Пособие по выживанию для оборотней

Глава 9. Разоблачение

До конца смены оставалось немногим более часа, когда Туомас заметил полицейских. Их было двое — очень худой молодой мужчина и низенькая женщина с насупленным, недовольным лицом и папкой с документами под мышкой. С ними не было ни доктора Германа, ни Полины, так что Туомас предпочел склониться над большим пластиковым тазом с раствором хлорамина, где замачивали ветошь. Полицейские вышли из палаты, которая обычно пустовала, — ее предоставляли тем, кто был готов заплатить немалые деньги за индивидуальное обслуживание, — миновали процедурную и скрылись в лифтовом холле. В ту же секунду, будто залегший в засаде разведчик, словно из ниоткуда возникла Полина, но, когда Туомас набрался духу спросить, кто именно лежит в ВИП-палате, сообразил, что уже знает ответ.

Еще полчаса он старательно занимался любым, пусть и неприятным делом вроде помощи с клизмой особо неповоротливым старикам — но все равно освободился раньше, чем мог с чистой совестью снять халат и отправиться домой. Кабинет доктора Германа оставался заперт, и Туомас, не в силах побороть любопытство, приблизился к запретной для него ВИП-палате.

Он отчаянно хотел что-нибудь сделать для ребенка, который побывал на пороге смерти и пока еще не знал, что настоящие мучения только начинались. Теперь это была его ответственность — убедиться, что мальчик не останется на следующее полнолуние в больнице, объяснить технику безопасности… Но что потом? Туомас как следует надавал себе мысленных тумаков, что за неделю так и не нашел время отыскать коротышку, навещавшего Германа. Вдвоем им было бы… Он лишь горько усмехнулся при этой мысли. Оборотни, как учило «Пособие…», — одиночки, и, возможно, тот непутевый визитер даст деру, стоит Туомасу открыть рот при встрече.

Следующая мысль оказалась кошмарнее первой — а что, если это коротышка изуродовал мальчика? Туомас помотал головой, отбросив этот вариант… и все же не смог отделаться от мысли, что стоило сразу озаботиться поисками других оборотней в таком огромном городе. А вместо этого он вел себя словно Kukkulankuningas[20]… Как же называется эта игра на русском?

Не стоит рассчитывать на чью-то помощь. Туомас достал из раздевалки рюкзак и нащупал в глубине книгу Найджела. Мысль о том, что придется с ней расстаться, окатила его ледяной волной паники. Но… как же? В следующий миг ему стало стыдно — кто знает, сколько владел книгой Найджел, но ведь расстался, как только пришла нужда. Значит, сможет и он, Туомас.

Но как подбросить ребенку книгу в больнице? К тому же она на английском. Не вариант просто приложить записку и молча пойти своей дорогой. Туомас отпустил книгу и вышел в коридор: Полина куда-то пропала, до вечерней смены оставалось несколько минут. Через час повалят практиканты из колледжей, и время будет безвозвратно упущено. Пальцы сомкнулись на дверной ручке, он воровато оглянулся — но в поле зрения никого не было. Туомас осторожно нажал на ручку и приоткрыл дверь.

Он просто убедится, что с ребенком все в порядке. Это ведь не…

— Здравствуйте, — раздался слабый, но вполне отчетливый голос.

Туомас рванул дверь на себя. Пульс взлетел до небес, перехватило дыхание; халат медбрата превратился в вакуумный скафандр.

— Почему вы спрятались?

Делать было нечего. Он снова приоткрыл дверь в палату и осторожно зашел, старательно держась у самого порога.

— Привет, — пропищал Туомас не своим голосом, словно на уроке русского. — Я не прячусь. Просто ты меня напугал.

Укрытый двумя одеялами мальчик казался еще более хрупким, чем накануне; спинка кровати была немного приподнята, из мониторов остался только один. Столик с реанимационным набором белел в дальнем углу, рядом с ширмой для переодевания. Туомас подивился, что мальчик, чьи родители могли себе позволить ВИП-палату, гулял ночью один там, где его…

— Меня Игорь зовут, — подросток смотрел на него открыто и доверчиво. — А тебя?

Похоже, сбежать уже не получится.

— Том. — Туомас сделал пару шагов к кровати.

— Ты иностранец! — догадался мальчик, сияя любопытством. — Как ты тут оказался?

— Приехал погостить. И поработать. Я вчера встречал… ну, машину…

Игорь кивнул и побледнел. Туомас подошел ближе и оглянулся:

— Тебе… что-нибудь нужно? Просто я подумал, может быть, тебе не дотянуться до кнопки вызова и тебе что-нибудь нужно, а все медсестры… ну, они женщины и…

Боже, как жалко звучит его голос. Игорь, впрочем, этого будто не заметил.

— Нет, спасибо.

Туомас развернулся, чтобы выйти.

— А ты уже уходишь? Может…

Игорь скучал. Туомас только сейчас заметил, что никаких развлечений в палате не было: ни телефона, ни планшета, ни даже книжки — ничего, что обычно приносят детям.

— Хочешь, останусь? — вырвалось у него. — У меня смена закончилась уже.

— А тебе не трудно? — Мальчик, казалось, не верил своему счастью. — А ты из какой страны приехал?

Туомас примостился на краешек кресла и начал рассказывать о Финляндии с ее тысячью озер, поражаясь тому, что Игорь и понятия о ней не имел. За месяц он был первым пациентом, ни разу не побывавшим в Финляндии хотя бы затем, чтобы «откатать визу» — узнавая, откуда Туомас, каждый в отделении стремился поделиться собственным опытом поездок на «маршрутках» и масштабных покупок с непременным получением «такс фри» на обратном пути.

Зато Игорь отлично знал Петербург. На каждое предложение о Финляндии у него находилась встречная байка о какой-нибудь достопримечательности: Туомас узнал о памятнике птичке со странным прозвищем Чижик-Пыжик, о целом канале, разрисованном граффити, об огромной иллюстрации к «Алисе в Стране чудес» на стене детского сада. Когда Туомас бросил взгляд на висевшие в палате часы, то с ужасом обнаружил, что прошло больше двух часов.

— Теперь тебе точно пора идти, да? — Игорь с грустью проследил за его взглядом. — А завтра ты придешь?

— Конечно, я… — Туомас запнулся.

«Обманывать маленьких нехорошо», — с детства внушала мать, наказывая Ханну, если та, пообещав присматривать за братом, вместо этого убегала играть с подружками. А Герман запретил ему совать нос в ВИП-палату.

Что бы сказал Игорь, узнав, что вчера Туомас едва не убил его в порыве дешевой жалости к самому себе?

— Знаешь, я…

— Если не хочешь, не надо, — опередил его мальчик. — Все в порядке. Просто… тут мало с кем можно поговорить. Все очень заняты.

Туомас кивнул.

— Потому что много пациентов. Надо успеть ко всем, а это трудно. Я очень постараюсь, — это была самая большая полуправда, на которую он смог пойти. — Завтра утром я обязательно загляну к тебе. Договорились?

Игорь просиял. Туомас мысленно отвесил себе несколько подзатыльников — у него будет около часа во время общего утреннего совещания у заведующего, на которое его все равно никогда не приглашали. Полина не скрывала зависти по поводу того, что он не должен «слушать этих унылых клуш», поэтому всегда находила для него работу.

— Мне нужно будет отпроситься, — объяснил он, хотя Игорь, похоже, не ждал ничего в этом роде. — Просто есть и другие дела, если я буду тут сидеть и болтать — меня уволят.

Мальчик закивал — такая угроза была ему понятна.

— Может быть, тебе все-таки принести что-то? — опомнился Туомас. — Книжку там, фильм.

В палате стоял телевизор с проигрывателем для дисков. Игорь задумался, в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Герман Николаевич.

Отступать было некуда. Туомас с горечью подумал, что за двое суток успел не только едва не убить несчастного ребенка, но и жестоко обмануть, пообещав вернуться на следующий день. Никакого следующего дня не будет — сейчас доктор Герман просто вышвырнет его из больницы, и на этот раз уже никаких оправданий.

— Я… — начал было Туомас, но заведующий одним взмахом руки заставил его замолчать.

— Хорошо, что Том тоже здесь, — спокойно произнес он. — Ты меня помнишь, Игорь?

Мальчик закивал:

— Вы доктор Герман! Вы меня вчера лечили.

— Точно, — доктор улыбнулся и присел на краешек кровати. — Давай проверим твое давление и температуру, если не возражаешь. Смотри-ка, сатурация почти в норме — отлично, просто отлично.

Туомас растерянно озирался, не зная, куда деваться, пока доктор не спеша листал журнал записей в прикроватном мониторе. Судя по фразе Германа, он не так уж провинился — или заведующий решил не распекать его при ребенке? Или, хуже того, собрался рассказать Игорю о том, что Туомас совершил накануне?

Внутри медленно разрастался холодный ком ужаса.

— Отлично, гемоглобин еще пониженный, судя по дневным анализам, — Герман оставил монитор в покое и теперь листал карту пациента, которую принес с собой, — но в остальном ты идешь на поправку, дружочек. Придется у нас еще полежать, уж не обессудь. Ты, я смотрю, подружился с Томом?

— Да. А можно он ко мне заходить будет? Вы его не выгоните за это?

Доктор Герман внимательно посмотрел на Туомаса, и тот покраснел до корней волос.

— Выгоню? Хм… нет, пожалуй, не выгоню. Тем более Том будет тебе помогать, Игорь.

Помогать? Туомас от неожиданности дернулся.

— Ура! — радости мальчика не было предела. — Помогать? А в чем?

Герман Николаевич снял очки и медленно протер стекла краем халата.

— Тебе нужна его помощь, потому что теперь твоя жизнь, Игорек, изменится навсегда. Тут уж ничего не попишешь — тебя укусил оборотень, и в следующее полнолуние тебе предстоит серьезное испытание.

У Туомаса отнялся язык, но доктор еще не закончил.

— Да, Игорь теперь оборотень, Том. Как и ты.

Туомаса словно с головой окунули в ледяную прорубь. Хватая ртом воздух, он в оцепенении смотрел на Германа Николаевича, который, казалось, не сознавал, что его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы.

— Я не…

— Да-да, можешь больше не притворяться, — доктор махнул рукой и снова повернулся к Игорю. — Так что у тебя будет старший товарищ, старший братец, который…

Из горла Туомаса вырвался нечленораздельный рык, пальцы сами собой сжались в кулаки. Как он выдал себя, когда… Как давно доктор в курсе?

Мальчик побелел и схватил Германа Николаевича за руку.

— Том?

— Как вы узнали? — вырвалось у него прежде, чем логика подсказала неуместность такого вопроса при ребенке.

Заведующий добродушно пожал плечами:

— Да тут и особого труда не потребовалось, мой дорогой. Три ночи в месяц ты занят, сила у тебя совсем не соответствует физическим данным, плохо реагируешь на сильные запахи, ну, а твое… кхм… расстройство при виде Игоря сказало остальное.

Действительно, как все просто. К Туомасу постепенно возвращался рассудок. По здравом размышлении, ничего такого сложного Герман Николаевич и не сделал. Просто знал, и если уж есть ведьмы, то логично…

— Ясно. Спасибо за честность. И за заботу.

— А что это значит, что я оборотень? — вклинился Игорь. — Я думал, это был зверь… просто очень…

По его лицу пробежала судорога. Туомас, которого Найджел почти не тронул по меркам оборотней, лишь смутно представлял, каково пришлось ребенку один на один с огромным зверем. Доктор Герман потрепал мальчика по плечу, достал из кармана халата маленький сверток и протянул Игорю большую белую таблетку:

— На, прими аскорбинку. Сразу полегчает. А что до твоего вопроса, то постараюсь объяснить в двух словах. Оборотни такие же люди, за одним исключением. После укуса в твоей щитовидной железе, — доктор осторожно коснулся шеи мальчика, — начал вырабатываться особый гормон. Мы все рождаемся с этой железой, и гормон может выделяться, так что ты вправе считать, что все вокруг — потенциально оборотни. Пока их не укусили.

Игорь смотрел на доктора во все глаза. Туомас поморщился — ему не приходила мысль взглянуть на окружающих с такой точки зрения. В этом было что-то от ереси или банальной софистики.

— Так вот, о гормоне. Из-за него три ночи в месяц ты будешь превращаться в страшного зверя — такого, как тот, который напал на тебя. К сожалению, тебе уже исполнилось тринадцать — правильно? — поэтому трансформация неизбежна. На это время ты будешь терять разум и на следующий день ничего не вспомнишь о случившемся ночью.

— А тот, кто меня укусил… — Игорь сглотнул и поежился. — Он будет меня искать?

Доктор улыбнулся:

— Здесь тебя никто не тронет, обещаю. Это больница, Игорек, здесь по ночам оборотни не ходят. Ну, кроме Тома, но его я сам нанял и полностью ему доверяю. Тебе же нравится Том?

Едва заметный кивок. Туомас сглотнул горечь, заполнившую рот, и осторожно двинулся к выходу. Для него в больнице больше не было места. Стыд вернулся с утроенной силой. Как он был наивен в своем убеждении, что ловко всех обманул! Если один русский врач разоблачил его за месяц работы, то ошибка крылась в самих начальных условиях. Ну каков идиот — решил, что можно устроиться на работу среди специалистов по человеческому организму и надеяться, что прокатит!

Не прокатило.

— Ты куда это собрался, Том?

Спокойный, но твердый вопрос доктора застал его у самой двери. Туомас развернулся — в нем клокотали ярость и обида на то, что Герман вынуждал его объяснять при мальчике элементарные вещи.

— Если знаете вы, могут узнать и другие. Вопрос времени. Надо убраться отсюда раньше, чем у меня будут неприятности. Или я их кому-нибудь причиню. Раз вы знаете, что Игорь оборотень, то не допустите беды через четыре недели. Моя миссия окончена.

— Чушь! Сядь-ка, чтобы я мог спокойно выбить из твоей башки эту дурь. — Доктор Герман поднялся, обошел кровать Игоря и откинул одеяло, проверяя повязки. — Ну да, восстановление идет полным ходом. Один из немногих бонусов вашего с Томом состояния — это очень быстрое заживление любых повреждений. Ты, конечно, не бессмертен, но суперагентом вполне сможешь поработать. Когда все срастется как надо, начнем реабилитацию — убедишься, насколько ты стал сильнее и проворнее. Сядь, я сказал!

Он рявкнул с такой силой, что Туомас вздрогнул, а Игорь и вовсе подпрыгнул на кровати. Туомас прошел к окну и примостился на подоконнике.

— Вы не заставите меня изменить решение, Герман Николаевич. Но я вас выслушаю, конечно.

— Ишь ты, благодетель… — проворчал доктор, опускаясь в кресло для посетителей. — Так вот, милок, про то, что если я узнал, то и другие узнают, — это чушь собачья. Никто ничего не узнает. Ты сам когда в больничке валялся после укуса, они разве сообразили? Готов поспорить, они у тебя даже анализы брали и ни черта в них не поняли! Ну, я прав?

Туомасу ничего не оставалось, как хмуро кивнуть. Про то, что его по анализам могла вычислить полиция, он решил не распространяться.

— Вот видишь! — просиял Герман Николаевич. — Но ты не думай, это не врачи плохие. Это я такой особенный. Да-да, немного похвальбы не повредит — сам проверял. Ты почему, думаешь, твоя красавица Майя нас познакомила? Потому что я просто какой-то знакомый доктор в какой-то больничке? Так ты думал? Если да, то ты, батенька, форменный дурачок, даром что интурист.

Туомас моргнул:

— Вы знаете, кто она?

Доктор хихикнул — совсем как нашкодивший подросток.

— Конечно знаю. Я много чего и кого знаю. И она знает, что я знаю. И весь ее шабаш меня знает, потому что куда же им еще обращаться, когда нужны клиенты или история болезни? Ведьмы эти ушлые, конечно… Тут видишь какая проблема — с истинным даром их там кот наплакал. С десяток, может, и то это я накинул для круглого числа. Остальные так, трепыхаются да лица важные делают. Балаболят на своем птичьем языке, перед лохами выделываются. Но, увы, без моей консультации им никуда. Да и не ведьмами едиными живем, знаешь ли.

— А такие, как я… как мы с Томом, — поправился Игорь, — такие тоже есть?

Туомас затаил дыхание — вот оно! Перед отъездом он еще сможет разобраться с тем коротышкой. Хотя бы убедиться, что он неповинен в нападении.

— А как же! — обрадованно подхватил Герман, и Туомас только ахнул. — Тут целая Стая обитает, все как положено, с вожаком и музыкой. Шебутные, конечно, кости им только так вправляю. Можно ждать, пока само заживет, — так ведь, если сустав вылетел, сам он на место не встанет, как ни уговаривай. Так и общаемся. Ну, и кроме них ходят тут… разные.

Он замолчал. Туомас, ошеломленный потоком информации, сполз с подоконника. Разные? В каком смысле? Ведьмы, оборотни… а что дальше? Колдуны? Вампиры, зомби? Может быть, он уже умер и попал в другой мир? Нелепость какая-то.

Злость вернулась с новой силой. Что за сказки?! Сначала щитовидка, гормоны, наука, а теперь прикажете поверить в Йоулупукки и хийси?

— Вот видишь, тебе совсем не обязательно уходить, — внезапно подал голос Игорь, глядя на Туомаса ясными серыми глазами с тонкими, едва заметными на фоне бледной кожи ресницами.

— Скажу больше, я был бы крайне этим разочарован, — подмигнул мальчику доктор. — Я очень рассчитывал, что Том мне поможет, пока ты лежишь у нас. Сам понимаешь, большого внимания привлекать не стоит — люди хоть в массе своей и дураки, но даже до идиота иногда доходит очевидное.

Туомас поднялся и направился к выходу.

— Спасибо за откровенность, доктор Герман. Прости, Игорь, но я не могу остаться, — он тщательно подбирал слова. — Это слишком опасно. Доктор прав — если есть и другие оборотни, то не стоит увеличивать риск. Кто-нибудь может пострадать снова. Я… я зайду попозже вечером попрощаться.

«Я слишком опасен, чтобы оставаться. Однажды мальчик это поймет, к сожалению».

— Но… — начал было мальчик, но Герман Николаевич только покачал головой.

— Не стоит, дружочек. Если уж он решил — пусть делает, как ему кажется лучше. Просто вечно бегать все равно не получится. Однажды придется кому-нибудь довериться, и тогда выбор может оказаться не столь удачным.

— Спасибо за наставления, — только и бросил Туомас напоследок.

Кое-как сдернув халат, он бросил его рядом с постом медсестры, вытащил из шкафчика рюкзак и кинулся вниз по лестнице не разбирая дороги. На первом этаже пациенты удивленно расступались, кто-то из санитаров окликнул его по имени, но боль и безысходность гнали Туомаса все дальше, пока он наконец не оказался на улице у подножия широкой выщербленной центральной лестницы.

Стоило выйти из больницы, как безоблачный горизонт окрасился пламенеющим закатом. Ветер стих, и только птицы негромко перекликались в небольшом парке сразу за левым корпусом. Над головой шелестели осины, и Туомас скрепя сердце поспешил спуститься в метро, чтобы в отчаянии не сдаться на последнем рубеже слишком хлипкой внутренней обороны.

Когда Туомас добрался до центра, окончательно стемнело. На улицах, радуясь последним теплым вечерам, толпился народ — кто-то курил у пабов, кто-то плавно перемещался от клуба к клубу, постоянно совершался круговорот такси, из которых выскакивали люди, а через десяток метров их место занимали новые пассажиры. Туомас купил банку дорогого пива и влил в себя одним махом, не почувствовав вкуса.

Ему страшно не хотелось попадаться Майе на глаза, но уехать, не попрощавшись, казалось верхом трусости. Он ведь ей ничего не рассказал, в отличие от Германа, — и мало ли что она могла себе напридумывать, не обнаружив в квартире жильца и его вещей.

В подъезде по-прежнему не было света, и Туомас мысленно обругал себя за забывчивость. Он уже столько раз порывался купить лампочки и вкрутить, но наступило полнолуние, и все посторонние мысли ушли на второй план. Он осторожно пробрался в квартиру и замер в коридоре, прислушиваясь. Обычно он угадывал, если у Майи были посетители: из дальней комнаты доносились разные звуки, от хлюпанья до возмущенных вздохов. Но сейчас за закрытой дверью стояла тишина, и он осторожно прошел в свою витражную берлогу и принялся собирать в сумку нехитрое имущество. Чем быстрее — тем лучше.

За спиной скрипнул паркет; обернувшись, Туомас увидел Пимена: дымчатый кот беззастенчиво стоял в дверях и потягивался, то выпуская, то втягивая великолепные длинные когти. В желтых глазах почти читалось радостное предвкушение, и Туомас не удержался от насмешки:

— Olen lähdössä, kyllä. Oletko nyt iloinen?[21] — тут он сообразил, что говорит с животным по-фински. — Я ухожу. Никто не тронет твою хозяйку…

Кот зашипел и распушил усы.

— Хорошо, не хозяйку. Ты у нас сам по себе, независимый кот. Ничейный, — ухмыльнулся Туомас, примирительно развернув ладони. — Прям как я. Как же ты ее называешь, ничейный кот? Соседкой? Обслугой? Ладно, так вот — я уезжаю, и больше тебе не придется следить за мной. Я ведь чувствую… Ну, ты и сам знаешь.

Туомас безжалостно затолкал в рюкзак футболки и пару свитеров, купленных по настоянию Майи. Обнаружив, что у жильца ничего нет, кроме джинсовой куртки, девушка пришла в ужас и потащила его в ближайший магазинчик. Там Туомас приобрел, кроме свитеров, шарф и шапку, хотя уже тогда сомневался в том, что ему посчастливится задержаться в Петербурге до настоящих холодов.

— Ну вот! — он прихлопнул рукой по туго набитому рюкзаку, продолжая беседу с котом. — И визу продлевать не придется…

— Что это значит? — вместо кота в дверях стояла Майя. — Ты…

Туомас только молча кивнул.

— Не могу в это поверить! — всплеснула руками девушка. — Он на самом деле выставил тебя за дверь? Он же обещал, что поможет!

Туомас непонимающе уставился на нее.

— Я немедленно позвоню ему! И не вздумай двинуться с места, слышишь? Все равно у тебя ни билета, ни…

Только тут он сообразил, что Майя винит в ситуации доктора Германа. К горлу подкатил комок. Туомас бросил рюкзак и подошел ближе:

— Майя, я сам ушел. Не надо никуда звонить.

— Сам? — непонимающе откликнулась она. — Но…

Повисла неловкая пауза. Некоторое время они просто смотрели друг на друга и вдруг одновременно отвернулись. У Туомаса пылали щеки.

— Но что случилось? — наконец пробормотала Майя. — Я… Том, ты можешь сказать мне, если кто-то тебя оскорбил или… или обошелся как-то не так. Я могу помочь…

Комок все еще стоял в горле, мешая Туомасу говорить, хотя он все равно не знал, какое объяснение будет звучать достаточно правдоподобно. Майя так яростно встала на его защиту, что от неожиданности он растерялся, и бегство, которое еще минуту назад казалось безболезненным способом сжечь все мосты, стало невозможным.

— Никто не виноват, — наконец выдавил он, садясь на кровать. — Но я больше не могу там оставаться.

В кои-то веки он радовался, что не говорит на русском хорошо, — можно было произносить короткие, рубленые фразы, которые ничего не объясняли, но вместе с тем придавали его решению вес.

Но все-таки что-то сказать он был обязан.

— Доктор Герман кое-что… выяснил. Обо мне. Я ничего не могу с этим поделать и не хочу, чтобы он пострадал из-за этого. Чтобы кто-то из-за этого пострадал. Я не мог сам…

— Выяснил, что ты оборотень? — перебила его Майя.

Туомаса второй раз за сутки окатило льдом. Он молча смотрел на нее во все глаза, пораженный будничностью вопроса. Он не всегда различал оттенки иронии или сарказма, которые так любили вкладывать русские в самые простые фразы, но сейчас не чувствовал ничего из этого. Никакой загадки, ни намека на двойное дно.

Словно это самый обычный вопрос, сродни «Где ты сегодня обедаешь?».

— Ты… — он сглотнул. — Давно ты знаешь?

Молчание Майи подсказало ответ.

— Ты знала с самого начала… Когда я позвонил в дверь, ты уже знала, — выдохнул он, не в силах унять бешеный стук в висках. — Ты… И ничего не сказала?

Это не укладывалось у него в голове. Он вспомнил их первый совместный обед, чаепития, их ссору из-за грубости клиентов и то, как Майя впервые показала ему свой кабинет. И все это время…

Skeida!

— Почему я должна что-то говорить? Это не мое дело, Том. Я… уже видела оборотней и сначала подумала, что ты из местных, но потом твое письмо, тетя… Если бы ты сам сказал — тогда другое дело, но такие секреты не расскажешь первому встречному.

— Ты не… — он снова осекся.

Майя улыбнулась и слегка покраснела.

— Теперь уже, наверное, нет. Это не повод раскрывать такую тайну. Но я не виновата, что сразу все поняла. Так уж меня учили — читать знаки, разбираться в символах. Я никому не раскрыла твоего секрета, — испуганно добавила она.

— Об этом я и не думал, — признался Туомас.

Мир внезапно перевернулся.

— Ты должна была выставить меня, — твердо добавил он. — Сразу же.

— Почему? — в ее голосе ему послышалась обида и упрямство.

— Потому что я опасен. Тебе стоило и стоит даже сейчас бояться того, что я могу сотворить, когда… когда…

Но девушка лишь качнула головой.

— Почему я должна бояться, если мне не страшно? Тебя однажды испугались, и ты теперь ждешь подобной реакции от любого другого? Или ты сам придумал себе чудовище, поверил в него и требуешь, чтобы все остальные тоже видели вместо тебя, человека, зверя? Ответь мне! — с последней фразой от ее видимого спокойствия не осталось и следа.

Но Туомас уже закидывал рюкзак на плечо. В приоткрытое окно задувал теплый вечерний ветер — он думал о том, что надо сразу сесть на электричку, идущую в сторону финской границы, тогда на следующее утро не придется тратить время на возвращение в город. Майя вскинула на него покрасневшие глаза.

— Мне очень жаль, если я тебя обидел, — прошептал Туомас. Он чувствовал себя последним подлецом, но другого выхода не видел. — Ты столько сделала для меня, а сейчас я узнал, что на самом деле ты сделала намного больше. Но я не хочу никого подвергать опасности.

— Ты отлично соблюдаешь техни…

— Прости. Я обещал Игорю, что зайду попрощаться.

Ее последний вопрос настиг Туомаса уже у входной двери:

— Как долго ты будешь бегать от самого себя, Том?

Майя стояла посреди полутемного коридора. Туомас отвернулся, сосредоточенно завязывая шнурки и гадая, почему прощаться с родной сестрой было намного легче, чем с девушкой, которую он встретил месяц назад. Она знала с самого начала… и ни единым словом не выдала этого! И помогала… и…

Он не знал, какое чувство сильнее — ужас от ее легкомыслия или восхищение ее человечностью.

— Всю жизнь, если потребуется.

Майя не ответила. Он подхватил рюкзак, сумку и осторожно притворил за собой дверь. На лестнице раздались шаги, и пролетом ниже Туомас столкнулся с неприятным бородатым мужчиной, который иногда передавал Майе заказы. Сердце сжалось при мысли о том, что теперь некому будет защитить ее, но вред от его пребывания рядом с Майей был во сто крат больше, чем ругань какого-то невежды.

Сбежав вниз, Туомас как можно быстрее пересек двор-колодец и двинулся в сторону метро, раз и навсегда запретив себе думать о том, как мог быть счастлив в городе на Неве.