Печать пожирателя 11

Глава 1 Пять лет спустя

29 мая 2041 года. Подмосковное поместье Апостоловых.

«Ласточка» плавно заложила вираж, и в иллюминаторе открылся вид, от которого на мгновение забылась давящая усталость.

Внизу, в обрамлении темнеющего леса и извилистой ленты реки, лежало моё поместье — земельный надел, пожалованный пять лет назад вместе с титулом барона.

В центре здоровенного участка в несколько гектар возвышался белокаменный особняк в стиле, который архитекторы назвали «нео-имперским с элементами магического конструктивизма». Он отражал последние лучи заходящего солнца.

От трёхэтажного здания к югу террасами спускался парк с идеально подстриженными живыми изгородями, серебряными гледичиями, чьи листья шелестели даже в безветрие, и аллеей сияющих сфер, уже начинавших мерцать в вечерних сумерках.

К западу виднелся тренировочный полигон с манекенами и мишенями, а к востоку — спокойная гладь озера.

На севере расположилась масса построек — начиная от казарм моей личной гвардии, до лабораторий, конюшен, гаражей, и прочей мелочёвки.

Это было не просто имение. Это был оплот, крепость — символ того, чего я сумел достичь, начав всё с чистого листа.

Пять лет…

Целых пять лет прошло с того дня, когда я, обессиленный и пустой, стоял у окна в квартире отца. Пять лет упорного, изматывающего труда. Я не просто вернулся к тому, с чего начинал. Я прорвался дальше.

Уровень Магистра — немалое достижение для того, кто пять лет назад был «нулём». Да что там «немалое»⁈ В мире за всю историю магии не было подобного прецедента! Никто не развивался так быстро!

А главное — я вернул часть навыков Пожирателя. Не ту слепящую, вселенскую мощь, что бушевала во мне раньше, а нечто более сдержанное, контролируемое. Тонкий, но абсолютный контроль над крошечными, по прежним меркам, потоками энергии.

Я снова мог поглощать, впитывать, трансформировать — пусть и не всё, что прежде. Никаких эмоций, памяти и материи. Никаких масштабов, способных погасить звезду или прото-божество…

Но… достаточных, чтобы выжить в этом новом, опасном мире.

Сегодняшний рейд в Урочище «Серый Зев» на севере Урала оставил после себя привычный горький привкус.

Силы хватило, чтобы отбиться, заблокировать аномальный выброс и даже уничтожить пару мелких тварей, пополнив свои запасы редких ингредиентов. Но до полного запечатывания разлома, как я делал когда-то, было ещё далеко. Рейдов пятнадцать-двадцать, если там не вырастет что-то новенькое…

В костях и мышцах ныла усталость, а на языке стоял привкус озона и тлена.

АВИ с почти неслышным шипением коснулся посадочной площадки из полированного гранита позади особняка. Дверь отъехала, и в салон ворвался прохладный вечерний воздух, пахнущий хвоей, влажной землёй и дымком из камина — запах дома, запах покоя…

На заднем крыльце, под светом магических фонарей, стояли двое.

Первой была Илона.

Моя Илона… В простом тёмно-зелёном платье, её рыжие волосы, собранные когда-то подаренным мной обручем, словно живое пламя впитывали последний свет дня. Рядом с ней, уцепившись в складки платья, стоял маленький трёхлетний мальчуган с чёрными, как у меня, волосами и огромными, золотистыми, как у матери, глазами.

Я сошёл на землю, и тяжёлые ботинки глухо стукнули по камню. Усталость мгновенно отступила, сменившись тёплой, почти болезненной волной нежности.

Илона встретила мой взгляд, и в её глазах я прочёл всё — и любовь, и тревогу, и безмерное облегчение.

А потом маленькая фигурка сорвалась с места и помчалась ко мне.

— Папа! Папа прилетел!

Я наклонился и на бегу подхватил его на руки.

— Привет, проказник! Ну что, натворил дел, пока меня не было?

— Не-а!

— Честно?

— Не-а…

Я рассмеялся, и Дмитрий, названный в честь деда (призрак до сих пор ржал над этим и говорил, что так не принято, что он ещё не отошёл в мир иной) вцепился мне в шею маленькими, но удивительно сильными ручками, и его смех, звонкий и чистый, как колокольчик, разогнал последние тени ада прошедшей недели.

Илона подошла следом, поцеловала меня и тоже обняла.

— Мы скучали.

— И я скучал, дорогая.

— Ты мне задолжал, Апостолов…

— Дай хоть переоденусь…

Сдержанный кашель, донёсшийся сбоку, привлёк моё внимание. На краю посадочной площадки застыли в почтительных позах двое мужчин.

Первый — Андрей Игнатьевич, мой управляющий. Бывший офицер, участвующий в битве за Москву и получивший серьёзное ранение, чья выправка и аккуратно подстриженная седая бородка кричали о дисциплине и порядке громче любых слов.

Второй — Витя Громов, начальник моей личной охраны. Массивный, как скала, с бычьей шеей и взглядом, успевшим за долгие годы службы в спецназе увидеть всё, что только можно. На его бронежилете поблёскивали руны активной защиты.

— Барон, — первым начал Андрей Игнатьевич, сделав лёгкий кивок, — Добро пожаловать домой. Поздравляю с успешным завершением операции в «Сером Зеве». Служба безопасности доложила, что угроза нейтрализована.

— На текущем этапе — да. Но работы ещё полно… В любом случае, это ерунда, по сравнению с тем, что было в Карелии, — отмахнулся я, всё ещё не выпуская Диму, который устроился у меня на руках, уткнувшись носом в шею.

— Тем не менее, — вступил Громов, его голос был низким и глухим, словно подземный гул, — Пока вы были в пути, из Кремля поступил запрос. Его Величество Государь желал бы вас видеть. Лично. Вам передали пакет с предварительными данными.

Я почувствовал, как по спине пробежали лёгкие, холодные мурашки. Не страх, а скорее… раздражение. Предсказуемое и утомительное.

— Отправьте посыльного Его Величеству. Пусть передаст, что завтра к девяти утра я буду в его распоряжении и составлю ему компанию, — сказал я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ничего, кроме почтительной готовности, — А сейчас я хочу поужинать с семьёй.

— Так точно, барон, — кивнул Громов, и в его каменных глазах мелькнуло что-то, отдалённо напоминающее понимание.

Оба поклонились и удалились вглубь дома, оставив нас одних.

Я поставил Диму на землю, и он, тут же схватив меня за палец, поволок к дому, что-то оживлённо лопоча о новом деревянном драконе. Илона шла рядом, и её пальцы мягко переплелись с моими.

Идя по освещённой аллее к сияющему огнями особняку, я не мог отогнать от себя навязчивую мысль.

Пять лет.

Всего пять лет прошло с той поры, когда моя жизнь была сплошным водоворотом. Убийство Распутина, побег из столицы, погони, схватки с древними богами, путешествия в забытые Урочища, риск, адреналин, ощущение, что каждый день может стать последним…

Вся эта сумасшедшая, дерзкая, смертельно опасная гонка!

И куда всё это делось?

Превратилось в… ответственность. В монотонность совещаний, отчётов и бесконечных бумаг. В стабильность распорядка дня, где даже вылазки в Урочища стали рутиной, а не приключением.

Теперь я — барон Апостолов, официальный глава новой структуры под личным патронажем Императора. Название у неё было длинное и казённое, но суть сводилась к одному: сдерживание угроз, исходящих от Урочищ.

Теперь мы практически не могли их уничтожать, как раньше — без Эфира и силы Ядра Юя это было подобно попытке вычерпать океан чайной ложкой. Но благодаря моему опыту и развитию разработок «Маготеха» и РАН, мы научились их локализовывать, укреплять барьеры, предсказывать всплески активности.

Время от времени, собрав все силы и ресурсы, нам даже удавалось «запечатать» особенно опасный разлом и вытянуть из него всю изменённую магию, развоплотить её.

Это была война на истощение, медленная, методичная и неблагодарная. Иногда я ловил себя на мысли, что скучаю по прежнему хаосу. По тому Марку, который мог одним усилием воли переписать реальность.

Теперь же…

Теперь мне приходилось делать это с помощью докладных записок, штата сотрудников и утверждённых смет.

Подумав об этом, я едва не рассмеялся. Да уж, слышал бы ты себя, маркелий А'стар, молодой бог, который в своё время…

Эх, даже не верится, что всё это было со мной…

И как живут мои родственники, которым сотни тысяч, миллионы лет⁈ Неудивительно, что они становятся такими бесчувственными придурками, как Ур-намму или Титанос.

Даже не уверен, что мне хотелось бы такой же участи.

Отдав ещё пару распоряжений своим людям, я сходил в душ, переоделся и мы с женой и сыном устроились в малой столовой — уютной комнате с панелями из красного дерева и огромным камином, который сейчас, разумеется, пустовал.

Запах жареной дичи с можжевельником и свежеиспечённого хлеба был раем после химической вони Урочища. Дмитрий, усаженный в высокий детский стул, с энтузиазмом уплетал картофельное пюре с паштетом из дикого гуся, периодически показывая на меня ложкой и что-то радостно восклицая.

Я в ответ то и дело кидал в него хлебные комочки, заставляя смеяться ещё сильнее.

Илона налила мне бокал красного вина. Её взгляд был тёплым, но в уголках глаз таилась лёгкая озабоченность.

— Кстати, хотела тебе кое-что рассказать, — начала она, как бы между прочим, тоже отламывая кусочек хлеба и макая его в гуляш, — Наш маленький погромщик пару дней назад устроил здесь небольшой коллапс.

Я поднял бровь, отпивая вино.

— Очередной шедевр на стене? Или снова разобрал по винтику охранного голема?

— Хуже, — рыжая усмехнулась, — Он, гуляя с няней по саду, умудрился незаметно для всех «сожрать» три защитных артефакта, закопанных по периметру розового сада.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Дима полностью опустошил их. Андрей Игнатьевич потом полдня бегал с прибором, не понимая, почему контур безопасности поместья выдаёт ошибку. Оказалось, наш сын просто прошёл мимо и почувствовал, что там «вкусно пахнет».

Я не смог сдержать смех — громкий и искренний. Дима, услышав мой хохот, тоже засмеялся.

— Ну, чему тут удивляться? — я покачал головой, смотря на сына с гордостью и некоторым изумлением, — Весь в меня. Рано у него способности пожирателя проснулись… Яблочко от яблони…

Илона тоже рассмеялась, и в её золотых глазах заиграли хитрые искорки.

— Видимо, не только пожирателя, но и… — она намеренно сделала драматическую паузу, обводя взглядом нашу богатую гостиную, парк за окном и всю эту роскошь, — … кое-чего ещё. Не каждый ребёнок может на таком инстинктивном уровне чувствовать и поглощать сложные магические конструкции. Это уже не просто голод, это… чутьё, присущее…

Я понял, к чему она клонит. К тому, о чём мы предпочитали не говорить вслух. К моему божественному, иномировому происхождению.

— Жёнушка, угомонись! — я снова рассмеялся, но на этот раз в моём смехе прозвучала лёгкая, предупредительная нотка. Я протянул руку через стол и накрыл ладонь Илоны своей, — Мне достаточно и тех «признаний», что официально задокументированы в указах Его Величества. Титула Первого Пожирателя Империи с меня на ближайшую сотню лет хватит. Не будем пугать ребёнка раньше времени моими… генеалогическими особенностями. Пусть пока просто будет сыном своих родителей.

Илона вздохнула, но улыбка не сошла с её лица. Она перевернула свою руку и сжала мои пальцы.

— Пусть так, ты же знаешь, что я просто шучу, дорогой. Но готовься, барон, к новым счётам от «Маготеха» на восстановление защитных контуров. Вот увидишь — наш маленький «наследник» в ближайшее время явно ещё не раз проверит прочность твоего кошелька.

Продолжая перешучиваться, мы закончили ужин, а после я подхватил на руки сонного Дмитрия, который уже с трудом моргал, уткнувшись щекой мне в плечо.

Запах детского шампуня и чего-то безоговорочно родного вытеснил из ноздрей последние шлейфы тлена Урочища. Я отнес сына в детскую, уложил в кроватку под балдахином, сотканным из легчайшей шелковой иллюзии, мерцающей крошечными звездочками, и принялся рассказывать импровизированную сказку — и не смог удержаться, чтобы эта сказка не была о звёздном страннике, который прибыл на Землю чтобы спасти её.

К концу этой сказки Дима кое-как что-то пробормотал, сжав в кулачке край одеяла, и почти мгновенно уснул, его дыхание стало ровным и глубоким. Постояв над ним еще мгновение, я только покачал головой — ну и ну, у меня сын…

До сих пор никак поверить не могу. Не думал, что у меня появится наследник в таком юном возрасте. Ладно тысяча лет, две — три — но не двести пятьдесят же!

Хмыкнув про себя, я погасил свет и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

В дальнем конце коридора меня уже ждала Илона.

Она прислонилась к дверному косяку наше спальни, и в её позе, в темнеющих зрачках, читалось молчаливый вопрос — и обещание. Весь день, всю эту бесконечную неделю напряжения, я носил на себе панцирь барона, магистра, солдата. Теперь, под её взглядом, он треснул.

Я не сказал ни слова. Просто шагнул к ней, и мои губы нашли её. Это был не нежный поцелуй, а жесткий, жаждущий, страстный! Она ответила мне с той же силой, её пальцы впились в мои волосы, притягивая ближе. Вкус вина с ее губ смешался с её собственным, уникальным вкусом — сладковатым, с лёгкой горчинкой, как спелый гранат.

— Марк… — прошептала она, отрываясь на секунду… Её дыхание было горячим и прерывистым.

Я в ответ лишь подхватил её под бедра, толкнул дверь комнаты, затащил туда и прижал к стене. Она обвила ногами мой пояс, и мои руки сами потянулись к застежке её платья. Ткань с шелковистым шуршанием поддалась, обнажая горячую кожу. Мои пальцы скользнули по её спине, ощущая под ладонью мурашки и легкую дрожь.

Илона запрокинула голову, обнажив шею, и я прильнул губами к её пульсирующей вене, чувствуя, как бьётся её сердце — в унисон с моим.

Мы не говорили.

Из нас вырывались лишь глухие стоны, прерывистое дыхание и шепот моего имени, который она вдавливала мне в губы с каждым новым поцелуем. Она стащила с меня рубашку, её руки прижимались к моей спине, к старому шраму, оставленному одной из тварей Урочища.

Мы добрались до кровати, оставляя за собой след из разбросанной одежды.

В полумраке, в луче лунного света, падающего из окна, тело Илоны казалось высеченным из мрамора. Я покрывал его поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже, ощущая солоноватый вкус её кожи, вдыхая пьянящий аромат, смешанный с запахом её духов и нашего общего возбуждения.

А потом мы сплелись воедино.

Ее стоны, сначала тихие и прерывистые, становились громче и увереннее с каждым моим движением. Она повторяла мое имя, то шепотом, то срываясь на хриплый крик, когда я находил особенно глубокий ритм. Ее пальцы бродили по моей спине, то лаская, то впиваясь в мышцы и оставляя на коже следы своего нетерпения.

В какой-то момент она оказалась сверху, замерла на мгновение…

Её глаза, темные и бездонные в полумраке, поймали мой взгляд, а затем она принялась двигаться. Это было гипнотическое, чувственное покачивание бедер, затем более резкие движения.

Илона запрокинула голову, и свет луны скользнул по изгибу её шеи, по каплям пота на ключицах. Я держал её за бедра, помогая ей, следуя за её ритмом, зачарованный видом её наслаждения.

Опустив руки на мою грудь, она наклонилась ко мне, и наши губы снова встретились в жгучем поцелуе. Её грудь скользила по моей коже, а её волосы падали нам на лица, словно создавая интимный шатер. Мы двигались так, пока её дыхание снова не стало сбиваться, а стоны не перешли в отчаянные мольбы.

Это был не просто секс. Это было сражение и спасение одновременно. Ярость и нежность. Каждое наше движение было клятвой, а каждое прикосновение — молитвой.

Она принимала меня всего — и того героя с плакатов, и того обескровленного пожирателя, и того просто уставшего мужчину, который боялся не справиться. В её объятиях, в её стонах и цепких пальцах, я снова становился просто Марком.

Её Марком.

Мы двигались в этом неистовом, но интимном танце еще долго, снова и снова меняя угол и ритм, продлевая наслаждение, откладывая неизбежную развязку…

— Марк, я не могу больше… я сейчас…

Позже, когда страсть улеглась, сменившись довольным умиротворением, мы лежали, прислушиваясь к биению наших сердец. Голова жены покоилась на моей груди, а мои пальцы лениво перебирали ее распущенные рыжие волосы, пахнущие цветами.

— Было… Классно, — сонно пробормотала она.

— О да, мне тоже понравилось.

— Ляжешь спать сейчас?

— Может, чуть позже.

— Трудоголик…

— Что уж тут поделать, — так же тихо ответил я, целуя её в лоб, — Приду чуть позже.

— Чтобы утром был на месте, понял? — снова пробормотала она, отворачиваясь, — У меня на тебя много планов…

Я тихо рассмеялся, высвободился из её объятий, натянул брошенные на пол брюки и вышел в коридор. Тело было расслабленным, мышцы приятно ныли, а на губах все еще оставался её вкус…

Тяжесть дня снова навалилась на плечи, но теперь это была знакомая, почти ритуальная усталость.

Я прошел по длинному коридору, поднялся на третий этаж и разблокировал магические печати своего кабинета.

Дубовая дверь с инкрустацией из обсидиана и серебра была не просто дверью. Воздух перед ней звенел от сконцентрированной мощи. Я приложил ладонь к холодной поверхности, чувствуя, как узоры под пальцами на мгновение вспыхнули бирюзовым — ответный импульс моего собственного, скромного резерва Искры. Послышался тихий щелчок, и дверь бесшумно отъехала в сторону.

Воздух внутри был прохладным, пах старой кожей переплетов, полированным деревом и озоном от работающих магических кристаллов. Кабинет был моей крепостью в крепости.

Стены, усиленные сплавами с добавлением измельченного праха добытых из Урочищ тварей, поглощали любые звуки и попытки ментального сканирования. На полках стояли не только книги, а артефакты-хранилища (даже допуск в карманное измерение, которое мы с Илоной сконструировали заново — прошлое сгинуло во время сражения с Ур-Намму вместе с моей квартирой).

Над камином висел не просто мой портрет, а сложный резонатор, гасящий любые попытки дистанционного наблюдения.

Я опустился в кресло за массивным столом из черного дерева и запустил голографический интерфейс. Панели вспыхнули в воздухе, предлагая гору неотвеченных сообщений, отчётов и сводок. С тоской взглянув на эту цифровую лавину, я принялся за работу — методично, как привык за эти годы.

Сначала — оперативная сводка по Урочищам.

Карта мира была испещрена пульсирующими точками разного цвета: от тревожного жёлтого до густо-багрового. «Серый Зев» теперь отображался спокойным синим — локализован.

Но другие…

Особенно тревожил кластер в Юго-Восточной Азии и растущее пятно в центре бывшей Германии. Они по-прежнему разрастались, это был неизбежный процесс, подобный эрозии.

Но сводки показывали, что в последние месяцы их экспансия замедлилась. Благодаря усилиям моего ведомства, созданной нами сети мониторинга и тем немногим «запечатываниям», что мы могли себе позволить. Это была не победа — рутинная, ежедневная борьба за сдерживание, и сегодня мы в ней ещё чуть-чуть преуспели.

Я переключился на мировые новостные потоки.

И здесь картина была… странной. После победы над Ур-Намму мир на короткий миг охватило ликование, эйфория единства перед лицом космического ужаса.

Но сейчас… Сейчас его сменила какая-то непонятная, густая напряженность. Никаких громких конфликтов, открытых войн — но в аналитических отчётах моих людей пестрели слова: «необъяснимое ужесточение риторики», «внезапные торговые ограничения», «закрытие магических архивов для международных исследователей».

Страны, плечом к плечу отражавшие атаки тварей, теперь смотрели друг на друга с подозрением, причины которого ускользали от любой логики. Было ощущение, что все замерли в ожидании какого-то толчка, но что его должно вызвать — было совершенно непонятно.

Эта тишина, это напряженное затишье бесило меня куда сильнее любой открытой угрозы.

Когда на часах отобразилось три часа ночи, все сводки были изучены, самые неотложные дела разобраны, ответы на письма написаны — но сон всё никак не шёл.

Привычная усталость странным образом перешла в нервное, тревожное бодрование. Отголоски дневного боя, странная мировая напряженность и даже теплота, оставшаяся на коже после Илоны — всё это смешалось в голове в беспокойный коктейль. Сидеть в кабинете, в четырех стенах, стало невыносимо.

Я вышел через потайную дверь, ведущую на лестницу и тайный выход прямо в парк.

Ночной воздух был прохладен и свеж, пах дымом из камина, мокрой после вечернего полива землёй и сладковатым ароматом ночных цветов. Я сделал глубокий вдох.

Ночью моё поместье преображалось.

Это была не просто усадьба, а тщательно спроектированный оборонительный комплекс, замаскированный под райский уголок. По границам территории, скрытые ландшафтным дизайном и иллюзиями, стояли магические разработанные Салтыковым и мной ретрансляторы, создававшие купол пассивного сканирования и подавления.

Деревья в парке были высажены не просто так: их корни имели биокомпоненты сложных артефактов и образовывали природный резонансный контур, усиливавший мои способности — а кроны скрывали сенсоры движения и тепловизоры.

Даже изящные фонари со сияющими сферами были на самом деле портативными генераторами щитов, способными в мгновение ока создать энергетический барьер.

И это не говоря о более «стандартных» мерах защиты, вроде систем ПВО, магических усилителях, спрятанных повсюду атакующих и защитных артефактах, и прочих признаках прогрессирующей паранойи.

Что тут скажешь — я всегда ожидал нападения… А безопасность семьи была для меня приоритетом.

Я шёл по гравийной дорожке, и мои шаги отдавались глухим скрипом в ночной тишине. Из тени здоровенного дуба показался один из охранников в камуфляже, с автоматом, чьй приклад был покрыт резными рунами. Он отдал честь, молча, лишь кивнув. Я ответил тем же.

Система безопасности была выстроена мной лично — многоуровневая, перекрывающая все слепые зоны. Помимо людей, по территории патрулировали замаскированные под садовых гномов големы (которые так любил разбирать сын), а в небе невидимо кружили дроны-невидимки, сканирующие магический фон.

Здесь, в этом рукотворном раю, я мог позволить себе на секунду расслабиться.

Почти.

Я дошёл до озера. Его гладь, чёрная и неподвижная, отражала луну и звёзды. На причале покачивалась небольшая, но быстрая лодка с магическим двигателем — ещё один путь для экстренной эвакуации — у дальней части озера был замаскирован портал прямиком в поместье Салтыкова или Кремль — на выбор.

Всё было продумано.

Всё должно было быть безопасно.

Так почему же на душе всё равно скребли ледяные когти тревоги?..

Именно в этот момент, когда я стоял, глядя на воду, и пытался унять это смутное беспокойство, тихий, но настойчивый вибросигнал раздался у меня в кармане. Это был не обычный коммуникатор, а старый GSM телефон с шифрованным каналом, доступ к которому был всего у пары десятков человек в Империи.

Я достал устройство, похожее на гладкий чёрный камень.

Экран активировался, но на нём не было ни номера, ни имени — лишь мерцающий код, который я узнал сразу.

Я поднёс старый телефон к уху.

— Слушаю.

Голос в трубке был знакомым, но лишённым привычной светской непринуждённости. Он был тихим, сжатым и металлическим.

Юсупов.

— Марк, доброй ночи. Извини, что беспокою так поздно, но… Нам нужно поговорить. И этот разговор не терпит отлагательств.