С Ярославой Журавлёвой и Консорциумом Потанина, которые объявились в Крепости 289, а также с компанией Дерипаски, что дерзко выкачивала кровь у сверхов, Ярослав Косой почти и забыл, что вся крепость формально находилась под рукой Консорциума Сечина. Мысль цепляла его: что же такого манит сюда все эти силы, какие события зреют под гладкой оболочкой благополучия?
До сих пор из властных фигур ему попадался лишь надзиратель крепости – Трофим. Никакого иного следа Консорциума Сечина видно не было. Не знать о том, что творится за стенами, они не могли – слишком уж велика их сеть. Но тогда почему они молчали? Почему не взяли управление в свои руки? При таком скоплении сил, что собрались здесь, всё больше походило на ярмарку невест или большой торг, где каждый ждёт момента, чтобы ударить первым. И чем дольше хозяева тянут с появлением, тем загадочнее и опаснее становилась тишина.
Трамвай дрогнул на рельсах, под потолком жалобно загудела лампа. В это время один из учеников, с книгами под мышкой, вздохнул:
– До экзаменов ещё полгода. Интересно, сможем ли мы поступить в университет?
– Ха-ха, я уже бросил это дело, – отмахнулся другой, в рубашке с помятым воротником и с длинными неухоженными волосами. Он сидел вразвалку, лениво обмахиваясь расписанием. – Батя сказал, чтобы я после школы шёл работать к нему на фабрику. А там, глядишь, со временем и карьеру сделаю.
– А что на фабрике производят? – заинтересованно спросили рядом.
Парень усмехнулся, блеснув зубами:
– Шьём одежду. Наш цех перерабатывает десять процентов ткани, что привозят извне. Многое потом уходит на продажу в другие крепости.
– Ничего себе! – восхищённо выдохнул сосед. – Но ведь за пределами крепости нынче небезопасно. Вы всё равно продолжите экспорт?
– Батя сказал – временно сворачиваем. Там, за стенами, рисковать больше не будем.
Ярослав невольно прислушивался. В голове всплывали слова учителя: все вредные производства, что травят землю и воздух, вынесены за стены, а внутри оставлены лишь чистые отрасли. Хотя исключения случались. Он ловил себя на мысли: может, жители крепости выжили только потому, что всё самое тяжёлое легло на плечи беженцев снаружи. За стенами – грязь, страдание, болезни, внутри же – порядок и процветание.
Беженцам разрешали лишь добывать сырьё, всё остальное производство замыкалось в крепостях. И получалось так, что любой товар, необходимый тем же беженцам, они вынуждены были покупать уже у крепостных купцов – за рубли, кровно заработанные тяжёлым трудом. Деньги, как круглая монета, всегда возвращались в одни и те же руки. Для корпораций это была игра без проигрыша.
Но Ярослав ясно видел – массы внутри крепостей были скорее фоном. Настоящую ценность представляла сама система. Люди здесь жили поколениями, и даже Консорциумам было непросто вломиться и менять привычный уклад. Слишком прочно вплелась жизнь в эти старые стены.
Разница между здешними и беженцами за воротами была, по сути, в одном – кто-то успел родиться в крепости до того, как развернулась гонка, и тем досталась защищённая жизнь. Остальные остались по ту сторону.
Ученики в вагоне – чистая витрина второго поколения богатых семей. Сытые лица, ухоженные руки, уверенность в каждом слове. Когда-то и Даун считался "золотым сынком" в их прежнем городе, но рядом с этими детьми из крепости он выглядел бледно и чуждо.
Одна из девчонок заметила, что Даун не сводит с неё взгляда – тяжёлого, цепкого. Она обернулась, встретила его глаза и в упор смотрела в ответ, словно бросая вызов. Но Даун и не думал отводить взгляд, он будто заворожённо следил за ней, игнорируя остальной шум.
Тем временем разговор учеников перескочил на другую тему.
– Слышали про новую ученицу в 12-В?
– Ты про ту самую? – мальчишки тут же оживились. – Я видел её пару дней назад, издали. Говорят, перевелась из другой школы.
– Но ведь она всегда в кепке. Лица толком не разглядишь.
Если девчонка умудрилась вызвать такой ажиотаж, значит, в ней было что-то особенное – какая-то притягательная черта, заставлявшая шептаться о ней даже в переполненном трамвае.
Однако, когда Косой услышал это, внутри у него возникло какое-то странное, липкое чувство, будто в груди заворочался холодный червяк подозрения. Неужели она вот так нагло объявилась, да ещё и прикинулась школьницей?
В этот момент водитель трамвая, сиплым голосом надорвавшись от постоянных возгласов на повышенных тонах, выкрикнул:
– Подъезжаем к школе номер тринадцать!
Трамвай со скрипом затормозил, жалобно звякнув ржавыми рессорами. Воздух внутри наполнился запахом перегретого железа и пыли, под ногами противно качнулись доски пола.
Ярослав подтолкнул Лёшку и Дауна к выходу. Двери, словно зевая, разъехались с металлическим скрежетом, и троица оказалась на улице. Всего четыре остановки – от лавки до школьных ворот. Косой невольно задумался: а стоит ли им вообще и дальше мотаться на трамвае, когда путь такой короткий? Проще просто пешком дойти до школы, тем боле тут всего-то ничего.
Но шаги его внезапно замерли. Лёшка, заметив это, обернулся и проследил за взглядом Косого. И тут его глаза распахнулись от удивления: прямо у ворот стояла девушка в кепке и смотрела на Ярослава так, будто ждала только его.
Ярослав уже в трамвае догадался, что речь шла именно о ней. Но одно дело подозрение, и совсем другое – вот она, настоящая Ярослава Журавлёва, прямо перед ним. Их взгляды встретились и сцепились, как два клинка. Оба, не сговариваясь, дёрнули руками к поясу. Каждый был готов в миг выхватить оружие. Но осознание пришло так же внезапно: они ведь в школе. И стрелять тут – безумие. Тем более, пистолет у Ярослава хранился не на поясе, а глубоко в его ментальном дворце. В этом недоинвентаре, откуда ничего так просто как меч не достать.
Лёшка растерянно моргнул. Девчонка в кепке? Та самая, что недавно крутилась возле Любови Синявиной? И вот она вдруг здесь? И откуда такое беспокойство у Косого из-за неё?
Ярослав одно понялточно: Журавлёва явно не ожидала его встретить. В её глазах мелькнула искра – не то удивления, не то желания убрать свидетеля. Всё было просто. Она теперь числилась новой ученицей, той самой, о которой судачили в трамвае.
А ведь это значит: она пробралась в Крепость 289 прямо с гор Урала. И не просто пробралась – её впустили официально. Хотя возможно и нет, учитывая способности Синявиной создавать порталы. Но тогда у них тут есть своя лапа прямо внутри. Случайных людей ведь сюда не пускали. И просто так документы не получить даже если обойти ворота так, как может её подружка. Зато, если разобраться в её бумагах, можно будет понять, какая сила стоит за её плечами.
Да, когда-то они сражались бок о бок. Но союз был временный, шаткий. И теперь, встретившись в мирной обстановке, каждый видел в другом прежде всего угрозу. Ярослав тяжело вздохнул. Он не хотел войны. Но вот она, Журавлёва, и её тень, нависающая над ним. К тому же именно она оставила записку у его двери – он не сомневался.
И вот они стоят нос к носу у школьных ворот. Вокруг – ученики. Кто-то косится с недоумением, кто-то шепчется. Ситуация назревала нелепая. Косой медленно убрал руку с пояса, демонстративно показывая: оружия у него нет. Журавлёва же продолжала держать ладонь на талии, глаза её были холодны, как лёд на речке весной.
Чтобы разрядить обстановку, Ярослав хрипло сказал:
– Верни мне кинжал.
Журавлёва вскинула бровь. Ветер трепал край её кепки, отчего тень ложилась на лицо. Она явно не ожидала такого требования.
И тут к ним подошла стайка школьников. Воздух вокруг зашумел голосами, запахло дешёвыми духами и резиной от потертых кроссовок.
– Эй, чего застряла? – весело крикнул один из них, махнув рукой Журавлёвой.
Она даже не дрогнула. Только спокойно ткнула пальцем в Косого:
– Он пытается меня ограбить.
Ярослав поперхнулся воздухом, глаза его вылезли от возмущения:
– Чего???
Вот же шваль, сама меня ограбила и теперь старается сделать ещё и виноватым в том, чего не совершал. Но когда толпа школьников услышала, что Косой якобы пытался ограбить Ярославу Журавлёву, настроение резко изменилось. Враждебные взгляды, недовольное гудение – и вот уже кто-то выкрикнул, чтобы подтягивались ещё свидетели. Всё шло к тому, что его схватят и отведут к дежурным, словно настоящего преступника. Похоже желающих подбить клинья воз и большая тележка, раз так расстарались тут же перед ней выслужиться.
С каждой минутой возле ворот собиралось всё больше парней. Любопытство – двигатель любой толпы. К тому же Журавлёва после перевода успела стать здесь кем-то вроде местной знаменитости: то ли за счёт загадочности, то ли просто потому, что новенькие всегда привлекают внимание. Ну а остальным лишь дай повод поглазеть – шум, скандал, чужая драма, всё лучше скучных уроков.
У Косого внутри всё похолодело.
– Мы знакомы! – выкрикнул он, чувствуя, что ситуация ускользает из рук.
Сначала надо было закончить инцидент и желательно малой кровью. Если уж в первый же день на него повесят обвинение в грабеже – это будет фарс, да ещё какой! Но хуже всего было то, что Журавлёва, похоже, не собиралась его жалеть: она осмелилась так легко и нагло вывалить на него подобное обвинение. "Да как она вообще додумалась? – лихорадочно думал Ярослав. – Я ведь честно обменял тот кинжал на еду! А теперь она выставляет меня вором! Вот же лахудра…"
Он вскинул голову, глядя на неё исподлобья. Внутри клокотала обида: "Ладно уж, забрала кинжал – чёрт с ним. Куплю новый и лучше. Но какие ещё к чёрту грабежи?"
Толпа между тем зашумела, переглядываясь: кто прав, кто врёт?
– Вы что, и правда знакомы? – недоверчиво бросил кто-то. – Что-то не похоже.
– Да мы знакомы, – поспешно подтвердил Косой, чувствуя, что каждая секунда играет против него. – Это недоразумение, честное слово. Я тоже учусь в тринадцатой школе.
– Тогда назови её имя, – потребовал один из старшеклассников, прищурившись.
– Ярослава Журавлёва! – выпалил Косой.
Он надеялся, что этим одним ударом разрушит её ложь. Но тут в толпе раздался насмешливый смешок.
– Ха! – усмехнулся парень с ухмылкой. – Какой же ты хитрый! Ты даже не знаешь: её зовут Ярослава Косая.
У Ярослава внутри всё оборвалось. Словно молния ударила в затылок. Он едва удержался, чтобы не выругаться вслух. Что угодно ожидал, но не такой наглости. Взгляд его метнулся к Журавлёвой – и что же? Она стояла спокойно, ни тени смущения, будто всё так и должно быть. Ей даже нравилось, как он корчится, выставленный дураком перед десятками глаз.
"Если в её бумагах написано, что она – это я, то кто тогда, мать его, я сам?!" – ярость и бессилие разрывали его изнутри.
– Ну а ты чего без формы? – раздался новый голос из толпы. – Если и правда из нашей школы, где твой пиджак? В каком классе учишься, как зовут-то?
Косой заставил себя дышать ровно, хотя руки дрожали. Постарался взять себя в руки и сказал с вызовом:
– Если я скажу, что тоже Ярослав Косой – вы ведь всё равно не поверите.
Рядом Лёшка уже давился смехом. Тупой дебил, что тут скажешь. Правильно, что решил скинуть его как балласт. Ему явно было в удовольствие смотреть, как брат выкручивается. Он бросал на Журавлёву внимательные взгляды, будто пытался понять, что за человек эта девчонка, раз умудрилась так легко загнать Косого в угол.
Для Лёшки это всё было даже забавным фарсом: редко кому удавалось вот так сыграть на нервах Косому. А уж эта девчонка точно была не из простых: обычным людям ни к чему скрывать своё настоящее имя.
Пока Ярослав пытался оправдаться перед толпой, Лёшка вдруг сделал шаг к Журавлёвой, расправил плечи и заговорил с ехидной любезностью:
– Здравствуйте, старшая сестрёнка. Я младший брат Ярослава Косого, зовут меня Лёшка Проныра.
И тут произошло странное. Журавлёва, которая только что с каменным лицом рушила репутацию Косого, вдруг смягчилась. Губы её тронула лёгкая улыбка, голос прозвучал мягко, почти ласково:
– Привет. Я хорошая подруга твоего брата.
Лёшка недоверчиво покосился на Ярослава, которого уже обступили со всех сторон. "Вот это да… хорошая подруга? С такими подругами врагов не надо", – усмехнулся он про себя.
В итоге, подхватив Косого за локти, целая группа учеников почти насильно повела его в департамент по учебным делам.
Учитель, сидевший там, вспыхнул, как спичка, услышав, что кто-то пытался ограбить ученицу. В кабинете запахло пылью и чернилами, стулья скрипели под толпой. Но стоило ему разглядеть бумаги Косого – и тон учителя изменился: строгость улетучилась, сменившись уважительной вежливостью.
Вчера ему пришло распоряжение: в старшие классы зачисляют одного ученика, в младшие – ещё двоих. Приказ был от самого директора, с особым указанием – относиться к этим троим с максимальным вниманием. Все они имели отношение к Трофиму, смотрителю крепости 289.
Формально, конечно, за всем стоял Консорциум Сечина. Но пока их интересы не задевали, реальной властью в крепости распоряжался именно Трофим. Для простых людей на улицах он был фигурой куда более весомой, чем любой там "консорциум".
Учителя в департаменте по учебным делам заметно озадачило одно странное обстоятельство. В списках ведь уже значился некий Ярослав Косой, переведённый в эту школу. Но вот анкета с аккуратно выведенной фамилией лежала прямо перед ним на столе, и от растерянности он даже пригладил ладонью редеющие волосы, будто надеялся пригладить вместе с ними и свои мысли.
Ярослав чувствовал нутром: история с Ярославой Журавлёвой только начинается и явно не закончится простой перепалкой.
– Учитель, а в какой класс меня определят? – спросил Косой, осторожно.
Учитель чуть оживился, губы тронула дежурная улыбка, но в голосе сквозила тёплая вежливость:
– В двенадцатый "В". Пойдём, познакомлю тебя с ребятами.
Он махнул рукой коллеге, чтобы тот отвёл Лёшку и Дауна в младшие классы, а сам повёл Ярослава длинным коридором, пахнущим свежей известкой, влажной тряпкой и ещё чем-то острым – едва уловимым запахом школьной столовой.
В голове у Косого мелькнула мысль: а ведь в трамвае болтали, что новенькая сидит как раз в "двенадцатом Б". Сердце подпрыгнуло от облегчения – пронесло! Если бы их определили в один класс, и в журнале появились бы два Ярослава Косых, учителя наверняка схватились бы за голову. А уж сам Косой точно бы сошёл с ума.
В "12-В" класс они вошли тихо. Дети гомонили, чернила шуршали по тетрадям, а под потолком чуть слышно гудела лампа дневного света. Учитель, что привёл его, сказал почти торжественно:
– Вон там, в третьем ряду у окна свободно. Садись туда. У нас места распределяются по результатам. Вот сдашь первые экзамены – и сможешь выбрать лучшее, если справишься.
– Спасибо, учитель, – ответил Ярослав, почтительно кивнув.
По пути он всё-таки краем глаза зацепил взгляд Ярославы Журавлёвой: она сидела в соседнем "12-В", прямо у окна, и когда он проходил мимо, их глаза встретились. Она смотрела дерзко, вызывающе, а губы чуть тронула кривая усмешка. В этом взгляде было всё – и вызов, и насмешка, и обещание будущей возни. Ярослав ответил тем же, и воздух между ними будто заискрил.
Но внутри его царапала тревога. Она, похоже, ничуть не боялась, что он донесёт на неё хоть в Консорциум Сечина, хоть дальше. А это означало только одно – у неё за пазухой припрятаны козыри.
Он сел за свой стол. Справа от него тянулся проход, пахнущий мелом и чуть-чуть – чьими-то яблоками из портфеля. Слева устроилась худенькая девчонка, ровесница, с чёлкой, чуть подпрыгивающей на лбу при каждом слове.
– Привет! – она повернулась к нему с улыбкой. – Я Юлия. А тебя как зовут?
– Ярослав, – ответил он коротко.
– Ты новенький?
– Ага, – буркнул он.
– А из какой школы перевели? Из Восточного города? – с интересом спросила она, чуть подалась вперёд.
Ярослав замялся, потом выдал первое, что пришло в голову:
– Из пятой старшей.
Девчонка моргнула, потом хмыкнула так, что её чёлка дрогнула:
– Ты шутишь? У нас в крепости нет никакой пятой старшей!
У Ярослава внутри всё похолодело. Ну, как и предполагал по опыту из прошлой жизни. "Как это – нет? Я же только что выдумал…" – посмеялся мысленно.
Он оторопело уставился на неё, а она, явно почуяв неладное, чуть отодвинулась, с подозрением прищурившись:
– Так откуда на самом деле?
– Ну… может, из восьмой, – неловко отмахнулся Ярослав.
И тут девчонка даже перестала улыбаться. В её взгляде мелькнуло что-то настороженное, и она негромко, но отчётливо произнесла:
– Не говори, что ты пришёл из-за пределов крепости….
Господи, вот же тупая… или вообще не интересуется, что в мире творится. Она чуть отодвинула стул, и скрип металла пронзил уши. По классу пополз тихий шёпот. В голове Ярослава эхом всплыли вчерашние слухи: беженцы несут заразу, беженцы приносят беду.
И он понял – запах подозрения распространился быстрее, чем дым по ветру.