Вся крепость жила только одним – разговорами о беженцах. С новостями было туго, а кумушкам лишь бы что пообсуждать. Слухи, едва родившись, росли, обрастали страшными подробностями и катились дальше, как снежный ком.
Сначала кто-то осторожно спросил у соседа:
– Ну а вдруг они принесут с собой заразу? Вирус какой-нибудь, или ещё какую напасть?
А уже тот на следующий будет божиться и креститься, что такую заразу затащили, что люди сгорают на глазах, будто их заживо в серной кислоте растворяю. Причём он это сам видел, вот те крест
Третий человек добавлял в красках что ему знакомый врач расказал, что люди уже мнут пачками.
Именно так работает "Глухой телефон" и желание мелкого придурковатого индивидуума выделиться. Ну, а чем ему ещё-то выпендриться, только черзе собственное враньё и приукрашивание своей роли в выдуманной ситуации. Ведь оно как, большинство людей знают так мало, что попади они в прошлое, то никак бы не оказали влияние на будущее. А если из попытаться заставить подтвердить знания за школьный курс, то скорее всего выяснится, что в школе они и не учились, а только её посещали. Так и рождается потом:
– Беженцы специально хотят нас всех извести своими болезнями!
И чем тупее человек, тем сильнее он нагонял старался сделать так, что быстрах в воздухе стоял густой, как гарь после пожара. Люди переглядывались, прятали детей, а разговоры о "чужаках" становились всё громче.
Юля, сидящая рядом с Косым, незаметно отодвинулась – не слишком далеко, но ровно настолько, чтобы показать, что её беспокойство настоящее. А как иначе? Сидят за одной партой – не убежать же посреди урока.
В её глазах горели немой вопрос и холодное подтверждение собственных догадок. Ярослав же молчал. Он не стал оправдываться, не стал отрицать. Даже добавлять, что он просто из другой крепости, пусть сама дойдёт до этого. Поди не совсем тупая. Для него же это не было чем-то позорным. Да, он пришёл "снаружи. Но разве преступление – искать себе жизнь получше
Он мог переодеться в чистую школьную форму, пытаться подстроиться под местных, но отрицать своё прошлое – значит предать все прожитые семнадцать лет. Стереть себя самого. И он не собирался этого делать.
Юля молча смотрела на него, и Ярослав ясно видел: она всё поняла так как её хотелось и сейчас нагоняла на себя как можно больше ужаса. Да, оказалось законченной тупицей. Не зря её сюда рапихнули.
– Он беженец! – наконец вырвалось у неё. В голосе её звучала растерянность, почти ужас.
Молва по классу разлетелась мгновенно. Кто-то дернул соседа за рукав, кто-то недоверчиво шепнул: "Серьёзно?" Атмосфера густела, как перед грозой. Юля сама едва не вскочила, уже подумывая пересесть куда подальше.
И тут дверь скрипнула, в класс вплёлся запах старой бумаги и мелованного порошка, и появился сгорбленный старик-учитель. Он положил на трибуну свой измятый план урока и сипло сказал:
– Так... скоро у нас итоговые экзамены. Сегодня поговорим о тригонометрических функциях.
По классу пронёсся глухой вздох – и облегчение, и разочарование вперемешку.
Ярослав же будто получил удар под дых.
"Твою налево, как же давно это было?!" – ошарашенно пронеслось у него в голове.
Ещё недавно Антон спрашивал его, готов ли он сразу влиться в программу двенадцатого класса. Тогда Ярослав гордо уверял: мол, учился в городе, всё схвачу на лету. Но теперь реальность хлестнула его по щекам. То, чему учил его Учитель в прошлом – было совсем иным. Там, в его "школе", уроки походили скорее на кружок для малышей, вроде Лёшки и Дауна. Настоящих школьных программ они никогда не касались. И вот теперь, ему напомнили, что такое школа на самом деле.
В городе мальчишки к его возрасту давно бросали учёбу: шли работать, помогали семьям. А у Ярослава внутри сидела странная жажда знаний. Он тянулся к учёбе, как растение к солнцу, хоть и не всегда понимал, что именно получает. Да, когда имеешь не ценишь, а когда потеряешь, волосы на голове рвёшь.
И вот сейчас, слушая сиплый голос старика, слова про "тригонометрию" и "синусы", всё уносились мимо него, как чужой язык. В теории он про это помнил, но на практике, только сами слова, а что за ними стоит… увы.
Он сидел и чувствовал себя так, будто забрёл в плотный туман: ни дороги, ни света, только бесконечные непонятные формулы на доске, от которых мутило в голове.
Он хотел вцепиться в каждое слово, сохранить всё, как раньше сохранял уроки Учителя. Но здесь это было невозможно – знания ускользали, текли сквозь пальцы.
И впервые в жизни Ярослав понял: он ничего, вообще ничего не понимает.
Когда Косой пришёл в школу, чтобы оформить поступление, ему торжественно всучили стопку новых учебников – свежих, с ещё пахнущими типографской краской страницами. Бумага хрустела под пальцами, и от неё тянуло лёгким химическим запахом клея. Но, к его удивлению, все книги оказались предназначены для 12-го класса. А ведь даже если бы он захотел догнать остальных, начинать всё равно пришлось бы с программы 10-го.
На перемене Ярослав быстро покинул своё место. В углу класса сбились несколько учеников – они шептались, переглядывались, иногда вздыхали или морщились, будто перед ними стояла какая-то серьёзная угроза.
Не надо было гадать, о чём речь. Все они обсуждали его, с которым судьба занесла их в одну школу.
Ярослав уже привык к такому. В крепости отношение к беженцам всегда было тяжёлым – смесь жалости и презрения. В разговорах людей слышалось недоверие, будто чужаки могли принести не только бедность, но и заразу. Иногда ему даже казалось, что в городе, за стенами крепости 289, жизнь была свободнее, хоть и куда опаснее. Там под боком дышали пустоши – полные стаек волков, странных подопытных тварей и прочей дряни. Но всё равно – свободы там было больше.
Те, кто выжил в городах-убежищах в пределах крепости, едва ли понимали, сколько смертельных угроз таилось вокруг. Для них пустоши оставались дикой, пугающей, но далёкой загадкой. Вот и приходилось Ярославу, Лёхе и прочим терпеть колкие насмешки. Другого выхода не было – они ещё не нашли себе иного приюта, который мог бы сравниться по защите со стенами крепости.
После перемены все уже знали: Косой – чужой. Словно по щелчку, воздух в классе стал холоднее. Взгляды учеников – жёстче. Тепла в них не осталось. Некоторые парни, которые ещё утром думали протянуть руку и познакомиться с новеньким, теперь отшатнулись, пряча за улыбками растерянность и неловкость. Туповат и трусоват оказался в школе народец.
К тому же влиятельные консорциумы подливали масла в огонь. Они годами вбивали людям в головы простую мысль: за стенами живёшь – низший сорт. Чтобы никто не смел им сочувствовать, распространяли слухи: мол, пришлые "заражены", "грязные". Удобный предлог, чтобы отказывать им в убежище и тем самым снимать с себя ответственность.
– Я бы и рад пустить жителей подола внутрь, – говорил кто-нибудь из горожан, – да ведь все они заражены. Пусти – и вся крепость под угрозой.
Такие речи люди здесь слушали ежедневно и почти уже не замечали. Самого Ярослава это не сильно тревожило. Конечно, ему хотелось завести друзей, но он не собирался никому навязываться. С Лёхой они и так всегда держались вместе, плечом к плечу. Во всяком случае, пока. Что о них думают – да какая разница? Главное, выжить.
В тот же день, едва прозвенел звонок, Ярослав закинул за плечи свой потёртый рюкзак и вышел из класса. Домой он не спешил – куда важнее было не потерять из виду Ярославу Журавлёву.
В памяти всё ещё стояла та ночь в уральских горах: холодный воздух резал лёгкие, когда он впервые увидел, как она достаёт из пустоты снайперскую винтовку. Хребет словно пробежала дрожь. Если позволить ей опередить себя и первой занять укрытие – конец. Там он понял, что с ней нельзя расслабляться.
Он был уверен: Журавлёва попытается его убрать. Стоило ему рассказать Леву Станиславовичу Ланскому, что она пробралась в 13-ю старшую школу, – её план накрылся бы медным тазом. И мало того – беда пришла бы и к тому, кто помог протащить её сюда.
Ярослав подозревал, что Консорциум Потанина всё ещё имел длинные щупальца даже в этой крепости. Узнай они про Ярославу – и Владимир Ланский, и сам Ланский-старший ухватились бы за шанс избавиться от угрозы.
Он вышел из класса – и случайно заметил её. Журавлёва покидала соседнюю аудиторию. На её лице мелькнула короткая, тёплая улыбка, спрятанная под козырьком кепки. Но вместо выхода из школы она вдруг повернула в другую сторону – наверх, к лестнице, ведущей на крышу.
Крыша после уроков пустела, становилась тихой, почти чужой.
Ярослав нахмурился: что она там задумала?
Тем временем ученики толпами высыпали из здания. Была всего-то пять вечера – время, когда школьный двор оживал: где-то грохотал мяч по асфальту, в другом углу раздавался весёлый топот ног – мальчишки играли в футбол.
Ярослав на секунду задержался и задумался: а каково это – видеть всё это с другой стороны стены? Беженцы, умирающие от голода и страха, даже не подозревают, что здесь, за крепостными стенами, подростки спокойно смеются, гоняют мяч, строят планы на завтра.
Выходило, что стены защищали не только от зверья и дикой природы. Они скрывали правду – насколько сытой и уютной может быть жизнь внутри.
И всё же Ярославу казалось, что в этом есть какая-то кривизна. Словно сама недавняя катастрофа подтолкнула людей ещё сильнее тянуться к комфорту, к радости – лишь бы забыться, лишь бы жить так, будто беды не существует.
В потоке школьников, шумно высыпавших на улицу, две фигуры выделялись словно тёмные стрелы против течения: Ярослав Косой и Ярослава Журавлёва двигались наверх, к крыше. Все остальные спешили к воротам, и никто не обратил внимания на то, что двое выбрали дорогу в противоположную сторону.
Следуя за ней по лестнице, Ярослав вдруг заметил – у Журавлёвой походка лёгкая и упругая, спина прямая, а фигура – стройная, высокая. Она словно скользила по ступеням. На повороте она бросила на него быстрый взгляд из-под козырька кепки. Он смутился и тут же отвёл глаза.
Наверху ржавая железная дверь со скрипом поддалась под толчком Ярославы. Сквозь щель хлынул свежий воздух, пахнущий железом крыши, пылью и далёким дымком от чьих-то печных труб. Ярослав вышел следом – и дух захватило: перед ним открывалась панорама крепости, тянувшейся серыми кварталами до самых стен. С крыши, пусть и невысокой школьной, мир казался шире. Это был его первый взгляд сверху на то место, где он теперь жил.
Вдруг Ярослава ловко кинула ему что-то. В воздухе мелькнул металлический блеск. Ярослав машинально поймал – и сердце кольнуло: это был его собственный кинжал, тот самый, который она когда-то утащила.
– Теперь мы квиты, – спокойно сказала Журавлёва. В её голосе не было ни оправдания, ни угрозы. Почему забрала – объяснять не стала, и Ярослав решил не спрашивать.
Они застыли друг против друга на ветреной крыше. Время словно замедлилось.
И вдруг сзади раздались шаги. Ярослав обернулся – и остолбенел. По лестнице поднималась парочка: парень и девушка, держащиеся за руки, тихо переговариваясь. Лица их были залиты румянцем, они выглядели так, будто мир вокруг не существовал.
Заметив, что наверху уже кто-то есть, они нисколько не смутились, продолжая подниматься. Тогда Ярослав резко захлопнул тяжёлую дверь прямо у них перед носом. Металл глухо лязгнул, и изнутри донеслось удивлённое:
– Эй!
Пара осталась за закрытой дверью, а он снова повернулся к Журавлёвой – и похолодел. В её руках блеснул маленький серебристый пистолет.
Ярослав узнал его сразу – SIG Sauer P238, карманная "красотка" среди пистолетов, оружие изящное и смертельно точное.
Но страх не сковал его. Он лишь выдохнул:
– Если бы мы хотели убить друг друга, сделали бы это давно. Разве мы не для того здесь, чтобы разобраться спокойно?
Ведь если она хотела его прикончить, не стала бы возвращать кинжал. И от этого уверенность внутри только крепла.
Журавлёва убрала оружие в карман и спросила ровным голосом:
– Как ты сумел вырваться из периметра Консорциума Потанина?
– Бежал, не разбирая дороги, – пожал плечами Ярослав, делая вид, что ничего необычного не произошло.
– А что случилось в уральских горах после того, как мы ушли? – прищурилась она.
– Подопытных развелось тьма, – сказал он негромко. – Из кратера вылезло чудовище. Даже трудно описать. Такое, что мороз по коже.
– Я могу представить, – тихо отозвалась Ярослава.
Её голос был твёрдым, и Ярославу показалось – слишком уж уверенным. Будто она уже видела подобное раньше.
Он нахмурился:
– Беспокоишься, что я донесу на тебя Консорциуму Потанина?
– Я не боюсь, – ответила она, уголки её губ дрогнули. – У тебя ведь тоже есть тайна, которую им знать нельзя.
– Какая ещё тайна? – в груди у Ярослава неприятно заныло, будто он вдруг понял, что упустил что-то важное.
Ярослава усмехнулась. В её улыбке сквозило лёгкое высокомерие.
– Когда мы с Любой Синявиной возвращались тем же путём, через каньон, нас поджидала волчья стая. Если бы не её способность скользить через тени, пришлось бы искать обход. Но я прикинула время: ты вернулся в город быстрее, чем разрушилась крепость 334. Во-первых, ни один обычный человек не смог бы так нестись. Во-вторых, ни один человек не прошёл бы мимо волков живым.
Умная стерва, но не подумала, что кое-что уточнила про Синявину. Она не чистая порталистка, а ограничена тенями и вероятно расстоянием между ними и потому не может прыгать напрямую, а вот преодолевать стены, как заздрасти. Но всё равно слова её резали слух. Ярослав почувствовал, как напряглись плечи.
– Значит, ты тоже сверх, – сказала Журавлёва, глядя прямо в глаза. – Просто прячешь это лучше, чем мы с Любой. Теперь понятно, почему ты решился сунуться в экспедицию на Урал. Ты ведь держал при себе козырь.
– На обратном пути я волков так и не встретил, – спокойно произнёс Ярослав Косой, будто говорил о какой-то пустяковой вещи. – Просто рванул напрямик через каньон. Жуки с человеческими мордами и лапами тоже чертовски неповоротливые – потому успел проскочить, пока они ещё только вываливались из своих нор.
Ярослава Журавлёва остановилась, глянула на него пристально, так серьёзно, будто хотела прожечь взглядом насквозь, и холодно произнесла:
– Я не верю.
Ярослав на миг растерялся. Слова в горле застряли, словно кость от рыбы. Попытался что-то добавить – и понял, что все его объяснения рассыпались в прах всего тремя короткими словами.
Но вдруг Ярослава чуть смягчила голос:
– Я ведь не сказала, что собираюсь этим угрожать. Просто хочу, чтобы ты понял: у каждого из нас есть тайны. Не стоит делать глупостей, которые загонят нас обоих в яму.
– Ладно, уговор. – Ярослав выдохнул с облегчением. На самом деле именно этого он и хотел. Пока они держатся вместе и не лезут друг другу в глотку – можно жить.
В горах Урала они, как ни странно, ладили неплохо. И теперь уж точно не было смысла устраивать смертельные разборки только потому, что оказались за пределами ущелий и лесов. Тем более если бы Ярослава и её союзники действительно задумали что-то против него – он бы оказался в куда более скверном положении. Ведь рядом с ним всё ещё были Лёха, Лариска и прочие – обычные, без всяких способностей.
Правда, расслабляться было глупо. Косой прекрасно помнил, как эта самая Ярослава сперва умыкнула у него кинжал, а потом с невозмутимой рожей сунула его обратно. Если уж она на такое способна, то кто знает, что ещё у неё в рукаве? Короче, нужны свитки и грабить её и грабить на навыки. И у Синявиной тоже хороший навык, во всех смыслах, но её поди, ещё найди. Так что воробей, жирненький такой, в руках завсегда лучшее журавля в небе. Нафиг-нафиг такой монстр.
После разговора девушка собралась спуститься вниз. Проходя мимо Ярослава, она скользнула взглядом к его руке – и заметила, как тот сжал её кинжал так, будто боялся выпустить даже во сне.
– Скажи, – негромко спросил он, – зачем фирме "Дерипаски" кровь сверхов? И почему вы все так дружно пытались убрать Владимира Ланского?
Ярослава чуть прищурилась, в её голосе мелькнуло что-то тревожное:
– В Крепости 289 опасность куда больше, чем тебе кажется. Не вздумай лезть на рожон и связываться с "Дерипаской". И уж тем более – не продавай им свою кровь. Это единственный совет, который я могу дать. А что касается разборок с Владимиром Ланским… ты пока слишком зелёный, чтобы в это лезть.
– Опасность? – Ярослав по-настоящему удивился. – Ты хочешь сказать, кроме "Дерипаски" тут ещё кто-то есть?
– Не будь таким любопытным, – резко отрезала она. – И к тому же… вряд ли у тебя останется много времени, чтобы суетиться в чужих делах. Ты и так не представляешь, как сильно жители крепости могут ненавидеть и гнать беженцев.
Слова зацепили. Ярослав задумался. Значит, в крепость должны пробиться ещё и другие беженцы? Он машинально глянул к школьному входу. Там стояла девушка в длинном шарфе и тёмных очках. Увидев, что он смотрит, она помахала ему рукой – движение лёгкое, узнаваемое, до боли знакомое.
В ту же секунду он понял: это была Любовь Синявина. От же, тогда свитки вдвойне нужны! И тогда Ярослав решил окончательно отбросить все сомнения. Или, вернее, спросить то, что давно крутилось в глубине его души.
– Почему вообще появились эти… сверхи?
Журавлёва, стоявшая у выхода с крыши, замедлила шаг. Медленно обернулась, смерила его взглядом и вдруг постучала пальцем себе по виску:
– Человеческое тело с каждой эпохой слабело. Мы теряли силу, ловкость, скорость. Ты сам говорил об этом там, в горах Урала. Господин учитель из крепости 178 тоже упоминал. За мудрость всегда платят.
– Да, я помню…, – Ярослав кивнул. Тогда она намекнула, что учитель вовсе не простой человек. Получается, уже тогда догадывалась, но держала при себе?
По какой-то причине он чувствовал: этот разговор невероятно важен. Словно сама девушка использовала обрывки его собственных знаний, чтобы направить его к истине о мире.
– А если цена уплачена, – продолжала Ярослава, – значит, должен быть и урожай.
– Урожай? – Ярослав нахмурился. – Ты о чём?
Она вдруг рассмеялась – тихо, с каким-то лукавым звоном. Сдвинула кепку на затылок, и на лицо упали пряди волос.
– Когда приходит беда, – сказала она, – духовная сила становится самым мощным оружием, которое только остаётся у человечества перед лицом гибели.