Это, конечно, было эпично — три ночи уходить от Крепинска, а потом возвращаться к нему. Но бросить Ясну в сложившейся ситуации я не мог. Как вытаскивать княжну, я пока не представлял, но бросить — не мог. Этот вариант мной даже не рассматривался.
На обратную дорогу я смог выделить четыре ночи — время позволяло. А благодаря карте, на которой были отмечены путевые станы, повороты на различные деревушки и куча прочих мелочей, я смог просчитать путь и разбить его на четыре равные части.
Но несмотря на то, что возвращался я уже не очень быстро и больше отдыхал в пути, когда в итоге добрался до Малиновки, ноги у меня просто отваливались, а натёртые ступни дико болели. Но опять же я мысленно ещё раз поблагодарил за карту огневика. Без неё я бы эту Малиновку дня два искал — никаких указателей, упоминающих об этой деревне, мне не встретилось, а спросить ночью было не у кого.
К деревне я подошёл, когда заря только начала заниматься. Успел — Могута в такую рань явно ещё был дома. Жилище тюремщика я нашёл без труда — по его подсказкам. Правда, зайцы на ставнях были больше похожи на смесь бобров с ослами, но тот, кто вырезал эти угловатые кривые фигурки, решил, что это зайцы. И кто я такой, чтобы не верить художнику?
Сам дом был небольшим, слегка покосившимся. Также на участке имелись большой сарай, баня и несколько мелких построек. Во дворе стояла телега, с одного бока накрытая ветошью. Жилище выглядело бедным, но не запущенным.
Я спрятался за сараем, стараясь не шуметь, и принялся ждать. Через какое-то время дверь со скрипом приоткрылась, и на улицу вышла женщина с деревянным ведром — уже знакомая мне жена Могуты. Она прошла до колодца, набрала воды и вернулась в дом. И снова наступила тишина, лишь одинокий петух неподалёку надрывался.
Ещё примерно через полчаса из дома вышел его хозяин. Он какое-то время постоял на крыльце, словно прислушивался к ветру, затем прошёл к воротам и потянулся к засову, чтобы его отодвинуть.
— Могута, — негромко, но отчётливо позвал я.
Тюремщик резко обернулся, на его лице отразилось искреннее удивление.
— Ты до сих пор не ушёл? — спросил он.
— Ушёл, — ответил я. — До Зорельска даже добрался, но вот пришлось вернуться.
— Зачем?
— Прослышал про свадьбу Ясны и Далибора. Решил, что надо бы на неё попасть.
Могута посмотрел на меня с полным непониманием и сказал:
— Но тебя же поймают.
— Так, я потому и пришёл к тебе за помощью, чтобы не поймали.
— Но зачем тебе туда? Дурная это будет свадьба. Все добрые люди проклинают тварюг чермянских за то, что с госпожой нашей Ясной Любомировой такое делать удумали, — сказал Могута, и его просто трясло от негодования.
— Проклинают — это хорошо, — сказал я. — Это правильно. Гладишь, и тварюги чермянские спать станут хуже. Но я бы к этому ещё кое-что добавил.
— Что?
— Да вот думаю утащить Ясну из-под венца.
— Прямо из-под венца? — удивился Могута.
— Ну прямо из-под венца не потяну, — признался я. — Не обладаю нужными ресурсами. А вот из княжеской спальни — вполне. Поможешь?
— Да я… Да всё что надо… — Могута на эмоциях не мог подобрать слов. — Для госпожи нашей доброй Ясны Любомировны всё что угодно. Ты только скажи, как именно помочь?
— Мне надо незаметно проникнуть в замок и желательно в княжескую спальню.
— Это не проблема. Я сегодня всё подготовлю, завтра проведу тебя.
— Лучше сегодня. Хочется вытащить Ясну до первой брачной ночи.
— Так, свадьба завтра, — пояснил Могута и, заметив моё удивление, пояснил: — Сначала на сегодня назначили, но почти сразу перенесли. Ждут гостей из других княжеств. Хочет гад старый, чтобы как у людей всё было, что б он сгорел в диком огне!
Я усмехнулся, отметив интересное проклятие.
— Приходи завтра в это же время, — сказал Могута. — Я тебе одежду принесу подходящую и расскажу, как и что делать будем.
— И на мальчика ещё одежду захвати, — попросил я.
— На какого мальчика?
— Очень похожего по комплекции на Ясну.
— Сделаю.
— И ещё найди мне тряпки старые, ветошь какую-нибудь и животный жир. И купи продуктов нам с княжной в дорогу, будь добр. Что-нибудь такое, что не пропадёт несколько дней: сало, хлеб.
Сказав это, я достал из кармана две печати и протянул их тюремщику.
— Не надо денег, — заявил тот. — Я так вам с госпожой еды соберу.
— Надо! И не спорь! Не дело это — вас объедать, когда у меня есть деньги!
Я всучил две монету Могуте в руку и сказал:
— И если есть какое-нибудь зелье, ноги помазать, буду благодарен, я их просто в кровь стёр.
— Так, тебе сок светолиста нужен. Он любые раны заживляет. Сейчас принесу!
Могута заметно повеселел, узнав, что у Ясны появился шанс на спасение. Только вот появился ли? Пока что мой план по спасению состоял всего из трёх пунктов: прийти, спасти, убежать. И он отчаянно нуждался в деталях. Но что-то мне подсказывало, что придётся импровизировать.
Ясна сидела на лавке и смотрела на окно. Оно было узкое, бойничное, да ещё и с решёткой, но, по крайней мере, через него был виден кусочек синего неба, и на него смотреть было приятно. В отличие от серых и сырых стен камеры и от заваленного гнилой соломой пола. Княжну заставили переодеться в простую одежду, но гордый, полный достоинства взгляд всё равно выдавало в ней аристократку. Она сидела тихо, но не покорно.
К решётке, выполняющей функции двери, подошёл тюремщик, отпер замок и отодвинул её так, чтобы можно было пройти. Ясна знала, что это сделано не для того, чтобы она могла выйти, поэтому даже не посмотрела в ту сторону. Княжна была уверена, что это опять пришёл её брат — уже пятый раз за три дня.
Ясна угадала: тюремщик удалился, а в камеру вошёл Лютогост.
— Сестра, — тихо произнёс он.
— Я тебе больше не сестра! — отрезала девушка.
— В тебе сейчас говорит обида. Но когда-нибудь ты поймёшь меня.
— Нет, я никогда тебя не пойму. Ты ничтожество и предатель!
— Я просто хочу жить.
— Ты мог жить, рассказав обо всём отцу. Но ты предал его.
— У отца не было шансов, — возразил Лютогост. — Станислав намного сильнее его.
— Конечно, не было, — усмехнулась Ясна. — С сыном предателем какие могут быть шансы?
— Его предал не только я! — возмутился княжич. — И это не предательство! У меня не было другого выбора. Если бы я не принял сторону Станислава, нас бы с тобой повесили рядом с отцом на площади!
— Это было бы достойно!
— Ясна, не говори глупостей! — Лютогост не на шутку завёлся и перешёл на крик. — Хватит! Ты не маленькая уже! Не хочешь думать о себе, подумай от Зване. Кто будет о ней заботиться, если не мы? Сегодня вечером тебя выпустят из темницы, а завтра ты выйдешь замуж за Далибора!
— Ты забыл сказать, что ещё я лягу в постель с его отцом, — скривившись от отвращения, произнесла княжна.
— У них так принято, Ясна! Что я могу здесь поделать?
— Какое же ты ничтожество, Лютогост! Хорошо, что мама не дожила до такого позора.
— Не трогай маму, бестолковая девка! Ты ничего не понимаешь! И ты выйдешь за Далиблора! Это единственная возможность спасти тебе жизнь!
— Мне такая жизнь не нужна! — отрезала Ясна.
— Дура! — взвизгнул Лютогост и быстро покинул камеру.
Когда я утром пришёл к дому Могуты, тот уже поджидал меня во дворе с большим узлом и котомкой.
— Я на сегодня поменялся, чтобы весь день быть свободным, — сразу же заявил он мне, после чего протянул узел с котомкой и добавил: — Здесь одежда и всё, что ты просил. Сейчас иди к оврагу, подожди меня там часа два, я за тобой зайду и отправимся к замку. В дом не могу позвать — дочка там, не надо ей тебя видеть.
— Однозначно не надо, — согласился я.
Два часа я провёл с пользой, нашёл хорошие ветки и сделал два добротных факела при помощи принесённых Могутой тряпок и жира. И переоделся в грубые холщовые порты и длинную тёмную рубаху. Подпоясался верёвкой и сверху надел выцветший полукафтан и потёртую шапка с отворотом. Теперь меня было не отличить от настоящих слуг.
И ещё раз помазал ноги полученным накануне зельем — соком светолиста. Этот сок был густым, смешанным с каким-то жиром до состояния мази и жутко вонял — я даже не мог понять, чем именно. Но он работал. Не сказать, что это было прям чудодейственное зелье, но точно не хуже бальзама «Спасатель» из моей прошлой жизни, а то и лучше.
А потом пришёл Могута, и мы отправились в Крепинск. На подходе к городу я устроил схрон — спрятал еду, факелы и огниво. В котомку сложил одежду для Ясны и взял её с собой.
Примерно в километре от города засели в придорожных кустах.
— И кого мы здесь будем ждать? — поинтересовался я.
— Хрипана, — ответил Могута.
— Это кто?
— Свой человек, тоже из Малиновки. Он на кухне работает, мясо везёт сейчас. С ним попадём в город и замок.
— А ему можно доверять? — спросил я.
— Так больше некому, — резонно заметил Могута.
И ведь не поспоришь. Впрочем, у меня имелась возможность проверить искренность этого Хрипана при помощи моего дара, и я не видел причин, чтобы этого не сделать. Могуту я не проверял, так как был в нём уверен, а вот его земляка стоило.
Примерно через полчаса подъехали три телеги. На первой сидел бородатый мужик — видимо, тот самый Хрипан из Малиновки. Он сбавил ход, когда мы с Могутой вышли на дорогу.
— Запрыгивай! — сказал мне Могута, когда мы поравнялись с первой телегой, и сам быстро показал мне пример.
Я тоже запрыгнул и сразу же, схватив за руку Хрипана, задал тому вопрос:
— Меня не обнаружат в твоей телеге при въезде в город и замок?
— Постараюсь, чтобы не обнаружили, — спокойно ответил мужик.
Честно, без каких-либо гарантий, но с другой стороны, а кто бы мне и дал? Но, по крайней мере, я почувствовал, что сдавать стражникам или дружинникам Хрипан меня не собирается — уже хорошо.
Могута заставил меня улечься и укрылся с головой куском неприятно пахнущей промасленной ткани. Пришлось подчиниться.
Минут через десять телега остановилась у ворот. Сквозь щель я увидел, как стражник лишь бросил ленивый взгляд на наш караван да махнул рукой. И мы покатили дальше.
Через какое-то время наша телега подкатила к чёрному входу в замок, что в принципе было логично — негоже через главный мясные туши таскать — и остановилась. Могута откинул вонючую тряпку, и я тут же вылез. И с радостью вдохнул свежего воздуха.
— Сейчас просто иди со мной, — сказал мне тюремщик. — Не суетись, не оборачивайся. Смотри под ноги. Спросят чего — молчи, делай вид, что глух. Держи!
После этих слов он протянул мне ящик, как оказалось, пустой. Сам взял такой же, и мы направились в замок, а Хрипан пошёл звать слуг, чтобы те разгрузили телегу.
Мы с тюремщиком прошли сквозь небольшое хозяйственное помещение и попали на задний двор замка. Проследовали вдоль внутренней стены и вошли в дальний флигель. Дальше продвигались по каким-то техническим коридорам — каменные стены, отсутствие светильников, неприятный запах пыли и гнилого дерева. Иногда шли боком или пригибаясь, но при этом довольно быстро — каждый поворот Могута проходил так, будто в голове у него была карта всех коридоров и тупиков замка.
— Ты слишком хорошо знаешь замок для тюремщика, — заметил я шёпотом.
— Раньше я работал крысоловом, поэтому знаю здесь каждый уголок, — ответил Могута и, усмехнувшись, добавил: — Но слишком хорошо работал: почти всех крыс вывел. Пришлось перейти в тюремщики. Но это к лучшему: тюремщику платят больше.
— Но разве можно вывести всех крыс? — удивился я.
— Можно. Если чурю запустить. Да не простого, а обученного хорошим зверословом.
Кто такой чуря, я уточнять не стал — просто поверил на слово, что он способен справиться с крысами.
Перешёптываясь, мы дошли до очередной пыльной двери, и Могута, остановившись, сказал:
— За этой дверью — коридор, в конце его княжеская спальня. Надеюсь, в ней никого сейчас нет. Больше я тебе ничем помочь не могу.
— Этого вполне достаточно. Благодарю тебя, Могута.
— Я должен был помочь госпоже, — ответил тюремщик. — Будь осторожен, княжич!
После этих слов Могута быстро удалился и скрылся за углом. А я немного постоял, собираясь духом. Затем резко отворил дверь, которая предательски громко скрипнула петлями, и вышел в коридор, после чего вернул дверное полотно на место и зашагал в сторону княжеской спальни. У входа на секунду остановился.
Была не была! Я схватил ручку и потянул на себя дверь. Она отворилась беззвучно. У неё петли явно смазывали чаще, чем у предыдущей. Шагнул внутрь, готовый к чему угодно. Но мне повезло: в помещении никого не было.
Я прошёл на середину, огляделся. Бывшая спальня Любомира Чеславовича, где убийца Крепинского князя собирался надругаться над его дочерью, впечатляла размерами и отделкой. Высокие бронзовые светильники, стоящие вдоль стен, заливали комнату ровным приглушённым светом. Стены были обшиты дубом — тёмным, отполированным до зеркального блеска, и на этих стенах висели вышитые полотна в тяжёлых золочёных рамах: сцены охот, битв.
Вдоль одной стены под балдахином стояла огромная кровать. Полог из тёмно-синей парчи с золотыми кистями; декоративные подушки в кожаных наволочках; покрывало, вышитое золотыми нитями — всё было богато и величественно.
Но главным украшением спальни был камин. Он занимал почти всю стену напротив кровати. Резной, выложенный из чёрного и тёмно-красного камня, с колоннами по бокам. В глубокой нише — огромная огненная чаша с магическим огнём. Над камином висели часы с механизмом, рядом стояло кресло с высокой спинкой. Возле него — столик с открытой книгой.
Ни сундуков, ни комодов, ни уж тем более шкафов, в комнате не было. Куда прятаться в ожидании Ясны — непонятно. Разве что под кровать. Заглянул под неё — в принципе залезть можно. Ну или как вариант — встать за плотными тёмными занавесками у окна.
Пока я раздумывал, где лучше спрятаться, в коридоре раздался шум. Кто-то шёл к спальне и разговаривал.
Под кровать или за занавеску? Мозг так напрягся, что аж голова заболела. А когда я увидел, как приоткрывается дверь, у меня ещё и пульс участился до максимума. Понял, что под кровать я уже просто не успею залезть. Но занавеска была совсем уж несерьёзным укрытием. И тут через приоткрытую дверь до меня донеслось:
— Проверь покои! Сейчас и ночью, перед тем, как господин придёт. Чтобы ничего лишнего там не было!
Кто и кому давал это указание, я не знал, но это было и неважно. Главное — я понял, что сейчас меня обнаружат. А мне очень хотелось этого избежать. Так что пришлось забыть про здравый смысл и действовать исключительно на инстинктах. А они подсказывали лишь одно: прячься в камине!
Даже не подсказывали, а просто без всяких подсказок подтолкнули меня к этому, и я в два прыжка оказался у камина. Не раздумывая, залез в него. Конечно, если бы на постоялом дворе я не провёл эксперимент с магическим огнём, то так бездумно в камин бы не полез, но теперь я подсознательно не опасался сгореть, и это всё решило. Когда стражник, которому велели проверить княжескую спальню, переступил её порог, я уже стоял внутри камина, вытянувшись в полный рост и прижавшись к одной из его стен.
Снаружи меня было не видно, в этом я не сомневался, очень уж огромным был камин. Но меня волновало другое: я, конечно, не горел, но было жарко. И довольно-таки больно.
А ещё у меня загорелись сапоги и порты. Это вообще было невероятное ощущение: стоять и смотреть, как на твоих ногах горят твоя обувь и штаны. Но увы, я стоял в зоне действия магического огня, а всё, что в него попадало, кроме меня, имело свойство гореть. И горело.
К моей радости, в магическом огне всё горело почти без дыма и гари. А то не хватало ещё, чтобы кто-нибудь полез посмотреть, что там дымится в камине.
Уже буквально через десять минут я стоял босиком и в шортах — очень коротких, едва закрывающих зад. Но хоть так — если бы зона огня доходила до пояса, вообще было бы весело.
Теперь главное — не потерять сознание от болевого шока. С одной стороны, психологически было легко от понимания, что я не горю, и последствий не будет, но с другой — было больно. Очень больно.
В итоге терпел я около часа. Гадёныш, которому велели проверить спальню, управился с заданием за пять минут, а потом просто сидел в княжеском кресле. Отдыхал. Мне было видно его через огонь.
Когда он наконец-то покинул комнату, я пулей выскочил из камина. Выдержал, не потерял сознание. Это хорошо. Но предстояло это всё пережить ещё раз — вечером. Это плохо.
Ещё после нахождения в огне я почувствовал сильную слабость — того и гляди упаду. Очень хотелось прилечь на кровать и отдохнуть, но я боялся уснуть — не известно, как мог организм среагировать на пережитый стресс. А уснуть на кровати и пропустить момент, когда в комнату кто-то войдёт — это было не то, ради чего я пришёл. Поэтому я таки залез под кровать. Еле втиснулся, но как только смог это сделать, сразу же отключился.
Сколько проспал, сказать сложно, но руки-ноги затекли. Поэтому я вылез, размялся, прошёлся по комнате, немного посидел в кресле и отправился к двери. Сел возле неё, чтобы услышать, когда кто-то пойдёт по коридору.
Просидел я так очень долго, время от времени вставая и разминаясь. Но в итоге дождался звука шагов и тут же бросился к камину. Едва я забрался в него, отворилась дверь и в спальню вошёл тот же стражник, что приходил днём. Походил, пошумел, всё ещё раз проверил и опять завалился в кресло.
Примерно через полчаса дверь снова отворилась, и в комнату в сопровождении двух молодых служанок и какой-то пожилой и очень важной с виду женщины вошла Ясна. Стражник тут же удалился, а я с интересом принялся наблюдать за происходящим. Даже боль немного отошла на второй план.
Одна из служанок тут же откинула с кровати покрывало, а другая руками расправила и без того идеально застеленную белоснежную простыню. Старуха, глядя на это всё, кивала с умным видом, а в конце обратилась к Ясне:
— Ты уже не маленькая, всё знаешь.
Княжна в ответ на это кивнула и заплакала.
— Не стоит лить слёзы, — заметила старуха. — Если ты будешь вести себя хорошо, то твой господин будет благосклонен к тебе.
Ясна снова кивнула. Как же мне было жалко несчастную девочку, и что бы меня ни ждало в эту ночь, я лишний раз убедился, что принял верное решение — прийти за княжной.
— Сейчас мы покинем тебя, — продолжила раздавать «ценные указания» неприятная старушенция. — И сюда придёт твой господин. Он пробудет с тобой, сколько захочет. Ты должна быть с ним ласкова и нежна. После него придёт твой муж. С ним ты тоже должна быть ласкова. Даже если будет больно — терпи! Твой господин и твой муж не должны уйти отсюда в плохом настроении. И я думаю, излишне напоминать, что эта простыня к утру должна быть красной!
И снова Ясна кивнула, утирая слезу. А старуха в сопровождении служанок покинула комнату. Я решил подождать, когда они отойдут достаточно далеко — не хватало ещё, чтобы Ясна вскрикнула от испуга, увидев меня, вылезающего из камина, и привлекла лишнее внимание.
Пока я ждал и раздумывал, как успокоить Ясну, та вдруг резко перестала всхлипывать, утёрла кулаком слезу и бросилась к одной из стен. Сняла с неё картину, открыла расположенный за этой картиной тайник и достала из него… здоровенный кинжал. Быстро подошла к кровати и спрятала кинжал под покрывало. После чего села на кровать. И это была уже не заплаканная испуганная девочка, а человек, у которого на лице было написано, что он ничего не боится и готов идти до конца. Удивительно, как княжна изменилась за считаные секунды.
Но при всём уважении к Ясне и восхищении её смелым планом, у меня был другой. Поэтому я дождался, когда девушка отвернётся, чтобы совсем уж её не напугать, и выскочил из камина.
— Ясна! Не бойся и не кричи! — выпалил я, оказавшись на полу.
— Владимир⁈ — воскликнула княжна с величайшим удивлением, и её эмоции можно было понять.
— Не кричи! — повторил я.
— Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал? — принялась засыпать меня вопросами Ясна. — И почему ты…
Она запнулась, не найдя подходящих слов, чтобы выразить удивление моим внешним видом.
— Так получилось, потом расскажу. Ты мне лучше скажи, зачем кинжал спрятала?
— Убью кровопивца!
— А потом себя?
— Зачем себя?
— Ну а как иначе? Охрана же на шум прибежит.
— Убью охрану.
— Или она тебя? — заметил я.
— Или она меня, — согласилась княжна. — Но всё лучше, чем ложе с поганником делить!
— Уважаю, но у меня есть план получше. Убивать мы никого не будем, а просто свяжем этого упыря и убежим. Ты замок хорошо знаешь? Сможешь выйти незаметно?
— Из замка да, но куда мы потом пойдём? Нас сразу же поймают.
— Всё продумано, ты меня из замка выведи, а там уже моя забота.
— Выведу.
— Ну вот и отлично. Тогда садись на кровать и сиди. Ждём, как ты выражаешься, поганника, а там я всё сделаю. Ты только шум не поднимай. Просто сиди и молчи.
— А если он меня лапать начнёт?
— Не успеет.
Собрав в кучу плотную ткань с двух сторон балдахина, я соорудил довольно широкую и непрозрачную тряпичную ширму — вполне подходящую, чтобы за ней спрятаться. И только я это сделал, как в коридоре раздался шум шагов. Я быстро спрятался за укрытие и, на всякий случай забрав кинжал, напомнил Ясне:
— Просто сиди и молчи!
И тут же отворилась дверь. Я не видел, как вошёл старый князь, но я это представлял: он явно радовался и предвкушал хорошее времяпровождение. И похоже, любитель юных прелестниц перебрал с хмельным мёдом — он сильно шаркал ногами при ходьбе.
— Ты готова ублажить своего господина? — спросил Браноборский князь у Ясны и, не дождавшись ответа, добавил: — Я люблю, когда мне подчиняются, но мне не нравится, когда просто лежат. Тебе должны были объяснить, как себя вести. Если будешь стараться, то я буду к тебе благосклонен.
Старик замолчал. Ясна тоже не издавала ни звука, как я ей велел. И это не понравилось князю.
— Подними глаза! — крикнул он. — Посмотри на своего господина, девка! Снимай одежды и ублажай меня! Мне должно понравиться! Я хочу запомнить эту ночь надолго!
— Насчёт «понравиться» не обещаю, — громко произнёс я, выходя из своего укрытия. — Но запомнишь ты эту ночь навсегда. Это я тебе вот прям гарантирую!
Хруст ломаемых костей раздался на всю комнату, и это сломались не мои пальцы. Для верности и для усиления удара я не просто вмазал кулаком — я сжал в нём рукоять кинжала. Попал точно в нос — куда и целился.
Мой опыт рукопашного боя и драк в прошлой жизни вкупе с молодецкой силушкой нового тела сработали идеально — убийца Любомира Чеславовича и несостоявшийся насильник Ясны рухнул на пол как подкошенный, застонал и схватился за лицо.
Время пошло.