Орловым. Дубельт извинился и ушел, оставив Матвея теперь наедине с набирающим силу и влияние царским фаворитом.
Минут через пять светской беседы ни о чем Орлов сказал, что царская служба зовет его к себе и он вынужден покинуть Матвея, которого всегда рад видеть.
Вечером этого дня Матвей был приглашен еще и на званый ужин к барону фон Штиглицу.
Матвей сразу же понял, что на ужин его пригласили не просто так, а исключительно по поводу. Он отлично знал о деловых отношениях светлейшего князя и барона, поэтому не удивился, что они с Анной Андреевной были единственными гостями.
Ужин завершился по английскому обычаю: чаем с сэндвичами, холодной говядиной между двумя ломтиками поджаренного хлеба. Этот бутерброд получил своё название в честь знаменитого Джона Монтегю, 4-го графа Сэндвичского, заядлого картёжника, который, по легенде, просиживал за игровым столом круглые сутки и просил подавать ему их, чтобы не отвлекаться от игры и при этом меньше пачкать руки.
После того как Матвей показал барону на большом глобусе маршрут своего путешествия, барон наконец-то заговорил о том, ради чего он собственно и пригласил шурина светлейшего князя на приватный ужин.
Матвей был уверен, что рано или поздно барон заговорит о золотодобычи. Легкая светская беседа подходила к концу, когда барон наконец-то заговорил о ней.
Повторив чуть ли не слово в слово слова генерала Дубельта, барон сделал многозначительную паузу и медленно четко выговаривая каждое слово сказал.
— Через несколько месяцев истекает срок запрета на частную разведку и добычу золота в Восточной Сибири, но Государь намерен продлить его еще на год для Енисейского округа. А если Российская Американская компания сумеет оправдать его надежды и в тех краях найдутся богатые месторождения золота, то его разведка и добыча округе десять лет будет разрешена только светлейшему князю.
Сказав это он почему-то оглянулся назад, как бы удостоверяясь, что в кабинете нет посторонних и очень тихо прошептал.
— Царская милость, как юношеская влюбленность — вещь не постоянная. Иногда её некоторым надо постоянно подкреплять, лучше всего тем, что блестит чем-то настоящим.
Вернувшись домой, Матвей тут же написал светлейшему князю, подробно изложив состоявшиеся разговоры с Дубельтом, графом Орловым и бароном Штиглицу.
Что по настоящему удивило меня в письме Матвея, так это решение Государя о продлении запрета на частный поиск и золотодобычу в Восточной Сибири.
Я знал, что снятие этого императорского запрета добиваются очень многие серьёзные и богатенькие российские дяденьки, используя для этого все мыслимые каналы влияния на Государя.
Но у него похоже есть свои личные резоны для принятия другого решения. Хотя мне это очень даже понятно.
Уже полученное от меня золото вещь совершенно реальная, которую можно потрогать и взвесить. Реально все плюшки от реально большой российской золотодобычи достаются частным лицам. Казна должна получать пятнадцать процентов горной подати, хотя реальные цифры намного меньше. Воровство в золотых делах цветет пышным цветом.
Казенные заводы дают на самом деле какие-то крохи. А в нашем случае государь уверен, что казна будет полной чашей получать свою долю, а он лично как один из главных акционеров будет золото грести лопатой.
Я уверен, что у императора есть тайные каналы информации о почти всех моих делах в Америке и на Дальнем Востоке. По крайней мере о моих золотых успехах он думаю в курсе.
А золото, получаемое от нашей компании это личное достояние Государя Императора. И никто не знает ни о его количестве в императорских кладовых, ни о том, зачем оно царю-батюшке.
А вот пассаж о Енисейском округе очень интересен. Я знаю, где примерно там надо искать. А запрет на разведку и добычу золота в других уездах губернии не соблюдается уже несколько лет. И там уже найдены богатые месторождения золота.
А косвенных данных что севернее Ангары презренного металла может оказаться очень даже много предостаточно.
Я знаю, где примерно в тех краях надо искать и естественно думал над этим вариантом — а не заняться ли мне еще и этим районом. НО похоже, что царь-батюшка решил этот вопрос за меня.
Когда я несколько лет назад решил заняться золотом, то Восточную Сибирь вообще не рассматривал, я просто почему-то забыл об этом.
И лишь позднее, когда после открытия в 18928-м году Егором Лесным богатого золотого месторождения в Томской губернии, началась Сибирская золотая лихорадка, я вспомнил о русских «эльдорадо» Сибири.
Мысли самому попытать счастье в тех краях у меня были, но я боялся что это уже будет попытка объять необъятное.
Но Государь-батюшка всё решил за меня и теперь в любом случае надо будет этим делом сразу же заняться следующей весной.
В конце письма Матвея была маленькая приписка. Сонин брат, Николай Андреевич, наконец-то тоже вернулся в Россию и как только он приедет в Пулково они вдвоем быстро составят для меня отчет.
Решив в конце концов, что утро вечера мудренее, я все таки заснул.
На лед Урюма мы вышли ровно в полдень, преодолев последний отрезок пути за неполных три часа. Тыманча сразу же позвал Льва Ивановича на разведку окрестностей, а все остальные начали разбивку лагеря.
Господа горные инженеры быстро нашли место на правом берегу Урюма где гарантировано не может быть никакого золота и мы начали ставить юрты. Ефрем тут же отправился на разведку, еще на хребте он приметил старый горельник в полуверсте от места нашего выхода на лед Урюма.
Если на этом горельнике, я на это очень рассчитываю, окажется высококачественный сухостой, то можно будет сразу же начать капитальное строительство будущего поселка.
Наши разведчики вернулись одновременно когда уже вечерело. Принесенные ими новости были великолепны. Горельник оправдал мои ожидания, его весь сухостой удастся определить в дело. Часть пойдет на строительство, а часть на топливо.
Тыманча вообще оказался красавчиком и быстро нашел в версте выше по течению то место о котором он говорил. Лев Иванович сразу же сказал, что вероятность нахождения там самородковых «золотых» гнезд почти стопроцентная. Если конечно золотая жила находится выше по течению.
В том месте видны следы множественных временных водопадов, некоторые из которых возможно достигают высоты в десяток метров, образующихся весной и во время обильных летних муссонных дождей.
По его мнению летом это идеальные условия для образования самородковых «золотых» гнезд.
Горные инженеры и Лев Иванович тут же посовещались и предложили мне завтра же начать поиски золота.
Технология для этого была ими разработана еще в Горбице. На месте предполагаемых работ ставится специально оборудованная юрта. Снег в этом месте предварительно максимально расчищается, а затем аккуратно по мере необходимости начинается прогрев земли. Или просто внутри создается комфортная атмосфера, позволяющая без подвигов вести разработку в замерзшем грунте.
Именно так кстати планируется вести зимнюю добычу на Карийском прииске. А на болотном месторождении найденном Антоном Ивановичем Павлуцким это сейчас наверное единственный способ добычи.
Будет ли от этого прок покажет весна, но по моему мнению всё должно получится.
Усталость конечно уже чувствовалась когда мы спустились к Урюму, но её как рукой сняло когда Лев Иванович рассказал об успешной разведки и работы по оборудованию юрт были закончены на «ура».
Следующим утром господа золотоискатели с полном составе занялись своим непосредственным делом. Вместе с ними к предполагаемому месту нахождения самородковых «золотых» гнезд отправился и я в сопровождении Петра. А остальные под руководством Ивана Васильевича занялись лесозаготовками.
Наши пластуны оказались большими мастерами топорных дел и уже через два дня начали подниматься стены первого пятистенка будущего поселка.
Я решил не мешать господам золотоискателям и работал вместе со всеми на лесоповале. Кухней у нас заведовал Северьян, который упал на колени когда попросил меня взять его с собой.
Через три дня к нам присоединилось пятнадцать дорожников, часть из них стали помогать на лесоповале. Все дорожники, как и казаки пластуны, были из староверов и Ефрем, которого они сразу же признали своим старшим, сказал мне, что я могу полностью полагаться на их честность. Он уверен, что блеск золота, которое скоро будет найдено здесь не помрачит ни чей разум.
Одиннадцатого декабря у нас было новоселье. Накануне был небольшой снегопад и он немного помешал нашему домостроению.
Сухостой на горельнике оказался действительно высокачественным и все наши специалисты, а их у нас оказался добрый десяток, признали его годным для начала немедленного домостроения.
Первым был построен добротный пяти стенок шесть на шесть. С Верхней Горбицы были доставлены стекла, несколько сотен кирпичей и всякая мелочевка необходимая на строительстве дома.
Поэтому он получился самым настоящим: со стеклянными окнами, небольшой печкой выложенной из кирпича и камней, которая исправно давала необходимое тепло и позволяла готовить на ней.
Я предложил первую нашу постройку использовать для служебных целей, одну половину отвести под нормальную кухню-столовую, а вторую под уже необходимую нам контору.
На следующий день, двенадцатого декабря, в середине дня, со стороны где работали наши золотоискатели раздалось два выстрела, а затем через небольшой промежуток времени еще три.
Это был условный знак — найдено золото.