Повелитель огня

Глава 22

После моего разговора с огневиком прошёл примерно час. Небо было чистым, солнце поднялось уже совсем высоко и конкретно так припекало. Слабый ветерок, дующий к тому же ещё и в спину, ситуацию не спасал — было жарко. И это мне, чьё дырявое рубище хорошо проветривалось. Огневикам в их обмундировании было явно ещё более тяжело.

Один из них — похоже, старший в этой тройке, шёл впереди; за ним плелись мы с Добраном — мальчишка устал, перенервничал и еле волочил ноги; замыкали шествие ещё два бордовых плаща. Шли молча. Добран иногда косился на меня, словно, искал уверенности в моём лице. Я улыбался и трепал его густую шевелюру, надеясь, что это хоть как-то поддержит мальчишку.

Дорога петляла между пологими холмами, покрытыми редкой травой и кустарником, и в итоге вывела нас к речушке. Совсем небольшой — шириной метра два и такой мелкой, что всё дно просматривалось. Через неё был перекинут узкий мост без перил. По нему проходили по одному.

Сразу за речкой дорога уходила влево, а справа показалась ещё одна роща, или даже, скорее, небольшой лесок. Идущий первым огневик указал на неё рукой и скомандовал:

— Идём туда!

— Зачем? — задал я резонный вопрос.

— Отдохнём немного в тени. Жарко.

— Но скоро станет ещё жарче, — возразил я.

— Сказано — иди! — рявкнул бордовый плащ и демонстративно вытащил меч из ножен примерно на четверть.

Пришлось повиноваться. Хотя идти в эту рощу без вариантов означало — подписать себе окончательный приговор. Впрочем, его нам уже вынесли, так что думать надо было о другом: как за оставшиеся несколько минут сбежать. Я был уверен практически на сто процентов, если я налегке да в удобных сапогах рвану в сторону, то огневики меня не догонят. Но бежать — это бросать мальчишку, тот точно не сможет удрать. Значит, нужен был другой план.

— Вы хотите нас убить? — неожиданно спросил Добран.

— Хотели бы — убили бы раньше, — как мне показалось, смутившись, ответил старший огневик, и мне даже не нужно было до него дотрагиваться, чтобы понять: он врёт.

Примерно на полпути к роще старший отстал, и теперь первыми шли мы с Добраном. Логично — глупо подставлять мне спину в такой ситуации. Хотя, что я мог сделать? Броситься сзади и задушить? Это могло сработать, не иди за нами ещё двое вооружённых мечами огневиков.

Сердце колотилось у меня в груди, как перфоратор. Не от страха, от напряжения. Мысли метались в голове, как бешеные тараканы, но ничего путного я придумать не мог. Да и что тут придумаешь? Оружия у меня не было, руки пустые. Всё, что я имел — это мои кулаки и какая-никакая сила. Но и огневики были немаленькие. И втроём. И вооружены.

Я шёл и смотрел по сторонам: искал камень, ветку, корягу — хоть что-то, что могло бы стать оружием. Понимая при этом, что с веткой против трёх мечей — это даже не смешно. Когда до рощи осталось около ста метров, я понял, что всё — дальше конец, или я делаю хоть что-то сейчас, или уже не сделаю ничего никогда.

Годного плана я так и не придумал, но понимал, что драться лучше с одним противником, чем с тремя. Поэтому решил рискнуть и попробовать оттянуть одного. В любом случае других вариантов я не видел.

— Мрагон! — внезапно и очень громко заорал я. — Там среди деревьев мрагон!

После этих слов я сломя голову побежал к роще, к тому самому воображаемому мрагону. Логики в этом поступке не было, но я надеялся, что это как раз таки и собьёт с толку огневиков. И ещё я очень рассчитывал, что за безоружным пленником бросится лишь один бордовый плащ. И я угадал.

— Стой! — раздалось мне в спину, и я услышал звук быстрого вынимания меча из ножен — резкий, неприятный, пугающий.

Я бежал изо всех сил, надеясь, что если я смогу увести бегущего за мной достаточно далеко, то у меня будет некоторое время, чтобы его обезоружить и обезвредить, пока к нему прибегут на помощь товарищи. Правда, как обезоруживать и обезвреживать профессионального бойца, я пока не знал. Точнее, я вообще не думал об этом в тот момент — иначе не хватило бы духу начать действовать.

Но я начал, и останавливаться теперь было нельзя, теперь только до конца — до победы, хоть шансы на неё были микроскопическими. Но это всё равно было лучше, чем идти на верную погибель в рощу.

Я заметил её случайно — ветку, лежащую в траве слева. Длинную — около полутора метров, массивную, утолщённую у основания. Разумеется, рванул к ней, изменив траекторию движения. И чуть за это сразу же не поплатился: огневик бросился мне наперерез и взмахнул мечом. Я еле уклонился от удара, который едва не вспорол мне спину. Меч прошёл в считаных сантиметрах от неё.

Я припал на одно колено, схватил ветку и еле успел откатиться в сторону, уворачиваясь от очередного удара. Теперь главное — не думать, а действовать на инстинктах настоящего Владимира, как это было во время защиты замка Крепинского князя.

Следующий удар был рубящий, сверху вниз. Я отклонился влево, подставил ветку. Глухой звук — дерево встретилось с металлом. И у меня вместо одной большой ветки стало две маленькие. Оставил ту, что была побольше и потяжелее, а меньшую бросил в лицо противнику. Пока он от неё уклонялся, я смог вскочить на ноги.

И тут же мне пришлось реагировать на новый удар, в этот раз — колющий. Я сдвинулся вправо, пытаясь отбить меч, но не вышло — лезвие скользнуло вдоль ветки и слегка задело моё предплечье. Через рукав проступила кровь. Но совсем немного, похоже, клинок лишь едва разрезал кожу.

Во время следующего выпада огневика я попытался ударить его по кисти — не получилось. Не попал. Но зато ударил по клинку, отведя его в сторону, что тоже было неплохо. Впрочем, обольщаться не стоило — ко мне быстро пришло понимание, что палкой я смогу лишь какое-то время отбиваться. О том, чтобы нанести ей хоть какой-то ущерб противнику, речи не шло. А вот он рано или поздно мог сделать удачный выпад, и это не радовало.

А что немного успокаивало, так это то, что два других огневика не спешили помогать товарищу. Скорее всего, были уверены, что тот сам справится с безоружным. Правда, один из них схватил за руку и крепко держал Добрана. Это расстроило — я рассчитывал, что мальчишка сможет убежать под шумок.

Огневик наносил удары один за другим, я уже даже и не пытался их отбивать, просто отбегал, размахивая палкой лишь для виду. А потом случилось то, что рано или поздно должно было случиться: отскакивая в очередной раз назад, я споткнулся и упал на спину. Противник тут же решил воспользоваться таким подарком и рубанул по мне сверху. Почти попал — я чудом откатился влево.

Пытаясь встать, я упёрся левой ладонью в землю — рыхлую, сухую. Не раздумывая, зачерпнул полную горсть и когда встал, тут же бросил это всё в лицо огневику. Не на инстинктах — в каком-то кино про рыцарей видел такой приём. К сожалению, в глаза не попал, но на пару секунд отвлёк. Этого было достаточно, чтобы швырнуть со всех сил палку прямо в голову врагу.

Хоть что-то у меня наконец получилось — дубина впечаталась толстой стороной прямо в лоб огневику, и, судя по виду этого парня, сотрясение мозга я ему обеспечил. Противник несколько секунд стоял растерянный и словно не мог понять, где находится. Это нельзя было не использовать.

Я рванул к огневику и прыгнул на него, сбил с ног, навалившись всем телом. Обеими руками вцепился в его запястье и попытался вывернуть его, чтобы враг выпустил меч. Огневик рыкнул, заскрежетал зубами и попытался ударить меня локтем в висок. Я успел отклониться, но по касательной он попал. Было ощутимо, в глазах аж потемнело на какое-то время. Но запястья противника я не отпустил. И получил удар кулаком по голове. Один. Второй.

Пришлось перехватывать левую руку огневика, которой он лупил по мне, и как следствие ослабить давление на запястье руки, державшей меч. Противник воспользовался этим и попытался вывернуть клинок так, чтобы полоснуть им по мне. Пришлось отпустить его левую руку и ухватиться за гарду, чтобы остановить движение меча.

И тут же я снова получил удар кулаком по голове. А затем огневик попытался схватить меня свободной рукой за горло. Я подался вперёд, не дав ему это сделать, и уткнулся лицом в его плечо. Недолго думая вцепился в него зубами. Укусил так, что казалось, кусок плоти вырвал. По крайней мере, противник заорал так, будто вырвал. После этого он попытался отвести в сторону укушенное плечо, по ходу дела предприняв ещё одну попытку зацепить меня мечом. У него ничего не вышло, мы снова сцепились и покатились по земле, как два пса, дерущихся за кость.

В какой-то момент мы ненадолго остановились. И тут же я услышал какой-то странный звук, словно что-то просвистело, и почувствовал, как противник вздрогнул — очень резко дёрнулся всем телом. А потом обмяк и перестал оказывать сопротивление. Я оттолкнул огневика и заметил, что из его груди, с левой стороны, торчит стрела.

Взяв из раскрытой ладони врага меч, я вскочил на ноги и огляделся в надежде увидеть стрелявшего. Но увидел лишь бежавшего на меня второго огневика. Он не выкрикивал угроз, а просто нёсся в мою сторону, словно куда-то опаздывал. Я остался на месте и приготовился отражать атаку, снова доверившись навыкам, отработанным бывшим хозяином моего нового тела.

Я сжал покрепче рукоять клинка и максимально сконцентрировался. Я должен был победить, ведь самое сложное я уже сделал — добыл оружие. Не без помощи неизвестного лучника, но тем не менее. А выходить с мечом против меча, это не палкой размахивать, и осознание этого факта сильно придавало уверенности.

Атаковал он без особых затей — рубящим сверху. Я отклонился влево, и удар прошёл мимо. После чего я контратаковал выпадом, однако враг отскочил. Но тут же снова приблизился и ударил рубящим сбоку. Я выставил клинок, парировал удар, но он всё равно прошёл по касательной и задел плечо. Несильно, но неглубокий порез остался.

Я невольно отшатнулся, а огневик опять пошёл на сближение, хотел резким выпадом распороть мне бок, но я увернулся и ударил его снизу, в предплечье. Рассёк его довольно сильно — противник чуть не выпустил из руки меч и инстинктивно сделал шаг назад. А я — вперёд. И тут же быстрым и точным движением всадил остриё своего клинка врагу между рёбер.

Огневик охнул, замер и через пару секунд повалился на землю. Я на автомате схватил его меч и отбросил подальше. И лишь после этого, когда я ещё раз взглянул на бездыханное тело врага, пришло осознание, что я убил человека.

Да, в целях обороны, да, так было нужно, и мне совершенно не стоило по этому поводу себя корить или мучиться угрызениями совести, но всё равно это был не тот опыт, который я хотел получить. Но пришлось. И похоже, всё складывалось так, что этот опыт мне предстояло повторить: третий огневик сдаваться явно не собирался.

А Добран, как выяснилось, не собирался всё время просто стоять и ждать, когда кто-то решит его судьбу. Мальчишка воспользовался тем, что державший его за руку бордовый плащ отвлёкся на мой бой с его товарищем, и вырвался. И бросился наутёк. Огневик бросился за ним и даже смог ухватить пацана за ворот рубахи, но толку от этого не было — рваньё не выдержало, кусок рубахи остался в руке у огневика, а Добран скрылся за ближайшими кустами.

Огневик выругался и направился ко мне. Но в отличие от своего товарища, не бежал. Шёл размеренно, демонстрируя мне свой меч и намерение драться до конца. Я ждал, сжимая рукоять меча.

Когда между нами осталось не более пяти метров, и противник уже собирался броситься на меня, снова раздался неприятный свистящий звук, и в землю перед огневиком вонзилась стрела. Буквально в сантиметрах от его правого сапога. Бордовый плащ тут же остановился, а я опять озадачился вопросом: кто это стреляет? Неужели Велимира догадывалась, что ситуация сложится подобным образом и кого-то наняла?

Пока я размышлял на эту тему, огневик сделал осторожный шажок вперёд, но очередная стрела, воткнувшись перед ним в землю, отбила у него всякое желание куда-либо идти. Он просто замер. А потом начал потихоньку отступать. Однако ещё одна стрела, воткнувшаяся сбоку и немного позади от него, толсто намекнула, что лучше оставаться на месте.

А затем я услышал за спиной хруст веток и обернулся на звук. И почувствовал, как у меня глаза вылезают из орбит от удивления. Из-за деревьев, держа в руках лук с натянутой тетивой, выходила… Ясна.

Девчонка шла, не спеша, целилась в огневика, и выражение её лица не сулило тому ничего хорошего, если он вдруг надумает совершить глупость. Я тоже направился к нему, сжимая меч. Бордовый плащ интуитивно попятился, но быстро понял, что это не лучшая идея, и снова застыл.

— Брось оружие! — крикнул я огневику.

Тот кивнул, медленно опустился на колени, бросил меч впереди себя и поднял руки — самый правильный поступок в сложившейся ситуации. Я подошёл, взял его оружие, отбросил подальше и сказал:

— Сейчас я задам тебе несколько вопросов. От того, как ты на них ответишь, будет зависеть твоя жизнь.

Пленник снова молча кивнул, давая понять, что принимает правила. Затем, пока Ясна держала его на прицеле, я связал ему руки за спиной и усадил на землю, прислонив к старому пню. В принципе руки можно было и не связывать, но так надёжнее, зачем рисковать? К тому же я собирался допрашивать огневика не на расстоянии, а при непосредственном физическом контакте, чтобы быть уверенным в правдивости его ответов.

— Как ты здесь оказалась? — спросил я у Ясны, закончив с пленником.

Вместо ответа Крепинская княгиня бросилась мне на шею, швырнув лук в траву, и крепко меня обняла. Не отпускала примерно минуту, а потом прошептала мне прямо в ухо:

— Я так рада, что ты живой.

— Я тоже этому рад, — сказал я. — Но всё же, как ты здесь оказалась?

— Потом расскажу, — ответила Ясна, разрывая объятия. — Давай сначала его допросим.

Серьёзный подход, сразу видно — дочь князя. Я подошёл к пленнику и взял его за подбородок, чтобы обеспечить тактильный контакт. Выглядело нелепо и пафосно, но необходимо было разыграть представление, чтобы ни он, ни Ясна ничего не заподозрили.

— Зачем вы вели нас в рощу? — задал я первый вопрос, хотя ответ на него знал.

— Мы должны были убить тебя, — честно ответил огневик.

— Меня? — уточнил я. — Или нас.

— Только тебя.

И снова не соврал. Выходит, я ошибся, и подробный ответ оказался для меня довольно неожиданным.

— А мальчик? — спросил я. — Что вы должны были сделать с ним?

— Этого я не могу сказать, — ответил огневик.

— Если хочешь жить, то придётся напрячься и смочь, — сказал я, а Ясна подняла лук, вложила в него стрелу и демонстративно натянула тетиву.

— Нет, не могу.

— Можешь. Потому что у тебя нет выбора. Точнее, есть, но он невелик: ты можешь рассказать обо всём по доброй воле или после пыток. Но так или иначе информацию мы из тебя выбьем. Выбирай как.

Я не представлял, как пытать пленника, да и не хотел этого делать, если честно, поэтому оставалось надеяться, что он поверит в перспективу пыток, и она его не обрадует. И он поверил.

— Мы должны были дойти с мальчишкой до путевого стана, там взять повозку и отвести его в Браноборск, а там передать в Дом братства, — произнёс огневик спустя некоторое время.

— Зачем? — спросил я.

— Не знаю, — ответил пленник. — Я просто получил приказ и выполнял его.

— Ты понимаешь, что в нас нет скверны, что нас оболгали и мы ни в чём не виноваты?

— Я выполнял приказ.

Огневик не пытался оправдаться, он просто объяснял. Смотрел спокойно, без страха. Он был частью системы и просто выполнял приказ вышестоящего. У него не было права этот приказ обсуждать или отказаться от его выполнения. Сказали убить — иди и убивай. Для этого мира такое было нормой, тут было глупо предъявлять какие-то претензии.

— Есть ещё что-то важное, что ты мог бы нам сообщить? — спросил я.

— Нет, — ответил бордовый плащ. — Больше мне вам сообщить нечего.

Не соврал. Я отпустил подбородок пленника, встал и призадумался. Надо было теперь решать, что с ним делать: убивать безоружного — перебор; отпустить — опасно; связать и бросить в роще — то же самое, что и убить. Ночью с почти стопроцентной вероятностью придут звери и сожрут беднягу.

Однако принять решение я не успел — Ясна выпустила стрелу. Я даже и не понял сразу, в чём дело, смотрел в это время в сторону. Поэтому сначала услышал звук вибрации тетивы и, лишь бросив взгляд на огневика и увидев торчащую у него из груди стрелу, осознал, что произошло. Девчонка попала бедняга прямо в сердце, он завалился набок, не издав ни звука.

— Он же сказал, что ему больше нечего нам сообщить, — совершенно спокойно заявила Ясна, реагируя на мой недоумённый взгляд.

И что я мог её на это сказать? Дитя своего времени и мира — она поступила так, как на её месте поступили бы сто из ста местных жителей независимо от пола, возраста и социального статуса. Ну а если не сто, то девяносто девять точно. Оставалось лишь вздохнуть и развести руками.

А Ясна тем временем подошла ко мне и снова меня обняла. Прижалась к моей груди так крепко, что я почувствовал, как бьётся её сердце.

— Не оставляй меня больше, Владимир, — произнесла она негромко. — Я так за тебя переживала.

Вот это поворот. А не влюбилась ли девчонка в меня? Вот этого мне только не хватало.

— Вообще-то, я веду тебя к дяде, чтобы там оставить, — напомнил я.

— У дяди можно. Как позавчера не оставляй.

— Ну а что я должен был сделать, когда узнал, что в горящем доме остался ребёнок? Сказать «мне очень жаль» и пойти дальше?

Ясна вздохнула, хотела что-то сказать, но не успела — её внимание отвлёк подошедший к нам Добран. Крепинская княгиня разжала объятия, отпустив меня, и обратилась к мальчишке:

— Из-за тебя нам пришлось убить трёх огневиков.

Пацан опустил глаза.

— Нам пришлось их убить, потому что они хотели убить нас, — сказал я. — Не стоит ставить это в вину Добрану.

— Я не ставлю, — ответила Ясна. — Что сделали, того не вернуть. Я просто хочу, чтобы он понимал, на что нам пришлось пойти ради него.

— Я всё понимаю, — пробормотал растерянный и расстроенный мальчишка.

— Всё! — сказал я. — Закрыли эту тему! Лучше скажи, Добран, ты знал, что тебя не собирались убивать?

Тот кивнул.

— А почему мне не сказал?

Пацан пожал плечами, и его глаза заблестели. Продолжать в том же духе явно не стоило.

— Ты хотя бы знаешь, зачем ты был так нужен огневикам? — перевёл я разговор на другую тему.

— Я же рыжий, — ответил Добран.

— Это что-то иносказательное? — уточнил я. — Ты, вообще-то, довольно чернявый.

— Рыжий. Меня красят. С самого детства.

Сказав это, мальчишка показал мне голову, раздвинув шевелюру так, чтобы я мог видеть цвет волос у корней. И он действительно был огненно-рыжим.

— На днях собирались снова красить, — добавил Добран.

— Но зачем? — удивился я.

— Ты как вчера родился, Владимир, — сказала Ясна.

— Вообще-то, мне память отшибло после отравления, если ты забыла, — напомнил я.

— Прости, забыла, — смутившись, произнесла девчонка. — Все рыжие — способные. Так называют тех, кто может делать запасы.

— Я думал, их делают огневики.

— Они не могут. Им доступно чаровничество, но запасы делать они не могут. Поэтому они ищут для этих целей способных по всему Девятикняжью. И способные делают запасы для огневиков.

— И, судя по всему, делают они это не всегда по доброй воле, — догадался я.

— Родиться рыжим — тяжёлая и незавидная доля, — сказала Ясна и как-то совсем по-другому посмотрела на Добрана — с искренним сочувствием, а тот совсем скис.

— Хорошо, — сказал я, пытаясь как-то сложить детали непростого пазла в своей голове. — Но если Добран — такая ценность, то зачем его хотели сжечь в доме? Ты знаешь, кто тебя запер на третьем этаже?

Последний вопрос предназначался мальчишке. Тот кивнул и ответил:

— Мама.

— Но зачем? — воскликнул я, искренне удивившись.

— Чтобы я не убежал из дома, пока волосы не покрасили.

— А ты собирался?

— В Гардов приехали скоморохи, я очень хотел посмотреть на них. Вот мама меня и заперла, чтобы я не пошёл, пока их с папой не было дома.

— То есть, она тебя заперла, чтобы ты не пошёл смотреть на скоморохов, а кто-то в этот момент поджёг дом?

Мальчишка снова утвердительно кивнул.

— А ты знаешь, кто это сделал? — спросил я.

— Нет.

— Может, ты кого-то подозреваешь?

— Нет. Я был в своей горнице, когда внизу начали кричать. В окно увидел, как все на улицу побежали с первого этажа: дворовые, стряпчие. А потом почувствовал неприятный запах.

— Только с первого этажа на улицу побежали? — уточнил я. — А со второго?

— На втором никого не было, — ответил Добран. — Там опочивальни родителей, туда просто так никто не заходит.

Теперь картина начала вырисовываться. Я изначально был уверен, что дом подожгли огневики, но до этого разговора с Добраном у меня выбивался из общего пазла тот факт, что мальчишку заперли. Это наводило меня на неправильную мысль, что его хотели убить. А как оказалось, всё дело было в роковой случайности. Поджигатель устроил пожар, будучи в полной уверенности, что Добран спасётся — выбежит на улицу, как остальные. После чего его обвинили бы в поджоге и дальше по отработанной схеме.

Но мальчишка оказался заперт. А на помощь ему никто прийти не мог — желающих бежать на третий этаж через горящий второй не нашлось. До моего прибытия к дому Гардовского посадника. Бедная Велимира: мало того что она была вынуждена смотреть, как её сын сидит в горящем доме, так она ещё и корила себя за то, что заперла его там.

Вопрос, как подожгли дом, интересовал меня меньше всего — я знал, что это несложно. Достаточно было незаметно со стороны двора бросить бутылку с коктейлем Молотова в любое окно второго этажа и просто ждать. Даже небольшое возгорание в итоге переросло бы в пожар, ведь в этом мире желающих тушить дикий огонь нет. При любом пожаре, даже самом маленьком, все просто убегают от огня, боясь скверны. Либо боясь огневиков.

Но как это часто бывает, что-то пошло не так: план огневиков сорвали скоморохи, приехавшие в город — из-за них Велимира заперла Добрана. И когда мне всё стало понятно, я ещё сильнее разозлился на чаровников. По сути, я им способного спас. Могли сказать спасибо, формально очистить от скверны и отпустить, а мальчишку под каким-нибудь предлогом увести в Браноборский Дом братства. Например, для полного очищения от скверны.

И не было бы этого всего, и три бордовых плаща остались бы живы, и мы с Ясной спокойно покинули город. Правда, судьба Добрана оставалась неясной при таком раскладе, хотя она у него и при сложившихся обстоятельствах не особо завидная. Она в принципе не может быть у него хорошей, учитывая, что этот пацан для беспринципных огневиков — всего лишь инструмент наживы, который те хотят получить любой ценой.

Но сейчас речь шла не о Добране, а о коварстве братьев Истинного огня. Ведь шанс решить всё мирно был, однако чаровники решили меня убить. А ведь они знали, что я сын Велиградского князя. Но это их не остановило. Или это, наоборот, сыграло в пользу принятого ими решения?

Нерешённых вопросов меньше не становилось: только на одни нашёл ответы, как сразу новые появились. Но кое-что я мог выяснить прямо сейчас.

— Так ты мне расскажешь, как здесь оказалась? — задал я в очередной раз Ясне волнующий меня вопрос. — Как узнала, что нас в эту рощу поведут?

— Я не знала, — ответила девчонка. — Вчера на постоялый двор пришла женщина. Нашла меня, показала записку от тебя. Описала ситуацию, дала много денег и две записки: тебе и Добрану. Сказала, что вас выведут из города на рассвете и отпустят не раньше, чем вы покинете земли удела, потому что в его пределах за вас несёт ответственность Гардовский Дом братства. А граница удела вон по той реке проходит. Я совсем рано сюда пришла, в кустах спряталась, откуда мост хорошо видно. Думала, как вы реку пересечёте, идти за вами, пока вас не отпустят, а оно всё совсем по-другому вышло.

— А лук у тебя откуда?

— Купила вчера вечером. И видишь, не зря.

— Однозначно не зря, — согласился я. — Но зачем ты его купила? Ты же не знала, что на меня нападут.

— А как в дороге без оружия? — удивилась Ясна. — А если мрагон опять встретится или псы дикие? Или ты всё время собираешься палку с диким огнём с собой таскать?

— Но почему именно лук?

— Потому что я умею хорошо из него стрелять. Отец очень любил охоту с луком. А у Лютогоста руки кривые — он с пяти шагов в корову не попадёт. Вот я и научилась стрелять, чтобы отца порадовать. Ну и брата позлить. Видел бы ты его лицо, когда я на охоте грызнеца́ с первой стрелы укладывала.

Кто такой грызне́ц, я не знал, но полученная информация меня впечатлила. А Ясна сначала улыбнулась, вспомнив, как досаждала брату, а затем её глаза предательски заблестели, и она добавила:

— Мне очень нравилось ездить с отцом на охоту.

А потом она заплакала и уткнулась лицом мне в грудь. Я приобнял юную Крепинскую княгиню и сказал:

— Всё будет хорошо. Мы дойдём до твоего дяди, и всё будет хорошо.

— Всё будет хорошо, когда я отомщу за отца, — всхлипывая, произнесла Ясна и ещё сильнее прижалась ко мне. — А я отомщу.