***
Москва, квартира Ивлевых.
Вспомнил, завтракая утром, что надо бы заглянуть к Мартину. Сказать, что в ГДР поехать этим летом точно не получится. А то он скоро уже отправляется на родину, а я так еще точного ответа и не дал.
Повезло, он был дома и очень мне обрадовался.
Поблагодарил его за приглашение, сказал, что этим летом вот совсем никак. Хотя и хотелось бы. Может быть, следующим летом уже… Попросил передать тете и дяде мои самые лучшие пожелания!
Сразу было видно, что он немного расстроился. Но все понял, и вроде, не обиделся. Напомнил мне, что мы с ним скоро в Берлине встречаемся. Я так ему и сказал, что это, скорее всего, будет мое самое лучшее впечатление от этой поездки – встретить там друга. Видно было, что его немножко переклинило, не смог понять, что я имею в виду – то ли так высоко ценю его как друга, то ли плевать хотел на столицу его родины… Что-то опять у меня старческое брюзжание просыпается, Гусев правильно заметил – надо с этим бороться. Так что, не став ничего разъяснять, крепко пожал ему руку и пожелал счастливого пути.
Только вошел домой, как Валентина Никаноровна мне с придыханием говорит:
– Павел, вам только что с радио звонили! Я записала телефон той милой девушки…
Эх, только немного забыл про радио, как радио тут же про меня вспомнило! Думал уже, что до поездки в Берлин уже и не потревожат. Но ладно, раз уж статьи для «Труда» по мотивам передач решил писать, то пусть его уже, выступлю еще перед отъездом…
Тут же перезвонил Латышевой. Сразу сняла трубку. Поздоровался, спросил:
– Я так понимаю, вам новые передачи нужны? Как раз парочку тем придумал недавно. Можем поговорить про жертвы в Индии в результате британского владычества, а также про страдания ирландцев под пятой Британской империи. Остров-то маленький, но там тоже столько народу полегло, что вы не поверите!
В воздухе повисла странная пауза. Потом Александра, по интонации голоса слышно было, что никакого энтузиазма у нее нет от озвученных мной тем, ответила:
– По колониализму пока что больше не надо. Может, вы сможете подъехать, и мы с вами переговорим более детально?
Понятно… Где-то явно что-то сдохло… Александра намекает на то, что это не телефонный разговор. Как говорится, Хьюстон, у нас проблемы. Прикинул по времени – перед первой лекцией по линии «Знания» вполне успеваю.
– Если через час у вас буду, вам будет удобно?
Латышева радостно согласилась. Допил чай с булочкой и поехал на радио.
То, что она не хотела говорить по телефону, Латышева рассказала мне один на один. Очень эмоционально, с явным возмущением. Обычно она вся такая робкая и стеснительная, но сегодня ее сильно пробрало, и я увидел ее с новой стороны:
– Представляете, такой живой отклик читателей, такая волна интереса! Одних только писем вам целый мешок прислали сугубо на эту тему! – она показала на свой шкаф, и я невольно вздрогнул. – А тут такая несправедливость! Сверху велели на пару месяцев сделать перерыв. Намекнули главному редактору, что опасаются, что накал негодования в обществе из-за яркого описания жертв колониализма настолько вырастет, что советские граждане могут начать избивать западных туристов. В особенности британских и бельгийских…
– А что, были разве случаи? – удивился я.
– Нет вроде, иначе бы нам точно их привели в пример.
Ну ладно, мне уже все стало ясно. Скорее всего, в условиях разрядки с США, в перспективы которой многие в верхушке СССР реально верят, решили не дразнить западников оглашением нелицеприятных фактов об источниках их непомерных богатств… Доиграются они со своей политкорректностью в отношении коварных партнёров, что те скоро станут выглядеть в глазах советских граждан белыми и пушистыми… А Горбачев уже эту тему подхватит и своей гласностью вобьет в головы советских граждан совсем иные ценности… Хотя, собственно, то, что он вобьет им в головы, ценностями вообще назвать нельзя. По факту, основное, что сейчас про Запад рассказывают по радио и телевидению, правда. И про колониализм, и про тотальную коррупцию, и про низкую социальную защищенность граждан. Нет еще никакой немецкой или скандинавской модели социальной защиты и близко…
– Так, а что же нам тогда осветить в новых передачах? – конечно, немного расстроился я.
– Два дня назад Багамские острова обрели независимость от Великобритании. Сможем мы сделать передачу об этом?
Подумал. Ну, в принципе, как и все нормальные люди, о Багамских островах я знаю, что там точно есть пляжи и яхты, и что теоретически там можно отдыхать. Правда, советским гражданам массово это явно не грозит, разве что дипломаты и моряки туда могут наведаться. С другой стороны, в спецхране наверняка что-то, да найдется… И, в принципе, в «Труде» наверняка статье на такую тему обрадуются… По старым жертвам колониализма статью можно в любое время опубликовать, а тут я принесу материал, приуроченный к важному событию – скидыванию пут колониализма еще одной британской колонией…
– Да, можно, конечно, и на эту тему пообщаться. – ответил ей. – И еще вторая тема нужна ведь… А с учетом того, что я скоро уеду, и надолго, то может быть, имеет смысл сразу три передачи записать, про запас? Две в июле выйдут, еще одна в начале августа. А где-то в двадцатых числах августа я уже и вернусь в Москву… Тогда нам будут нужны уже три темы…
– Ну это-то можно… – растерянно сказала Латышева. – Вот только не представляю, что же тогда еще можно записать…
Посидел, подумал. Вначале вспомнил про кубинскую тему, которую мне случайно подсказал тот красномордый офицер КГБ. А затем, раз уж вспомнил про ту лекцию для комитета, то сразу всплыла в памяти и чилийская тематика. Предложил обе темы Латышевой. Та очень обрадовалась:
– Вот про наших союзников, хоть про их историю, хоть про сегодняшнюю борьбу с капитализмом, можно хоть каждую неделю! Особенно Куба востребована! У нас такие связи с их посольством! Они постоянно наших журналистов, что по Кубе работают, к себе в посольство приглашают на разные мероприятия!
Услышанное меня очень заинтересовало. У меня же вскоре поездка на Кубу намечается… Вовсе не помешают крепкие связи с кубинскими дипломатами в Москве. Их же можно попросить нам программу разнообразить в Гаване. Или куда нас там КГБ планирует закинуть на остров Свободы? Мне, в принципе, без большой разницы. Главное, песочек помягче, пляж поудобнее, жилье без тараканов и с удобствами. Блин, и что же делать с этим перелетом среди курильщиков? Не представляю пока, чтобы я своих детей в такой вот самолет загрузил. Без них ехать, что ли? Эх, слишком маленькие еще парни, мы с женой все нервы себе в этой поездке истреплем, будем волноваться, как они дома без нас…
Уходя, утащил с собой мешок с письмами. Придется его еще и в МГУ переть!
***
Москва, Лубянка.
Отправив восвояси Кудряшова, генерал Назаров принялся прикидывать дальнейший план действий по использования этой информации с целью подорвать влияние Вавилова. Он не соврал саратовскому генералу, что ему нужен хороший повод зайти к Андропову. Но ясно, что не сказал, какой конкретно. Между тем, вот-вот его ребята должны были взять предателя, работавшего на британцев и сидевшего на должности в Совмине. Завербовали его, скорее всего, во время поездки два года назад в ГДР. Должность у него была невысокая, но тем не менее, в определенные, интересовавшие Запад вопросы, он погружен был. Впрочем, как выяснили уже давно, Запад всеяден, его интересует буквально все о Советском Союзе.
Следили за предателем плотно уже три месяца, и пора уже было его и брать. Все равно его связной работал штатным дипломатом британского посольства, и арестовать его было невозможно, только объявить персоной нон грата и выслать…
Это и будет та хорошая новость, что должна привести Андропова в приятное расположение духа. Будет у него возможность рассказать на очередном заседании Политбюро про то, как эффективно пресекается работа западных разведок в СССР комитетом под его руководством. И вот сразу после этого вопроса можно и запустить тему злоупотреблений в работе Вавилова…
Иллюзий Назаров не имел, на такой мелочи скинуть Вавилова у него не получится. Но приятно будет уже и плотно прищемить ему дверью хвост… Пусть побегает и припомнит, как он его обидел с десяток лет назад. Если все сработает как задумано, то он фактически возьмёт реванш за тот проигрыш…
И по Лаптеву… Хорошо себя показал в этой ситуации. Глупо, конечно, поступил подполковник в отношении жены Вавилова, у той есть свои бзики, но она точно ему верна. Ничего, это разведчики и саперы после ошибок имеют сразу роковые последствия, а контрразведчики на ошибках учатся. Пожалуй, можно, выждав несколько месяцев, чтобы Вавилов не связал это с этим делом, и сделать его полковником. Тем более старый враг Вавилова всегда пригодится на более высокой должности.
***
Италия, Больцано.
Диана с Фирдаусом выехали в Рим очень рано утром. Солнце еще только начало вставать. Днем у них самолет, так что выезжать пришлось заранее.
– Успехов вам, дети, – напутствовал их Тарек, – изучите там все подробно, максимально соберите информацию по будущим партнерам. На все обращайте внимание, и все старайтесь увидеть собственными глазами, не полагайтесь на слова. И оцените лично, насколько хороша их продукция, производство, смогут ли они обеспечить должный уровень качества. Отчеты отчетами, а лучшая информация та, которую получил из первых рук.
– Хорошо, отец. Можешь на нас положиться, – кивнул Фирдаус.
Тепло попрощавшись с Тареком, они выехали в Рим. Солнце еще только окрашивало светом вершины гор. Утренняя прохлада приятно расслабляла и поднимала настроение. Даже не верилось, что буквально через несколько часов их ждет римское раскаленное июльское пекло.
– Во сколько мы прилетим в Каракас, милый? – поинтересовалась Диана у мужа. – Сколько часов туда от Рима лететь?
– От Рима?! – рассмеялся Фирдаус. – Ты у меня оптимистка.
– У нас что, пересадка еще будет? – неприятно удивилась Диана.
– Будет. И не одна, – подтвердил ей муж. – Так далеко напрямую самолеты не летают. Вот, смотри, – начал он описывать маршрут, – из Рима мы летим в Лондон. Там ждем некоторое время в аэропорту, потом ночной перелет в Вашингтон. Оттуда летим в Майами. А из Майами уже полетим с тобой в Каракас.
– Три пересадки! Это же сколько у нас на дорогу времени уйдет? – Диана ошарашенно смотрела на мужа, пытаясь переварить полученную информацию.
– С учетом дороги из Больцано где-то 43 часа, – ответил ей Фирдаус. – Да, будет тяжеловато. Но в самолете будет время для сна. И в Каракас прилетим поздно вечером, так что выспимся в гостинице. Хотя, конечно, будь готова, что адаптация будет непростой. Разница во времени очень большая. День с ночью местами поменяются.
– И обратно потом столько же ехать? – спросила Диана.
– Да, – кивнул Фирдаус. – Почти столько же. Я поэтому никакие остановки в гостиницах на пересадочных станциях попросил нам не планировать. Поездка так совсем сильно растянулась бы.
– Ничего себе. Получается, мы в Венесуэле будем неделю всего, а не полторы, с учетом дороги.
– Да. Даже меньше недели. Времени будет не так и много, – кивнул сосредоточенно Фирдаус, – постараемся все успеть.
Блин, какой кошмар. Ну и дорога мне предстоит, – с досадой думала Диана, все еще под впечатлением от предстоящих перелетов. – Еще и говорят там все по-испански. Столько языков учу, а все не те оказались, что в этом случае могут пригодиться. Хоть бы в КГБ после возвращения не решили мне теперь еще и испанский добавить, – с ужасом подумала вдруг она. – С них станется…
А ведь могла сейчас нежиться на песочке в Ницце, – подумала она с тоской. – Проклятый капитализм… С другой стороны, если бы не этот капитализм, была бы я сейчас не в комфортабельной машине на дороге, ведущей в Рим, а в Святославле на речке, – пришла вдруг в голову мысль. – Так что, не так все и плохо складывается, если подумать…
***
Москва.
Таким образом, на радио договорились сразу о трех передачах. Когда именно будем их записывать, узнаю, когда мне позвонят. Ознакомил Латышеву со своим графиком на ближайшие полторы недели, попросив не тревожить меня 14 июля. Галия всего примерно сутки дома побудет после Болгарии, так что нечего отвлекаться на радио… Все время уделю жене и детям. Повезло, что это суббота, так что и по линии «Знания» ничего не будет…
Поехал по трем адресам по линии «Знания» на сегодня. Промтоварные базы в разных районах города, это очень неплохие места для чтения лекций. Помню я, сколько всего было на той базе в Святославле. А это же Москва! Тут должно быть еще большое разнообразие. И лектора явно не обидят.
Так оно и вышло. Тут снова оказался востребован мой рассказ о журналистском житье-бытье. Чем-то мне эти мои выступления начали неуловимо напоминать ток-шоу двадцать первого века. Не хватало только тупой блондинки с микрофоном, которая бы задавала вопросы, наподобие:
– А что вы чувствовали, Павел, когда ваша первая статья вышла в такой известной газете, как «Труд»? Вы, кстати, сохранили ее? Или вырезали ту статью и вставили ее в рамку?
– Ну, понимаете, какой казус вышел… В тот день у нас закончилась туалетная бумага… Так что, что я чувствовал? Ну, ощущения своеобразные. Жесткая она, эта газетная бумага. Не рекомендую…
– Так вы что ее, в унитаз спустили?
– Понимаете, это было на природе. Унитаза там тоже не было…
– О!!! Какая манифестация! – кричит восторженно блондинка, и зал аплодирует.
Бр-р-р! Что-то меня понесло куда-то не туда… Ясно, что не было такого с моей публикацией, конечно. Но смысла и содержания в таких ток-шоу было примерно вот столько… И чего вдруг я их вспомнил? Как хорошо, что они мне сейчас даже теоретически случайно не могут попасться на глаза! Многое за что можно любить СССР!
Ну ладно, развлек работников базы, утащил в багажник свертки с различным дефицитом, еще даже не знаю каким, и поехал в спецхран. Надо заранее подготовить материал по этим Багамам, чтобы все уже готовое лежало, на какую бы дату ни попросили выступить… ну и по Кубе что-то глянуть. Есть все же своя специфика этого времени… Жаль, испанским не владею, а то представляю, сколько вранья о Кубе увижу в англоязычных изданиях о ней. Ну что могут напечатать о ненавистном Западу социалистическом режиме прямо под боком у США в западных СМИ? Придется в этом море вранья тщательно искать крупинки правды.
***
Москва, ресторан гостиницы «Украина».
В принципе, о Романе Викторовиче Сальникове у Сатчана остались в основном неприятные впечатления. До сих бесило воспоминание о том, как надменно он его завернул в первый раз, когда он прибыл к нему договариваться от лица Захарова. Часть негатива, конечно, была скрашена тем фактом, что общими усилиями градоначальника Серпухова удалось тогда нагнуть и привести к подчинению, но все же, увидев его около столика, он испытал то напряжение, которое испытываешь, когда вынужден находиться в обществе неприятного тебе человека. Впрочем, в этот раз Роман Викторович вел себя весьма любезно и неприятное впечатление о себе быстро сгладил.
Закончив с первым, он воспользовался паузой, пока официанты не принесли второе, и заговорил:
– Павел Игоревич, я говорил по телефону о том, что у меня неоднозначная информация. Вот в чем суть. Моя сестра и ее муж, придя вчера домой, обнаружили, что у них украли деньги. Много денег, почти пятьдесят тысяч. И хуже того, унесли еще и блокнот, в котором была крайне чувствительная информация. В том числе и о тех суммах, что моя сестра ежемесячно получала от меня, когда работала профоргом на той самой фабрике… Ну, вы понимаете…
Сатчан изумился, конечно, услышав это. Надо же, какое совпадение! – подумал он. – Мы следим за Дружининой, а в это же время у нее квартиру обносят…
– Так что у меня к вам вроде как и просьба, но она же и в ваших интересах тоже. Если блокнот попадет не в те руки, то пострадать мы можем все. И сами понимаете, если в результате сестра попадет в руки следователей, то она может рассказать много лишнего о той фабрике, которая теперь уже под вами работает… Ну и я уверен, что у вас хорошие связи в московской милиции. Деньги, конечно, было бы нелишним найти тоже. Я могу гарантировать, что сестра с мужем выплатят с них солидную премию за такую помощь…
– Я вас понял, Роман Викторович, – кивнул Сатчан, – неприятная ситуация, и я понимаю, что необходимо предпринять меры. Тянуть не буду, сразу проинформирую свое руководство. Авось, все и образуется.
Они быстро закончили обед, больше не поднимая эту тему, попрощались и разъехались. Сатчан сразу поехал к Захарову.
***
Москва, горком.
Захаров быстро принял Сатчана. То, что он приехал без предварительного звонка, говорило о том, что вопрос у него срочный. Ну а какие вопросы могут быть у Сатчана? Только те, что требуют срочных решений. Так что пять человек, сидевших в ожидании в приемной, не обрадовались, когда его пустили без очереди. Но жаловаться никто не посмел, все же это не очередь в ГУМе за товарами. Расскажет потом секретарь товарищу Захарову, что такой-то его посетитель скандалил у него в приемной, и вовек после этого у него свой вопрос не решишь. Или решит он его так, что за голову схватишься, увидев результат!
Несмотря на две двери, разговаривать пришлось буквально шепотом. Оба много просидели в разных приемных и знали, что акустика вещь коварная.
Сатчан шепотом рассказал все, что узнал от Сальникова. Используя на всякий случай намеки и эзопов язык. Правда, последнюю часть их беседы рассказывал, уже запинаясь. Не понял он, почему вдруг лицо второго секретаря побагровело, когда он услышал, что из квартиры Дружининых пропали деньги.
Дослушав, Захаров сломал карандаш, что вертел в руке все это время, и обломки его кинул в корзину для мусора со словами:
– Мерзавец!
– Кто, Сальников? – ничего не понял Сатчан.
– Нет, Юрьич! – видно было, что Захаров едва держит в себя в руках. Ему хотелось бушевать и орать, выражая начальственное недовольство. Но когда у тебя в приемной сидит столько народу…
Сатчану только и пришлось сидеть с недоуменным видом, пока Захаров боролся со своими эмоциями. Что он имеет в виду? Они в узком кругу только одного человека именовали Юрьичем… Неужто это Мещеряков обнес Дружининых? Но зачем? Если по поручению Захарова, то почему он так недоволен? А если без поручения, то как Захаров узнал об этом? Павел ничего не понимал, у него голова начала идти кругом.
Наконец, Виктор Павлович как-то совладал с той яростью, которая его охватила. Схватил пиджак и мотнул головой, показывая на дверь.
Они вышли из кабинета, заставив погрустнеть посетителей, сообразивших, что шансы попасть к начальнику в ближайшее время резко уменьшились, раз он уходит, на ходу надевая пиджак. Молча спустились по этажам. И только когда они вышли на улицу и отошли на сотню метров от здания, Захаров, сжалившись над Сатчаном, объяснил, что отправил Мещерякова проверить, нет ли в квартире улик против них, а тот нашел улики в первую очередь против самих Дружининых. И заверил его, что взял из квартиры только блокнотик…
Сатчан, услышав от Захарова, что это люди Мещерякова во главе с ним обнесли квартиру Дружининых, порадовался тому, что ничего об этом не знал, поэтому вполне себе искренне удивился, услышав то, что рассказал ему Сальников. Знай он, глядишь, по его лицу тот бы догадался, кто виновен в этом происшествии. Я же, мать его, не разведчик, чтобы уметь в нужный момент нужные гримасы корчить! – подумал он с облегчением.
Но лицо Захарова не побуждало к долгим размышлениям об их беседе с Сальниковым. На нем было то начальственное выражение, которое Сатчану было прекрасно известно. Примерно так на него смотрел начальник, отправляя его в ссылку в Святославль после того залета… Хорошо хоть, что сейчас эта злость направлена не на него. Черт, опять он не о том думает!
– Так что же будем делать, Виктор Павлович? – поспешно спросил он.
– Позвони ты Мещерякову, – велел Захаров. – Я не буду, не сдержусь, наору на него. Пригласи его в наш сквер к шести вечера. Скажи, что есть важное дело, но что именно, ты не знаешь. Мол, я сам обьясню.
– Сделаю! – поспешно сказал Сатчан.
– И это… посмотри, как он отреагирует. Какой у него голос будет… Потом подойдешь ко мне в здание, пока вместе будем идти на встречу с ним, расскажешь об этом.
Сатчан тут же и набрал, едва Захаров ушел, Мещерякова, с ближайшего городского автомата. Тот был на месте, и отреагировал на приказ Захарова сухо и деловито. Сугубо как обычно.
Положив трубку, Сатчан подивился его наглости.
Надо же, разговаривает, как ни в чем ни бывало. Утащил внаглую почти пятьдесят тысяч и даже не волнуется особо… Не нервы, а стальные канаты у человека…
***