Ревизор: возвращение в СССР 35

Глава 14

***

Москва, дом Ивлевых

Подъехав к дому, заскочил сначала к Грише – никто на звонок в дверь не ответил. В 90-х уже самое время панику поднимать – но сейчас дремотно-спокойное существование в застое, ничего такого плохого я не ожидаю. Никто его с сыном топить в речке, чтобы отжать квартиру, не будет, не те времена. Да и не тот Гриша человек, чтобы его безнаказанно можно было попытаться в речке утопить. Значит, скорее всего, причина отсутствия отца с сыном вполне банальна, и нечего мне волну гнать. Появятся они скоро…

С интересом просмотрел добычу. Самый тяжелый пакет был из Балатона – бутылка токайского, бутылка вишневого ликера «Рубин», горошек, лечо, консервированные фрукты. Токайское, кстати, я под настроение готов сам цедить. Что-такое в нем есть, хотя в свое время распробовал я его не сразу, первое впечатление было негативным. А потом как-то дал второй шанс – и вполне зашло.

Ганги порадовали меня тоже. В одном пакете кожаная сумка со слонами. А во втором – джинсы Авис на мой размер. Видимо, подобрали, пока лекцию читал.

Да, надо уже собирать пакет покрупнее в подарок Ионову. За такой подгон мест, где гарантированно щедро одаривают лектора…

Только пошел поиграть с детьми, соскучился по ним, как зазвонил телефон. Это оказался Сатчан.

– Я по дачным участкам звоню. Слушай, посоветовался со знающими людьми… На твоем направлении выгоднее всего попытаться попасть в один из кооперативов на берегу Клязьминского водохранилища или Пироговского. Это очень сложно, но раз в Кремле обещали… Записывай названия кооперативов и как их там найти…

Записал. Открыл атлас автомобильных дорог. Нашел на нем по тем меткам, что Сатчан оставил, названия кооперативов. Так… Надо съездить и самому глянуть, как там и что. Но уже какой-то, вроде бы, достойный вариант. В прошлой жизни бывал разок в тех краях, помню, что понравилось. И леса там какие-то еще были…

Затем через полчаса позвонила и Вера Ганина. Она мне тоже по знакомым подобрала пару вариантов, но без всяких водохранилищ поблизости. Так что я, поблагодарив, нашел их на карте и отрицательно покачал головой. С удочкой вечерком посидеть, поплавать в жару – самое то…

***

Москва, сквер около квартиры Захарова.

Выходных не хватило, но в понедельник Захаров все же принял решение. Набрал Мещерякова, договорились о встрече в сквере около его квартиры. Надо пользоваться хорошей погодой, пока есть, это зимой лучше по ресторанам встречаться.

Поздоровавшись, Мещеряков вопросительно посмотрел на Захарова.

– По Дружининой, я так понимаю, новой информации нет? – спросил его Захаров. А то мало ли…

– Есть, Виктор Павлович, но специфическая. Перехватили почту ее. Выяснили, что дочка их вылетела из университета в Ленинграде, загуляв, и сейчас беременная там живет. Парень ее бросил. Муж Дружининой знает, и деньгами ее поддерживает, но оба, и муж, и дочь, опасаются ей говорить об этом. Он письмо для дочки в почтовый ящик бросил, мы помордовались, но его смогли достать. Над паром открывали, так что аккуратно заклеили и обратно в почтовый ящик положили.

Захаров хмыкнул. Это что за характер должен быть у женщины, чтобы в такой ситуации ни муж, ни дочь ей ни слова не сказали? Запугала, похоже, всех своих домочадцев… Как и рабочих на заводах, где работает, запугивает.

– Как вариант можно ей сообщить… В особенности, если понадобится убрать ее из Москвы на какое-то время. Небось тут же умчится в Ленинград к дочке разбираться.

Захаров поморщился и сказал:

– Слишком уж грязно все это. Как в чужом белье испачканном копаться.

– Так, а что по квартире? – не выдержал Мещеряков, – будем вскрывать или нет?

Глубоко вздохнув, Захаров решил больше не тянуть кота за хвост и сказал:

– Надо. Если этого не сделаем, то не будем уверены, что у нее нет чего-нибудь на нас. И предприняв попытку убрать ее с завода, можем получить совершенно нежелательный для нас поворот.

– И вы поговорили уже с каким-нибудь вашим генералом МВД? – спросил Мещеряков.

– Нет, Юрьич, придется вам самим что-нибудь придумать, чтобы вас там не взяли. Не могу я по такому вопросу к генералу идти. Позор просто будет, а не второй секретарь. Да и мало ли как в будущем дела повернутся, вдруг этот генерал из нашего лагеря в другой перейдет. А мы ему сразу наводку на наших врагов дадим, на Дружининых… И такой шикарный компромат на нас, как вскрытие их квартиры.

Мещеряков тяжело вздохнул, но он понимал, что возможности отказаться, собственно говоря, у него нет.

– Хорошо. Сделаем, Виктор Павлович.

– Только не тяните. Надо быстрее закрыть этот вопрос и двигаться дальше, – велел Захаров.

***

Святославль, горком.

Собираясь домой в конце рабочего дня Шанцев вспомнил о просьбе Павла помочь семье Полянских, если вдруг понадобится. Что-то они не заходят, – задумался он, – стесняются, наверняка, меня побеспокоить. А потом окажется, что помощь была нужна, и что-то сделать не получилось. Неудобно получится перед Пашкой.

– Заедем на Госпитальную сначала, а потом уже домой, – скомандовал он водителю, назвав адрес Полянских.

***

Святославль, дом Полянских.

Оксана Полянская выглянула в окно и оторопела, заметив черную Волгу. Быстренько вытерев руки после готовки, пошла открывать. Увидев возле калитки первого секретаря горкома, поздоровалась нерешительно.

– Здравствуйте, Александр Викторович.

–Здравствуйте, Оксана Васильевна. Я ненадолго. – произнес Шанцев, кивнув.

– Конечно. Проходите, пожалуйста, – спохватилась Оксана.

Что уже случилось? – бились в ее голове мысли. – Что такого большого начальника к нам в дом привело?

Зайдя в дом, Шанцев увидел сидящего на кухне мужчину. Тот сразу поднялся при виде него и протянул руку для приветствия.

– Борис Львович, Окимкин, – сказал он. – Здравствуйте Александр Викторович.

Шанцев кивнул, пожав протянутую руку. Вот как всегда, – хмыкнул он мысленно. Меня все знают, а я большинство едва помню. Лицо знакомое вроде у этого Бориса Львовича, но где его видел, не помню, хоть убей…

Оксана сразу захлопотала, усадила мужчин за стол и поставила чайник.

– Павел Ивлев сказал, что помощь вашему сыну со свадьбой может понадобиться, – сразу перешел к делу Шанцев. – Дату вроде перенести хотите. Но вы что-то не заходите ко мне…

– Ой! – всплеснула руками Оксана. – Так неудобно же беспокоить вас лишний раз, Александр Викторович. Да и со столовой я уже почти договорилась…

От Шанцева не укрылось, что при слове о столовой по лицу Оксаны словно тень прошла.

– Ну, я так и подумал, что стесняетесь, – улыбнулся Шанцев. – Значит правильно сделал, что заехал сегодня. Так что там со столовой?

– Да рассердилась директор, что мы дату перенести хотим, – начала объяснять Оксана, – говорит, так не делается, они уже в график все внесли. Но ничего, я к ней завтра еще раз иду, думаю, уговорю.

– Понятно, – нахмурился Шанцев. – Думаю, вместе уговорим, Оксана Васильевна. Вы завтра во сколько туда собираетесь?

– К обеду ближе договорились. Отпрошусь с работы на час…

– Очень хорошо, – кивнул Шанцев. – А я тогда с утра звоночек им сделаю, чтоб меньше проволочек было.

Да уж, график у них в столовой, как же, – раздраженно думал первый секретарь горкома. Весь город в курсе, как и с какими подарками надо с директором столовой договариваться.

– Спасибо большое, Александр Викторович, – просияла Оксана. – Очень нам поможете этим. И на свадьбу сына приходите, пожалуйста! Будем очень рады.

– Ну, это не очень удобно будет, наверное, – смутился Шанцев. – Давайте я на роспись приду, поздравлю молодых с такой знаменательной датой, а праздновать вы уже своим семейным кругом пойдете.

– Так, а роспись у нас на два дня раньше получается, – сообщила Оксана. – Пятого числа в одиннадцать утра приходите.

– Не понял. А почему бы в один день все не сделать? – удивился Шанцев.

– Так мы бы и рады, – сказала Оксана. – Но как роспись-то перенести?!

– Значит, так. Задача понятна, – кивнул с деловым видом Шанцев, поднимаясь. – Завтра с утра проясню вопрос. Вы, пожалуйста, Оксана Васильевна, зайдите ко мне завтра в горком перед тем, как в столовую идти. Сообщу результаты.

– Хорошо. Спасибо огромное вам! – поблагодарила его Оксана, провожая до двери.

***

Святославль, дом Полянских.

Ничего себе! – присвистнул мысленно Окимкин, когда за первым секретарем закрылась дверь. – Хорошие знакомые у Оксанкиного сына. Это же надо, чтоб глава города лично домой приехал, чтоб узнать, какая помощь требуется… Не думал я, когда шел сегодня к Оксане, что буду с первым секретарем горкома за руку здороваться, чай вместе пить… Кто бы мог подумать – и баба видная, в самом соку еще, и знакомства такие у ее семьи… Повезло. А дочка вообще замужем за иностранцем.

– А кто такой этот Ивлев, про которого Шанцев говорил? – поинтересовался он у Оксаны, когда она вернулась на кухню, проводив гостя.

***

Москва, квартира Мещерякова.

Мещеряков и Спиридонов сидели у него на кухне за скупо, по-мужски, накрытым столом. Бутылка водки, открытая банка с огурцами, нарезанная колбаса, разложенная на хлеб.

– Ну что, Лев, дожились до того с тобой, что будем квартиру брать… Вот уж не ждал такого поворота в жизни… – покачал головой Мещеряков.

– Не хандри, командир, кривая вывезет, – ответил Спиридонов, – мы же туда не за шмотьем идем и не за рыжьем. Нам сугубо информация нужна. Воспринимай это, как обыск.

– Обыск – это когда у тебя ордер есть. А в нашем случае ни хрена у нас нет… – покачал головой Мещеряков.

– Ладно, давай выпьем. Авось что-то и придумаем. Уже хорошо то, что у них собаки нет. Была бы собака, все бы очень осложнилось.

Выпили. Закусили. Тишину нарушил Мещеряков:

– Только сразу ясно, что идти надо кому-то из нас четверых, кто какой-то опыт работы в милиции имеет. Ты, я, Сухов или Галкин. Молодежь зеленую на такое посылать нельзя. Все завалят и нас подставят.

– Согласен, так и есть, – кивнул Спиридонов.

Снова выпили и закусили.

– Кажется, у меня идея появилась, – сказал Спиридонов, – ты меня на нее натолкнул своими этими словами про службу в милиции. Надо нам всем четверым идти, и в форме милицейской.

– Ага… – сказал Мещеряков, сразу же прикидывая все плюсы и минусы предложения, – тогда двое пойдут внутрь, двое в подъезде подстрахуют.

– Нам же главная беда, если кто-то милицию вызовет. А зачем ее вызывать, если она уже здесь? – согласно кивнул Спиридонов.

– И в милицию, если мы ничего ценного не возьмем, а мы не возьмем, Дружининым обращаться нет резона. Сделаем все грамотно, они и не узнают, что посторонние в квартире были. А не узнают, так никто и не придет соседей опрашивать на предмет посторонних в подъезде…

– Только внутрь сами с тобой пойдем. Руслана и Алексея в подъезде оставим. Нам нужна полная гарантия, что из квартиры никто ничего ценного не вынесет. – сказал Спиридонов.

Мещеряков кивнул. Льву он доверял в такой ситуации на сто процентов. А вот удержатся ли от соблазна что-то ценное прихватить Сухов и Галкин – большой вопрос. В квартире, учитывая то, что Дружинина на пару с братом годами кожгалантерейку обирала, много чего может быть соблазнительного.

***

Москва, дом Ивлевых

Вспомнил вдруг, что сегодня не только у Ахмада день рождения – у Тимура тоже. Оделся, сходил на почту и отправил ему телеграмму с поздравлениями от всей нашей семьи. Естественно, на адрес его матери – он к ней приедет, она ему передаст, Тимуру будет приятно. Ну а подарок уже лично передам, вместе с подарком на свадьбу, когда в Святославль приеду. Так… Надо не забыть ему наградные часы от МВД тоже передать, а то прилично уже у меня валяются. Хорошие часы, модные.

Поработал, поиграл с детьми, в восемь вечера пошел к Ахмаду. Угадал, тот уже был дома. Удивительно, что почти трезвый.

– С днем рождения! – обнял его и передал пакет.

– Не забыл все-таки… – проворчал Ахмад, но лицо у него было довольным.

– Тебе лучше было бы, если бы забыл – тогда подарок потом лучше был бы.

– Да ты и так меня вряд ли обидел, – рассмеялся Ахмад.

Что подарить хозяйственному мужику, у которого все есть, на сорок пять лет? Конечно, пару бутылок качественного алкоголя. Это он всегда оценит. Пьет Ахмад, к счастью, немного, но качество, конечно, уважает. Это запойным алкашам все равно, что дарить – все быстро исчезает. А так человек в бар поставит бутылки, где они вполне могут и несколько месяцев простоять, а то и лет.

– Жаль, что Апполинария в больнице, без нее не хочу отмечать, – сказал Ахмад, – пошли на кухню, колбаски нарежу, чисто символически посидим.

– Какое на кухню, Валентина Никаноровна уже давно ждет. И злится, что тебя каждый раз к нам покушать зазывать приходится. Она же вдова генерала, свое веское слово давно сказала, что ты с нами столуешься, пока Поля в больнице. А тут непорядок – за тобой охотиться приходиться по этажам…

Ахмад снова засмеялся, взял одну из принесенных мной бутылок, и мы пошли к нам.

А там уже и Загит сидел, которого я предупредил.

– А чего Анну Аркадьевну не привел? – удивился я.

– Да она к дочке поехала. Все пытается с ней поладить… Куда уж там! – досадливо махнул он рукой, – максималистка! Все плохие, кроме нее и ее безгрешного отца. А то, что он сиделец по тяжелой уголовной статье – да какая разница…

– Ну, молодость часто слепа бывает, – развел руками я, присаживаясь за стол. – Глупая еще.

– На тебя посмотрев, трудно согласиться с тем, что можно быть такой дурой в ее годы… Она же года на три тебя старше. – покачал головой Загит, – впрочем, что мы о плохом… За тебя, Ахмад! Крепкий ты мужик, заботливый, Поля твоя за тобой, как за каменной стеной!

Посидели пару часов, сказали несколько тостов, дружески пообщались. Ничего не стал Ахмаду говорить о том, что удочку по поводу него закинул у Сатчана. Сработает – тогда уже и сказать можно будет. А пока что нечего впустую воздух сотрясать.

***

Москва, гостиница Россия.

Кудряшов все же нашел, к кому можно обратиться за информацией, не опасаясь, что Вавилов что-то узнает. Восемь лет назад, когда Вавилов еще и в Комитете не работал, будучи обычным партийным функционером, один подполковник КГБ начал подкатывать к его молодой жене, что-то вообразив о своей неотразимости. А она мужу пожаловалась, и тот принял меры. Кудряшов сильно подозревал, что этот случай сильно повлиял на решение Вавилова перейти потом на работу в Комитет. Потому как с карьерой у этого неосторожного подполковника все было с тех пор покончено.

Зазнался, Коля, ведь давно мог бы его уволить, а он его специально держит в подполковниках… И не думает о том, что тот будет не против однажды расквитаться, и уж точно зло затаил… да и мне очень неосторожно как-то, подвыпив, о нем рассказал. А теперь, когда и я ему уже не друг, надо этим немедленно воспользоваться.

Главное, убедить того, что это не подстава… Мало ли Вавилову шутки пошутить вздумалось…

Самому мне идти к нему не с руки. Генерал есть генерал, при такой разнице в званиях подполковник может и замкнуться, не поверив, что все это всерьез. А вот Третьяков для такого дела вполне годится. Тем более уже на всех этажах, поди, в курилках обсудили, что Вавилов его загнобил.

Он снял трубку, чтобы позвонить Третьякову домой. Главное, чтобы хоть в этот раз Олег не подвел. С этим-то он сможет справиться, надеюсь?

***

Ленинград.

На вторую неделю пребывания в Ленинграде Марат понял, что уже больше не хочет и не может смотреть на всякие красоты и восторгаться ими. Он представлял себе эту поездку несколько иначе. В его мечтах он гулял с Аишей по красивым улицам этого чудесного города, рассказывал ей разные истории и любовался любимой девушкой.

В реальности все это, конечно, тоже было, но терялось на фоне бесконечных музеев и выставок, которые они посещали. Родители Аиши оказались большими поклонниками искусства. Большую часть времени они посвящали именно музеям.

Марат, всегда раньше считавший, что ходить по музеям – это развлечение и совершенно не напряжно, в Ленинграде понял, как был неправ. Он-то основывался на своем опыте посещения немногочисленных и небольших музеев в Святославле и Брянске. А тут на один только Эрмитаж у них ушло два полных дня. И не поспоришь, красиво, слов нет, но через несколько часов хождения по залам, он осознал, что перестал воспринимать уже что-либо вообще. Немного оживился в зале с рыцарскими доспехами, но потом снова – посуда, скульптуры, картины, «ах, Марат, смотри, какой подсвечник…». Сознание стало словно ватным, глаза отказывались смотреть на что-либо, кроме указателей с надписью «выход».

Запас фактов и историй, которые он выучил, готовясь к поездке, иссякли в первые несколько дней. На его счастье, родители Аиши к тому времени уже немного освоились, достали с помощью персонала гостиницы несколько путеводителей и каких-то книг о музеях на английском и увлеченно их изучали, сверяя информацию с тем, что видели вживую.

Вот и сегодня в планах с самого утра у них был очередной музей. Марат со вздохом начал просматривать свои записи, чтобы вспомнить, что это за чудо такое – Горный музей, и зачем он вообще включил его в программу их поездки.

Такси доставило их на Васильевский остров. Музей был специализированный, поэтому семейство Аль-Багдади сопровождал переводчик. Знаний арабского у Марата точно не хватило бы, чтобы описать то, что они увидели. А посмотреть было на что. Музей оказался раем для тех, кто любит минералы и все, что связано с раскопками.

Вот здесь Марат ожил. Он бродил с Аишей и ее родителями по залам, слушал экскурсовода и восхищался. Ну, наконец нормальный музей, – думал он, разглядывая аметисты, агаты, огромный малахит на постаменте, скелеты динозавров и модели оборудования для шахт, – никаких картин со скульптурами, но ведь так красиво… И Аиша в восторге, – залюбовался он девушкой, которая с абсолютно счастливым видом рассматривала какой-то здоровенный кристалл, что-то возбужденно объясняя матери.

***

Третьяков очень обрадовался, когда ему позвонил Кудряшов и назначил встречу. А то вернулся он от Вавилова тогда совсем смурной. Олег сразу понял, что дело плохо. Так ничего толком и не рассказал ему, и быстро ушел. Он решил, что все пропало. Одна радость – в кабинете еще и освоиться не успел, вещи собирать будет легко. А то в Саратове, когда в Москву переводился, дважды прошёл через ад. Когда бумаги перебирал в своем кабинете, в котором просидел почти десять лет, и когда дома вещи паковал в ящики в ожидании контейнера. И не скажешь, что было сложнее, учитывая, что в кабинете пришлось каждую бумажку дважды просмотреть, чтобы не отдать на уничтожение что-то важное. Или что-то, что может быть не уничтожено, а использовано потом против него, никогда не знаешь, что будет с бумагами, что отдаешь в чужие руки. Все сомнительное он рвал на мелкие части и спускал в унитаз.

А теперь голос Кудряшова снова звучал уверенно. Михаил Иваныч явно что-то придумал, и это внушало надежду на то, что его карьера, возможно, не потерпит полный крах.

Правда, за последние дни уже не первый раз мечусь от состояния «все пропало» – к надеждам, что все еще можно поправить, – подумал он. – Хоть бы в этот раз генерал придумал что-то, что точно сработает…

Встретились через полчаса, под светом уличных фонарей, около гостиницы «Россия», в которой поселился генерал.

Кудряшов объяснил, что задумал, и что конкретно ему нужно сделать.

– Значит, войти в доверие к подполковнику Лаптеву, попросить любой компромат на Вавилова и главное – узнать, кто его сильно не любит из большого начальства… – резюмировал Третьяков, которому услышанное очень сильно пришлось по душе.

– Все верно, Олег, и ты уж постарайся нас не подвести… Мне из-за тебя сильно от Вавилова влетело. Он обещал проверку прислать в Саратов, которая, сам понимаешь, первым делом все твои дела подымет… Да и меня вряд ли обойдет своим вниманием. Так что, либо мы Вавилова окоротим, либо оба сильно пострадаем. Не факт, что если что-то найдут, ты сам только увольнением отделаешься…

– Сделаю все в лучшем виде, Михаил Иванович! – твердо сказал он. – Завтра сразу с утра к нему и зайду. Главное, чтобы его куда-нибудь из Москвы не услали.

– Ох, Олежка, типун тебе на язык!