— Ну что, готовы подняться в небо? — громогласно спросила Миролика Флай и оглядела выстроившихся в шеренгу первокурсниц факультета гарпий.
Мы привыкли на её занятиях смотреть себе под ноги, когда преподавательница вот так, как сегодня собирала нас на лугу позади здания Академии и, как назло, выбирала ветреную погоду.
— Научитесь укрощать ветер — сможете соперничать с драконами, — не раз повторяла низкорослая леди, которую и не заподозришь, что крылья вообще способны поднять её плотное тело от земли.
Но я сама пару раз видела, как тренер взмывала вверх и легко закладывала в воздухе самые крутые виражи и входила в пике.
— А зачем нам с кем-то соперничать? — спросила тогда Ялисия.
— Узнаете позже, когда будете из себя что-то представлять, — оборвала Мирослава гарпию с медовыми волосами, туго затянутыми в узел на затылке.
— Эта выскочка везде слово вставит! — прошептала Далида.
— Хочет, чтобы её заметили и запомнили все вокруг.
— Зачем?
— Есть такой тип лю… мужчин и женщин, — ответила я. — «В каждой бочке затычка» называются. Она думает, что станет любимчиком и лучшей на курсе.
— Кто тут у нас самый разговорчивый? — строго спросила Миролика и остановилась напротив нас. — Давай, Грехова, с тебя и начнём.
Я вышла вперёд, приготовившись расправить крылья за спиной.
Это сделалось совсем просто: я чувствовала покалывание между лопатками и перестала поёживаться от холода. Мурашки, бегавшие по коже, прикрытой двумя полосками ткани, исчезли, уступив место разливающемуся изнутри теплу, будто выпила чашку глинтвейна.
— Погоди! Сейчас я научу вас обращаться. Кто знает, что это такое? Ялисия, прошу вас, — Мирослава указала на переминающуюся с ноги на ногу девушку, старающуюся всеми силами обратить на себя внимание преподавательницы.
Увидев, что её знаки не остались без поощрения, девушка сдержано улыбнулась и вышла из шеренги:
— Спасибо, что разрешили ответить, — начала она традиционный ритуал благодарности учителю. — Обращаться — значит сменить кожу, стать гарпией и внешне, и внутренне.
Ялисия выдохнула и довольная собой посмотрела на Миролику. Но та лишь нахмурилась в ответ:
— Поменьше общих слов из учебников. Как ты это понимаешь?
— Я… Я думаю…
— Прекрасно! Способность, как необходимая, так и редкая, к сожалению. Итак…
— Это способность сосредоточиться на полёте и не бояться нового облика.
— Ты, я смотрю, тоже боишься потерять красоту? — Миролика обошла вокруг долговязой девушки, откровенно рассматривая её со всех сторон, и довольно хмыкнула.
Мне стало жаль выскочку, на веснушчатом лице которой пылала краска смущения и стыда.
— Ну, Анна, что нам расскажете? Пособие по полётам процитируешь?
Я подобралась и выдохнула:
— Надо принять себя такой, какая ты есть!
Эта фраза была универсальной, прочитанной где-то, то ли в журнале «Космополитен», то ли в умной статейке, подсунутой Яндексом, в духе «семь приёмов, позволяющих жить на полную катушку».
Приёмы не работали, а фраза — всегда.
Вот и теперь, Миролика подошла поближе и заглянула снизу вверх мне в лицо, словно желала проникнуть в мысли. Я уже было испугалась, что преподаватель подумает, будто я хотела посмеяться над ней. — Простите, если сморозила глупость.
— Тебе нравится холод? — неожиданно спросила та.
— Не очень. Но если надо, потерплю.
— А что ты скажешь, если я прикажу тебе раздеться?
— Я это сделаю, — ответила я без тени смущения, чем вызвала одобрительный смешок Далиды и аханье у остальных.
— Почему? Тебе нравится обнажаться, хочешь мне понравиться или думаешь, что я не посмею такое приказать?
Миролика напоминала следователя, вцепившегося в подозреваемого мёртвой хваткой, потому что сроки поджимали, и начальство требовало закрыть дело сегодня же.
— Боишься, что тебя выгонят? — продолжала она допрос, прохаживаясь вокруг так быстро, что я видела только фалды её длинного чёрного платья, которые трепал ветер.
— Я хочу летать лучше всех, — выкрикнула я.
— Зачем?
— Не знаю, просто чувствую, как зовёт небо, как шепчут звёзды и плывут ватные облака, — я говорила всё, что приходило на ум, она чувствовала, что на моей стороне правда, которая поможет.
Миролика вздохнула:
— Осторожнее! Я тренировала некоторых, таких же, как ты, и из трёх вернулись только двое, — грустно проговорила она и замолчала, уставившись вдаль. Потом встрепенулась и сурово посмотрела на всех нас:
— Думали, я забыла о вас? Грехова, раздевайся! Быстро! И ты, как тебя там? Ялиссандра?
— Ялисия, госпожа. Мне надо снять всё?
— Нет, две полоски, — усмехнулась я, подавляя желание закрыться руками. К чему? Мужчин здесь не было, а узкая ткань и так скрывала самую малость.
— Ты слишком много дерзишь, Грехова! — цыкнула на меня Миролика. — Начинай!
— А что мне делать? Крылья выпустить?
Я чувствовала за спиной приятную тяжесть и ломоту в плечах.
— Не торопись! Сосредоточься! А вы все — смотрите! Этого в своде правил не прочесть! Надо чувствовать! — прокричала Миролика притихшим девушкам. — Молодец, Ялисия!
Я посмотрела на веснушчатую и чуть не раскрыла рот от удивления: кожа Ялисии с ног до головы была насыщенно-горчичного цвета, словно она натянула комбинезон, спина, ягодицы и живот оказались покрыты рисунком в виде завитков и концентрических окружностей.
Белки глаз так сверкали в нарастающих сумерках, что больно смотреть, а крылья покрылись перьями, как у орлицы.
И всё же Ада отметила, что Ялисия стала, пожалуй, даже красивее, чем прежде: исчезла сутулость, спина расправилась, и крылья горделиво сложились за спиной.
— Ой, вот это превращение! Браво! — Миролика захлопала в ладоши, ей вторили остальные, включая меня.
Счастливая новообращённая приложила руки к груди и наклонила голову в знак признательности.
Я судорожно соображала, как сделать так, чтобы и у меня получилось. Все попытки оканчивались неудачей.
Я твёрдо решила, что если сегодня ничего не выйдет, вообще не пойду спать, а тайком выскользну из комнаты и будет пытаться снова и снова.
Тело ломило от усталости, крылья раскрывались и вновь повисали. Мне казалось, что в спину вонзали нож, раз за разом, но, сжав зубы, я не произносила ни звука. Спортивная злость больше не помогала. Хотелось тихонько плакать, сев в уголке и закрывшись от всего мира руками.
— Давайте кто-нибудь ещё! — тем временем равнодушно произнесла Миролика, потеряв ко мне интерес. Её взгляд говорил лучше всяких слов: «Тебя переоценили».
— Похоже, эту яму тебе не перелететь! — чуть слышно произнесла Ялисия, скривив тонкие губы. Узоры на щеках потеряли красоту и гармонию, смявшись в вертикальных морщинках около рта.
Сквозь тело словно прошёл электрический ток. «Эту пропасть нельзя перелететь», — сказала я напоследок Карлу.
Мысли перескочили к дракону. Я ушла так поспешно, что до сих пор чувствовала себя виноватой. Дракон ничем меня не обидел, только предложил помощь в полётах. Как оказалось, она мне была очень нужна.
А Карл, видимо, подумал, что она какая-то дикая. Зато теперь точно отстанет.
Крылья за спиной перестали слушаться, то взмахивая от каждой тревоги, то складываясь за спиной, словно хотели согреть хозяйку в прохладе сгущающихся сумерек и порывах ветра.
Я закусила губу от досады, на глаза просились слёзы. Далида тоже легко обернулась: изумрудный оттенок кожи очень шёл ей.
Подруга пыталась утешить, но лишь усиливала моё отчаяние.
Я понимала, что осталась в числе отстающих, и надо было срочно взять себя в руки. Каждая попытка только усиливала неуверенность в себе. И прекратившиеся письма всё время не выходили из головы. Хотя, три дня ещё не срок…
Как она там сказала Карлу на прощание: «Эту пропасть не перелететь». Значит, раскрытие — это мой потолок?
Всё так и закончится, отбытием домой, в изначальный мир? А вдруг письмо придёт уже завтра, но я так никогда его и не прочту⁈
Больше не будет неба и обтекающего тело ветра, ощущения свободы и силы за спиной? И совместных полётов? Мы с Далидой уже сговорились, как только подучимся, устроить состязание в воздухе. Может быть, и с Карлом удалось бы полетать?
Я почувствовала слабость в ногах и подумала, что сейчас рухну на зелёный ковёр на глазах у всех и решила устоять во что бы то ни стало.
По босым ногам пробежал электрический ток, поднимаясь всё выше, захватывая каждую клетку тела, пока не достиг макушки. Было щекотно, потом пришла боль, будто тысячи мелких иголок вонзились в обнажённую кожу, на руках выступили капли крови. Они стали сливаться между собой, и вот уже скрыли белую кожу под алым пупырчатым узором.
Я оглядела своё новое тело, насколько могла, кинув взгляд даже на крылья, раскрывшиеся за спиной. Они превратились в алое пламя, на которое хотелось смотреть бесконечно. Сердце зашлось от дикой радости быть здесь и сейчас. Получилось! У меня-таки получилось!
Теперь я хотела лишь одного: взлететь. Это неукротимое желание билось во мне, подобно сердцу готового к внешней жизни, но ещё не рождённого ребёнка.
— Ну, я не сомневалась! — услышала за спиной довольный голос Далиды.
— А я уже было начала! — усмехнулась Миролика и обратилась к остальным: — А теперь обращаемся снова. Полётов на сегодня не будет!
— Как так? — неслось со всех сторон.
Вновь почувствовав холод, я открыла глаза. Всё было как прежде: луг, вечер, Миролика с развевающимися фалдами чёрного платья и обнажённые тела, белеющие в ночи.
Мы спешно одевались и молча расходились, словно после какой-то мистерии. Мне не хотелось разговаривать, как и Далиде, шагавшей рядом и всё время вздыхавшей.
Уже на самом пороге подруга, шедшая впереди, затормозила и обернулась с лукавой улыбкой:
— Кстати, тебе письмо пришло. Из Министерства образования.
— И ты молчала⁈
— Я боялась, что оно помешает тебе сосредоточиться. Прости, если была неправа.
Я не хотела злиться, тем более вид у подруги был более, чем виноватый. В её серых глазах плескалось любопытство.
— Ладно, — усмехнулась я, обняв подругу за плечи. — Пойдём, почитаем, что там он придумал на этот раз!