Орден во всю спину 4

Глава 20

Лев Станиславович Ланский неотрывно следил за тем, как Лариска с Косым колдовали над раненым. Они осторожно очищали кровавые разводы, стараясь не причинить лишней боли, и Ланский то и дело срывался:

– Аккуратнее! Не угробьте его к чёртовой матери!

Волнение его глодало сильнее, чем он сам ожидал. Он понимал: стоит сверху прийти в себя, и оставалось лишь дёрнуть за нужную ниточку в его сердце, раскачать чувства – и, возможно, она станет ему опорой, его личным телохранителем. Как у брата, у Владимира Ланского…

Он бросил быстрый взгляд на Чудило. А что, если эта баба окажется куда сильнее, чем он? Вот была бы удача! Тогда Косой точно удавился бы от зависти.

Старые обиды всё ещё зудели в груди. Не вышло заманить Чудило в свои ряды – и досада не отпускала.

Лариска вернулась с влажным полотенцем, осторожно провела по лицу раненой и вдруг ахнула:

– Так это же женщина! Лет двадцать семь, не больше.

Глаза Ланского вспыхнули алчным огнём.

– Точно?

Он наклонился ближе, и сомнения отпали – перед ним действительно была женщина, хоть и израненная до полусмерти.

Чудило тоже приблизился, глядя во все глаза:

– Учитель, да это же прямо Белый Дракон!

– Вот только этого мне не хватало, – нахмурился Ланский. – Ты уж если выбрал себе наставника, то не тяни в это болото других!

Он нервно подумал: а что если женщина рванёт следом за Чудилой и остальными в Западный Рай, за буддийскими писаниями? Столько сил он угробил на её спасение – не для того же, чтобы она к чужим перебежала!

К счастью, Чудило спустя пару минут признал:

– Нет… я ошибся. Она старше Белого Дракона.

Ланский выдохнул с облегчением и даже усмехнулся:

– Вот и ладно. А то я уж подумал, что ты в детском саду возрасты считаешь.

И сам же покачал головой: да что ж это я, серьёзно слушаю бредни сумасшедшего?

Косой, заметив, что перед ними женщина, благоразумно отошёл в сторону, уступив место Лариске. Та решительно выставила всех за дверь:

– Когда женщине лекарство дают – мужики могут и подождать.

Но тут раненая зашевелилась, ресницы дрогнули, и она вдруг резко приподнялась. Глаза метнулись по комнате, полный настороженности взгляд:

– Кто вы такие?

Ланский опередил всех, шагнув вперёд:

– Я тот, кто вытащил тебя из лап Дерипаски!

Она смерила его долгим взглядом и усмехнулась:

– Ты? Да ты и пальцем не пошевелил бы.

– Что значит "не пошевелил бы"?! – Ланский едва не сшиб стол, так возмутился. – Я, между прочим, твою шкуру спас!

Но женщина не стала спорить – поднялась, шатко двинулась к выходу, и на втором шаге рухнула прямо на каменный пол. Чёрное лекарство немного уняло боль, но силы не вернуло.

Лариска подхватила её, помогла усесться и мягко сказала:

– Лежи смирно, тебе ещё рано вставать.

А та вдруг заплакала – тихо, но слёзы катились без остановки.

– Мой брат… он всё ещё у Дерипаски.

Ланский остолбенел. Значит, у неё есть брат-сверх? То есть в одной семье сразу двое таких?

Косой в ту же минуту понял, почему она так рвалась спасать того второго, а сам при этом думал, да как так-то, что пока грабил этого Дерипаску, ничего не аметил?

Рядом Антон, молчаливый до того, вдруг заметил тихим голосом:

– …

Сначала он сказал это сухо и почти равнодушно, будто речь шла о ком-то постороннем:

– Тогда он точно мёртв. Когда ты тащила его на себе и грянул взрыв гранатомёта, вас разметало в разные стороны. Мы едва успели вытащить тебя. А твоему брату повезло куда меньше. К тому же люди Дерипаски давно собирают кровь сверхов. Живыми доноров они не оставляют.

Косой невольно притих. А он-то дурак хотел Чудило туда послать. Когда он впервые услышал о корпорации Дерипаски, ему казалось, что те работают ради спасения человечества, что у них почти святая миссия – сохранить хоть какой-то уголёк для будущего. А теперь выходило, что всё это прикрытие, а на деле они не гнушаются ничем ради капли сверховской крови. От этой мысли внутри всё перевернулось. И тут же пришёл вопрос: а можно ли теперь считать врагов Дерипаски вроде Ярославы Журавлёвой хорошими людьми? Да, вряд ли. Косой давно чуял, что девушка не из тех, кто живёт по понятным правилам.

Впрочем, и сами слова "хороший" и "плохой" слишком мелки для человеческой натуры. Люди куда сложнее, чем эти ярлыки.

Он посмотрел на Льва Ланского и тихо бросил:

– Слушай, Толстяк, не говори, что втянул нас в разборки с Дерипаской.

– Да не дёргайся ты, – фыркнул тот, даже не подняв глаз. – Никто тебя за хвост тянуть не станет. И уж точно я не заставлю тебя кого-то спасать просто так. Антон завтра утром скинет тебе сто пятьдесят тысяч рублей.

Женщина-сверх, едва держась на ногах, всё больше приходила в себя. В её взгляде мелькнула пустота – будто она уже понимала: брата не вернуть. Теперь ей оставалось только спрятаться, затаиться и однажды отомстить.

Ланский присел рядом с ней на корточки, его голос зазвучал мягче обычного:

– Зачем тебе уходить одной? Оставайся с нами. У нас тоже с Дерипаской счёты. Мы недавно перебили сотню их людей, и это только начало. – Он поймал себя на том, что снова думает о ней не как о союзнике, а как о женщине, редкой и опасной.

Но она лишь прищурилась и хрипло сказала:

– А ты сам-то выглядишь человеком?

Ланский вспыхнул, руки затряслись от злости:

– Так ты, значит, руку кусаешь, которая тебя спасла? Я ведь вытащил тебя!

Женщина поднялась, поклонилась Косому и остальным и сказала:

– Спасибо всем. Я – Дина Фомина. Если судьба сведёт нас ещё раз, я отплачу вам. Но сейчас мне нельзя оставаться рядом. Иначе лишь навлеку на вас беду.

"Благодарность получена от Дины Фоминой +1!" – промелькнуло в голове Косого.

А Ланский чуть не взвыл от обиды:

– Почему?! Почему она благодарит их, а не меня?!

Антон тихо буркнул у него за спиной:

– Может, дело в том, что ты, босс, на добряка смахиваешь мало.

Ланский резко обернулся и уставился на него:

– Слышь, дружок, у тебя кожа, похоже, совсем дубовая стала!

Не успел договорить, как Дина снова обмякла и рухнула в обморок.

– И что теперь? – Лариска нахмурилась, глядя на Косого.

Тот пожал плечами и холодно бросил:

– Толстяк, твоя спасённая – твоя забота. Забирай её.

Он и сам не был уверен: может, она и правда рухнула без сил, а может, хитрит, чтобы повиснуть у них на шее. Но благодарность её звучала искренне.

Ланский, однако, отрезал:

– Нет, она останется тут. Я всё оплачу. Позаботьтесь о ней. Завтра переведу деньги.

– По рукам, – кивнул Косой. – Старшая сестра, отведи её к себе. Чудило, будешь караулить дверь. Ни шагу без присмотра, пока Толстяк не расплатится.

– Есть, учитель, – откликнулся Чудило.

Ланский только рот раскрыл – так его ошарашили эти приказы.

Тем вечером Ланский со своей бригадой сидел у них почти до полуночи, прежде чем наконец свалить. Косой же всю ночь не сомкнул глаз, прислушивался, будто ждал подвоха. Ну, заодно наконец занялся расширением этого чёртова инвентаря. Чёртов дворец совсем обнаглел. За то чтобы увеличить имеющуюся конуру в два раза в два раза и запросил больше. А в три в три. Совсем обнаглел. Столько денег стрёс Ярослава. Нет, теперь небольшой грот в золотой стене дворца превратился в такой серьёзный шкаф, да ещё и с дверцами, но дальше расширяться деньги кончились.

Не совсем, но на следующее увеличение денег уже не хватало, зато столько полезного на это потом куплю, хотя бы шкаф с полками закажу в эту нишу, чтобы добро складывать было удобнее. А что класть уже было. Хотя бы бомбы, а там и продовольствие для путешествий, оружие, одежду, запчасти для велосипеда. Может велосипед и не так удобно, как на своём теневом двойнике скакать, но зато так не спалишься без дела.

***

А утром повёл Лёху и Дауна в школу.

Возле ворот они наткнулись на Ярославу Журавлёву.

– Привет, старшая сестричка, – вежливо улыбнулся Лёха.

– И тебе привет, – оживилась она. – Завтра принесу гостинцев. Твой брат наверняка передаст тебе.

– Ага, – серьёзно кивнул Лёха.

Косой, наблюдая со стороны, ощутил смутное раздражение. С каких это пор они стали так мило болтать?

Журавлёва вдруг поинтересовалась:

– Ярослав, тебя ведь вчера Ульяна учила кататься на велосипеде? А почему сегодня пешком? Не научился?

Косой расхохотался, будто это шутка:

– Да брось, как можно не справиться с такой ерундой!

– Ну тогда почему не приехал на велике? – нахмурилась она.

Косой замялся, потом с самым серьёзным видом сказал:

– Отдал велосипед на ремонт.

Журавлёва заморгала и явно не поняла, о чём речь.

Косой ляпнул про "техническое обслуживание велосипеда" и сразу понял, что что-то не так. Но поздно – Ярослава Журавлёва уже держалась за живот, согнувшись пополам у ворот школы. Смех у неё был звонкий, почти заразительный – прохожие оборачивались, думая, что она с ума сошла.

– Чего тут смешного? – буркнул он, нахмурившись, и прошёл внутрь, оставив её хохотать под ясным небом.

В классе оказалось ещё хуже. Сели они рядом, на последнюю парту, и Журавлёва теперь изо всех сил старалась не смотреть на него – иначе снова сорвалась бы на смех. Плечи у неё всё равно подрагивали.

– Ну и что такого смешного? – спросил он, не выдержав.

– Да признай ты уже, что не умеешь кататься! – фыркнула она. – А то выдумал оправдание похлеще школьного сочинения.

– А что? – искренне удивился Косой. – Я у Ланского спросил, почему его тачки не видно, а он сказал, что сдал в сервис. Ну я и подумал….

– Господи! – Журавлёва закатила глаза. – Он машину чинит. У неё масло, фильтры, свечи. А у твоего "коня" что, масло менять надо? Или колодки тормозные по регламенту?

Косой покраснел, поняв, где прокололся. Велосипеды, оказывается, "в сервис" не возят. Это издержки бедности: не знаешь элементарного, потому что опыта нет.

Он упрямо поднял брови:

– Ну и пусть! Даже если я не научился с первого раза, что такого? Ты-то сама небось тоже сразу не поехала.

– Ошибаешься, – совершенно серьёзно заявила она. – Села и поехала.

Косой чуть не поперхнулся. Секунду даже подумывал, не воспользоваться ли свитком копирования навыков, чтобы срисовать у неё умение. С его-то везением, у неё наверняка "уровень мастер". Но на всякий случай спросил во Дворце:

– Каков её навык езды на велосипеде?

– Отсутствует, – безжалостно прозвучал ответ.

Он обернулся и уставился на Журавлёву в полном недоумении. "Вот это да, ещё и врёт как дышит".

Идиому – "не писать черновик" – он впервые встретил в классе. Потом уточнил у учителя, откуда взялось выражение. Тот объяснил, что раньше было "нести чепуху", а теперь пишут "писать черновик". Одним словом – когда человек несёт ахинею, не думая.

С велосипедом разобрались, но Косой сделал вывод: с этой девчонкой лучше всё проверять дважды.

Вскоре прозвенел звонок. Вошёл новый учитель математики – высокий, сухой, в очках – и объявил медленным голосом:

– Временно буду вести у вас алгебру и начала анализа. Сегодня – вероятность.

Для Косого это был тёмный лес. Он и раньше-то. А сейчас тем более. Всё, что он слышал, превращалось в белый шум. Он понимал одно: нужно догонять программу самому, иначе на экзаменах труба. Ульяна как-то сказала ему, что экзамены близко, и если работать, за год можно пройти весь курс. А если напрячься по-настоящему – и за полгода. Косой ухватился за эту мысль, как утопающий за бревно: университет казался ему светом в конце тоннеля. Тем боле можно ведь во время "сна" сидеть во дворце и заниматься, да и смотреть за окружающим. Кстати караул от Проныры больше был и не нужен, если разобраться.

Он уже собирался углубиться в тетрадь, когда заметил: Журавлёва банально спит, положив голову на парту. Тихо сопит, как дома под одеялом. Косой черкнул на клочке бумаги:

"Ты вообще учиться собираешься? Зачем в школу ходишь?"

Она лениво приоткрыла глаза, прочла и нацарапала в ответ:

"Я сюда спать хожу."

Он снова сунул ей листочек:

"А дома нельзя спать?"

"Здесь удобнее," – ответила она.

Косой чуть не рассмеялся. Но записки он писал не ради балагана. Хотел убедиться, что именно она подкинула ту странную бумажку у порога их лавки. Только вот Журавлёва явно это чувствовала и нарочно меняла почерк.

Он задавал глупые вопросы:

"Где тут можно нормально поесть?"

"Какие ещё виды транспорта не нужно сдавать в сервис?"

"Что ела на ужин?"

Она отвечала, как ни в чём не бывало, сохраняя каменное лицо. Они сидели рядом, почти плечом к плечу, и одновременно играли в глупую игру – проверяли друг друга, изображая невинных идиотов.

Записки, которыми они обменивались, были пустяковыми и почти бессмысленными, но Ярослав упрямо верил – Ярослава Журавлёва рано или поздно сорвётся и перестанет играть свою роль.

Однако терпения у неё оказалось больше, чем он ожидал. Лишь после длинной цепочки бумажек, исписанных торопливыми каракулями, она наконец изменила почерк и вывела уже свой настоящий, привычный почерк.

"Это я подсунула записку под дверь магазина. Хватит юлить, переходи к делу!" – не выдержала она и открыла карты.

Косой тут же нацарапал ответ:

"Значит, ты сказала мне не оставаться здесь только потому, что боялась: вдруг я узнаю, что ты украла моё имя?"

Но Журавлёва решила оборвать переписку и, не моргнув глазом, спрятала лицо за книгой.

В этот момент в тишине класса раздался скрипучий голос старого учителя математики:

– А вы там, на задней парте, прекратите перебрасываться записками.

Соседи по классу повернули головы. Взгляды многих остановились на парочке – в воздухе повисло любопытство. Учитель прищурился и спросил:

– Ну-ка, как ваши имена?

– Я – Ярослав Косой, – отчеканил один.

– А я Ярослава Косая! – весело добавила Журавлёва.

Старик нахмурился:

– Думаете, я похож на дурака?

Косой ощутил, как кровь бросилась в лицо – и обиду, и неловкость, и злость.

Тут с первой парты донёсся чей-то шёпот:

– Учитель, у них правда одинаковые имена.

– Верно, так и есть… и они не борат с сестрой, – подтвердил другой ученик.

Учитель нахмурился ещё сильнее, не веря своим ушам. Он даже дошёл до отдела академических дел, выпросил список учеников 12–Б и, вернувшись, долго качал головой: действительно, два Косых в одном классе. Какое издевательство судьбы!

Но оставлять это просто так он не собирался.

– Косой в кепке, выйди к доске и реши пример, – наконец велел он, почему-то не использовав женскую форму фамилии.

Ярослав внутри ликовал: "Ну держись, Журавлёва!" – уже предвкушая, как та выйдет и будет краснеть.

Но радость его длилась всего миг. Перед его глазами Ярослава спокойно сняла кепку с головы и небрежно водрузила её… на него самого. Всё это произошло так буднично, словно никто вокруг и не заметил.

"Так вообще можно?!" – ошарашенно думал Косой, но разум его в тот момент отключился: впервые он увидел её лицо без привычной тени козырька.

И он потерял дар речи. Чистая кожа, чёткие черты, тёплый блеск глаз – её красота обрушилась на него неожиданно и безжалостно. Теперь стало ясно: кепка служила не прикрытием для тайной личности, а щитом от слишком пристальных взглядов.

В классе повисла гробовая тишина. Даже самые болтливые ребята не решились пошевелиться – все таращились на Журавлёву, поражённые её видом.

Один лишь седовласый учитель математики остался невозмутим. Сухим голосом он повторил:

– Косой в кепке, к доске. Отвечай.

Ярослав, всё ещё ошеломлённый, ткнул пальцем в грудь:

– Я?

– Ты, конечно, – нетерпеливо кивнул учитель.

– Но… вы же видели, что кепка-то была её! – пробормотал он в отчаянии.

Учитель тихо усмехнулся:

– Такая милая барышня – и гонять её к доске? Рука не поднимется. Так что иди-ка ты.

И Ярослав понял, что спорить тут бесполезно.

Конец четвёртой книги. Следующая книга: https://author.today/work/494036