Последняя Осень: Возвращение

Глава 11

Глава 11

С того момента, как отряд стражников и пикинеры Хелдора выступили на помощь Фахро, прошло два дня. Майсфельду предстояло собрать много большее войско на другом направлении, ему нужно было заранее по ходу движения заготовить фураж, провизию, возы, телеги, да хоть тачки- ну и посошная рать, что к ним прилагалась, должна была выступить вместе с этим незамедлительно. Летом Вилли уже наблюдал подобную картину – все войско Майсфельда выступало в поход, сразиться с графом-предателем. Сейчас рыцарей с оруженосцами выступило вдвое больше, чем было, от черно-синих котт дружинников с непривычки рябило в глазах – а это часть еще выступила раньше. Сейчас, впрочем, все было иначе, ведь Вилли, сыну рыбака, тоже предстояло выступить в поход.

Варро, начальник ополчения, начал проникновенную речь о долге, братстве, судьбе города и о надежном тыле для дружинников, который им и предстояло обеспечить. Конечно, говорил он неплохо, да и давил на гордость говоря, дескать, что они посадские ополченцы, а не какие-нибудь, с деревни, снаряжение было им выдано все, какое только возможно – впрочем сам Варро оставался в городе – там теперь оставались лишь часть стражи и ополченцы, обделенные снаряжением, так что нужен был хотя бы один толковый и опытный командир…

С заходом солнца дружинники начали собираться в поход. На этот случай ворота города вновь оказались наглухо закрыты, патрули заполонили пригород. Сборы у дружины закончились довольно быстро, им буквально хватило нескольких часов, а вот со снабжением ополчения пришлось заниматься до глубокой ночи. Подчистую забрав все со складов, удалось собрать неплохую вспомогательную рать в тысячу бойцов – две трети бойцов были в кольчугах или кожаных ламеллярах, у каждого была стеганка и шлем, либо толстый подшлемник. Впрочем, многое снаряжение так давно лежало на складе, что их «счастливым» обладателям пришлось проверять шнуры и смазывать начавшие трескаться кожаные пластины — однако, иные работали с воодушевлением, и на сборном пункте свет горел чуть ли не до рассвета — возможно, даже такой старый и видавший виды доспех мог спасти им жизнь.

Вилли изрядно припозднился со своим доспехом — кроме кожанки, нужно было смазать и навощить наручи и шлем — да, он ему тоже достался из кожи. Выбирать не приходилось. Досталось ему вполне сносное копье и старый, но справный тесак – только рукоять пришлось перемотать. В основном у ополченцев были либо копья, либо старые кулачные щиты в паре с топорами, самострелы, примерно у сотни из них были двуручные топоры или вужи, которые выдали самым дородным.

Попал он в эту передрягу, словно курь в ощип — что и говорить. Когда только началась запись в ополчение — он все не решался, а потому, приехав с престарелыми родителями в город, всю зиму перебивался случайными заработками, вместо того, чтобы усердно упражняться на плацу – глядишь, стал бы кому согильдийцем, цехам всегда нужны те, кого можно сунуть в дозор взамен более опытного ремесленника, а если рвение проявить – так и к дружине бы запрыгнул в последний воз.

Говорят, летом и через две недели тренировок могли взять в новобранцы, но сейчас сложнее – у Майсфельда проблем с людьми теперь не было. Летние новобранцы пообтерлись на штурме резиденции, в патрулях, кто-то и в Ущелье – да и просто они тренировались всю зиму, почему бы и нет, коли за это неплохо платят…

В результате и потренировался с недельку-другую, и дома то уже не отсидеться, все-таки уже считается обученным ополченцем... Ну как, копьем в чучело попадает, большего не требовалось. То ли худший из лучших, то ли лучший из худших, но досталось ему довольно дрянное снаряжение. Пальцы все еще были исколоты с тех пор, как он ставил заплатки на набивняк. Так, шлем теперь выглядит получше. По крайней мере, назатыльник двигается, а не впивается в шею. Еще раз осмотрел свое немудреное снаряжение. Остался кожаный шнурок метра в полтора, его он решил намотать на древко копья — вроде бы, оплетка не даст руке скользить.

В помещении все уже спали — кое-кто, кажется, сразу после ужина завалился спать, даже не осмотрев своего снаряжение. Что ж, надеются на то, что им только понадобится что-то унести в своих котомках, и только. А он, Вилли, хоть на это и надеется, но готовится к худшему. Жалкий огарок свечи почти догорел, когда он завязал на копье узелок. Вздохнув, он поужинал остывшей похлебкой, которая вместе с краюхой хлеба была нетронутой. Кормят неплохо, что ни говори.

Наутро лентяи дорого поплатились — выданное снаряжение висело на них, словно на пугалах, и мешало идти. Дружинники длинной стальной змеей уже едва не скрылись в подлеске, а еще дальше были рыцари с оруженосцами, и кто-то из пограничной стражи — этих было видно издалека. Они же едва-едва ковыляли следом вместе с обозами. Некоторым были выданы здоровые холщовые мешки, а у кого-то даже просто старые наволочки… Что –то затевалось…Мысль о том, что весь обратный путь в нем придется что-то тащить, крайне удручала.

- А куда идем то? Ни к кому конкретно не обращаясь, подал голос Вилли.

- Дак в горы! – сказал его товарищ. У гномов золото воровать, вот энтими мешками!

- Так ли уж золото?

- Ну, али чушки стальные, я не знаю, но точно туда.

- Дня два ходу…Нет, в горах еще – почитай три – вздохнул сосед слева.

- Потом обратно – подхватил Вилли

- Эй, ну-ка там! – Их окликнул сотник в открытом шлеме с повязанной поверх красной материей. – Языки укоротили! Думайте, как, ежели что, драться, а то обратно идти и не придется! – «подбодрил» тот их своей шуткой и сам громко над ней заржал.

Вилли испытывал малую толику азарта, но все же преобладала зависть и злость на гарнизон, оставшийся в городе. Он бы, пожалуй, тоже бы остался и научился бы чему дельному, прежде чем совать голову в петлю.

Войско Майсфельда не было обременено большой поклажей, потому шли они быстро — дружина задала хороший темп, и ополчение из кожи вон лезло, чтобы их нагнать. В полдень был лишь небольшой привал, их там, надо же, уже ждали бурлящие котлы с готовой снедью, пиво, разбавленное вино и солома, на которой можно было отдохнуть. По пути к ним в хвост длиннющей колонны присоединялись крестьяне –кто оружно, кто с лопатами, тачками и возами.

Так они и двигались до вечера, оказавшись где-то в окрестностях Пяти Деревень. Развалины резиденции они, скорее всего, оставят по левую руку от себя. Был приказ вставать лагерем. Ближайшая рощица была вырублена быстро и нещадно — на дрова. Майсфельд вновь подивился численности выступившей армии. Впрочем, о еде и тут позаботились, чтобы дружинники и ополченцы могли получше отдохнуть – всем хватило не только еды, но также и вина с медовухой. Пьяного угара и хватающихся с утра за головы воинов бояться не стоило — учитывая количество людей — этого как раз хватит для того, чтобы согреться и запить выданную снедь.

Дружинники разом повеселели — они собирались компаниями вокруг костров, что-то обсуждая, а кто-то решил еще и порезаться в кости и карты – будто и не было этого тяжелого перехода. То здесь, то там, заиграли лютни. Немалая часть дружины, отправившейся с Майсфельдом — закаленные вояки, и они умели расслабиться, едва им подворачивался свободный часок-другой. Бойцы из нового пополнения переняли этот задор, и, кажется, совершенно не боялись, что уже вечером следующего дня им придется вставать лагерем у негостеприимных гор. Вместе с задором и весельем к ним пришла уверенность в завтрашнем дне, словно и сами они уже сражались не раз — а черно-синие накидки и вовсе уравнивали старых воинов и молодое пополнение.

В стане ополченцев с боевым задором было не очень, хотя выпить им тоже досталось. В большинстве своем они друга не знали, были лишь знакомые, рядом с которыми им приходилось стоять на отработке совместных действий. Вилли сидел на корточках, меланхолично размешивая небольшой котелок. Рядом сидели еще двое парней, которых он знал по тренировкам - он догадался прихватить дробленый горох и соль, а значит, трапеза для него и его товарищей будет чуть менее унылой – того, чем ранним вечером угощали крестьяне явно не хватило, потому пришлось готовить нехитрый ужин из крупы и солонины. То тут, то там горели тусклые костерки, возле которых все так же сидели по двое-трое. Причиной тому еще была и беспредельная усталость - многие так вымотались, что даже стучать зубами от холода у них сил не было, но самый главный их бич — разобщенность.

Ночью, пропал, надо думать, всякий стыд и у жительниц деревни, и они начали ходить от костерка к костерку, спрашивая, не желают ли храбрые воины уединиться и отдохнуть. Однако, утомленные ополченцы вяло и неуверенно отмахивались, думая, как бы поесть да улечься спать под навесом.

Там, поодаль, дружинники подхватили какую-то песню лужеными глотками, и теперь пели хором. Тут, в стане ополченцев, о таком можно было только мечтать. Молодые кумушки быстро поняли, где их ждут и отправились - если не за заработком, то хоть за выпивкой и весельем к более жизнерадостным воякам. Девушка, с распущенными волосами и в длинном платье, перешагнув через Вилли, на прощание слегка приподняла подол, сверкнув икрами в темноте, и для острастки повиляла перед ним задом, словно дразнясь. После чего, фыркнув, пошла догонять своих товарок. Теперь музыка и песни перемежались еще и заливистым женским смехом.

Да и кто они? И для чего здесь? Может статься, что их погонят вперед, на убой, чтобы расчистить дорогу настоящим воинам... Которые в очередной раз выйдут оттуда героями. А про них, наверное, и не вспомнят. Кого помнят в песнях, рыцаря, или его заводного коня, который весь путь тащил его поклажу? Вот то-то. От коня и то больше пользы. Утраченная возможность — только и всего. Решись он уйти из деревни летом - глядишь, стал бы дружинником. Пойди осенью в подмастерья – стражником. Но теперь он здесь, с этими одетыми с чужого плеча горе-бойцами. Да и он такой же.

Вяленое мясо размягчилось в котелке, получилась вполне сносная похлебка, которую они в полном молчании и съели. Первый его товарищ — мужчина средних лет, отпил четвертинку от фляги с медовухой, да больше и не стал, мол, кишки от такого болят. Молодой белобрысый парень, который и не подошел бы к котелку, если бы его не позвали, и вовсе отказался. Вилли раньше не пил, но теперь ощутил в этом потребность. Он решительно допил флягу почти залпом, он подтащил лапник поближе к костру и растянулся на своей подстилке. От медовухи сразу потеплело, да и стало немного легче — глядишь, и не помрет он завтра, если не станет предаваться унынию и будет достаточно ловок и сметлив… А впрочем… Завтра может быть еще более тяжелый переход… Да и придется, говорят, строить уже укрепленный лагерь, по образцу того, что строил этот… Как его? Хелдор с пикинерами. Там и выпивки не будет.

Если выпил медовухи сегодня, то можно сегодня решить и еще один вопрос… В деревне дразнили его за смелость и нерешительность. Сейчас медовуха ударила ему в голову… А ведь есть еще один мех с ней, какая удача! Одной медовухой дело не решишь, но него был козырь в переговорах с прекрасным полом - пара серебряных монет. Либо дружинники были так щедры, либо обсчитались в темноте, но дело было не из легких…

Вилли с интересом наблюдал за тренировками бойцов в лагере. Тренировались они усердно – как он ни проходил мимо, в перерывах между случайными заработками – все они были в трудах ратных.

Вечером лагерь преображался - костры, часовые, стрелки перекликаются на башнях. Уже не в первый раз Вилли, не спеша возвращался в старый, плохо отапливаемый дом в посаде, прогуливался вокруг лагеря. В доме было одно из двух – или пьяный отец, и тогда об отдыхе и сне можно забыть, либо, напротив, прижимистая мать очень скоро потушит все свечи и заставит ложиться спать, чтобы Вилли к рассвету точно поспел в город, помогать горожанам в доках, при кузнице, булочной или еще где – почтенным горожанам было не жалко одарить медяком-другим разнорабочего за то, что он поможет им с утра вынести помои, подмести сор перед домом или мастерской. Там, глядишь, еще и угостят.

Сегодня день был не самый удачный – удалось самому кое-как наесться, залив нехитрую снедь мерзким дешевым пивом, ну и матери сунул пару медяков, которые она припрятала. Улов был, скажем так, невелик, так что вздохи матери и ее немой укор он бы не выдержал… Подождет, покуда ляжет спать.

Больше всего Вилли нравилось представлять, что он в этом лагере – есть вдоволь, слушает байки у костра, а, понабравшись опыта, травит свои. Вот это жизнь, а не то что…

-Псс… Парень… Парень!

Означенный парень испуганно вздрогнул, поскользнулся, едва не плюхнувшись в мокрый снег, но удержался. Снег попал за голенище башмака, и теперь там таял, мерзость. Сначала ему показалось, что с ним заговорил куст, но он заметил, что за небольшим навесом, закиданным лапником, сидело несколько человек - в доспехах, при оружии. Алебарды и взведенные арбалеты хищно поблескивают впотьмах.

-Я … Я… Не губите!!! – Испуганно пискнул Вилли – ухожу, больше не буду!

-Да стой ты! – Крикнул, кажется, старший. Давай сюда, не маячь.

Крестьянский сын, дрожа всем телом, зашел под низкий навес. Там было довольно тепло и сухо, потому как там тлел небольшой очаг – в него потихоньку один из бойцов подкладывал щепу, чтобы огонь горел не слишком сильно. На плоском камне, который белел и парил от раскаленных углей, стоял небольшой котелок.

- Михаэль, осталось чего в котелке?

- Есть немного.

- Отлично, садись, садись, не робей. Как тебя звать?

- В-вилли….

- Я Герберт, так-то я десятник у пикинеров, но у нас тут, как там наш говорит? Сводный отряд?

- Так и говорят, ответил названный Михаэлем и протянул незваному гостю котелок.

- Ты лопай, лопай. Вы, крестьяне, вечно голодные. Мы сами-то тут тоже из них.

- Да?

- Именно. Только вот Михаэль из столицы. Так и не сознается, почто оттуда поспешил.

-И не сознаюсь.

- Ну и хер с тобой. – Ответил Герберт – Эй – окликнул он двух бойцов с арбалетами, что, кутаясь в плащи, торчали снаружи – нет никого?

- Как обычно – скучающее ответил один из стрелков.

- Да, Вилли — это главное событие за весь наш ночной дозор. Даже учитывая предыдущий наш дозор – тоже.

- Я из посада, разнорабочий – признался гость.

- Что ж, быть может – десятник положил гостю руку на плечо - ты нам послан свыше.

- М? А? – Испуганно промычал парень, не донеся ложку до рта.

- Ты ешь, ешь! Работа будет, по твоему профилю.

- Ты все об этом? - Вполголоса спросил Михаэль. - А если кто нагрянет. Да и… - Он стрельнул глазами в сторону стрелков.

- Да мы с соседних поселков, земляки, они в доле…

- Ну смотри… - С сомнением ответил алебардист – задумчиво осматривая латные варежки, лежащие в углу навеса. После этого он положил поверх них подшлемник, и на импровизированную подушку уже плюхнулся головой – Хелдор узнает, жопу надерет.

- Да ну а кто ему скажет, балда… И как узнает. Мы же того, для крепости духа.

- Ню-ню – зевнув, ответил напарник. – Он Патрика за припрятанный самогон то заставил полночи с пикой вокруг лагеря круги нарезать, а тут… Ай, была не была - Пните меня, как выходить стеречь, я малость придавлю…

- С удовольствием пну – ответил арбалетчик, опирающийся на дерево и всматривающийся в темноту.

- Вилли, ты знаешь, где аптекарь?

- Да, подметал у него как-то и дверь подновлял…

- Тем лучше. Вот, дашь ему – в руках у дружинника блеснули серебряные монетки – если что будет на сдачу оставь себе.

Вилли задумчиво посмотрел на деньги:

- Да ладно, чем тебе еще заняться. И явно не спится, а? –Герберт с сомнением окинул взглядом паренька в аккуратно подшитых раздельных шоссах и толстой, но несколько раз чиненой шерстяной тунике. Шлык на относительно новом капюшоне было намотан вокруг шеи.

- Что я ему скажу?

- Скажи, что от Герберта. Он поймет.

-А стража? Ночь уже…

-Котту дайте и пояс – сонно промямлил Михаэль, пройдет тогда…

-На том и порешим, ну, давай Вилли, в путь. От тебя зависит, подохнем ли мы со скуки в этом дозоре или нет.

Разнорабочий вздохнул, принял деньги и отправился в путь, предварительно замаскировавшись. Непонятно, что казалось более странным – такое богатство за пазухой, которое он бы мог и за месяц не получить, или незаслуженно полученная им накидка. Черно-синяя котта особенно жгла огнем, покуда он проходил мимо стражи, но тем было лень в конце смены препираться с дружинником. Если идет, значит надо.

В самом городе патрули он встречал вдалеке, но одиноко бредущей фигурой в черно-синей накидке они интересовались мало. Вилли испытал себя буквально всемогущим – ходи себе по городу, пей, гуляй, можешь даже зайти в Цитадель, святая святых, и никто тебя не остановит… Однако, лучше не испытывать судьбу, ведь наказание за такое своеволие будет очень жестоким. Наконец, знакомый дом с вывеской – на ней был привычный всем змей, стравливающий яд из своей пасти в чашу. Аптекаря не единожды спрашивали, почему на его лавке была эдакая образина, но, когда он начинал нудно рассказывать про какого-то древнего врачевателя - клиенты теряли к истории всякий интерес.

Воровато он осмотрелся, постучал массивным железным кольцом по двери. Очень быстро послышались шаги, скрип – кажется, хозяин спал на втором этаже. Вскоре Вилли открыл мужчина в длинной белой сорочке – в руках у него была небольшая свеча:

- М? Это ты? – Спросил мужчина средних лет, сонно щурясь – уже утро? Заходи, а то дует.

Вилли оказался внутри лавки, дверь за ним захлопнулась.

- Что-то случилось? – Вдруг спросил аптекарь, поняв, что сейчас дело шло к полуночи. – И ты в… Тебя никак в дружину приняли? Так быстро?

- Ну, вообще-то я от… От Герберта. Это его накидка, чтобы…

- Ясно, неймется ему, эхехе, отведать. Сейчас, сейчас…

- А что это? – Спросил любопытный Вилли, глядя на врученный флакончик мутной жидкости.

- О, эта вещь волшебная.

- В самом деле?

- Сей напиток дает забвение печалей и снимает горе, еще писал… А, хм, куда уж тебе, ты и читаешь то по слогам – с досадой сказал владелец заведения. Вот, бери и передай, что нового не предвидится, до нового урожая от южан. Остальное все Джеремус сгреб.

- А ему то зачем? – Удивился Вилли, узнав имя небезызвестного хирурга.

- Унять боль страждущих и умирающих, коли что… - Давай, давай – аптекарь почти вытолкнул Вилли – забирай и иди, пока я не передумал.

-А, как же… - Перед носом ряженого дружинника захлопнулась дверь, оставив его и с не потраченными деньгами, и со странным флаконом.

Идти обратно было еще более боязно – и деньги при нем, потому что рассеянный аптекарь о них забыл, в руках у него черти что, и кабы стража пропустила… Он пытался уговорить совесть, что у Герберта наверняка что-то болит, потому он и послал его в столь поздний час к аптекарю – но разум твердил об обратном. Что ж, в любом случае дружинник был прав – все равно же ему нечем было заняться.

Благополучно выйдя из города, он направился к тому месту, где нашел секрет – он был весьма хорошо устроен, и выдавали его лишь следы, что сам Вилли и оставил.

- Ну, принес? – Немного нервно спросил Герберт.

- Да, вот…

- Долго ты, давай, давай сюда… Котту, ремень, и … Ну же, давай быстрее, боец, вино не греет уже. О! красота! – сказал дружинник, глядя на пузырек. Тебе что-нибудь осталось?

- Да – ничуть не соврав, сказал Вилли. Только он просил сказать, что такого мало осталось…

- На больше у меня и денег будет нескоро – вздохнул тот – ладно, ступай, ступай, а то разводящий тебя тут еще увидит…

Вилли тихонько покинул убежище, но еще немного украдкой постоял в стороне и пытаясь прислушаться… Под навесом, однако, было тихо, и он уныло побрел домой. Ночью снилось ему, что он до сих сидит с этими ребятами в дозоре и травит задорные байки…

Вилли встал, пошел на шум веселья, перешагивая через засыпающих. Вскоре он достиг очерченного светом круга - лагеря дружинников. Ребята в черно-синих накидках чуть косо поглядывали на него, но затем ободряюще хлопали по плечам, пропуская дальше, либо даже угощая. Вон он нашел ту девушку – она еще робко посматривала на дружинников, теребя платок, накинутый на плечи. На ней была чистая белая рубаха, а поверх нее – светло-коричневый сарафан. Вилли подошел вплотную. От волос вкусно пахло сушеными травами. Собрав в кулак всю свою смелость, он положил ей руку на плечо. Та от неожиданности вздрогнула, но довольно плавно развернулась, улыбаясь. Ее глаза и брови были чем-то подведены – он в этих женских притираниях особо не разбирался. Она была немного старше него – может, кто из «веселых вдовушек», о которых говорил по пьяни его отец?

- А, это ты. Одумался. – Поиграла та бровками. – Вы, по ту сторону обоза, скучные какие-то… Но как только ты меня увидал со спины, так, видимо и… Прозрел…

- Я…Я веселый… Уставший просто. Вот, будешь?

- Угощаешь даму выпить?

-Какую даму? А, ну, то есть тебя… Да… Угощаю.

-Спасибо. – Девушка воровато огляделась – а что не с этими? Веселые парни. И в обиду не дадут.

- Опоздал я к этим парням… Но теперь – наверстываю. – Вилли робко прихватил ее за талию. Девушка от него игриво увернулась, после чего спросила:

– Ну а монетка у тебя может тоже найдется, мм?

-Я... Вот… Он долго порылся за пазухой, девица стала демонстративно зевать и стрелять глазками по сторонам. И что у него там может быть? Медная монетка? Или вообще стеклянная пуговица? Однако, сверкнули в полумраке две серебряные монеты…

-ООО! Ну ты даешь! – девица быстро выхватила и спрятала два блестящих кругляшка, боясь, что Вилли передумает. После чего она взяла его за руку, увлекая за собой. – За мной, такому щедрому и смелому господину я покажу, где менее шумно… И более мягко.

- Господину? – Вилли не совсем ее понимал – я не господин, я сын рыбака…

- Тсс… к чему это? – Она приложила к его губам свой палец –заплатил, как господин, значит, и получишь сполна, как господин… Тсс, где тут уже околица, давай потише…

Девица вела его, кажется, прямо в свой пристрой возле избы… Обычно девушки там пряли, рукодельничали, сплетничали, покуда погода позволяла…

- Не бойся, мой тятя и братья в дозор ушли, так что заходи, не стесняйся.

Вилли был довольно робок, не решаясь даже подойти к ней ближе, а девица, напротив, оказалась напористой – раздеваясь, буквально толкнула его на кровать, и, не давая молодому бойцу растеряться, утвердила обе его руки на своих грудях, после чего уселась на него сверху, чтобы боец уж точно не сбежал с поля битвы – и тихонько, покатившись по половицам, звякнули две серебряные монеты…

Утром дружина резво проснулась под звуки горна — ничто так не поднимает на ноги, как этот низкий, утробный рев, пробирающий до самого сердца — сразу хотелось схватиться за оружие и броситься на врага, кем бы он ни был. Ополченцы не то были ленивые, не то не вкладывали в какой-то медный горн сакрального смысла - но поднимались нехотя. Некоторых пинками и руганью пришлось поднимать сотникам и десятникам. Впрочем, командный состав был теми же вчерашними крестьянами — хоть выучки и сметливости было побольше. Разлеживаться было никак нельзя – сегодня нужно было добраться до входа в ущелье, заняться лагерем, который будет стоять не один день, выставить посты на всех горных тропах.

С дружинниками утром проблем никаких не возникло, не то что с ополчением - несколько человек, судя по всему, смалодушничав, бежали. Теперь Сотники орали на десятников, десятники – на подчиненных, Карви, решив избавить Маркграфа от этих забот, орал на всех сразу и угрожал тумаками. Разбор полетов прервался, когда от соседней деревни, пошатываясь, брел боец – без копья, шлема, но в кожаном доспехе и с тесаком на поясе. Кажется, встал он не без труда, но, все же почти не проспал и как мог спешил на сбор.

- Простите, извините…Только не кричите на десятника… - Затараторил он – я… ушел, когда он не видел… Я уже здесь.

Седой десятник хотел было наподдать ему, но, услышав лепетания в свою защиту, чуть смягчился, поэтому просто придал ему ускорения, таща за ворот доспеха. Лейтенант заинтересованно, почти ласково – настолько, что было ясно, насколько он взбешен, подошел к нему.

- Скажи-ка…. Дружок… А где ты ночью был?

- Я... Ну… Отдыхал…

- А ты знаешь, что отдыхать, боец, положено в лагере, а не шляться по деревням? Ты что там забыл? Что-то украл? Подрался? Ну? Признайся лучше мне, я-то об тебя лишь пару палок сломаю, а крестьяне и вовсе забьют насмерть…Ах, кстати, вот и они!

От деревни двинулась целая делегация – сугубо мирная, оно понятно, что они не побежали бы в стан войска с дрекольем. Мужчина средних лет, его жена в платке, несколько отроков… И еще, судя по всему «подкрепления» в виде дальних родственников. Кварт, как опытный командир, сразу понял, что к чему:

- Девку чтоль где прижал? Ну, говори! Поздно отнекиваться!

- Я… О-она… Сама… Ну это мы вместе…

-Ты вот так ему и будешь сейчас говорить, кобелина. Мало что ли девок пришло в лагерь? Или монет зажал?

- Ну…Ну… Ну я…- Замялся Вилли.

- Это что же творится люди добрые! – стала завывать женщина в пуховом платке, надетом поверх плеч. – Наше войско своих же обижает, насильничает, да как так можно.

Эти причитания услышал, видимо, Майсфельд, который до этого возле уже сложенного шатра обсуждал с Лонгармом нечто важное. Отвлекшись от разговора, граф сделал несколько шагов на шум, но Карви предостерегающе выставил руки вперед, дескать, разберусь сам. Лекс, стоявший возле Майсфельда, остался на месте, но внимательно смотрел на пришельцев, положив руку на меч.

- Что случилось, добрые люди? – спокойно ответил на завывания лейтенант.

- Так вот ваш пострел, пробрался к нашей дочери в светлицу! –сказал глава семейства –значит, покамест я с сыновьями графью волю блюду, в этот ваш… Сехрет ходил, так ваши дружинники мне дочь бесчестят!

- Это не мой дружинник, это ополченец… Как и вы, почтенный. Но поскольку мы в походе и подчиняется он мне, то я решу этот вопрос.

- Ну… Тоже из простых… Тогда это… - мужчина рубанул ребром ладони воздух - Ну, нехай женится теперь, раз резвый такой. Дохлый он какой-то, чахлый, но какого зятька послал Верховный, того и возьмем, что уж нам теперь…

-Ну а у нас… Если он ее, конечно, не изнасиловал, а… скажем так, обаял, то получит он только десятка два палок за отлучку из лагеря – Лейтенант развел руками. – Ну а если большее за ним преступление, значит… - Карви указал рукой на ближайшее дерево.

- Обаял, обаял – согласилась мать «поруганной», испугавшись, что дело примет такой оборот, что она останется без новоиспеченного зятька. Приходит муж с сыновьями, глянь, а она довольная, что твоя кошка! Вот, полюбуйтесь! – Из толпы родичей вытолкали девушку с густыми длинными волосами, поверх сорочки кое-как было впопыхах надето верхнее платье. Вилли и его подруга обменялись смущенными взглядами.

- Ну, - взял речь лейтенант – тут такое дело, как тебя? Вилли? Или палок и идешь дальше служить во славу Арн-Дейла, или… Карви критично осмотрел девушку – ну, женись, что уж теперь…

Вилли попытался что-то сказать, но слово взял один из дружинников.

- Так я эту девку знаю! Она к нам в лагерь ходила!

Отец, мать, братья и прочие родичи удивленно вздохнули.

- Продолжай- сказал лейтенант, резко развернувшись на каблуках к говорившему.

- Ну, а вот этот паренек, он к нам в лагерь пришел – ну… Ну я… Да и никто… Короче, не обижали его, не задевали, подошел он к этой девке…

- И что?

- Ну… Монетками он пошуршал и договорились они. Я и сам было к ней так и эдак… - Дружинник подмигнул понурой простоволосой девушке - Но вот он половчее оказался – пожал плечами молодой, но уже пообтершийся в дружине боец.

Мать девицы едва не упала в обморок, отец от стыда закрыл лицо руками.

- То есть, договорились? – уточнил Карви.

- Ну, о цене…

- То есть. Еще раз – громко сказал лейтенант – она пришла в лагерь, с целью, ну, скажем так, заработать. Вилли предложил ей денег, и они… Ушли?

- Да, так и было, лейтенант – сказал дружинник.

Сначала начал смеяться Карви от комичности ситуации – за ним уже дружинники и ополченцы, собравшиеся на стихийное судилище. Не до смеха было лишь делегации, пришедшей из деревни.

- Вот ты ведь пройдоха – Лейтенант треснул Вилли по плечу ладонью – ну даешь… - ладно, ладно… - Карви так хохотал, что пришлось вытирать выступившие слезы – И сколько заплатил, ну, скажи мне?

-Две серебряные…

- ДВЕ СЕРЕБРЯНЫЕ??? Вы слышали, две серебряные! Простите, ваша светлость, не признал! – Посмеиваясь, Карви отвесил шутливый поклон. – Вы в следующий раз говорите, вашество, я попрошу адъютанта подавать девиц к вашему шатру…

Вилли, вздохнул, выдохнул, затем, не выдержав, начал смеяться вместе со всеми. Обещанных палок за самоволку он так и не получил - да и Лейтенант не мог проржаться, кажется, еще половину дороги.

Жители деревни, совершенно сбитые с толку, шли обратно.

- Ну, погоди мне, дочурка – сейчас вожжей получишь - на мужиков вообще глядеть не захочешь!

- Ну что ты – вступилась мать – погодь, вожжей то… Две монеты серебром… Соберем еще чего, как урожай осенью продадим, замуж выдадим ее… Я тут копила еще… Ну, на башмаки себе новые… Не уродуй девку.

- Да скажешь тоже! Позорище! На всю деревню! Разнесут по округе! Кому эта кошка драная теперь нужна, даже с двумя серебряными!

- Тятя – всхлипнула девушка. – Не губите… Я вам все до последней медяшки отдам…Я… Просто…

- Какой еще медяшки? Две серебряные же…

- Чтобы девушка, да честь свою первому встречному отдала за две серебряшки, тю! - Подхватила одна из родственниц.

- Кхм… Вообще-то…- девушка посмотрела, как мать хватается за сердце – уже не девушка… Тут войско с прошлой весны уже несколько раз ходило, сейчас у меня был от вас узелок припрятан…

При слове «узелок» матери так и стало дурно, родичи стали приводить ее в чувство. Отец семейства смотрел на непутевую дочь, громко сопя и в замешательстве скребя затылок.

До предгорий добрались ранним вечером – у входа в ущелье стояли, как положено, рогатки, с осени крепостца у подножия приросла несколькими башнями и аванпостами. Местный управляющий, ранее служивший Аррену, дело свое знал, и из кожи вон лез, чтобы его лишний раз не интересовались ни граф, ни посланные им люди.

Все воинство вместить в крепости нечего было и думать – ночью там остановились Майсфельд с лейтенантом и рыцарями. Сотники и сержанты дружинников набились в гостиницу у частокола, чем осчастливили ее владельца, а простые дружинники выпили весь запас пива – но владелец не прогадал и заказал его загодя, зная, что мимо будет проходить войско. Оное из бочек разливалось по кружкам прямо на улице, потому как здание ни за что не вместило бы всех страждущих. Впрочем, особо спиртным никто не заливался – рядом горы, а в горах, знамо дело – гномы, но, хоть посты и были усилены, но воины в черно-синем чувствовали себя довольно вольготно – чего не скажешь об ополчении, конкретно о его посадской части - те вкалывали при устройстве лагеря больше всех, возводя низкие насыпи, ставя рогатки и роя отхожие ямы, после чего сотники и сержанты запретили им выходить дальше импровизированных укреплений, а едва наступила ночь – загнали всех спать. Вилли от этого пришлось несладко – некоторые сослуживцы так и норовили его сквозь зубы обругать или хотя бы толкнуть плечом. Не выдержав этого, на все придирки он начал отвечать, что оно того стоило. Остроумный ответ злил задир еще сильнее, но цепляться к нему перестали.

Скоро и среди дружинников сдержанное веселье сошло на нет – ведь завтра рыцари и дружина выдвигались, чуть свет, в горы. К всеобщему облегчению ополченцев, до дальнейших распоряжений они должны были оставаться на месте.

Лейдл, наконец скинув надоевший фартук и надев свою котту, весьма резво поднимался по лестнице, постукивая деревяшкой вместо ноги. Не было для старого вояки ничего радостнее, чем идти напрямую из кухни в главный. В Цитадели вновь, как прошлым летом, было тихо и пустынно- дружинников едва ли с полсотни, да и то – с нового пополнения или страдающие от незаживших ран. В такие моменты он неизбежно чувствовал себя хозяином положения. Правда, в этот раз у него был соратник:

- Джосеф! – Радостно воскликнул он, входя в Главный Зал – Не скучали, господин казначей?

- Как по камешкам в сапогах. –хрипло ответил казначей - Ой, прости, в одном сапоге – сказал он, вставая из-за стола.

- О, ну ты и шутник, у меня, знаешь ли дыхание сперло. – Поддел его Лейдл в ответ.

Казначей начал тихо и хрипло смеяться, пока не стал задыхаться и хвататься за грудь.

- Ладно, ладно, уел… Садись.

- Еще какое-то дело? Новый мэр опять нечист на руку? Я ему покажу ведь, как предыдущему.

- Нет, с этим все в порядке – сказал казначей. Поможешь мне, мало ли… Из посетителей кто… Просителей…

- Охохо, а у меня там щи на кухне…

- Не заливай – грубовато откликнулся казначей – дружинники сегодня себя сами кашеварят. А твои остолопы мне пашотт подали кое-как.

- Ох, ну простите, ваше казначейство! Я им скажу, чтобы вам яйца в скорлупе варили, вот сами и ковыряйтесь! Эх, давай, что там в твоих каракулях. Конечно, так себе приключение, но… Рад быть полезным!

Первый посетитель ждать себя долго не заставил. В зал вошла белокурая девушка в суконном красном платье с кипой бумаг в руках. Казначей жестом пригласил ее присаживаться.

-Чтобы у меня отросла нога и опять отвалилась! –Лейдл вскочил с деревянным стуком с кресла – Джосеф, что это у нас тут за красавица? Понятно, чего этот гад меня на кухню отправить хотел!

-Я не... Ай… – обреченно отмахнулся казначей.

Девушка сильно засмущалась, покраснела, но при этом улыбнулась и расправила плечи.

- Я Альда… А вы…

- Лейдл… Я тут, знаешь, помощник главного казначея, и помогал свергнуть неугодного города мэру, но в свободное время тут подрабатываю поваром…

- Старый пес, хватит смущать даму!

- Ой, да ладно, это… Это очень мило…- Сказала Альда, садясь напротив, на краешек лавки.

- Ну что там у нас сегодня, дашь почитать?

- Вот, пожалуйста, с вас…Ой, простите, привычка.

- Да ладно, держи, на развитие, так сказать, печатного дела – казначей небрежно, словно красуясь, взял в одну руку все никак не занимавшуюся трубку, а другой пододвинул к ней стопку блестящих медяков – кажется, они совсем недавно были отчеканены.

- Вот, стало быть, потихоньку вводим в оборот – похвастался казначей. А то на старые медяки без слез не взглянешь. А там бы и на серебро замахнуться, да граф не велит пока.

- Правильно – Альда, убирая добровольное пожертвование, продолжила - в Империю стало поступать больше серебра с Лесного Континента, а из-за этого монеты стали обесцениваться, поэтому слишком резко вводить монеты в оборот вредн…

- Вот, слышал, Лейдл, мало что красавица, так еще и умница. Я ведь старый солдат, Альда, и только считать умею, только всего, а ты вот какая… Так… Лейдл, хватит слюни пускать на порядочных девиц, набей мне трубку, как ты умеешь, я пока почитаю, что у нас людей волнует…

- Да кто так набивает потому что… Тут аккуратно надо, это тебе не тить… - Альда, простите великодушно старого грубияна – смутился повар. Джосеф, покачав головой, углубился в чтение:

- Ну да, ожидаемо… Волнуются за тех, кто в поход отправился, да еще непонятно, куда… Хм, спасибо, Лейдл, подвинь подсвечник… Пуф… - Дымок поднялся кверху, а девушка напротив него украдкой махнула перед носом рукой - Маркграф у нас в шпиономанию заигрался, вот так и странно все потому, Альда. Но, надеюсь, скоро будут хорошие новости, и ты о них напишешь. Помощь нужна с твоими новостями, может, помочь распространить? Или охрану… Если кто платить откажется, чтоб того…

- Спасибо большое, не нужно… Я обычно оставляю большую часть в цехах или у торговцев на рыночной площади. Они потом мне отдают монеты.

- Тоже дело. У нас грамотных не так много, конечно, так, что пусть там друг дружке и читают.

- Так и происходит… Хм, некоторые даже платят за то, что новости прослушали. Я не настаиваю, сами…

- Как похорошел наш город, сказал казначей, пуская колечки. - Благодаря твоим новостям тоже. Может… Школ парочку открыть… Для детей… Чтобы читать и писать учились, ну так сказать, цен-тра-ли-зо-ванно.

- Эй, тебе может на твои вонючие листья не налегать – подначил его Лейдл – ты что-то на себя сам не похож.

- Ай, да уйди ты… - в сердцах сказал Джосеф - И не книги священников, где одни их страшилки про святых, а вот – он указал на дальний конец зала, - нормальные книги. Ботаника, медицина, военное, инженерное дело… Хелдор все у меня с полок перетаскал, половину не вернул, пострел… А гм, ну… - попытался казначей замять разговор, ушедший в неловкое для Альды русло.

- А чего ей знать Хелдора? – Удивился Лейдл.

- Ну, так листки вот с той образиной кто придумал в печать пустить. Там и познакомились? Верно говорю? – Подмигнул казначей девушке.

- Да… Ладно, спасибо, я тут немного передохнула, теперь пойду и…

- ВАША СВЕТЛ… - ворвался в зал боец в старом набивняке, но осекся, поняв что тут не к кому так обращаться, но осекся – там… Там…

- Что такое?

- Ну, войско к нам идет говорят… И эльфы с ними…

-Только жаль – сказал Йозеф, выбивая табак из трубки и вставая, что чтобы наши дети учили ботанику и архитектуру, нам постоянно нужно кому-то давать по морде!!! – С этими словами казначей снял со стены бердыш. Давай в сбрую, костяная нога, и я тоже. Собираем, кто есть во дворе. Ты… Как тебя?

- Рядовой Кастер?

- Бегай по Цитадели и собирай всех дружинников, Кастер. Давай, родной, быстрее, быстрее!

- Мне тоже пора. Я забегу потом, нужно спешить – заспешила к выходу Альда.

- И куда же теперь – спросил Лейдл.

- Я пойду в госпиталь… Надеюсь, что без меня обойдется, но все же.

- Эх, Альда, будь я лет на двадцать младше – пробурчал повар, спеша к своей комнате, в которой по-прежнему хранилось его снаряжение.

Через четверть часа на полупустом дворе Цитадели собралось с полсотни дружинников, а в их главе было два калеки – Лейдл и Джосеф. Слуги и фрейлины при дворе, выполняя приказ, доставали из арсенала старенькие арбалеты, запирали окна, большинство дверей. Дело нешуточное – неизвестные подошли к городу, а из войска у них разве что малая часть стражи да ополчение. Нужны были каждые свободные руки, чтобы, дадут боги, дождаться своих.

С тревожными мыслями весьма слабое подкрепление вышло из Цитадели, а Джозеф все не мог взять толк, с какой же стороны могли умудриться прийти недруги, и почему их заметили лишь сейчас, ввиду города?

Майсфельд был в замешательстве – идти также, через ущелье, на плато, где они были осенью? Очевидно, что их там будут ждать… Достаточно будет лишь небольшого числа гномов, с огромными щитами и закованных в броню, вроде гвардейцев Свена, чтобы встретить их в ущелье, измотать боем, не давая прорваться. И только если бы это… Обвалы, ловушки, стрельба из-за каждого камня, в конце концов – гномы были в горах что рыбы в воде и могли устроить немало смертельных сюрпризов.

Сон так и не шел. В предрассветных сумерках маркграф, сунув ноги в высокие сапоги и накинув поверх плащ, пересек двор предгорной крепости и поднялся на стену. Оперся руками на крепкий частокол, буравя глазами горы и не понимая, как же ему удастся их покорить? Зачем он сюда привел этих людей? Теряет хватку?

Хлопанье крыльев, подле него уселся крупных размеров ворон. Все тот же самый.

- Ну, говори, птица – с обреченностью в голосе произнес Майсфельд, аккуратно приглаживая крылья вестнику. Ворон не позволил такой фамильярности, выбрав себе другое отесанное бревно, подальше от Майсфельда. Потом произошло что-то странное – ворон совершенно по-человечески сначала склонил голову набок, а потом вдруг воздел одно крыло в сторону гор – как человек, указывающий направление. Затем ворон вспорхнул и, как могло показаться, неуклюже задел Майсфельда. Хлопок черных крыльев словно разверзся перед ним, даруя видение: гномы часовые стоят в предутренний час на своих постах. На ущелье нацелены баллисты, а груды камней, стоит лишь немного им подсобить, рухнут на головы людей, дерзнувших вторгнуться в новые владения гномов. Но вот что-то происходит – другие низкорослые тени то тут, то там появляются за спинами бородачей – быстрые, стремительные удары кинжалами и топорами, падающие стражники. Кажется, в стане гномов мятеж…

Майсфельд поднял голову вверх, провел по лицу ладонями, словно стряхивая с себя видение. Это прошлое? Будущее? Настоящее? Ответ не заставил долго ждать – на скале он увидел две маленькие, коренастые фигурки- наверняка гномов. Майсфельд выхватил из футляра подзорную трубу, едва не разбив бесценный прибор, после чего стал всматриваться: один явно, стоя у обрыва, следил за их войском, готовый доложить, куда следует, если они выступят. Второй, еще ниже как будто уже в плечах, толкнул часового и тот, на глазах изумленного Майсфельда, полетел с отвесных скал вниз, гулко бряцая и ударяясь о выступы… Стало ясно – пора действовать и им. Часовые дружины тоже не могли не заметить произошедшего, пусть и не в таких деталях, но, волей-неволей, лагерь стал приходить в движение.

Дружинники и дворянское ополчение собирались недолго – и теперь, поотрядно, втягивались в ущелье – да так, чтобы сходу ударить. Нечего было и думать, что им свободно дадут выйти из ущелья. Майсфельд, Карви и Лонгарм, как всегда, шли впереди. Чуть поодаль от графа двигался Лекс. Зная, что в горах можно ожидать чего угодно, он ради защиты своего господина вынужден был брать щит, готовый укрыть его. Щит бесполезной доской болтался на руке и всячески его раздражал, но безопасность была на первом месте. Видели бы братья по оружию — ему бы было не избежать насмешек. Что ж, справедливо.

Пейзаж был донельзя однообразным, напряжение стало потихоньку спадать, уступая место скуке. Ущелье было безлюдным. Дружинники в колонне сразу то тут, то там, рассказывали, как они пришли туда впервые. Ни обвалов, ни арбалетных болтов из-за каменных глыб. Даже странно - хотя можно было заметить, что у гномов были для того выгодные позицию, можно сказать, оборудованные: установленные стрелометы, кучки камней, стрелы, но… Возле них теперь не было ни души! Но вот, еще один поворот под тупым углом – и будет вход в долину. Граф встал как вкопанный, рыцари и оруженосцы возле него достали мечи и топоры. Команда о готовности отправилась назад, по цепочке.

Воины Арн-Дейла спешно подтягивали ремешки, проверяли оружие, напряженно перешептывались. На острие атаки становились спешенные рыцари и оруженосцы –некоторые благородные наверняка притомились с непривычки от длительной пешей прогулки, но они были готовы ударить первыми, сколь опасный враг их ни ждал за поворотом и почитали это привилегией. Собравшись с силами, граф дал отмашку и передовой отряд, в составе которого был и он сам, двинулся вперед. Верный доспех казался непривычно тяжелым. Он шел в бой, не боясь смерти, и не боясь, что без него «Нижние земли», как презрительно говорят в столице, осиротеют. У казначея есть конверт, который будет открыт лишь в случае его гибели. Боялся он лишь одного - опозориться перед воинами, погибнуть от глупого, неловкого движения, упасть под тяжестью доспехов, не имея сил драться… Это хуже всего. Если придется, надо найти себе силы попросить помощи у Хуунре, как это делал Хелдор и его товарищи. По крайней мере, он в грязь лицом не ударит.

В узком месте, практически, бутылочном горлышке, засели гномы, не меньше полутора сотен, с огромными ростовыми щитами и с ног до головы облаченные в пластинчатые доспехи. Лица закрывали надежные личины, из-под которых торчали толстые, заплетенные в косы бороды.

- Если не сможем прорваться через них — пиши пропало. Карви! - Окликнул он через плечо лейтенанта.

- Ваша светлость?

-Не сметь выносить меня с поля боя, если буду ранен. Как и спасать. Никаких отходов. Дружина продолжит штурм, во что бы то ни стало. Пусть им придется идти по моему хладному трупу без всякого почтения, но вы должны будете прорваться. Вам ясно?

- Будет сделано – решительно кивнул Карви, захлопывая забрало – постарайтесь, в таком случае, устоять на ногах.

- Лекс подопрет и будет толкать вперед – почти беззаботно сказал Майсфельд, тем вызывая уважение у тех, кто стоял к нему ближе всех и поднося рожок к губам. Резкий гудок и приказ:

- Воины! Вперед, шагом, марш!

- Рыцари! Наступление!

- Дружина! Напирай!

Колонна возобновила движение. Рыцари и лучшие дружинники нашли достойных врагов. Они будут зубами прогрызать бреши в обороне гномов, а те — встанут насмерть и не пропустят их. Каким бы ни был исход, этот бой будут помнить долго.

Пока арн-дейлцы приближались, граф заприметил гнома, выделяющегося среди прочих — он был не в обычном шлеме — его украшала резная личина, которая, видимо повторяла его настоящие черты лица, даже бороду, каждый ее волосок! Тонкая, дорогая работа. Далеко не последний среди гномов. Хотя другому такой важный рубеж обороны бы и не доверили.

Тридцать шагов. Стрелять бесполезно, дружинники лишь замедлятся – арбалетчики идут с мечами наголо.

Двадцать пять. Все что нужно — это прорваться через них. Вряд ли в горах засела целая армия гномов.

Двадцать. Сколько бы их ни было — в численности людям они уступали.

Пятнадцать. В самом деле, не рождаются же они из недр земли? Впрочем, если вспомнить об их выносливости...

Десять. Сейчас подходящее время для рывка...:

- Долой узурпатора! За подгорного короля! -командир гномов воздел кверху секиру.

«Это кто здесь узурпатор!?»- Не вполне уместно подумалось графу. Однако, в этот момент противник, всем своим видом излучавший угрозу, неожиданно повернулся к ним спиной. Граф замер от неожиданности. Гномы в таком порядке вышли в долину, и двинулись на порядки рудокопов и рейдеров, выстраивающихся за ними.

- Кто бы мог подумать! – Воскликнул граф - Вперед, вперед, не оставим им не единого шанса! Шире шаг! Карви, разворачивай порядки, рыцари ударят следом за ними, вперед!

Гномы отличаются не только выносливостью — но и завидным упорством. На случай нападения со стороны Арн-Дейла они прорыли туннель в мягкой податливой породе — параллельно проходу в ущелье. Там и без того было немало пещер, потому дело весьма быстро спорилось. Арн-Дейлцы и не подозревали, что буквально в полусотне шагов им шли в тыл пять сотен гномов.

Казалось бы, какая мелочь против немаленького войска Арн-Дейлцев— если не помнить об одном — что толку от численности, коли они все в узком ущелье? Да, дело опасное, но учитывая, что по другую сторону ущелья их блокируют лучшие из стражей — противники умоются кровью. Вот он — конец извилистого тоннеля, запечатанный массивной плитой. Тот был запечатан рунами — даже если бы снаружи заметили — не смогли бы отодвинуть или оттолкнуть ее.

Командир посланного в обход отряда сделал несколько пассов руками, и перед ним, в полутьме тоннеля, появилась целая вязь гномьих рун. Он, чуть подумав, нажал на несколько рун одновременно, и плита откатилась в сторону — в заготовленный для этого желоб. Если и мало какой гном мог стать магом в привычном понимании этого слова — но зато кроме них камень заговорить никому не удавалось. Будь у них заклинатели посильнее — и сами горы обрушились бы на Арн-Дейлцев.

Гномы выходили на солнечный свет, вся дружина уже давно была в ущелье. У входа они догадались оставить приличных размеров арьергард — пожалуй, до половины тех, что вошли в ущелье… Если не больше! Командир напряженно посмотрел на негаданную помеху - шагах в трехстах от них. Он заметил суетливость, растерянность и... Страх.

- Одетые в железо и кожу кметы! - зарычал командир — досадное недоразумение! - Воины, стройся! Смажем их кровью древние скалы — и быстрее доберемся до дружинников!

- БЕЕЕЕЕЙ!!!!

…Дружинники давно исчезли за поворотом — и наступила тишина. Едва ли ополченцам удалось как следует ночью отдохнуть, и теперь их разморило на неярком весеннем солнышке — один из первых настолько пригожих дней. Поспать бы еще под навесами, но приказ был строг – все ополченцы были снаряжены для боя, чтобы быть начеку… Однако, многие горе-вояки скинули шлемы и разлеглись прямо на прошлогодней траве, ременные петли щитов были ослаблены. Кто-то пытался скинуть и опостылевшие стеганки — но сотники старались следить за дисциплиной, и подобные лентяи сразу получали тумаков — после чего желающих охладиться таким образом не было.

Вилли лежал на солнышке, подперев рукой голову. После холодной ночи он ощущал себя ящерицей, выползшей под лучи солнца. Все вяло обсуждали, какие сокровища они унесут, когда дружина перебьет за них всех гномов — да, большую часть надо сдать, но ведь не станут же в самом деле выворачивать карманы?

Однако, мечтать не вредно — по левую руку от ущелья часовые заметили движение. Казалось, минуту назад там никого не было. Кто-то выходил... Из скал?

- Гномы! Гномы! Они лезут прямо из скал!!!

Ополченцы вскочили, поспешно надевая шлемы, запахивая стеганки. Повсюду был слышен лязг оружия и скрип затягивающихся ремней. Раздавались сигнальные рожки, немногочисленный штатный гарнизон закрылся в деревянной крепости.

Сотники и сержанты раздавали приказы, их подчиненные спешно строились. Вперед, едва не дрожа от страха, выдвинулись крестьяне с луками и самострелами. Гномы были в ста пятидесяти шагах от передовых порядков — они шли размеренно, шагом, выставив вперед щиты. Их было в разы меньше— но это их мало пугало -они были почти уверены, что вчерашние лапотники побросают оружие и пустятся наутек. Остальные крестьяне нерешительно рассыпались по окрестностям, кто-то бросился в лагерь, за рогатки под выкрики сержантов и сотников.

В первой шеренге гномов было около сорока бойцов — те шли, сдвинув большие, в свой рост, щиты. Командир был заметен среди них — по закрытому шлему.

- Уууудух! -Гномы ударили по щитам, затем еще и еще — грохот был поистине пугающим. Кто-то из щитоносцев со стороны людей попытался им ответить, но нестройный стук выглядел жалкой пародией.

- Залп! - стрелки, не менее сотни, спустили стрелы с тетив. Большая часть бессильно отскочила от шлемов или вонзилась в щиты - но несколько гномов упало наземь — кто хватался за горло, а кто — за стрелу в глазу.

Удручающий эффект от такого числа стрелков — гномов это лишь разозлило. Главарь что-то рявкнул, и они ускорили шаг. Залп! - гномы в сотне шагов. Целиться получилось чуть лучше, а часть стрел угодила в задние ряды, где были гномы в доспехах попроще. Еще одна отрывистая команда — гномы на ходу перестроились в клин, на острие которого был сам командир и его лучшие воины — тэны.

Вилли стоял в третьей шеренге, сжимая копье в до боли в побелевших пальцах. Перед ним было две шеренги щитоносцев — первые стояли с мечами и топорами, а остальные, со щитами поменьше — с короткими копьями. Что ж, построиться им удалось быстро, но что дальше?

- По готовности! - закричал командир стрелков, но беспорядочная стрельба и вовсе не впечатлила гномов — почти без потерь они ворвались в рассыпной строй лучников и арбалетчиков, а их командир погиб одним из первых — неловко пытаясь закрыться луком от удара шестопером. Оружия, которое было пригодно для ближнего боя с гномами у них не было, и тем ничего не оставалось — только бежать.

Тем, кому повезло, или кто был поумнее, обежали своих соратников и смогли прийти в себя уже за ними, перестроившись или отойдя в лагерь, за частокол, откуда, как могли, потом поддерживали товарищей стрельбой. Часть стрелков побежала прямо на щитоносцев, думая что они смогут укрыться за щитами — но гномы были слишком уж близко.

- Не разводить щиты! Держать строй! Держать строй! – командир принял тяжелое, но верное решение.

Часть из отступающих напоролась на копья, кто-то, потеряв голову, только что головой не бился о щиты первой шеренги, чтобы их пропустили, но вскоре о них забыли — на строй ополченцев со всей мощью обрушились гномы, которые, пробежав более полусотни шагов, не нарушили атакующего построения. Всего несколько минут прошло, а стрелков, оставшихся на ногах, была едва ли половина.

Строй прогнулся, затрещал по швам — гномы ворвались в их ряды, как волки в отару овец. Буквально в десяти шагах от Вилли происходило настоящее безумие — гномы, почти не неся потерь, проникли вглубь шеренг, разрывая их пополам.

- Перестроиться! Шилтром! Шилтром! - Наперебой кричали сержанты. Гномы первым своим рывком пронзили строй насквозь, и теперь они перестраивались, намереваясь ударить и в тыл. Щитовики замешкались, и едва поспевали перестроиться навстречу противникам. Теперь они, растянувшись, прикрывали копьеносцев, алебардистов и уцелевших стрелков с трех сторон. Единый отряд разбился на два — ополченцы не решались пересечь ту кровавую просеку, оставленную гномами. Вилли старательно отворачивался от того, что предстало перед его взором. Ополченцы были безжалостно втоптаны в землю подкованными сапогами. Вилли хотелось бросить копье и прижать ладони к ушам - раненные, которым не повезло сразу умереть в этой мясорубке, истошно кричали. Подавив этот порыв, он покрепче сжал оружие — он еще ни одного удара гномам не нанес, не время впадать в панику.

Гномы, перестроившись, направили клин на отряд, в рядах которого находился он. Удар был не столь стремителен — гномы все же живые существа, и этот прорыв сквозь их строй стоил им немалых сил. Щитоносцы, собравшись с силами, достойно встретили атаку. Вилли краем глаза увидел, что второй отряд вновь перестраивается — не желая дожидаться своей очереди.

В их лагере и вокруг него слышались команды – быть может, дрогнувших удастся вернуть в чувство, и они ударят по гномам с третьей стороны. Со стен гарнизона посылались редкие стрелы и болты, а потом по самой середине строя ударила снаряженная к бою баллиста.

Гномы оказались упрямыми — они не старались обхватить их строй с трех сторон, они продолжали давить в одну точку -и это им удавалось. Все новые щитоносцы вставали на место павших, прикрывая щитами товарищей — однако, не все были столь отважными и удалыми - то один, то другой ополченец бросал оружие и бежал прочь, расталкивая товарищей. Вилли стоял во втором ряду- то делал шаг назад для выпада, то, громко сквернословя, принимал очередного коротышку на древко, стараясь оттолкнуть его назад, покуда кто-нибудь из бойцов со щитом не приходил к нему на выручку. Тому повезло, что пошел он силой в отца, и был не слабее любого из гномов – хоть и выглядел не очень внушительно.

То один, то другой гном падал наземь, но топоры легко пробивали доспехи ополчения, дробя и ломая кости через набивняки, прорубая кожаные доспехи, тем собирая кровавую жатву. Ополченцев становилось все меньше, но надежда еще была — второй отряд ударил во фланг, напирая, и давление на отряд, в котором был Вилли, ослабло. Часть стрелков развернулась в полусотне шагов от гномов, расстреливая их с другого фланга, а те не решались покинуть строя, не ослабив его при этом. Наконец, порядка двух сотен ополченцев, прикрывшись щитами, вышли, отставив в сторону рогатки, из лагеря, намереваясь атаковать и тыл бородачей.

- Неужели подгорный народ разучился воевать! - Услышали все — и гномы, и люди, громоподобный вопль — почему они еще не бегут прочь! Гномы, руби их! Руби! Командир гномов вновь очутился в первом ряду, круша головы и щиты, взяв топор в обе руки. Его воодушевление — а, может, уязвленное самолюбие — повлияло и на остальных гномов. Их отряд стал в два раза меньше, а теперь его и вовсе намеревались уничтожить, задавив числом. Взмах топора — два щитоносца только что не разлетелись в разные стороны от чудовищного удара. Ополченцы пятились назад, и лишь волосок отделял их от панического бегства.

Рядом с Вилли стоял паренек, который вчера отказался вчера от выпивки — он, кажется, пробил сегодня немало кольчуг, и был уверен в своих силах — он, как и Вилли, понимал, что гномов можно и нужно бить. Наконечник и древко были в крови, шлем был потерян в горячке боя, а некогда светлые волосы слиплись от крови. В один момент он со своим товарищем оказался один напротив вожака гномов. Его друг сделал выпад, но наконечник копья соскользнул по чешуйчатому доспеху, и ополченец споткнулся. Гном, который был ниже него на голову — но раза в полтора шире — нанес удар по затылку, и голова храброго парнишки лопнула, словно арбуз.

- Суука! - в отчаянии завопил Вилли, и, забыв обо всем, треснул убийцу копьем.

Шлем от сильного удара слетел, а сам гном пошатнулся, хватаясь за ушибленную голову. Воспользовавшись моментом, Вилли разжал холодеющие пальцы друга, забирая его оружие взамен сломанного. Бой отдалился от них — все ополченцы вокруг него пали, остатки отступали назад, а гномы чуть ли не с ленцой отмахивались от отрядов, которые угрожали им с фланга и тыла — настолько нерешительно они действовали.

Несколько мгновений стояли они друг напротив друга — такие разные. Вилли, в помятом кожаном шлеме и стареньком кожаном доспехе — и командир гномов — сильный, широкоплечий, с длинной ухоженной бородой. Лицо и абсолютно лысый череп были украшены множеством татуировок, а в руках — страшных размеров выщербленный топор — сколько сегодня душ он им загубил — не счесть.

Не только внешность была разной — были разными и причины, по которым они тут находятся. Вилли хотел защитить свой дом, но понимал, зачем граф отправился сюда — и теперь он не жалеет, что он попал в этот отряд. Так бы до последнего боялся гномов, дрожа за крепостным валом, но нет, он уже дерется с ними - здесь и сейчас. Гном просто любил победы, любил военную добычу, любил убивать, в конце концов. И он запросто насытит кровью молодого паренька и стальное чудовище в своих руках.

Гном, сделал осторожный шаг вперед, пытаясь сбить копье со средней линии. Вилли ушел чуть в сторону, ударив гнома в бок, пользуясь длиной своего оружия. Пара чешуек слетела, но глупо было бы надеяться, что от этого доспех бы развалился. Увернувшись от второго взмаха, он ударил еще раз, метя в горло. Гном едва успел отклонить острие древком топора, а копейный наконечник чиркнул его по лысине, оставляя глубокий порез. Получив столь обидную рану, бородач взвыл, и крепко насел на молодого ополченца. Собрав волю в кулак, Вилли, вместо того, чтобы продолжать бегать, сблизился с врагом, подставил копье под топорище и ловко ударил противника древком в висок. Гном упал навзничь, а Вилли, с воинственным возгласом занес копье для удара и, поставив ногу на грудь поверженного противника, пронзил ему горло. Командир гномов зашелся в предсмертном хрипе и вскоре затих.

- Я... Я.…Их командир мертв! Командир гномов мертв! Бейте их! Бейте!!!

Гномы замерли от ужаса, видя распростертое тело своего предводителя, а ополченцы, воспрянув духом, набросились на остановивших наступление гномов. Да, они понесли большие потери, но теперь на каждого бородача насело двое или трое Арн-Дейлцев, и те падали под градом ударов. Коротышки были слишком храбры и упрямы для того, чтобы отступить, и гибли один за другим. Вилли, теперь не боясь никого и ничего, бросился в бой с новыми силами, нанося удары налево и направо, убивая гномов секирой их же командира. Страшное оружие теперь было в его власти, и теперь гномы ответят за его погибших товарищей. Гномы гибли молча, сжав зубы, стоит отдать им должное. Минутное затишье, и тут уцелевшие ополченцы закричали:

- Вилли! Вилли! Ты сделал это! - его однополчане бросились к нему, пожимая ему руку, хлопая по спине и плечам. Наконец, каждый прикоснулся к отважному парню, который убил главаря гномов, и тем самым обратил вспять исход битвы.

- Эй, поздравляю, ты победил его!

Вилли обернулся. Тот самый его белобрысый друг.

- Жак! Жак! - я думал... Он тебя убил.

- Да нет, что-ты, голова у меня крепкая. Всего лишь ушиб. Я и о притолоку в деревне сильнее бился, там потолки низкие, знаешь ли.

- А то как же...

- Пойдем, нам пора.

- Куда?

- Граф и дружина сражается без нас, нам пора идти к нему на выручку.

- И то верно. Идем.

Вилли и Жак вошли в ущелье, а за ними, признавая его лидерство, двинулись остальные ополченцы — их ждем еще одна битва, и куча гномьих сокровищ… Неожиданно его товарищей словно сдуло ветром, сложились, как карточный домик, стылые скалытены. Он оказался один, в чистом поле, как вдруг он услышал знакомый, приторно-сладкий голосок.

- Милый, не забудь про меня…

- Ресква? Это ты? Как ты здесь оказалась?

- Я ждала тебя, мой герой! Скорее, отделай этих мелких бородачей и задай трепку мне, ммм? С этими словами деревенская девушка ослабила горловину сорочки, белая ткань скользнула по плечам, после чего он вновь увидел ее изумительно крупные, белоснежные груди… Они слепили его своей красотой, белизна от них все ширилась, заполняя весь мир вокруг него, пока это теплый, нежный свет не захватил его всего…

- Вас довольно долго не было — как бы вскользь произнес предводитель гномов, поднимаясь с земли.

- Мы думали ты сам, как обычно. Ты Крому в тот раз выбил четыре зуба, когда ты в поединок вмешался.

- Там рыцарь был, а не этот — гном, потирая ушибленную голову, плюнул на лежавшего ничком ополченца.

- Да ладно, не повезло и все тут, бывает. Мы все равно неподалеку были.

- То есть это я вам еще спасибо сказать, троглодитовы дети? Ай - Тот досадливо махнул рукой — сам виноват, недооценил противника. Одет то в обноски.

- Не то слово — один из его тэнов склонился над телом — вроде бы обычный селянин, - с этими словами тэн ухватил тело за плечо и перевернул.

Гном удивленно отшатнулся, отмахиваясь, словно отгоняя нечистую силу.

- И какого кобольда он улыбается?

- Хха, я же его со всего маху по затылку огрел. Я бы посмотрел на твое выражение лица, если бы ты мозги по всему шлему расплескал... Мда, люди — тупицы, кто еще догадался делать шлема из кожи. Ни черта ж не помогают.

Бородач вновь нахлобучил шлем и, поигрывая секирой, указал на новую цель:

- Вот, лагерь, обоз, и эти придурки! Вперед, размажем их, братья!

Гномы с ревом бросились на укрепленный лагерь… Завязалась серьезная, упорная сеча. Один из командиров сумел сплотить товарищей и те не давали упрямым гномам прорваться ни к лагерю, ни к обозам.

Вилли всего этого увидеть уже не мог - широкая улыбка навечно застыла на его лице. В глазах отражалось чистое весеннее небо.