Степан
Возвращались мы тем же путём — через леса и поля, избегая асфальтовых дорог, но если ночью эта поездка была похожа на бегство через тёмный, непроглядный тоннель, то теперь всё вокруг было наполнено жизнью и светом.
Рассвет разлился по небу розовыми и золотыми красками, и мир начал постепенно просыпаться. Из-за поворота на нас вдруг выкатилось неторопливое, чёрно-белое стадо коров. Пастух, паренёк лет четырнадцати, лениво помахал нам прутиком, а Дилшод, притормозив, крикнул ему что-то на своём языке, на что тот сразу же заулыбался и бодрым голосом что-то ответил. Мы медленно объехали стадо, после чего мой спаситель подбавил газу и мы снова помчались по полям.
Дальше, на бескрайнем лугу, пасся табун лошадей. Над признаться, я даже несколько подзалип на этих стройных и сильных животных, с развевающимися на ветру гривами. Они поднимали головы, провожая нас умными, спокойными глазами, и фыркали, пуская на холодном воздухе белые клубы пара. Где-то вдали, на свежевспаханном поле, работал трактор, и его ровный, басовитый рокот был частью этой утренней симфонии — вместе с криками птиц, мычанием коров и шелестом влажной от росы травы под колёсами.
Я смотрел в окно, и странное чувство покоя, которого я не знал, кажется, никогда, начало заполнять ту ледяную пустоту, что осталась внутри после расправы над Артуром. Здесь не было ни камер, ни суеты, ни этой вечной, гнетущей городской тревоги… Здесь был только простор, небо и земля.
Мы подъехали к дому Дилшода, когда солнце уже полностью поднялось над горизонтом, заливая золотым светом двор и палисадник. Дом уже не спал. Из трубы шёл ровный столб дыма, пахло дымком и чем-то вкусным — Зухра, видимо, уже вовсю хозяйничала на кухне, однако моё внимание привлекло кое-что другое.
На скамеечке у входа, под лучами утреннего солнца, сидела Дарина. Она была жива, она была здесь, и она была не одна. Её облепила вся детвора Дилшода — все пятеро детишек.
Они сидели на земле вокруг неё, подперев подбородки руками, и смотрели на неё широко раскрытыми глазами, а она… она что-то им рассказывала. Тихим, немного уставшим, но абсолютно твёрдым голосом, и на её лице не было и тени той ужасной подавленности и страха, что были вчера. Была лёгкая улыбка и какая-то новая, незнакомая мне мягкость.
И ещё одна деталь заставила моё сердце ёкнуть. Моя девушка была одета не в привычные ей узкие джинсы и топ, которые из-за вчерашних приключений были залиты кровью, а в длинное, цветастое узбекское платье — яркое, с традиционным орнаментом…
И должен признаться, что оно ей невероятно шло, подчеркивая её хрупкость и в то же время какую-то новую, непривычную стать. Она выглядела женственной и… своей. Как будто всегда тут сидела, на этой скамейке, с этими детьми.
Мы с Дилшодом вылезли из машины, и конечно же дети заметили нас первые. Они вскочили и радостно завопили, а Дилшод начал что-то им выговаривать, из-за чего практически сразу все они бросились в рассыпную, оставив около Дилшода только самого маленького паренька.
Хозяин дома заметил мой удивлённый взгляд и как будто слегка смущённо почесав затылок, выдал:
— Расслабились сорванцы! Увидели нового человека и уши сразу развесили. А матери кто будет помогать? Вот… Объяснил им всю глубину их заблуждений. В этот момент я смотрел на Дарину и если честно мне было совсем параллельно на то, что говорил там Дилшод. Она подняла голову, наши взгляды встретились, и я облегчённо выдохнул.
В её глазах не было вопроса «где ты был?» или «что случилось?». Был просто… покой, и глубокое, бездонное облегчение. Она медленно поднялась, отряхнула подол платья абсолютно естественным женским жестом, и сделала несколько не решительных шагов ко мне.
Мы остановились в паре шагов друг от друга. Я не знал, что сказать и как начать этот разговор после всего, что произошло, однако стоять и молчать тоже было глупо, поэтому я выдавил из себя максимально нелепую фразу:
— Я… я приехал.
Дарина кивнула, и её губы тронула лёгкая, почти невесомая улыбка.
— Вижу. А я тут… познакомилась с местными. Очень любознательные, — она кивнула на детей, которые то и дело выглядывали из дома, не в силах совладать с любопытством.
— Ты… Ты как? — спросил я, сглотнув комок в горле.
— Лучше, — ответила она просто. И помолчав, добавила тише, так, чтобы дети не слышали:
— Зухра дала мне своё платье, помогла умыться, и… поговорила со мной. По-своему. Я не всё поняла, но… было хорошо.
Я кивнул, чувствуя, как огромная тяжесть начинает понемногу спадать с плеч. Она жива. Она в безопасности. Она даже нашла в себе силы улыбнуться.
Мы пошли к дому, где на пороге кухни нас уже встречала Зухра. Увидев нас, она что-то быстро и радостно сказала Дилшоду на своём языке, а мне просто кивнула, и в её глазах я прочитал молчаливое одобрение и понимание.
Мы сели за низкий столик. Зухра налила нам свежего зелёного чая и поставила тарелку с тёплыми, только что испечёнными лепёшками. Дети, получив по куску, умчались во двор и наступила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи.
Дарина осторожно отпила из пиалы и поставила её на стол, и тут я заметил, что её пальцы слегка дрожат.
— Стёп… — начала она, не глядя на меня. — Я… я не знаю, что это было, и не хочу знать… Но мне страшно. Страшно снова возвращаться в город, в ту квартиру… — Она подняла на меня глаза, и в них снова, как эхо, мелькнул тот самый, недавний ужас. — Они нашли меня однажды, так что помешает им сделать это снова? Я не хочу жить в вечном страхе, а наша ситуация в Эринии… Недовольные точно будут, и их будет много.
Её голос дрогнул, сразу после чего я протянул руку через стол и накрыл её холодные пальцы ладонью.
— Проблема решена, Дарь, — сказал я тихо, но твёрдо, глядя ей прямо в глаза. — Эти люди больше никогда тебя не потревожат, я обещаю тебе.
Она смотрела на меня, и я видел, как в её глазах борются облегчение от моих слов и чёрная, липкая тень недоверия ко всему миру.
— Я верю тебе, — прошептала она. — Но… даже если так… Возвращаться к прежней жизни… как будто ничего не случилось… Я не смогу, Степ. Я постоянно буду ждать новых нападений, и до добра это совершенно точно не доведёт.
В чём-то она была права. Возвращаться на круги своя после того, что она пережила — было мягко говоря проблематично. Она… узнала самое дно этого мира, и теперь как никто другой понимала — что её может ждать. А ещё мы оба понимали, что если нашёлся один обиженный — обязательно найдётся и другой. Город для нас больше не был безопасным местом.
Мы сидели в тяжёлом молчании, обдумывая этот безрадостный вывод. Краем глаза я заметил, как Зухра, стоявшая у печи, что-то быстро и тихо сказала на ухо Дилшоду. Тот слушал, и кивал с серьёзным лицом, после чего он откашлялся, привлекая наше внимание.
— Слушайте, вы хорошие люди, — начал он, обводя нас своим спокойным, мудрым взглядом. — И мы тут с Зухрой подумали… А почему бы вам не остаться? Здесь, у нас. Или в любой другой деревне рядом… Места много, домов пустующих хватает, а чужие сюда никто не заезжают, свои все.
Электричество есть, интернет есть, вода своя, колодец. Продуктами… — он хлопнул себя по груди, — … я вас обеспечу. В город раз в неделю езжу, так что всё что нужно легко привезу.
Он сделал паузу, давая нам осознать его слова, после чего продолжил:
— В общем жить можно. Тут спокойно, тихо, и никто вас тут искать не будет. А для нас для всех вы станете новыми соседями. Своими. А своих мы в обиду на даём.
Мы с Дариной переглянулись, и в её глазах я увидел не страх, а зарождающуюся надежду. Тихую, робкую, но надежду. Дилшод был прав. Его предложение было единственным приемлемым выходом для всех нас.
Город… что он нам дал? Работу, которую я ненавидел? Арендную квартиру-хрущёвку? Постоянный стресс, страх перед будущим? А в довесок ещё и это… Похищение, насилие, смерть.
Здесь же… Здесь был простор, здесь были люди, которые помогли нам, не задавая никаких вопросов. Здесь был покой и безопасность.
Я посмотрел на Дарину, она смотрела на меня, и в её взгляде был вопрос, одновременно с ответом, которого она жаждала услышать.
— Да, — сказала она тихо, прежде чем я успел что-то произнести. — Давай останемся Стёпк… Пожалуйста.
Я обхватил её руку обеими своими и молча кивнул, уже мысленно планируя порядок следующих действий. Слова в этом случае были не нужны.
— Решено, — сказал я, обращаясь к Дилшоду. — Мы остаёмся. Спасибо вам. За предложение… И за всё.
Дилшод улыбнулся своей широкой, открытой улыбкой, и прогудел:
— Не за что, брат. Значит, так и быть. Теперь вы наши. — Он поднял свою пиалу, и торжественно произнёс:
— За новую жизнь!
Мы чокнулись с пиалами. Чай был горьковатым и обжигающе горячим, но на вкус он был самым лучшим чаем в моей жизни. Потому что это был вкус нового начала.
Дилшод оказался человеком слова и действия. Пока мы с Дариной завтракали тёплыми лепёшками с кислым молоком и обсуждали наше сумасшедшее решение, он успел отмыть «Ниву» от слоя грязи дочиста, вернул на место номера и проверил двигатель. Машина, стоявшая во дворе, сверкала на утреннем солнце, выглядя куда моложе своих лет.
— Готовы? — спросил он, появляясь на пороге кухни и вытирая руки об тряпку. — Чем раньше мы заберём ваши вещи из города, тем будет лучше.
Путь до города занял больше трёх часов. Дилшод, казалось, знал все объездные пути, все проселки, позволяющие минимизировать контакт с основными трассами. Он периодически куда-то звонил с своего простенького кнопочного телефона, коротко и деловито разговаривая на родном языке. Я слышал лишь обрывки фраз, но по его тону понимал — он явно что-то организовывал.
Когда мы наконец подъехали к моему дому — картина прояснилась. У подъезда, рядом с помойками, уже стоял потрёпанный белый фургончик с логотипом какой-то службы доставки, а рядом с ним кучковались пятеро парней — крепких, спортивного вида, с такими же, как у Дилшода, скуластыми лицами и спокойными, внимательными глазами. Они курили, но при нашем приближении мгновенно выпрямились и отбросили сигареты в сторону.
Дилшод вышел из «Нивы» и что-то быстро и жёстко сказал им. Его голос, обычно спокойный и даже дружелюбный, сейчас звучал как приказ командира на поле боя — коротко, не допуская даже малейших возражений. Парни молча кивали, и тихо что-то пробурчали в ответ.
Убедившись в готовности своих подопечных, Дилшод повернулся ко мне, и произнёс:
— Ну, брат, веди. Показывай нам своё гнездо.
Вещей у меня и правда было немного. Всё моё убогое имущество состояло из старого дивана, компьютерного стола с компьютером, кресла и пары коробок с одеждой и книгами. Самым ценным и проблемным имуществом была моя игровая капсула, которая служила своего рода пропуском в мир Эринии.
Парни работали молниеносно и слаженно. Они не бегали и не суетились. Каждое их движение было выверено и предельно логично. Диван и стол с компьютером вынесли за пару минут, аккуратно обернув при этом в плотный целлофан и погрузив в фургон.
С капсулой пришлось предсказуемо повозиться, но в конце концов и она сдалась под натиском семи мужиков, и её так же спустили вниз и бережно поставили внутрь кузова. Через двадцать минут от моей старой жизни в квартире не осталось ничего, кроме пыли на полу и тех вещей, которые принадлежали хозяйке.
— Всё? — коротко спросил Дилшод, окидывая взглядом пустые комнаты, на что я тут же кивнул головой и подтвердил:
— Всё, поехали к Дарине.
Дорога до Тёплого Стана заняла ещё почти час. Дарина молчала всю дорогу, глядя в окно на мелькающие спальные районы. Я видел, как она сжимает пальцы, как напрягается её спина, когда мы проезжаем знакомые места. Она возвращалась туда, где её нашли.
Её квартира оказалась такой же скромной, как и моя, но гораздо уютнее. Много книг, несколько комнатных растений, фотографии на стенах. В своё время она увлекалась дизайном, и потому главной ценностью в её квартире был мощный компьютер и графический планшет.
Пока Дилшод с ребятами так же быстро и эффективно выносили мебель и коробки, Дарина собирала свой «творческий арсенал». Она аккуратно, с какой-то нежной грустью упаковывала в специальные чехлы технику, и складывала в папки свои работы.
Я стоял в дверях её комнаты, наблюдая за этим, и чувствовал, как внутри всё сжимается от подкрадывающейся ко мне ярости. Её жизнь, её маленький мирок… Всё это вчера едва не рухнуло из-за подлого желания какого-то ублюдка.
— Всё готово, — голос Дилшода прервал мои мысли. Фургон был забит под завязку.
— Подождите меня у машины, пожалуйста, — попросил я его. — Мне нужно заглянуть в банк. Я быстро.
Дилшод кивнул без лишних вопросов.
— Хорошо брат, мы подождём. Только не задерживайся.
Я вышел на улицу и быстрым шагом направился к ближайшему отделению крупного банка. В голове чётко была сумма — три миллиона. Часть — чтобы отблагодарить Дилшода и его семью за всю их помощь, часть — на первое время, и на обустройство на новом месте.
В банке было безлюдно — ранний будний день, обеденное время. Я подошёл к стойке операциониста. За ней сидела молодая девушка с безразличным, уставшим лицом и идеально уложенной причёской.
— Я хочу снять со счёта, — сказал я, подавая ей карту и паспорт.
— Какую сумму? — она лениво потянулась к терминалу.
— Три миллиона рублей. Наличными.
Её рука замерла в воздухе. Безразличие на лице сменилось настороженностью, а потом и откровенным недоверием.
— Три миллиона? — переспросила она, как будто не расслышала. — Наличными? Это… это очень крупная сумма. Для таких операций нужен предварительный заказ. И… у вас какой счёт? Вы уверены, что у вас там такие деньги есть? — её взгляд скользнул по моей простой, не маркой одежде.
— Счёт у меня самый обычный, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие. — Деньги там есть. Мне нужно забрать часть именно сейчас. Это срочно.
Она покачала головой, её лицо стало официально-неприступным.
— Я не могу выдать такую сумму без предупреждения. Это против правил. И… вы действуете по своей воле? Вас никто не заставляет? Может, вам позвонить кому-то? — в её глазах читался намёк на то, что я мог быть жертвой мошенников или действовать под давлением.
Терпение начало лопаться. Где-то на парковке меня ждали люди, рисковавшие собой. Где-то там была Дарина, которая с каждой минутой в этом городе чувствовала себя всё хуже. А эта кукла в костюме сомневалась в моей правоте распоряжаться СВОИМИ же деньгами.
— Послушайте, — мои слова прозвучали тише, но в них появилась стальная опасность. — Это мои деньги, которые лежат на моём счёте. Я требую их выдать. Сейчас.
Она отшатнулась, почувствовав изменение в моей атмосфере, но не сдавалась.
— Я… я не могу. Мне нужно вызвать старшего операциониста… возможно, службу безопасности… Такие операции…
Я не стал её слушать, а просто посмотрел внимательным взглядом, и не сомневаясь ни мгновения послал в неё шёпот паники, но не тот сокрушительный удар, что обратил Аслана в безумца, а лёгкое, тонкое воздействие. Сгусток чистой, леденящей уверенности в том, что её отказ приведёт к чему-то ужасному.
Её лицо резко побледнело. Глаза округлились, а зрачки расширились. Она судорожно сглотнула.
— Я… я не… — её голос сорвался на шепот.
— Выдайте мне мои деньги, — повторил я, и каждое слово было наполнено непоколебимой уверенностью. — Или я гарантирую, что ваше руководство очень и очень сильно пожалеет о том, что их сотрудник создал мне такие проблемы. Вы поняли меня?
Она поняла. Не столько слова, сколько тот невыразимый, парализующий ужас, что сковал её. Она молча, с трясущимися руками, повернулась к терминалу и её пальцы начали летать по клавиатуре, совершая какие-то действия. Она пару раз порывалась что-то сказать, посмотреть на меня, но не решалась.
Через несколько минут она вставила мою карту в другой, более массивный аппарат, раздался щелчок, и она, не глядя на меня, протянула шесть толстеньких пачек по 100 хрустящих купюр в каждой.
— Вот… вот ваши деньги… — прошептала она. — Подпишите, пожалуйста…
Я молча подписал чек, рассовал полученные пачки по карманам, кивнул ей и развернулся к выходу. Я чувствовал её испуганный, почти животный взгляд у себя на спине, но мне было всё равно. Правила, бюрократия, их подозрения — всё это казалось сейчас мелкой, ничтожной суетой по сравнению с тем, что происходило в моей жизни.
Я вышел на улицу, вдохнул полной грудью прохладный воздух и быстрым шагом направился к ждущему фургону. У меня в кармане лежали три миллиона, а люди передо мной готовы были дать новое будущее. И теперь я и правда мог его начать.