Ревизор: возвращение в СССР 35

Глава 15

***

Москва, квартира Ивлевых.

Встал рано, принялся работать над черновиком второй статьи в «Труд». Когда пришла пора завтракать, зашел к Ахмаду, затащил его к нам перед работой. И вот так каждый день – не зайдешь к нему, он не придет. Потом поехал на базар, закупаться маме свежими продуктами. Рассчитал все так, чтобы, когда посижу у нее с полчасика, как раз пора было ехать на следующую лекцию.

Выйдя из больницы, мысленно пролистал в голове первоочередные задачи. Сегодня после лекций и небольшого перерыва, у меня в пять вечера репетиция моей пьесы в «Ромэне». Это, конечно, самое яркое событие, что ожидается. Моя пьеса и вдруг на сцене настоящего театра… Порой, когда думал об этом, это казалось настоящим абсурдом. Где я и где драматургия? Но вот оно, вот-вот свершится…

Прикинул также, что будет на горизонте в ближайшие дни. По Дружининой информации так и не было, но времени прошло уже прилично, так что можно смело рассчитывать на то, что вот-вот что-то да узнаем. Скорее всего, в рамках очередного собрания на «Полете», на прошлом основную программу скомкали, рассматривая промах Мещерякова и обсуждая, что делать с Дружининой. А ведь дела делаются, и непростые дела, их нужно обсуждать и корректировать… Три с половиной десятка предприятий под контролем – это не шутка…

Вспоминал периодически про излишне говорливую продавщицу в магазине в «Луче». Все же надеялся, что обойдется без проблем, что вовремя мы ее остановили. По-прежнему считал, что должен был в той ситуации Сатчана выручить, не закладывая его Захарову и Бортко. Для меня дружба – не пустой звук, а пойди я к Захарову с этой информацией, на этом она бы и закончилась. Сатчан явно на меня обиделся бы. Тем более, что Захаров сейчас точно на взводе из-за Дружининой, Сатчану от него могло бы достаться серьезнее, чем в обычное время. Ну, еще Захаров с Бортко поорали бы, покричали, как чайки на побережье, а смысл какой бы был для пользы дела? Каждого покупателя, которому свойственница Горячкина наши секреты разгласила, не найдешь и не проверишь, не настучал ли он в органы… Тут только ждать и надеяться, что все обошлось.

Ну и для профилактики тоже бесполезно об этом говорить. Товарищи, проверяйте, не наняли ли в магазинах на вашем предприятии в продавщицы родственников и свойственников, которым предварительно разгласили наши секреты? Мы и так все время всем твердим – не болтай! И все равно попадаются такие, как Горячкин, которым невтерпеж жене все разболтать. Ну не дурак ли – а вдруг жена его через пару лет на измене поймает? Большинство мужиков, если денег полно, по бабам бегают без остановки… Если сильно обидится, то тут же в милицию побежит, рассказывать, что от него самого узнала.

А для меня лично риск, если Захаров и Бортко узнают о произошедшем, и о том, что я там тоже поучаствовал, не так и велик – если что, формально я Сатчану, куратору предприятия, об инциденте сообщил, чтобы он мог своевременно принять меры. Он их принял, какой с меня еще спрос?

Через три дня, 14-го июля, кстати, уже и жена приезжает. После того дня ни разу не звонила, но я уверен, что все там у нее хорошо. Сам велел при отъезде не бегать лишний раз на переговорный пункт, а то, кто его знает, где он у нее на курорте будет. Если далеко, то по такой жаре, да по узким улочкам – не набегаешься… А так – она в спокойной социалистической стране, при ней целая съёмочная бригада, лица у мужиков не спитые, и то, что их КГБ одних отпустило за рубеж, означает, что не то что косяков за ними каких-то нет, но они и вообще на хорошем счету у комитета. А КГБ умеет в людях разбираться. Не без проколов, конечно, но в целом умеет. Ну и я дал жене честное слово, что если что случится с детьми, я ей телеграмму отобью, благо название гостиницы и адрес у меня имеется, и она успокоилась и по этому поводу – знает, что я своим словом дорожу. И раз от меня ничего нет, то дети здоровы, и все хорошо в целом.

Лекции у меня сегодня были, для разнообразия, в обычных продуктовых магазинах. Правда, достаточно крупных, чтобы у меня сидело на них не по пять человек в кабинете директора. То ли фантазия у Ионова истощилась на богатые объекты, то ли он решил, что и тех, на которых я уже побывал, вполне достаточно. С последним и сам соглашусь, и половины хватило бы для того, чтобы у меня не пропало желание и дальше со «Знанием» работать.

***

Москва, Лубянка.

Третьяков не сразу смог застать подполковника на месте. Пришлось трижды приходить, пока, наконец, на его стук в дверь не отозвались. Худощавый мужчина примерно сорока лет встал, когда к нему в кабинет зашел полковник.

Первые несколько минут разговора с Лаптевым дались Третьякову очень непросто. Он вспотел так, что был уверен, что вся спина мокрая.

Естественно, первое, что Лаптев предположил, что это какая-то подстава. Начал смотреть на него злобно, и не выгнал из своего кабинета только потому, что Третьяков полковник, и субординация не позволяет. Но тот раз за разом повторял, что если бы Вавилов захотел его подставить, то на кой черт он ждал для этого восемь лет? Уже и пенсия выслужена… И что у них общие интересы – поставить Вавилова на место…

Недоверие потихоньку Лаптева начало покидать. Правда, перед этим он задал Третьякову множество вопросов, которые его полностью вымотали. И требовал отвечать не задумываясь. Полковнику показалось, что убедило его, что его история правдива, только когда он рассказал, из-за чего все закрутилось, из-за Павла Ивлева, который лекции тут читает.

– Так это же вы тот полковник, что вопросы Ивлеву задавал и обвинял его в антисоветской направленности… – сказал Лаптев, впервые расслабленно сев на своем стуле.

– Ну, попытался его как-то прижучить, но никто же не поддержал, – развел руками Третьяков. – Хоть ахинею он нес тогда знатную. Ну какой военный переворот в Чили против социализма в ближайшие месяцы?

Лаптев как-то странно поморщился, но потом сказал:

– Тогда у меня только один вопрос, но он ключевой. Кто рассказал про мои терки с Вавиловым? Если получу на него ответ, который посчитаю правдивым, то…

Что будет, если не рассказать всю правду, Третьяков проверять не захотел. И наплевал на требование Кудряшова наладить контакт с Лаптевым, не выдавая никакой информации о генерале. Пришла пора идти ва-банк, иначе он скоро окажется на улице полным неудачником. А если в Саратове что-то накопают на него во время проверки, то могут не только в отставку отправить, но и пенсии лишить…

– Мой саратовский генерал Кудряшов. Это он меня сюда отправил, пользуясь тем, что Вавилов считал его своим другом. Но после того, что случилось, никакой дружбы больше нет. Более того, мой генерал в жопе – Вавилов выставил его из своего кабинета и пообещал проверку в Саратов прислать… А ему он когда-то по пьяни проболтался о тебе. Можем мы на «ты» уже перейти, Владимир Викторович?

– Пожалуй, перейдем, – кивнул, о чем-то еще перед этим подумав, подполковник, – ладно, ситуация ясна. Наличие общей цели нас объединяет. Я, конечно, лоханулся с женой Вавилова тогда, но то, что эта сволочь сюда перевелась, чтобы меня загнобить, это уже слишком. Так что да, мне будет очень приятно создать ему проблемы.

Третьяков обмяк на стуле, добившись своего, и достал блокнот.

***

Москва, гостиница «Россия».

Голос Третьякова, когда он позвонил Кудряшову, был таким радостным, что тот понял – в этот раз Олег справился с поставленной задачей. Встречу назначили в обеденный перерыв, нечего давать Вавилову шанс обвинить Третьякова в том, что тот в рабочее время с рабочего места уходит без разрешения руководства.

***

Болгария, Солнечный берег.

Съемочный день был в разгаре. Молва о том, что на побережье снимают фильм и есть возможность попасть в него, если ты советский турист, разлетелась по всем санаториям, как пожар. Приглашая сняться Веру и Лиду, режиссер явно недооценил их общительность, и теперь каждый день с утра членов группы осаждали советские отдыхающие, с разной степенью навязчивости желавшие узнать, правду ли говорят про фильм, и есть ли еще места.

Но зато недостатка в вариантах нет, – удовлетворенно размышлял Шапляков, вытирая пот со лба. За утро они отсняли еще два отличных интервью и сейчас снимали третье. Снимали возле бара «Фрегата». Руководство бара, узнав, что будут снимать на фоне их заведения, страшно обрадовалось, всячески содействовало процессу и пригласило в конце всю съемочную группу отдохнуть и посидеть в кафе за счет заведения. Бар был очень колоритный, представлял собой старинный деревянный корабль, так что все с удовольствием согласились, собравшись за двумя сдвинутыми вместе столиками.

На этот раз к группе присоединился и Любомир, который пришел с незнакомой девушкой.

После того памятного разговора с мужчинами съемочной группы переводчик их всех откровенно избегал, появляясь только, когда требовалась его помощь. Галия вздохнула с облегчением, поняв, что болгарин оставил всяческие мысли о ней и приставать больше не будет. Улучив момент, она тихонько поблагодарила мужчин, что поговорили с ним. А сама еще мысленно добавила благодарность за то, что не стали болгарина бить, судя по отсутствию видимых следов на нем. Ей совсем не хотелось стать причиной международного скандала. Вот Белоусова порадовалась бы, – с ужасом думала Галия, представив, что было бы, вернись она с таким ЧП в послужном списке…

А так Любомир переключился на других, вон нашел себе пассию, съемки проходят отлично, все рады… – довольно размышляла Галия.

Девушку Любомира звали Холли Ларсен. Она оказалась из Швеции. Высокая, худая блондинка с большим интересом начала знакомиться и общаться со всеми, узнав, что они из Советского Союза. Русский она знала довольно сносно, хотя говорила с сильным акцентом. Любомир был явно очень доволен собой, сидя рядом со шведкой и оказывал ей разнообразные знаки внимания. А та непрерывно расспрашивала всех о жизни в СССР. Мужчины отвечали на ее вопросы достаточно односложно, не проявляя интереса, вдобавок Любомир напрягался, когда Холли пыталась вести разговоры с другими мужчинами, поэтому шведка как-то постепенно подсела ближе к Галие и начала беседовать в основном с ней.

Галия сначала смутилась немного. Ей хотелось отдохнуть и расслабиться после тяжелого дня. Да и иностранка из капстраны – не лучший выбор для общения, много рисков. Но потом, узнав, что Холли хорошо говорит по-английски, Галия решила попрактиковаться в языке. Паша говорил ведь, что в изучении языков самое важное – общение с носителями языка, – подумала она, – вот и попрактикуюсь немного, ничего страшного. Общаемся же про жизнь просто…

Холли, услышав предложение общаться по-английски, очень обрадовалась.

– Ваш язык очень сложный, – пожаловалась она Галие. – А английский для меня как второй родной. Мы с детства изучаем сразу два языка – шведский и английский, поэтому в Швеции большинство людей говорит по-английски свободно.

Девушки стали говорить на отвлеченные темы. Начали с впечатлений о Болгарии, потом перешли на жизнь в СССР. Галия с радостью отмечала, что занятия английским не были напрасны. Поначалу ей тяжело давались многие фразы, но постепенно говорить было все легче и легче. Холли помогала ей с некоторыми сложными конструкциями, подсказывала, как правильно использовать то или иное выражение и задавала вопрос за вопросом.

Постепенно некоторые вопросы начали Галию настораживать и немного смущать, особенно когда шведка интересовалась советской властью и свободой слова, или начинала говорить о людях, которые остаются за рубежом. Паша ей рассказывал немного о том, как себя вести с иностранцами и на что обращать особое внимание, поэтому она сразу напряглась. Галия не подавала виду, что эти вопросы ей не нравятся, и отвечала на них так, как учил Паша или же делала вид, что не совсем понимает, о чем речь, ссылаясь на плохой английский. Что же делать? – раздумывала Галия, пока, наконец, не решилась улизнуть от шведки под предлогом необходимости пообщаться со сценаристом по поводу завтрашнего съемочного дня. Эта Холли действительно вела себя подозрительно? Или мне просто показалось, и она просто слишком любопытная? – переполняли Галию сомнения.

***

Болгария, Солнечный берег

Шапляков сидел за столом, наблюдал за беседой Галии со шведкой, и ему все это очень не нравилось. Они говорили на английском, которого он не знал, и это смущало особенно сильно.

Притащил же болгарин эту шведку на нашу голову, – мрачно думал режиссер, тем не менее, не подавая и виду, как рассержен. Окружающим казалось, что он весел и расслаблен, смеется шуткам и отдыхает после трудового дня. И только по глазам можно было понять, что мысли его далеки от отдыха.

Вот же дурочка неопытная, – сердито посматривал он на Галию, – разве можно вот так общаться открыто с иностранкой из капстраны, да еще и на иностранном языке? Повезло еще, что я в группе наблюдатель от комитета, о чем, к счастью, никто не догадывается, а если бы был «переводчик» приставлен… Влетела бы сейчас по полной программе с этой Холли, будь она неладна. Как бы с Галией переговорить аккуратненько на эту тему? Она же по работе за границей так или иначе бывать будет, да и в Москве с иностранцами наверняка общается. Должна знать такие вещи, а то ведь долго не проработает в своем отделе… Жалко ее будет, такой хороший проект нам подкинула… Девочка-то неплохая, наивная еще просто…

***

Москва, Лубянка.

Подполковник Лаптев после ухода неожиданного гостя долго думал. Много прикидывал. Пришел к выводу, что чутье его не подвело, и это, действительно, тот самый шанс как-то расквитаться с Вавиловым чужими руками, которого он так долго ждал. Ну и попутно обзавестись важным покровителем…

Идеально, что Вавилов не должен узнать о его роли. Он думает, что сломил его и заставил играть по своим правилам. Поставил препоны к карьерному росту, и выше подполковника ему не прыгнуть. Как бы не так! Лаптев долго подбирал ключик к зампреду КГБ Назарову, едва узнал, что тот сильно не в ладах с Вавиловым. Но пока что ничего не получалось. Кажется, теперь у него появился весомый повод лично познакомиться с генералом…

Он тут же записался на прием к Назарову, чтобы саратовские его не обскакали. Он, конечно, рассчитывал на то, что тем еще нужно обработать полученную от него информацию, прежде чем начать действовать, но медлить точно не стоило…

Генерал-майор Назаров принял его в течение получаса. Ну а чего тянуть, если к тебе записывается на прием сотрудник, которого от тебя отделяют минимум две ступеньки по иерархии? Дело вполне может оказаться интересным. В особенности, если тебя не предупреждали о его визите его начальники. Может и какой-то компромат на них принести.

Ну а если просто характер вздорный, и не поладил с начальством по какому-то пустяку, то сам виноват, что потревожил генерала. Такого дурака не жалко отдать на расправу его собственному начальству. Пусть не бегает через голову, нарушая иерархию без причины. Ее не зря придумали умные люди.

Назаров посмотрел на него с любопытством, когда тот вошел. Но любезно предложил сесть. Также разрешил общаться по имени-отчеству, без званий. Лаптев понимал, что это авансы, призванные помочь ему быть откровеннее с высоким начальством, заблуждений, что в этом кабинете кто-то считает его важным человеком, раз ведет себя с ним так по-свойски, он не имел. Так что быстро перешел к делу – описал сегодняшний визит, стоящего за полковником Третьяковым генерала из Саратова Кудряшова, и те моменты, что они вменяют Вавилову. Протежирование, вполне возможно, собственному нагулянному на стороне сыну, несмотря на отсутствие подписки, своеобразное московское чванство, выразившееся в пренебрежительном отношении к сотрудникам из провинции, нелепое прослушивание за государственный счет квартиры, в которой, по его же мнению, живут лояльные к СССР граждане…

– Ну что же, Владимир Викторович, – сказал генерал задумчиво, – расклад ясен. А почему они к вам пришли, как считаете?

– Узнали как-то, что у меня с Вавиловым большие проблемы уже восемь лет…

– Если не секрет, то в чем они заключаются?

– Я по глупости и молодости вообразил, что его жена на меня благосклонно смотрит. А она, как оказалось, просто хотела подразнить своего мужа. – честно ответил Лаптев. – Так что я теперь вечный подполковник…

– Ну что же, все мы, бывает, совершаем ошибки, – посмотрел на него генерал весьма благосклонно, – это же не повод вас так прессовать… Да еще и столько лет…

Лаптев вышел из кабинета генерала вполне собой довольным. У него появилась уникальная возможность, и он немедленно ей воспользовался. Теперь, когда саратовские придут к Назарову, тот будет предупрежден, и заранее обдумает варианты. И за это будет благодарен ему, подполковнику Лаптеву. А самое главное, что он теперь обратил внимание на себя генерала как на соратника в его борьбе с Вавиловым.

Глядишь, он еще и станет полковником…

***

Москва, окрестности гостиницы «Россия».

Ожидание Кудряшова было томительным, но оно того стоило. Третьяков пришел в назначенное время и воодушевленно описывал детали своей встречи с подполковником.

– Зампред Назаров Виктор Константинович, по словам Лаптева, спит и видит, как Вавилова уесть. Он, как и Вавилов, пришел в Комитет после партийной работы. Как Лаптев говорит, где-то там они еще, до КГБ, и сцепились насмерть, Назаров проиграл вчистую и жаждет реванша…

Кудряшов надеялся, конечно, что от Лаптева удастся узнать про серьезного врага Вавилова, но что ему такую важную фигуру на блюдечке с голубой каемочкой преподнесут, признаться, и не надеялся.

– А сам Лаптев, будучи простым подполковником, откуда об этом узнал?

– Я не спросил, – пожал плечами Третьяков, – я не в том положении был, чтобы его расспрашивать. Заподозрил бы все же, что дело нечисто, да послал бы меня подальше с неполной информацией. Когда приходишь в роли просителя, лучше помалкивать да брать то, что дают…

– Ну, тоже верно… – рассеянно, думая о своем, согласился с ним Кудряшов. – Еще что-то полезное он рассказал?

– Что Вавилов зачастил с визитами в соцстраны. Формально – чтобы связи с органами госбезопасности тех стран налаживать, но в 11-м отделе Лаптеву кто-то напел на ухо, что он там больше по магазинам и ресторанам ходит, да за их счет.

– Ну, это недоказуемо, к сожалению. Это все?

– Да, все, что он захотел мне выдать. Так-то, конечно, может и больше знать…

– Все тогда, Олежка. Беги обратно на работу, а я буду думать, как действовать. До связи!

***