Я жалела только об одном: перед процедурой принятия обета так и не смогла повидаться с любимым наедине, сказать ему, насколько он стал ей дорог и близок.
А вдруг они больше не встретятся? Ведь Карла наверняка даже не допустят в башню, где всё будет происходить.
Я собрала столько слухов о предстоящем мистическом таинстве, что уже не знала, чему верить.
Мне предстояло родиться заново, очиститься от скверны прошлого опыта и стать девственницей.
Не физически, конечно, но боль будет настоящей. Возможно, настолько сильной, что сердце не выдержит.
— Это просто сказки, помноженные на страхи, — утешала Далида и, казалось, верила своим словам.
Сколько подруга не билась, не ходила к Эмме и Соль, те категорически не разрешили Далиде участвовать в обряде, мотивируя категорический отказ опасными колебаниями тонких сущностей, способными вызвать выкидыш.
Беременность Далиды пока не подтвердилась, но я понимала ректорессу и куратора: рисковать ни к чему.
И сама попросила подругу поберечься.
Мы пришли к согласию, только когда место Далиды согласилась занять Селена, чью кандидатуру почти сразу одобрили.
Утро знаменательного дня началось вполне обычно.
За окном было бело от пушистого снега, ложившегося сугробами, похожими на лебяжий пух, которым набивают подушки. Солнце так и не выглянуло из-за плотного слоя серых облаков.
Однако долго смотреть в окно было некогда
С самого утра приходили письма.
Первым я раскрыла послание от Карла: в этот раз оно было написано нетвёрдой рукой, но Дракон уверял, что всё получится именно так, как мы и планировали.
Карл намекнул на помощь извне, но мне, читающий эти строки, хотелось плакать: слишком много туч сомкнулось над нашими головами.
Второе было от Хедрика с пожеланиями долгой жизни и процветания.
Грифон писал так, будто сегодняшняя процедура была лишь формальностью, сродни обычному нравоучению, которые время от времени любила устраивать подопечным Соль.
В насмешливом тоне послания проскальзывали и серьёзные нотки, крупицы ценного знания, которые не стоило игнорировать. Так, я узнала, что подарок, на него постоянно намекал Хедрик, она получит перед самой церемонией, и передаст его именно Селена.
Подруга только непонимающе разводила руками. Я пожала плечами и решила не мучить себя догадками, тем более что мне не давали покоя дурные предчувствия.
«И заметить не успеешь, как раздастся звонок!» — думала я, с тревогой смотря на часы.
Так, оно и получилось.
Время до вечера промчалось словно один миг.
Я столько всего собиралась сделать, сказать и написать, — в груди комом затаился страх. Возможно, сегодня я потеряю всё: жизнь, любовь, дружбу, саму себя наконец!
Да и наряд для церемонии походил на саван.
Белоснежная рубашка из грубой ткани царапала плечи, кожаные тапочки жали ноги.
«Завтра я всё это буду вспоминать с улыбкой», — мысленно утешала себя я и пыталась улыбаться Селене, видя испуганные глаза ундины.
«Если наступит завтра» — раздался в голове противный голос.
Я радовалась, что считаные шаги по гулкому пустому коридору отделяют меня от места принятия обета.
Башня, в которой много месяцев назад я проснулась и поняла, что попала в иной мир, снова вошла в мою жизнь. И поменяла её.
Селена молча шла рядом, но время от времени брала меня за руку и легонько, в знак поддержки, пожимала её.
Ладонь ундины была ледяной и чуть влажной, но даже такая помощь приходилась кстати и придавала капельку смелости.
Дверь, будто живое существо, поджидающее жертв, чуть приоткрылась, впустив нас в жарко натопленную комнату, освещённую лишь парой тусклых шаров на тонкоствольных треногах.
Я сразу отыскала глазами Карла и вздохнула свободнее, чуть улыбнувшись уголками губ. Как хорошо, что ему разрешили присутствовать во время ритуала!
Эмма смотрела строго, сверлила меня колючим взглядом, но страх улетучился.
Я не боялась ректорессу, не вызывало ужаса и почти пустое помещение, если не считать узкой кровати посреди зала. Постель была свежей и такой же белоснежной, как моя рубашка.
— Ложись! — коротко приказала Эмма, и я подчинилась, больше несмотря ни на кого. Это моя битва, пусть никто не в силах помочь, но и помешать себе я не позволю.
Мелькнула мысль: почему вокруг нет проводов, датчиков или иных магических искрящихся штук? Даже стены не сияли рунами, словно предстоящий ритуал не имел к магии никакого отношения. У меня даже ничего не спрашивали, как же произнести слова обета?
Холодная рука ундины погладила по лбу, и тот вмиг покрылся испариной.
Я прикрыла глаза, веки сделались тяжёлыми, словно на них кто-то сидел.
Я чувствовала, как медленно проваливаюсь в черноту, словно Алиса, упавшая в кроличью нору. Тело потеряло вес, и меня, как пушинку, закружило в медленном танце падения. Просторная белоснежная рубашка вздулась колоколом, задравшись выше колен.
В руке оказался какой-то предмет, но посмотреть, что это никак не получалось. «Амулет Хедрика», — только и успела подумать я.
Как достигла дна, упав на мягкий прелый мох, и тут же потеряла сознание.
От слепящего света глазам было больно даже сквозь прикрытые веки.
Тело жутко чесалось, по спине текли струйки пота. Где-то рядом плескалась вода, ветерок доносил запах тины и затхлой сырости.
— Аня, несносная ты девчонка! Кому сказала: не ходи туда, упадёшь! — услышала я раздражённый голос матери и вздрогнула.
Неужели, меня просто вышвырнули из Дальнего мира, как непригодный товар⁈
— Кому сказала, иди сюда! — раздался над головой всё тот же громкий голос.
Я уловила в нём лёгкую тревогу. Почему она так кричит? Ведь я уже не маленькая!
Открыла глаза и отпрянула от самого края, где кончались гранитные блоки набережной.
Внизу плескалась тёмная река. Голова закружилась, и я равнодушно подумала, что вот сейчас точно упаду на голые камни, омытые грязной водой с плавающими у берега длинными водорослями.
Увидев цепные заграждения, я намертво приклеилась к толстому звену, не обращая внимания на то, что от нагретого лучами полуденного солнца металла можно получить ожог.
И тут же испуганно вскрикнула: мои руки превратились в пухлые ручонки маленького ребёнка. Взрослая я была заперта в теле малышки!
Каким-то образом я оказалась в своём детстве!
Руки матери, пахнущие карамелью и мылом, с силой оторвали меня от опоры и бесцеремонно оттащили от края набережной.
Большой фонтан, от которого веяло прохладой, щекотал холодными брызгами. Совсем рядом прогрохотала, дребезжа колёсами, старенькая тележка с привязанными к ней воздушными шариками.
— Шарик! — чуть не плача сказал детский голосок, в котором я с удивлением узнала свой собственный. — Улетел!
Обида захлестнула маленькую девочку, я чувствовала её горе внутри себя и не могла не откликнуться, позволив ребёнку заплакать. Я остро понимала горе маленькой Ани, хотя и не помнила, было ли всё это наяву.
Или ме привиделось?
— Ша-арик! — рыдал внутренний ребёнок, и не было беды сильней этого детского разочарования. Шарик больше не вернётся, малышка остро чувствовала потерю.
— Ну и плачь! Уже третий за сегодня! Больше не куплю! — сказала мать и демонстративно отошла в сторону. Маленькая Аня, обиженная и рыдающая, пошла в другую, не теряя при этом мать из виду.
Солнечный свет настырно лез в глаза, не давая посмотреть ввысь. Куда они улетели, как посмели оставить хозяйку одну⁈
— Держи, — услышала я вдруг низкий мужской голос, и в первую минуту испугалась.
Это всего лишь грифон!
Хедрик присел на корточки и заглянул мне, маленькой, в глаза. Синий хохолок, смеющийся взгляд под белоснежной шляпой курортника — это несомненно был он!
— Держи подарок, — мягко произнёс он и вложил в мою детскую ладошку резиновое солнце с тёмными крыльями.
— Солнышко хочет улететь? — спросила я и улыбнулась, слёзы мгновенно высохли, а обида испарилась. — Оно стало птичкой!
— Это его секрет. Когда-то и ты полетишь отсюда далеко-далеко.
— На единороге?
— Почти. Ты хочешь научиться летать?
Девочка, заточённая внутри меня, нахмурилась и капризно произнесла:
— Нет! Люди не летают! Я не маленькая!
— Конечно, нет. Тебе почти три, в этом возрасте каждый знает, что мир полон волшебства.
— Значит, я принцесса? — спросила девочка, и моё сердце забилось сильно, словно рядом был Карл.
Но набережная, полная чужих людей, продолжать галдеть на разные лады. Это были голоса из прошлой жизни, о которой взрослая я упорно старалась забыть.
— Да. Если сохранишь волшебный подарок, — ответил Хедрик и потрепал меня по щеке. А потом встал и затерялся в праздношатающейся нарядной толпе.
Я посмотрела на ладонь, где лежала резиновая игрушка и хотела её получше рассмотреть, но та намертво приклеилась к детской ручке, а потом и вовсе растаяла, как мороженое, оставив еле заметный след на коже.
— Вот ты где! — мама сердилась и запыхалась. — Пойдём, ты наказана. Подумай, как ты себя ведёшь!
И ещё пришлось выслушать много умных, правильных, но непонятных ребёнку слов. Я недоумевала: неужели мама не понимает, что дочь совсем по иным законам живёт, имя которым настроение, сказка и тележки, полные сластей?
— А мне дядя подарок дал, — сказала девочка и посмотрела снизу вверх в лицо с нахмуренными бровями и узкой полоской губ.
— Какой ещё дядя?
Девочка замолчала, обиженная недоверием матери, и протянула ладошку с еле заметным следом от растаявшего солнца.
— Вечно ты всё выдумываешь, — скупо улыбнулась мать. — Я всё видела: ты стояла совершенно одна.
«Она не одна», — подумалось мне, и свет в глазах померк.
Я вспомнила тот эпизод. И грифона в нём. Значит, он следил за мной с самого детства? Но почему?
Теперь я очутилась посреди густого тумана, где пахло мокрой травой и свежестью.
— Зачем ты хочешь принять обет? — спросил голос Эммы откуда-то сверху.
— Чтобы стать женой Дракона, — машинально ответила, будто читала по написанному. Слова были пустыми и холодными.
Но того требовал обряд.
— Зачем?
— Я люблю Карла Ладона.
В груди вспыхнул маленький огонёк и тут же погас.
— Сколько раз ты любила?
— Много. Но не так.
Я озиралась по сторонам, но везде натыкалась взглядом на плотный, как паутина, туман. Он грозил взять за горло невидимой рукой и сдавить между пальцами шейные позвонки до хруста. Я была уверена, что так оно и будет.
— Что для тебя Благочестие?
Я задумалась. Вопросы явно были заданы неспроста, отвечать с ходу, не подумав, будет верхом глупости.
— Это… способность довольствоваться своим любимым, — произнесла она, еле ворочая языком от заползшего в грудь холода. Туман побеждал, медленно, но верно захватывая её изнутри, проникая сквозь ноздри, уши и рот.
— Неужели? И ты не будешь мечтать о другом? Совсем?
Я заколебалась. Как отстоять своё право на любовь?
А холод тем временем разрастался, добравшись до кончиков пальцев рук и ног, грозя превратить в ледышку. Я знала: если так случится, если огонь в груди погаснет окончательно, я не вернусь.
«Может, и вправду, не надо было отмахиваться от помощи Келисии?» — подумалось вдруг, и сожаление рассы́палось мелкими каплями, повисшими в воздухе.
— Я буду любить его настолько долго, насколько хватит моей жизни, — ответила я задыхаясь. Пятно на бедре запульсировало.
Ледяная рука тумана добралась до гортани, почти перекрыв доступ воздуха. В глазах потемнело, хотелось лечь и заснуть, не печалясь ни о чём. Сдаться. Этого хотел туман и Эмма, задающая вопросы, не имеющие верного ответа.
Мысли стали рубленными, как нашинкованная капуста. Туман лип к коже, оставляя на ней влажные следы, и продолжал холодить.
Я открыла глаза и увидела себя со стороны, сидящую с опущенной головой на изумрудной траве. Я опиралась на руки и старалась не упасть, хотя меня страшно клонило в сон.
— Твоей жизни не хватит, — усмехнулся чужой голос.
Он не принадлежал ректорессе или кому-то из знакомых. Голос звучал без вражды или злости, скорее равнодушно, и от этого сделалось жутко, будто сама Судьба объявила вердикт.
— Карл, где ты? — прошептала я онемевшими губами. Изо рта шёл пар, руки с обозначившейся сетью вен стали похожи на ветки.
— Его нет. Это место магии, Драконы глухи к ней.
— Кто ты? — спросила я, вскинув голову.
Мне хотелось, чтобы слова прозвучали смело и напористо, но я понимала: вид поверженной гарпии сейчас был способен вызвать сожаление, жалость, но не страх или уважение противника.
— Я амулет. Изготовлен Лилиан Вилтер для тебя, Анна.
— Помоги же мне вернуться к моему любимому!
— Я могу вернуть тебя обратно. В изначальный мир. Откуда ты родом.
— Нет, я не хочу, — прохрипела я, безуспешно пытаясь встать на ноги. Туман придавливал к земле, словно был живым существом. — Ты должен мне помочь справиться с обетом.
— Зачем? Ты всем мешаешь. Пришлой не тягаться с Владеющей магией.
Я вздохнула и сникла. Всё верно, у меня нет сил и умения, чтобы противостоять Лилиан, понимающей язык животных и плетущей сложнейшие амулеты.
«Амулет!» — усмехнулся голос Эммы, перед глазами мелькнула смешная солнечная рожица с тёмными, приделанными крыльями, как у вороны.
Я вспомнила резиновую игрушку, утонувшую в ладони маленькой девочки, и выставила руку вперёд.
Вырвавшаяся тонкая струйка света ослепила глаза, привыкшие к серому сумраку, меня словно окатили ведром холодной воды. От ощущения собственной силы хотелось кричать.
Свет становился всё ярче и ярче, пока я не почувствовала знакомое покалывание в кончиках пальцев рук и в груди.
Туман зашипел, как разогретая плита от капелек попавшей на конфорку воды, и рассеялся.
Я стояла на зелёном июльском лугу, пьянящем запахом полевых трав, и подставляла лицо и раскинутые в стороны руки яркому солнцу. А вокруг в медленном танце кружили шаровые молнии.
— Ты принимаешь обет Благочестия? — спросила Эмма так, будто ничего не произошло.
— Да, — звонко ответила я и рассмеялась. — Я хочу стать частью Карла и принадлежать выбранному мной миру.
— Да будет так, — ответила Эмма.
Я была уверена, что ректоресса прячет довольную улыбку.
Свет погас, и меня снова понесло потоком теплового ветра, на этот раз вверх.