Пособие по выживанию для оборотней

Глава 12. Погружение

К Майиному дому он добрался только к половине десятого. Город кипел жизнью, но Туомас двигался тенью среди спешащих горожан, едва замечая чужие фигуры в сменяющихся декорациях.

Каждый шаг приближал к решению, которого не было. Только на лестнице Туомас понял, что вернул накануне Майе ключи. Робкая надежда на то, чтобы прокрасться в свою комнату незамеченным, рассыпалась в прах. Да и с каких пор это его комната? С какой стати?

Он остановился на лестничной площадке, не решаясь нажать на звонок, но дверь почти сразу же сама распахнулась — Майя стояла на пороге, кутаясь в объемную вязаную кофту поверх своих привычных вещей. На бледном лице Туомасу почудились следы слез.

— Да входи же, скорее! — ахнула девушка и едва ли не втащила его внутрь.

От растерянности Туомас неловко приобнял ее одной рукой и осторожно вдохнул запах волос. Майя немедленно отстранилась и слегка покраснела. Звякнула дверная цепочка. Под ногами мягко зашуршало, послышалось знакомое шипение — Пимен уселся на коврике и старательно намывал морду.

— У тебя все под контролем, я смотрю, — пробормотал Туомас коту. На мгновение в темноте коридора сверкнули длинные когти и тут же исчезли. — Я бы тоже не прочь умыться, знаешь.

— Ты все-таки угодил в Стаю… — Майя отступила на пару шагов, заметив отсутствие сумки. — Туго пришлось?

— Откуда?.. Да ничего особенного, — отмахнулся было Туомас, но тут же понял, какую совершил ошибку: вся его одежда, все вещи пахнут волками. Оборотнями. Волчицей.

— Познакомился с Дарьей? — Майя с силой втянула ноздрями воздух.

Туомас развел руками, подыскивая слова. Не самое желанное знакомство? Бывает ли насильственное знакомство приятным? Лучше бы не знакомился?

Пока ответы крутились в голове, Майя истолковала его молчание по-своему.

— Хороша женщина, а? В ежовых рукавицах держит Стаю, авторитет. — Майя прикусила губу и засобиралась, меняя кофту на висящий на вешалке дождевик. — Впрочем, меня это не касается. Каша на плите, а мне корешки пора копать, скоро замерзнет все к чертям.

— Майя, послушай… — Туомас протянул руку, но ведьма уже повернулась к нему спиной, роясь в пакетах на полу коридора.

— Похоже, все прошло не так плохо, как я думала. — Она ловко нырнула ему под локоть и распахнула дверь. — Хорошего дня, Туомас.

Гнаться за Майей и пытаться что-то объяснить не имело смысла. Да и с какой стати? Он ведь не сделал ничего постыдного, даже если и переспал — то что с того?.. Но на душе все равно свербело.

Он стащил куртку, зашвырнул в комнату рюкзак и принялся за утренний ритуал. Ногти, разумеется, снова отросли, волосы почти достигали плеч. От побоев не осталось и следа, но щетина неприятно чесалась, как и все тело. Туомас решил не торопиться и заперся в ванной на целый час, чтобы привести себя в порядок. Потом сменил одежду и вытащил из рюкзака цепь и спальный мешок.

Больше он не станет иметь со Стаей никаких дел. Впереди ждали больничные будни — и, как ни странно, эта перспектива по-настоящему утешала.

Больше не надо притворяться перед доктором Германом.

И впервые появился человек, с которым можно быть откровенным. Что бы ни писал неведомый автор «Пособия по выживанию…» об одиночках, Туомас отлично понимал — для него мальчик оказался незаслуженным подарком судьбы, и теперь он готовился положить столько времени и сил, сколько нужно, чтобы избавить паренька от внимания Стаи.

Увидев его, Игорь подпрыгнул на кровати и поморщился — хотя выздоровление шло семимильными шагами, организм еще не до конца восстановился.

— Доктор уверял, что ты сбежал! — Мальчик швырнул в Туомаса подушкой. — Он почти убедил меня, между прочим!

На бледном скуластом лице блестели недоверчивые серые глаза, покрытые сеточкой капилляров, руки беспокойно теребили край одеяла.

Туомас против воли улыбнулся, прикрыл за собой дверь и начал выгружать из рюкзака гостинцы. Его крошечная — по-русски говоря, «символическая» — зарплата целиком ушла на закупку мяса, но привезенной из Финляндии заначки должно было хватить еще надолго. Игорь вытаращился на гору фруктов, шоколад и новенькую электронную книгу, которую Туомас по зрелом размышлении счел более полезным приобретением, чем бумажные издания. Цена новинки показалась ему заоблачной — но лучше так, чем стопки книг, которые останутся в больнице. Ведь после выписки Игорю придется забрать все вещи домой… то есть в никуда.

— Вот, забежал по пути в супермаркет. Тебе ведь можно цитрусовые?

Пакет с фруктами с грохотом рухнул; апельсины вперемешку с яблоками покатились к дальней стене.

— Мне не нужно это все! Забирай, слышишь?! — не своим, тоненьким голосом кричал Игорь.

Мальчик размахнулся плиткой шоколада и запустил прямо в Туомаса — тот едва успел пригнуться.

— Игорь, что…

— Мне не надо ничего! Проваливай! Давай, сваливай уже, куда собирался!

Туомас растерялся, не зная, то ли звать на помощь Германа Николаевича, то ли собирать разбежавшиеся по палате фрукты. Игорь смотрел куда-то мимо него злыми, полными слез глазами.

— Послушай… — Туомас осторожно приблизился к кровати. — Я… я не уезжаю.

— Врешь! Все вы врете! Сам сказал, что уезжаешь! Подарочки он принес — чего бы ради? Давай, сматывай удочки…

Вот оно что. Туомас остался на прежнем месте и дожидался конца бури. Игорь замолчал, натянул одеяло на подбородок и отвернулся к стене.

— Я остаюсь, Игорь. Просто купил тебе гостевицы… гостиницы…

— Гостинцы.

— Они самые.

Туомас подобрал ближайшее яблоко, вымыл в раковине и осторожно положил обратно на тумбочку. Придержал рукой, чтобы не скатилось на пол.

— Я остаюсь, Игорь. Слышишь меня? Остаюсь тут, с тобой. Мы с доктором Германом все обсудили, и он меня попросил… Я решил его послушать… В общем, это поспешное решение, и я был неправ. Я остаюсь.

Мальчик с минуту продолжал смотреть мимо, комкая в худых руках край одеяла. Потом резко развернулся:

— Даешь слово оборотня?

Туомас поперхнулся, но кивнул:

— Даю тебе мое слово.

— А где ты тогда был? Ну, пока собирался бежать? — Игорь увлеченно захрумкал яблоком.

Туомас вымыл еще одно себе и примостился на краешке матраса.

— Где-то на севере. Знакомился с другими оборотнями.

— Здесь, в Питере? — Игорь положил огрызок прямо на одеяло. — Ты что… ты видел того, кто… Ты же не охотился за ним, нет?

— Нет, я его не нашел, — поспешил успокоить его Туомас. — Если найду, сдам в полицию, не сомневайся. Скажи, ты хоть немного помнишь его?

Игорь разочарованно отмахнулся и взял новое яблоко, искоса поглядывая на электронную книжку, которая — из чистой удачи? — избежала участи шоколадных плиток.

— Да не помню я. А полицейские эти ни черта не могут, куда им поймать целого волка! А их много? Они тебе понравились? Ты теперь будешь с ними тусоваться?

Туомас кисло ухмыльнулся:

— Нет, они мне совсем не понравились, и я отказался с ними тусоваться. Так что не переживай, остаюсь с тобой.

Но Игорь почему-то не выказал особенной радости:

— А что с ними не так? Они же такие… такие, как мы? Или это ты им не понравился? Они тебя выгнали?

Если бы.

— Нет, я сам ушел. Они… Не знаю, как тебе объяснить. Мы очень разные, — словарный запас опять подвел. — Им все равно, что простые люди их боятся, и они думают, что, сбившись в кучу, смогут дать отпор кому угодно. Что так они сильнее.

— А разве нет?

Туомас задумался. Мальчик задавал совсем не детские вопросы. Другой бы — например, Найджел — просто оставил на больничной кровати книгу с ответами. Но Туомас уже не знал, где правда, а где безопасная ложь.

— Не знаю, Игорь. Все имеет свою цену. Давай о них больше не будем, ты мне лучше скажи: ты английский знаешь? Книга может оказаться не по-русски… нерусована?

Туомас распаковал электронную книгу и поставил на заряд.

— Не русифицирована, — подсказал Игорь. — Нет, я не… В общем, как-то так обхожусь. Тут точно есть русский, раз она у нас продается.

«Резонно», — подумал Туомас, но отбросил мысль о передаче Игорю знаний с помощью «Пособия по выживанию…». Разве что придется самому его перевести.

— Если честно, это не мое дело, но как там твое лечение? Я доктора Германа еще не видел, он что-то…

— Да-да, он уже начал! — возбужденно подхватил Игорь, что есть силы давя на кнопку включения книжки. — Сегодня было два укола и какая-то таблетка. Но таблетка — это не лекарство, просто витаминки, так доктор сказал. И еще он говорит, что за месяц все получится, потому что я буду лежать здесь, хорошо кушать и набираться сил. Это же здорово, Том! Мне даже ни разу не придется превращаться…

Он вдруг умолк и тихонько дернул его за рукав.

— А это правда больно?

Туомас собрался было немного приукрасить правду — но не смог.

— Очень. Особенно первый раз. Да и все остальные. В первый раз меня ударили по голове, и я был в отключке. Но наутро было очень плохо.

— Тебя ударили? — вытаращил глаза Игорь. — Кто?

Туомас не ожидал, что придется рассказывать о Найджеле так скоро, — но вдруг обнаружил, что шрам на памяти успел зарубцеваться. Он улыбнулся и похлопал Игоря по ноге, укрытой одеялом.

— Тот, кто меня укусил. Он целый месяц меня преследовал — хотел убедить, что теперь я опасен для окружающих. А я не верил. Да и кто бы поверил в такое? Тогда ему пришлось меня вырубить, чтобы я не покалечил никого из соседей.

Он запнулся, подбирая удачный и не слишком пугающий финал для рассказа, но в этот момент дверь без стука распахнула Полина.

— Та-ак, у доктора, как всегда, ушки на макушке. Точно мне указал, где тебя искать. А ну, марш на работу — покалякаешь, как смена кончится.

Туомас подмигнул Игорю и пошел переодеваться в халат.

Старшая сестра ждать не любила; Туомас еще застегивал пуговицы униформы, когда Полина, возникнув в раздевалке, ткнула ему в лицо списком пациентов. Вторая фамилия сверху оказалась жирно подчеркнута красным карандашом.

— Сначала вот этого, новенького из третьей. Он на коляске, и я давно его сама бы на клизму отфутболила — так умотал куда-то на своем драндулете! А времени скакать по этажам у меня нет. Так что давай, ноги в руки, найдешь его — и бегом сюда.

Выдохнув, Туомас разгладил халат, ополоснул лицо и быстрым шагом вышел из отделения в общий холл. Пациенты во втором хирургическом сменялись довольно часто, но он успевал запоминать их. Дарушкин из третьей поступил накануне, но в угаре разоблачения доктором Германом Туомас едва ли заметил, как тот выглядит. Впрочем, коляска служила неплохим опознавательным признаком.

Пробежав по этажу в обе стороны — в крыле напротив размещалась урология, — Туомас не поленился съездить на второй этаж в столовую, куда пациенты наведывались по несколько раз на дню, приплачивая за дополнительные порции. Но колясочники так обычно не делали — берегли силы. На четвертом этаже находились интенсивная терапия и лаборатория, туда без веской причины вообще никто не совался, даже из медперсонала, но упорный Туомас намотал пару кругов и там, изрядно удивив заведующего.

Дарушкин как сквозь землю провалился.

Выдохшись, Туомас решил, что пора звать на помощь. Лучше всего спросить у какой-нибудь санитарки — та хоть и поднимет на смех, зато не станет жаловаться.

— А ты к Авениру-то заглядывал? Он всех новеньких к себе зазывает.

— К Авениру? — Туомасу казалось, что он уже слышал это имя раз или два от доктора Германа, но память упорно отказывалась давать подсказки. Какой-то важный врач или особый специалист?

И имя такое странное, будто нерусское.

— А что он лечит, доктор Авенир?

Санитарка воззрилась на него как на сумасшедшего, потом тихо хмыкнула:

— А ведь можно сказать, что и лечит, твоя правда. Души он лечит человеческие — потому что отец Авенир. Батюшка это местный, и у него даже часовенка своя есть. Спустишься на первый этаж, направо до упора.

Туомас моргнул, не зная, почему заранее испытывает к неведомому отцу Авениру тихую неприязнь. Это ведь уместно, что при больнице служит священник — не все выходят из этих стен живыми, а родственникам порой нужно утешение даже больше, чем умирающим. Все это было правильно, и в Финляндии он об этом даже не задумывался, ведь, в конце концов, кто такой Туомас, чтобы решать, как людям переживать утраты и где искать надежду, когда сил уже не осталось?

Но вот отец Авенир отчего-то заранее ему не нравился.

Пройдя мимо гардероба — все еще закрытого, хотя температура по утрам едва достигала десяти градусов, — Туомас нырнул в небольшой коридор, которым определенно пользовались не так уж часто. Здесь располагались подсобные помещения, кабинет заведующего хозяйственной частью, которого так часто ругал Герман Николаевич, а также пресловутая часовня.

После приезда в Питер Туомас был только в двух соборах — Казанском и Исаакиевском, а до Спаса на Крови так и не дошел, слишком уж большой показалась очередь. Но великолепие русских храмов его не сильно поразило: он видел большую часть интерьеров на картинках прежде, да и обилие позолоты и икон создавало ощущение не близости к небесному царству, а похвальбы земными благами.

Дверь в часовню была едва приоткрыта, но Туомас все равно тихонько постучался и только после этого толкнул ее.

Конечно, в часовне при больнице не могло идти и речи о роскоши кафедральных соборов, но от Туомаса не укрылась хотя бы попытка. Вопреки православной традиции он заметил пару деревянных лавок у самой стены — видимо, для пожилых пациентов или родственников. За высокой, покрытой красной парчой кафедрой высились Царские врата — единственное название, которое Туомас вынес из экскурсии по Исаакию. Тогда на его вопрос, почему алтарь спрятан от прихожан, гид смутилась и поспешила сменить тему.

Царские врата не терзали блеском золота, как в храмах, но были завешаны иконами в тяжелых резных окладах и лампадками, где за толстым красным стеклом трепетали едва различимые язычки пламени. В часовне без единого окна стоял тяжелый, густой воздух, и Туомас невольно покосился на огромную икону Богоматери в небольшой нише, перед которой горело не меньше сотни восковых свечей. От запаха ладана виски сдавило болью.

Зато он отыскал потерянного пациента. Слева между двумя большими подсвечниками — Туомас не знал, как они называются, — стояла инвалидная коляска, в которой сидел маленький, сгорбленный мужчина средних лет с неестественно вывернутой левой рукой. Он то и дело нервно потряхивал головой, а слова, едва долетавшие до Туомаса, постоянно прерывал глухой кашель.

«Не жилец», — невольно пришло на ум Туомасу, и он тут же устыдился собственных мыслей. Герман Николаевич умел творить чудеса, вполне возможно, у него получится…

— Что вам угодно?

Со скамьи поднялся невысокий, худощавый молодой мужчина в черной сутане, которая болталась на нем, словно «власяница мученика», — еще один оборот, почерпнутый из храмовой брошюрки. На вид он казался ровесником Туомаса, русые волосы красиво ложились волнами на слегка сутулые плечи, и даже бородка словно нарочно подстрижена, чтобы придать священнику максимальное сходство с Христом. Появление санитара, казалось, его удивило.

— Я должен отвезти пациента на процедуры, — спокойно ответил Туомас, подходя ближе.

Дарушкин с трудом повернулся в его сторону.

— Уже? — пролепетал он. — А я думал… Вы уж меня простите, запамятовал совсем. С батюшкой вот беседовал и…

Туомас стиснул зубы.

— Время, проведенное в обители Божией, не бывает напрасным, — чуть нараспев произнес Авенир, опередив его. — Идите с Богом, сын мой. Пусть Он придаст вам сил выдержать ниспосланные душе и телу испытания.

— Это не ваша вина, не извиняйтесь, — Туомас подчеркнуто обращался только к Дарушкину. — В следующий раз буду сразу искать вас тут, не волнуйтесь. Сейчас доедем вмиг…

В этот момент в часовне появилась хмурая Полина. Вошла она, разумеется, без стука, и Туомас не без удовольствия заметил, как покосился на ее туго обтянутый халатом бюст и открытую шею священник.

— Вот он, блудный сын. Забыла тебе сказать, что тут его самое верное искать. — Она выхватила у Туомаса ручки коляски. — Поздно ему уже на клизму, теперь сначала ФГДС. Держитесь, Дарушкин, это ненадолго — на весь день мы вас с дерьмом внутри не оставим, все вычистим!

Хохотнув, она выкатила коляску в коридор.

— Не всем очевидно, как надлежит себя вести в доме Божием, — поморщился отец Авенир и внезапно протянул Туомасу руку. — Думаю, мы прежде не встречались. Авенир.

— Том.

Рука у священника оказалась теплой и совсем не изнеженной.

— А, вы тот санитар из Финляндии, которого нанял Герман Николаевич, — имя доктора Авенир произнес с еле заметной неприязнью. — И как вам у нас в больнице, нравится?

— Вполне. Замечательный персонал, да и пациенты хорошие. Легко найти общий язык, даже мне, интуристу.

Священник явно ожидал другого ответа.

— На Западе бытует не слишком лестное мнение о нашей медицине.

— Люди порой совершают настоящие чудеса, давая шанс тем, от кого все отказались.

Одна из свечей накренилась и затрещала, орошая восковыми слезами подставку.

— Отказались все, даже Бог.

Последнее вырвалось у него против воли. Авенир хищно прищурился, но в следующий миг выражение лица священника снова стало благостным и смиренным.

— Господь возлюбил каждого из чад своих. И даже в самой страшной судьбе кроется возможность выучить урок, дабы служить для других примером.

Его слова отозвались глухим болезненным эхом в мозгу Туомаса. Он прилагал все усилия, чтобы не растерять смысл фразы, прежде чем она кончится. Над дверью еле слышно загудел кондиционер, разгоняя ненавязчивый, но ощутимый запах ладана.

— Значит, несчастья — это урок? А что будет, если его не выучить?

— То же, что и с другими. Мы все умрем, — спокойно ответил Авенир. — Но тот, кто смог победить зло в себе, будет сидеть в раю рядом с Господом и ангелами его.

Из-за этих запутанных, никчемных витиеватых фраз Туомас только сильнее злился.

— Недавно к нам на отделение привезли ребенка — невинного ребенка! — которого зверь едва не разорвал на куски! Где вы в этом видите урок, господин иезуит? Разве справедливость Божия в том, чтобы допускать подобные страдания?

Авенир слушал его очень внимательно, чуть наклонив ухоженную голову.

— Пути Господни неисповедимы, Том. Это испытание не только для мальчика, но и для всех нас. Чтобы мы не поддавались унынию — этот грех тяжелейший из всех, если вы не знали. Чтобы не пытались прибегнуть к силам диавольским в попытке избегнуть того, что Господь предназначил нам.

— «Диавольские силы»? — поморщился Туомас.

— Проще говоря, колдовство, — пожал плечами Авенир. — Ходят слухи, Герман Николаевич иногда принимает странных пациентов. Так сказать, в обход кассы и службы скорой помощи.

Туомас моргнул и решил, что пора заканчивать странную беседу.

— Значит, вы знаете больше моего, — буркнул он, собираясь уходить. — Или просто у вас богатое воображение, святой отец.

Авенир вскинул руку:

— Постойте, Том. Нам вовсе не обязательно ссориться. Вы должны понять меня, ведь мы одной веры — христианской, и, хоть вы протестант…

— Мы с вами разной веры, — оборвал его Туомас. — Я вообще не верю в Бога и его промысел. Или замысел, простите, не знаю, как правильно.

Авенир снова удивился:

— Вот как? Мне казалось, протестантизм в Скандинавии давно уже часть обыденной жизни.

— Иногда жизнь перестает быть обыденной, — огрызнулся Туомас. Невозмутимость Авенира действовала на нервы тем сильнее, что тщедушный священник не велся на его подначки. — И тогда открываются глаза. А вас послушать, так колдовство — это что-то предосудительное только потому, что тысячу лет назад кто-то так написал.

Глаза Авенира нехорошо сверкнули.

— Тот, кто продал душу диаволу, тот, кто стал порождением тьмы, — тому не видать спасения, ибо оскорбляет он творения Господни ликом и делами своими. Но пути Господа неисповедимы, и я верю, что каждому даруется спасение по вере его, даже самым исковерканным и неспокойным душам. У вас ведь забрали пациента, Том… Присядьте, уверен, наша беседа пойдет только во благо. Я вижу, вы много размышляли о вере и пережили… то, что сумело поколебать ваше сердце. Позвольте мне помочь вам.

Туомас не мог не отметить, что его голос нисколько не повысился. Что ж, еще один душеспаситель в череде многих… Никогда еще Россия и Финляндия не были так похожи. Туомас старался держаться подальше от клириков всю сознательную жизнь — но если он собирался остаться в больнице, то вечно избегать Авенира у него не получится.

А значит, эту беседу придется продолжить — но не сейчас.

— Полина уже приготовила мне новую жертву, увы, — Туомас как мог изобразил плотоядную ухмылку. — Буду рад с вами пообщаться в свободное от дежурства время, святой отец. Я действительно отошел от церкви, но если все, что есть на земле, действительно создал ваш Господь, то все мы, какие бы ни были, — его дети. Похоже, вы об этом немного позабыли, но не беда — испытание, как вы верно сказали, подготовлено каждому.

Он тихо вышел, чувствуя спиной внимательный взгляд ищейки, взявшей след.

Вернувшись со смены, Туомас разулся, бросил куртку с рюкзаком в комнате и занял круговую оборону на кухне в надежде поймать Майю и объяснить, как все было на самом деле. Решение рассказать о визите в Стаю в подробностях далось ему нелегко.

Уже на эскалаторе он решил выпросить у Германа телефон Волчицы и отправить ей эсэмэску, желательно с чужого номера. Дать окончательный ответ, отказаться иметь дело со Стаей и закрыть вопрос навсегда. Идея казалась простой и здравой. На этом совесть услужливо свернулась комочком и не тревожила его до самого дома.

Но Майя так и не вышла на кухню. Туомас вылизал кастрюлю из-под утренней каши, пошуровал в хлебнице и только с пустой коробкой из-под крекеров в руках сообразил, что кроме больничного обеда ничегошеньки не ел. Несмотря на полдесятого вечера, он был готов все отдать за жирный, сочный беляш из привокзального киоска.

Тихо скрипнула половица в большой, «рабочей» комнате.

Запив крекеры стаканом воды, он осторожно постучался в дверь и отступил на шаг. Потом постучал еще.

Половица скрипнула снова, звякнул крючок. Майя все в той же теплой кофте показалась в дверях; темнота в широком окне за ее спиной окаймляла силуэт ведьмы беспросветным гало.

— Все в порядке? Я немного занята.

Из комнаты тянуло сквозняком по босым ногам. В ноздри били уже привычный Туомасу запах множества трав и еще какой-то приятный аромат медовой смолы с ореховыми нотами.

— Я просто… — Он мялся на пороге, видя, что Майя не намерена приглашать его внутрь. — Ты все не так поняла утром.

— Хорошо, — Майя легко кивнула и дернула дверь. — Это все?

Туомас инстинктивно подставил носок и охнул от боли, когда пальцы защемило.

— Том, мне нужно идти.

— Я хочу, чтобы ты знала: я не вернусь в Стаю, — прошипел он. — И не отдам туда Игоря. Даже если придется драться с каждым из них.

Он убрал ногу; Майя отступила в темноту, дверь тихонько закрылась, но половица больше не скрипела.

Туомас вернулся к себе и открыл ноутбук. Никаких идей, о чем писать, у него не было, вместо этого в голову пробралась давняя мысль разыскать-таки автора «Пособия по выживанию…». Кто бы ни был этот человек, в Стаи он не верил и считал, что единственный шанс для оборотня — жить в одиночестве и соблюдать дисциплину. Потеряв надежду на единомышленников в Питере, Туомас остро ощутил одиночество. Ему предстояло готовить Игоря к дальнейшей жизни среди чужих, самых обычных, но чужих людей. А он сам едва ли перерос стадию новичка. И как он после сможет оставить Игоря одного?..

Что ж, если не получается найти общий язык с Дарьей, можно попробовать обратиться к неизвестному специалисту. Еще раз полистав книжку, проверив социальные сети и сайты, Туомас отыскал небольшое заштатное издательство в Прибалтике, отпечатавшее тираж, и написал прямо на официальную почту. Дескать, такая замечательная книга, хотел бы связаться с автором, но, увы, никак. Нет ли возможности хотя бы узнать его имя? Туомас посчитал очевидным, что такой осторожный оборотень непременно скрыл свою личность под псевдонимом.

Письмо улетело в глубину ночного интернета, а другие слова все не шли. Туомас в отчаянии несколько раз ударил кулаком по клавиатуре, потом в порыве раскаяния перезагрузил ноутбук и сменил обои на рабочем столе. Через витражное окно на одеяло струился мягкий, убаюкивающий свет убывающей луны.

Туомас недоверчиво покосился в окно слипающимися глазами, зевнул, признавая поражение, и рухнул лицом в подушку.

Обещанные холода все не приходили, и, если бы не беспокойство за Игоря, Туомас мог бы смело сказать, что счастлив. Стая словно отступилась, пусть и ненадолго, все секреты раскрылись, и он осторожно дышал полной грудью, как говорили эти загадочные русские.

Туомас подал заявление о продлении визы, на этот раз с подписанным приглашением со стороны Майи, и всерьез думал о том, чтобы получить, несмотря на заверения доктора Германа, разрешение на работу. Для этого нужно было определиться с самой работой — так как санитаром в России мог работать любой желающий без высшего образования, запрос от больницы о найме иностранного специалиста на такую должность выглядел полной нелепицей. Майя предлагала устроиться в небольшое онлайн-издание, но Туомас все никак не мог заставить себя написать даже полстрочки — ни на финском, ни уж тем более на корявом русском.

На очередной ночной смене первым, кого он встретил, был Герман Николаевич — врач сновал по кабинету, словно забыв о том, что дверь распахнута настежь. С доктором они уже некоторое время не пересекались; и Туомас подозревал, что заведующий попросту его избегает. На столе стояла раскрытая сумка, подозрительно похожая на чемоданчик первой помощи. Каждый инструмент Герман Николаевич подбирал очень тщательно — несколько раз осматривал, подносил к настольной лампе, а некоторые доставал из ящиков своего необъятного стола — что само по себе было из ряда вон, ведь обычно все возвращалось из ЦСО[23] в специальных боксах. Но, похоже, у заведующего в столе хранился свой, особый набор для особых случаев.

— На вызов? — Туомас заглянул в кабинет и остался стоять на пороге.

Герман Николаевич только кивнул, продолжая озабоченно проверять и перепроверять содержимое сумки.

— Возьмете с собой? — внезапно спросил Туомас.

Ему показалось, что мог пострадать кто-то из Стаи — и пострадать серьезно, иначе бы Герман Николаевич даже с места не сдвинулся.

— Нет, дружочек, не в этот раз, — мотнул головой доктор. — Тут слишком деликатно все.

Деликатно? Туомас не очень понимал, как это объясняло отказ. Более деликатного дела, чем его собственное, сложно было придумать.

— Не доверяете? — Он уже знал ответ. — Помешаю лечить, что ли? Вы же едете на вызов, там, может, умирает кто-то! Или думаете, что я могу чем-то навредить?

Герман Николаевич помедлил, потом решительно захлопнул сумку и выключил свет. Оказавшись в дверях, смерил Туомаса внимательным взглядом:

— Опять лезешь в воду, Том, не зная брода. Поехали, раз так.

Через пять минут их разметало в разные стороны на переднем сиденье автомобиля; стоило хлопнуть дверью, как водитель Генка утопил педаль газа в пол, разогретый мотор отозвался утробным рыком, и машина рванула с места похлеще гоночного болида. Генка любил «Формулу-1» и ночные поездки тоже — ни тебе пробок, ни пешеходов.

Они мчались по пустынным улицам Питера, и Герман Николаевич непривычно молчал, пока, судя по тому, что Генка свернул с проспекта в какие-то дворы, они не подъехали совсем близко.

— Правила безопасности, — тихо произнес Герман Николаевич, глядя прямо на Туомаса. — Гена остается в машине, ему там смотреть не на что. Итак, первое — не открывать рта, пока я к тебе не обращусь. Второе — не смотреть никому в глаза, кроме меня. Третье — ни в коем случае не называть никаких своих родственников, друзей, коллег по именам или прозвищам. Себя тоже не называть, обойдешься без этой вашей забугорной вежливости. Вообще никакой информации вслух. Ты меня понял?

Туомас растерянно моргнул. Но времени на раздумья уже не осталось — заложив последний крутой вираж и как следует ухнув колесом в яму, Генка остановил машину в плохо освещенном дворе у нескладной, обшарпанной девятиэтажки.

Хрущевка или, может, сталинка? Туомас их пока не различал.

— Звиняйте, что у помойки, Германиколаич — запарковано все так, что плюнуть некуда.

Но доктор уже торопливо вылезал из машины и не слушал. Туомас выбрался следом. Под ногами зияли проплешины расслоившегося асфальта, среди пожухлой травы прямо под окнами темнели устрашающего вида скульптурные композиции из окрашенных покрышек, вкопанных в землю.

Герман Николаевич бросил взгляд на экран телефона, проверил адрес и уверенным шагом двинулся к ближайшей парадной: две покосившиеся лавочки друг напротив друга, сломанный домофон и дверь, открытая для всех желающих.

— Чем меньше шума — тем лучше. Надеюсь, жильцы поленились звонить в полицию, — бросил он через плечо Туомасу, следующему за ним по пятам. — Хорошо, что ты вызвался. Генку я бы все равно не позвал, а так хоть работать не помешают. И помни о правилах безопасности.

Лифта в доме не оказалось, поэтому поднимались пешком до шестого этажа. Уже на подходе Туомас почувствовал странный, тяжелый запах — точнее, густую смесь разных запахов, и все никак не мог понять, почему они кажутся ему смутно знакомыми. Доктор Герман нажал на звонок, и переливчатая пронзительная трель отозвалась где-то в глубине квартиры.

Дверь распахнулась. На пороге стоял совершенно точно не байкер и не оборотень, которого ожидал увидеть Туомас, а обычный мужик лет тридцати пяти, в трениках и длинной застиранной майке. Вид у него был совершенно обалдевший, хотя, заметив халат доктора Германа, он с облегчением закивал и посторонился, пропуская их внутрь.

— Я и сам-то не понял, доктор, как оно все случилось. Вроде сидели мы тихо-мирно за столом, я коньяка налил… и потом она как завалится на бок, и кровь изо рта, и…

— Довольно, любезный, — доктор Герман остановил его движением руки. — Ответите на вопросы, если понадобится. Где они?

Мужчина, явно обрадованный, что объяснять ничего не надо, провел их мимо узенькой, захламленной кухни и ванной, которой, судя по запаху, давно требовался ремонт или хотя бы вентиляция, в довольно вместительную гостиную. Рядом с главным предметом интерьера — телевизором — высился сервант, напротив помещался большой диван, накрытый потертым покрывалом, но, чтобы до него добраться, доктору с Туомасом пришлось обогнуть круглый стол на трех затейливых ножках. Сервировка соответствовала описанию: на столе действительно высилась початая бутылка коньяка, вокруг нее поблескивали мутным стеклом три стопки — в двух еще оставался коньяк — и точно в центре, под люстрой, сливалась с белизной салфетки тарелка с нарезанным и успевшим потемнеть яблоком.

Кроме того, в комнате находились две женщины.

Сначала Туомас увидел ту, что на диване, — блондинку с удивительно длинными густыми волосами. Она была в сознании, но в уголках рта и под носом запеклась кровь, а грудь, едва прикрытая обтягивающим топом, вздымалась неровно и с каким-то натужным хрипом. Вторая, судя по виду, в полном здравии, стояла спиной к ним у окна, завешенного тюлем. На ней был длинный плащ с капюшоном, и одеянием она настолько напоминала Майю, что Туомас не удержался и подошел ближе, пока доктор Герман осматривал блондинку на диване.

Ему оставалась пара шагов, когда женщина резко повернулась. На бледном лице блеснули черные глаза, и показались длинные, остро подпиленные ногти на руке, сжимавшей носовой платок.

— Простите… — Туомас отшатнулся.

Сходство с Майей рассеялось, словно дым.

— Так-так, — женщина посмотрела на него в упор, и он не сразу вспомнил, что надо отвести глаза. — Значит, это правда? У нашей феечки завелся комнатный оборотень? Госпоже будет интересно узнать об этом.

— Мне кажется, ты получила деньги за работу и можешь идти, Констанция, — доктор Герман стрельнул в Туомаса сердитым взглядом. — И даже перетрудилась, судя по тому, что я тут вижу.

— Сама нарвалась, нечего…

На Туомаса вдруг напала чесотка; он потянулся, чтобы расстегнуть рубашку на груди, и только в последний момент сообразил: это амулет жег ему кожу, словно раскаленный.

— Я сказал, ты можешь идти, — врач оборвал женщину на полуслове. — Или мне поговорить с Госпожой самому? Знаешь, ей даже нравятся все эти философские беседы об этике и прочей ерунде.

Констанция только фыркнула.

Амулет из кости превратился в кусок раскаленной руды. Старательно отводя глаза, Туомас не сомневался, что это дело рук брюнетки. Та, помедлив мгновение, пожала плечами и направилась к выходу.

— Ваша матушка со мной полностью рассчиталась, так что не трудитесь провожать, — бросила она маячившему на пороге мужику. — Еще спасибо потом скажете.

Герман дождался, пока в прихожей не хлопнула дверь.

— Мне бы теплой воды, где-нибудь в тазике, — обратился он к мужику, который несколько секунд тупо моргал, а потом пулей вылетел из гостиной. — Вот язва, не утерпела-таки.

— Это ее рук дело? — Туомас кивнул на блондинку, которая полулежала на диване с закрытыми глазами.

— Разумеется, — поморщился Герман. — Прищучить новичка-конкурента — святое дело для таких, как Констанция.

Из кухни появился мужик с большой фиолетовой миской, в которой плескалась вода. Доктор Герман ловко стянул с блондинки топ, не обращая внимания на охи хозяина квартиры, и разом бросил в таз кучу бинтов из сумки. Достал один из них, отжал как следует и начал обматывать девушку, словно мумию.

— Вы идите, если не хотите смотреть, — строго кивнул он мужику, и тот счел за лучшее удалиться. — Как тебя зовут, красавица?

Голос у девушки оказался грудным и очень глубоким. Туомас все еще старательно отводил глаза, но заметил, что воздух в комнате сгустился и стал таким влажным, будто вся квартира разом телепортировалась в тропики.

— Василиса… А вы — доктор Герман?

— Он самый, голубушка, — доктор сделал попытку улыбнуться. — Она тебя сильно приложила, конечно. Сейчас попробуем все исправить, а остальное уже дедушка ваш доделает. Он большой мастер.

— Мерзавка… — пробормотала Василиса. — Змея подколодная.

Доктор Герман пожал плечами и продолжил бинтовать.

— Да ты и сама знаешь, что не надо было ее на порог пускать, так что уж говорить теперь. Ничего — первый блин комом, зато какая наука наперед. Давай мышцы твои проверим — посжимай вот эту грушу.

Девушка послушно начала выполнять упражнение, но смотрела при этом на Туомаса.

— Это правда?

— А? — он не сразу понял, что она разговаривает с ним. — Что правда?

— Осторожнее, — добавил доктор Герман, но девушка только фыркнула.

— Ты оборотень? И спишь с ведьмой?

Туомас не ответил, но Василису это не остановило.

— Как Дарья это позволяет? — Тут она замерла и внезапно прищелкнула пальцами свободной руки. — А ты не с Дарьей, верно? Так это ты — нарушитель Пакта! Это тебя ищет Цербер!

— Что? — Туомас ошеломленно смотрел на нее.

Доктор Герман вскочил на ноги. К девушке резко вернулись силы; она оторвала кусок бинта и вытерла с лица кровь одним быстрым движением. Из-под прилипшей ко лбу челки блеснули зеленые, подернутые маревом глаза. Лампочки в люстре заморгали, словно в доме закоротило проводку.

— Довольно, — хлопнул в ладоши Герман Николаевич, не скрывая досады. — С Дедулей будешь лясы точить, Василиса-краса, длинная коса. Проваливай давай, сама знаешь, приворот окончательно разрушен, так что делать тебе тут нечего. Скажи спасибо, что полицию никто не вызвал. Идем.

Туомас, поминутно оглядываясь, вышел вместе с ним из парадной.

— Кто она такая?

— Болотница, — бросил Герман, широким шагом двигаясь в сторону скорой, где Генка отогревался чаем из термоса. — Внучка старика Водяного, Майя тебе может про них поболее моего рассказать. Приворожила мужика этого, а его мамаша пронюхала. А потом взяла да ведьму наняла, чтобы снять приворот. Ну, результат ты и сам видел, Констанция ее сразу уделала, даже не трудилась особо.

— Что она сказала про Пакт? Почему я… — Туомас выпалил первое, что пришло в голову из вереницы необъяснимых событий последнего часа.

Каждый раз, когда удавалось навести хотя бы подобие порядка в мироощущении, и без того нестройная картинка снова рушилась. Что он только что увидел? Как будто мало оборотней и ведьм, теперь еще эти…

— Герман Николаевич? — Тут он осознал, что его спутник замер на месте, словно наткнувшись на невидимую преграду.

Доктора, казалось, бил озноб; Туомас проследил за его взглядом и заметил у трансформаторной подстанции напротив подъезда фигуру в темном. Лица было не разглядеть, но мужчина казался двойником пропавшего из палаты Игоря визитера.

Туомас дернулся было в сторону незнакомца, но тот отступил на шаг и слился с темнотой.

Никакое волчье зрение не помогло, мужчина будто растворился. Герман Николаевич вытер рукавом халата лоб и заторопился к машине, подталкивая Туомаса ладонью в спину.

— Давай, Том, до зари, что ли, стоять будешь?

— Что это за…

— Ничего. Это все шок, — отмахнулся доктор, залезая на сиденье рядом с Генкой. — Девочка просто не в себе. Расслабься, и давай помолчим немного. Поехали, Генчик.

Машина на полной скорости понеслась обратно в больницу.